Городская. 11. В лагерь
И начались сборы. Мы себе все с Танькой представляли, как там будет. И были уверены, что нас в один отряд определят, даже и в мыслях другого варианта не допускали.
Привезли нас в лагерь на автобусах, всю смену.
Лес, сосновый бор. Волга. Новые кирпичные корпуса.
Столики стояли на улице возле столовой и всех записывали и принимали, распределяли по отрядам. Тьма народу. Родители, бабушки, малыши, чьи то братики и сестренки в панамках, - эта пестрая толпа заполонила всю асфальтированную площадку перед столовой.
Записали таки, нас, с Танькой, в разные отряды. Потому что у нас разница в возрасте. Танька говорит: "Ну что ж!" - и пошла "к своим". А я реветь.
И от обеда отказалась. Все на Таньку злилась, что она от меня так легко ушла. "Предательница". Мне думалось, что если бы мы вдвоем попросили, нас бы определили в один отряд. Что им стоило? Подумаешь, несколько месяцев, - разница. А одну меня и слушать никто не хотел. Никто не видел никакой трагедии в том, что мы порознь. "Ничего, увидитесь", - говорят.
Ревела и не ела. А потом, когда стали чемоданы разбирать и в шкаф одежду складывать, одна девочка говорит: "Ой, а яйца тухлые..."
Я говорю: "А я люблю тухлые яйца". - А они надо мной покатываются.
Я, хоть и в деревне жила, но у нас никогда не было тухлых яиц.
И пасты зубной земляничной не было. Нас и зубы там чистить никто не заставлял. И я первое время, эту пасту зубную ела. Она вкусная была, сладкая.
Наступил тихий час. Но не спал никто. Я очень устала от дневных волнений. Лежала и смотрела на пионервожатую.
Она сидела, золотая, как фольга от шоколадной конфеты, в лифчике и шортах, на подоконнике, у раскрытого окна. А в окне, - сосны - гиганты, и солнце льется сквозь кроны.
Пионервожатая рассказывала нам, чем мы будем заниматься, какой у нас будет распорядок дня и т.д. – я ее не слушала, мне было тепло смотреть на нее. Никогда раньше не видела такой золотой девушки.
Свидетельство о публикации №216030101490