Беда в назидание или Сам себе Мюнхгаузен

Он почувствовал, как остро пересохло в горле. Нет самой малой толики слюны. Нет сил, чтобы кашлянуть. Хотел повернуться, но не смог. Он не слышал тела. Во рту толсто лежал язык.
- Чур, меня, чур, - услышал женский голос. – Дожилась, что начало мерещиться: у меня покойничек уже шевелится.
Он опять попытался повернуться.
-Ой, Господи! Никак и впрямь и живой?!
Женщина наклонилась над ним, испуганно и внимательно вгляделась в его лицо и заметила открытые напряженные глаза. Ему показалось, что он спросил: «Где я?»
- В морге, миленький, в покойницкой, - женщина не услышала вопрос, а догадалась, что он хотел спросить.

…В палату вошел хирург, следом – две медсестры.
-Ну, что, парень, живой? – утвердительно спросил доктор. – Считай, что у тебя есть второй день рождения. С такой разбитой черепной коробкой обычно не возвращаются с того света. Тебе повезло. Голова, конечно, будет болеть, но жить будешь. Я всё, что мог, сделал. У тебя не только череп лопнул, но все части головы сместились, поэтому будут головные боли. Помни об этом, когда решишь напиться в следующий раз. И вообще, будешь пить, то в лучшем случае сдохнешь, в худшем – в дурдом попадешь.
 - Доктор собрал мои мозги, сложил в черепную коробку и зашил. У него слава была на всю Хакасию, Красноярский край и Туву. Хирург от Бога. Говорят, что его зазывали в разные научные центры, а он любил тайгу, рыбалку, работал в нашей маленькой городской больнице и творил чудеса. Крепкий мужик на руку и на слово. Не церемонился. Жалко, что мало пожил, погиб на реке во время рыбалки. Тоже по глупости. Упал с лодки в воду и утонул. Был бы трезвый, то выбрался из воды: упал-то почти рядом с берегом, - рассказывает Павел Алексеевич Батынский. – А я с его крепкой руки еще более четверти века уже прожил.
- В морг я попал в 1989 году, - продолжает вспоминать Павел Алексеевич. – Я тогда работал в леспромхозе, на погрузке. Ночью грузили вагон кругляка. Кому-то из бригады удалось достать спирт. Крепко выпили. Начали делать шапку (завершающий этап погрузки вагона – прим. авт.). Подали очередное бревно. Я стоял на краю вагона. Бревно качнулось в мою сторону, попытался уклониться и оступился. Упал башкой на рельсу. Хорошо, на голове была каска, а так доктору не из  чего было собирать мои мозги.

В жизни Павла это было не первое предупреждение: пьянка до добра не доведет.
Еще в юности, он жил в поселке Танзебей, Ермаковского района, Красноярского края. Учился в СПТУ на электрослесаря. В пьяной компании мальчишек ввязался в драку. Тогда по малолетке его приговорили к двум годам условного срока. Однако через пару месяцев была другая драка по пьянке, но уже с ножом в руках. Суд вынес приговор: шесть лет исправительно-трудовой колонии строгого режима.

У администрации колонии не было претензий к заключенному Павлу Багинскому: спокойный, смекалистый парень быстро осваивал деревообрабатывающие станки, добросовестно трудился.
Свободное время пропадал в читальном зале.
- Любовь к книгам у меня от деда. У него была большая личная библиотека. Часть книг ему перешла по наследству от отца, получается, от моего прадеда – ссыльного польского офицера, который загремел в Сибирь после восстания в Польше в 1863 году. Предки у меня были еще те революционеры, - усмехается Павел Алексеевич. - Дед давал книжки по списку, который сам составил. Он строго следил, чтобы читал только в его доме и бережно относился к книгам. Я учился в средних классах, кажется, в седьмом, когда он умер. Если бы дед жил, то я, вряд ли, после восьмого класса пошел в СПТУ, он бы меня заставил учиться дальше в нормальной школе. Да, вообще, жизнь иначе бы сложилась… Отец у меня крепко попивал, поэтому рано умер.

Павел вышел на свободу, где его никто не ждал: родители умерли, сестра вышла замуж и уехала из поселка. Хмельную свободу он отмечал в компании вчерашних зэков: вино, женщины, свадьба по пьянке…
Он устроился на работу, но в конце каждого рабочего дня опять было застолье: самогон, брага, дешевое вино, а на закуску, как правило, денег не хватало. На работе начали замечать его похмельное состояние.

- В середине 80-х началась кампания по борьбе с алкоголизмом, - вспоминает Павел Алексеевич. – Меня мастер с профоргом пару раз предупредили, а на третий – вызвали на товарищеский суд. Я для всех был самым удобным кандидатом для отчетности по борьбе с выпивохами на производстве: вчерашний зэк, родных нет, знакомые – алкаши. Жена на меня настрочила заявление по просьбе профкома, что я пью и дерусь, хотя её пальцем не трогал, а было за что… Пила-то со мной на пару, а то и больше. Короче, меня отправили в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий для лечения больных алкоголизмом – прим. авт.)
После двух лет в ЛТП ему некуда было возвращаться: жена с ним развелась, выписала его из собственного дома, который остался ему от родителей. Однако ему в обязательном порядке надо было вернуться в тот трудовой коллектив, откуда его направили на лечение. В это время там набирали бригаду строителей для отправки на работу в соседнюю область. Павел поехал, потому что это было лучше, чем судебная тяжба, выяснения отношений с бывшей женой и её новым мужем, которые могли бы закончиться…
- Я, когда трезвый, спокойный, а когда поддатый, то мог многое натворить, - говорит Павел Алексеевич. – Это хорошо, что я тогда уехал. Правда, на новом месте только по первости всё вроде начало налаживаться… Работа, женился на женщине с ребенком, думал, что все будет хорошо. Однако жена тоже была любительница выпить и опять все по-старому…Наверное, жизнь всегда пьяного мордой в грязь окунает, так чтобы или захлебнулся, или нахлебался до такой степени, чтобы больше не хотелось.

Жена умерла от перепоя: отказали почки. Паша удерживался на ногах, всякий раз возвращался в трезвую жизнь на двух верных «костылях»: он умел запойно работать, а по ночам с таким же запоем читал книги. Читал всё, что попадалось под руки: книги, старые журналы, газеты, брошюры…
- Ночью читал для того, чтобы заставить работать голову, заглушить боль. Как мне обещал хирург, после травмы у меня очень сильно болела голова. Днем старался отвлечься от боли тем, что заставлял себя работать. В середине 90-х годов постоянной работы трудно было найти, поэтому работал на шабашке.
В округе, где жил Батынский, многие его знали, как работящего и рукастого мужика: он плотничал, столярничал, выполнял стекольные работы, умел делать монтаж электропроводки. Лихое время не делало людей добрее. Один старик в течение трех лет нещадно эксплуатировал Павла, который ему за это время построил из вторсырья дом-игрушку: собрал сруб из старого дома, купленного на снос, сделал все внутренние работы.
- Дед всегда жаловался, что у него нет денег, а за работу платил тем, что покупал хлеб, сигареты да чай. Еще давал капусту, картошку, свеклу… Дед приторговывал техническим спиртом, тогда это было в ходу, многие у него брали, потому что он был в два раза дешевле, чем водка в магазине. Он технарем платил за работу… Бывало, утром встанешь и рад бы не идти к деду, а у меня жена да корефаны уже под дверью: «Паха, давай к деду за спиртом, а то он нам не дает в долг», – Павел Алексеевич грустно вздыхает и продолжает рассказ:
- В конце 90-х, уже после того, как схоронил жену, весной сижу на крыльце, курю, а голова разламывается от боли. Ночь тихая, звездная, светлая и так ясно вижу сухие пики чертополоха, заросли прошлогодней сорной травы. И как-то просто пришло в голову: «Хватит пить. Надо приниматься за дело».
Он начал поднимать целик на огороде. «Костыли», которые его ранее спасали и выводили из затяжных запоев, стали верными инструментами для созидательного труда: днем работа до пота, а вечером – чтение, «думки за жизнь».
-Неужели, все так просто: хватит пить и - всё?!- допытывался у Павла Алексеевича.
- Знаешь, в ту ночь, по весне, вспомнил рассказ Михаила Зощенко «Беда». Я его читал у деда, еще в детстве. Тогда прочитал и, кажется, забыл. Забавно и жалко было мужика, который три года солому жрал, деньги копил, чтобы лошадь купить, а потом решил обмыть покупку и пропил коня. А тут вспомнил… Глянул, а вокруг не огород, а чертополох, не дом, а засыпушка, и в горле так пересохло, как, верно, у мужика от соломы, так, словно, вновь очнулся в морге и не могу сглотнуть слюну…

Нашел дело неподалеку от дома: устроился на контейнерный склад и занялся погрузкой леса в вагоны. Купил недострой, доделал, благоустроил: вода, душ, туалет в доме. Через пять лет купил «Жигули», «девятку».
К тому времени бывшие приятели наконец-то поняли, что «Паха завязал навсегда». Однако семена того чертополоха нет-нет да проклюнутся новыми всходами: Павел Алексеевич третий раз женился.
- Жена у меня не пьет, как прежние, но один раз в месяц уходит в загул, после того, как получит пенсию. Ругаюсь, но что поделаешь…. Это мне в назидание, чтобы я не забывал, каким сам был, - улыбается Павел Алексеевич.- Нам, мужикам, можно стать самому себе Мюнхгаузеном – вытащить себя из болота, а у баб, верно, нет таких примеров среди баронесс.

Из соседней комнаты, где жена смотрит широкоформатный цветной телевизор, раздается голос:
-Пашенька, это ты не про меня рассказываешь? У нас же с тобой все хорошо?!
- Все хорошо. Могло быть лучше, да чего уж там, - смеется Павел Алексеевич. – Не солому жуем, а хлеб с маслом да колбасой.

Фото из Интернета


Рецензии
Живучий Паша и жизни благодарный это понравилось в его чертах характера. Хорошо!

Лайтовик Производства   28.01.2017 08:18     Заявить о нарушении
Реальный человек реально доказывает, что можно вытащить себя не только на берег жизни, но и помогать другим жить, и делать это без фанатизма отторжения их образа жизни.

Натуропат Владимир Красилов   28.01.2017 10:06   Заявить о нарушении
Он не только реальный, волевой, умный, ценящий жизнь

Хотя, и тусовался много, и болел много

Но реакция к жизни у него на высоте и это отрадно!

Лайтовик Производства   28.01.2017 12:23   Заявить о нарушении