Земля, которую мы потеряли Из цикла Посёлок

       В нескольких номерах газеты “Югокамская сторона” опубликованы были воспоминания Александра Петухова – кадрового военного топографа. За годы воинской службы прошёл он по всей стране от Байкала до Балтики, составляя топографические карты. Родом он был из села Рождественского, что в двадцати километрах от Юго-Камска, а ныне входит в состав нашего поселения. С детства Александр хорошо знал всю окружавшую посёлок местность.
   
      Привожу его воспоминания: “Коллективизация в селе Рождественском и в округе проходила без всякого сопротивления со стороны крестьянства. Люди прежде всего хотели и умели работать, умели хозяйствовать. Думы и дела были в полях, в огородах и на пастбищах, а не на митингах, спорах и драках.  Большое значение имела тогда агитация: люди верили сладкой лжи. Лозунги о превосходстве коллективного труда над частным, о светлом будущем коммунизма уводили всех в мир мечты, отвлекали от действительности.
   
     Лозунг “Земля – крестьянам!” после коллективизации обернулся полной ложью, иллюзией и обманом: как раз землю-то у крестьян отобрали в первую очередь. Тогдашнее “новое мышление”, конечно, не могло не волновать людей. Крестьяне смутно представляли, что надо будет всё возделанное, собранное, нажитое своим трудом отдать без платы и возврата. Мужское население было запугано: оно знало, что бывает за несогласие или открытое выражение протеста. Знало потому, что мужчины прошли японскую и мировую войны, революцию с её диким террором и самую страшную из войн – Гражданскую. Полным ходом шла перестройка деревни. Тяжёлое содержание несло в себе это слово. Скрытая суть его на деле означала нищету нескольких поколений многострадального русского народа. Тогдашним вождям под страхом репрессий проводить коллективизацию, так называемую революцию в деревне, было намного легче, чем сейчас проводить обратный процесс ради возрождения русского пахаря и русских деревень.
   
      За десять лет до коллективизации, с 1922-го по 1932-й годы, мужчины, вернувшиеся с войны, вместе с женщинами и детьми, дедушками и бабушками облагородили, обновили, с любовью обработали землю. Начали жить не в долг, а создавая  запас, обустраивая свою человеческую долю. Свидетельствую, что к тому времени нигде не осталось ни одного пустыря, ни одного участка, сколько-нибудь пригодного для выращивания хлеба. При этом не было тронуто, то есть раскорчевано, ни пяди лесов и покосов, кроме кустарников и неудобиц. Скота держали много, пасли по лесам, а после заготовки сена – по лугам. Хлеба хватало и людям, и животным.
   
    Крестьянский двор обязательно имел лошадь, нередко две, да ещё и третью – выездную. Телеги, лёгкие дрожки с плетёнкой, сани, кошевки, плуги, бороны, косы, серпы – всё было у хозяина. Хомуты, седелки, уздечки, шлем, вожжи, дуги были с украшениями. Весь инвентарь содержался в образцовом порядке, в полной исправности.
   
      Объявленная сверху классовая борьба,  искусственно придуманные классы кулаков, середняков, бедняков – на практике означала натравливание одних крестьян против других. Вся разница состояла в том, кто как работал, как относился  к жизни, как осознавал своё человеческое достоинство. Были труженики, работающие от зари до зари, были лодыри. Вот такие “классы” были во все времена у всех народов.
    
     Обобществлялись в первую очередь поля, луга, прочие угодья, лошади, весь инвентарь и сбруя. Подчистую выгребалось семенное и товарное зерно, в народе говорили  – “под метёлку”. Сводили в общее стадо по одной корове и овце. Так осуществлено было “равенство и братство”, только вот свободу потеряли все – ту небольшую крупицу свободы, которая оставалась от прошлых времён. Потеряли не только свободу, потеряли стимул к труду. Труд стал обезличен и непроизводителен.
   
     Начавшаяся конфискация имущества при образовании коллективного хозяйства вела к полной потере самостоятельности и инициативы. К уничтожению того самого хозяина, которого сейчас хотят возродить, без которого не прожить.  А это будет в несколько раз потруднее. Посмотрите на наши разрушенные деревни и сёла, в которых ещё чуть-чуть теплится жизнь. На исковерканные поля, где по последнему слову “агрономической науки” культурный почвенный слой кормилицы земли запрятан вывороченным грунтом. Посмотрите на разъезженные тракторами и машинами луга, на вырубленные леса, на обмелевшие, полувысохшие реки, из которых не только пить, но и умыться нельзя. Рискните тёмной ночью прогуляться по околицам деревень, зайдите на животноводческие фермы, на стоянки сельхоз техники. Ваше счастье, если вы не утонете в навозе и сохраните в целости ноги. Вы увидите, что перестраивать нечего, а надо воссоздавать и строить заново”.
    
     Александр Петухов оставил свои воспоминания и об окрестностях села Рождественское: “В каких-нибудь двухстах метрах к югу от села сливаются две речки: Северная и Полуденная. С далёких времён и до конца пятидесятых годов на этих речках был пруд с мельницей, на которой жители со всей рождественской округи размалывали зерно на муку, обдёргивали гречиху и просо на крупу. В этих местах, поросших вековыми лесами, повсюду жили люди. Ныне – десятки уничтоженных деревень. 
    
     Сейчас трудно даже окинуть взглядом, представить себе всю ширь и раздолье, где жили наши предки. Народ доброжелательный, сильный упрямый, щедрый, правдолюбивый, работящий, смелый, которому присущи все черты характера русского человека. Во всех этих некогда заселенных местах люди выращивали рожь, пшеницу, ячмень, овёс, гречиху, просо, коноплю, лён, из трав – клевер. По заливным поймам и долинам речек Северная, Полуденная, Сосновая, первая и вторая Травные – по всем речушкам и ключам косили травы.
 
     Животноводство представлено было огромным стадом лошадей, коров, овец, свиней, много было кур, гусей, уток. Под зелёным шатром вековых лесов находили приют бесчисленное количество лосей, зайцев, лисиц, куниц, белок. Из хищных – медведей, волков, рысей. Реки и речушки изобиловали рыбой небольшой, но вкусной: голавль, окунь, хариус, налим, пескарь, арган. А сколько было в тайге птицы! Повсеместно жили глухари, тетерева, вальдшнепы, рябчики. По поймам рек гнездились утки, чайки, цапли, чибисы, кулички. Малых птиц всевозможных видов была тьма.
    
     Теперь этого нет и не будет: “покорители природы” сделали своё чёрное дело. Сотни, тысячи гектаров вырубленных лесов поросли кипреем, крапивой, малиной. От всего этого становится жутко. И, если ненароком придётся там быть, то не пройти без топора. Реки, по которым сплавляли лес, в омутах купали лошадей, а,  ныряя в которые, люди не всегда добирались до дна, ныне обсохли. Разруха! Страшный бесхозяйственный беспредел”.
    
     Безрадостную эту картину дополнил небольшими штрихами Юрий Аркадьевич Ширинкин, ранее возглавлявший технический отдел завода, а позже написавший несколько книг о посёлке и его людях: “Поля около посёлка принадлежали совхозу Юго-Камский, занимался совхоз и выращиванием зерновых, и откормом крупного рогатого скота. Поля ежегодно обрабатывались и засевались, но с развалом совхоза все работы прекратились. Небольшую часть полей засевает ныне фермерское хозяйство, занятое откормом скота. Поливное поле за деревнями Мокрида и Пашня зарастает лесом. Всюду царит развал и запущенность – действительность наших дней”.
   
      Есть ли выход из создавшегося тяжелейшего положения? Можно ли вернуть землю, которую мы потеряли? Замечательную статью нашла я в конце декабря  2015-го года на Интернет портале “Русская народная линия”  Автор Илья Колодяжный озаглавил её “Русская провинция как Ноев ковчег”.  Речь в ней шла о поисках народного идеала будущего жизнеустройства. Идеал этот, по мнению автора, ещё только формируется: “Очевидно, что в обществе будущего должно установиться новое равновесие между городом и селом. Существующая модель, когда большая часть населения живет в больших городах, нежизнеспособна. Современный мегаполис, задающий ритм и образ жизни для всего населения, в том числе живущего в малых городах и сёлах, ведет к всеобщей деградации. Опыт последних десятилетий показывает, что мегаполис в демографическом отношении в буквальном смысле бесплоден, он не воспроизводит население, не даёт новой жизни.
   
     Современный мегаполис нежизнеспособен и с экономической точки зрения. Он производит и потребляет массу ненужных и – очень часто – вредных услуг и товаров, не задумываясь о последствиях. Это экономика лишних вещей, сверхкомфорта и сверхпотребления, экономика “одноразовой” цивилизации.
      
      Если человечество собирается продолжить своё пребывание на Земле, оно должно строить свою политику, исходя из аксиомы, что село – единственный возобновляемый источник здоровых народных сил Рассредоточение населения, развитие сёл и малых городов является приоритетной задачей для любого государства в ближайшие десятилетия.
    
      Глядя на современную – фактически исчезнувшую – российскую деревню, трудно питать надежду на её возрождение. Но есть нечто, побуждающее не падать духом и не опускать руки. По словам священника Виктора Салтыкова, живущего в глухом селе Ивановской области, русская деревня сегодня являет собой своеобразные мощи, которые способны творить чудеса. Этот проникновенный, трагически-прекрасный образ перекликается с размышлениями Михаила Меньшикова, высказанными ещё в 1899-м году, в небольшой, но чрезвычайно глубокой статье “Кончина века”: “Мне кажется, спасительный переворот, если суждено нам пережить его, произойдет – как всегда – таинственно и незримо, в глубине душ, подобно зреющему плоду… Богатый, пышный, роскошный, кровожадный, исступленный мир может вдруг потерять свою прелесть, и снова людей живого духа потянет вон из городов, вон из толпы, к вечной тишине природы, к уединению, к свободе. Тогда среди развалин деревень, среди заглохших полей снова раздадутся счастливые молитвы вновь обретенному Отцу миров… Иного спасительного пути я не вижу”.