Целиноград. Последний визит. ч. 2. Cвадьба
Cвадьба
Итак, я честно наводил справки, но те скудные и разрозненные данные, которые мне удалось собрать, никак не хотят складываться в целую картину, что говорит о том, что, как видно, свадьба действительно была веселой и алкоголя на ней не жалели.
Так что попытаюсь сам реставрировать события, внося те дополнения, которые удалось добыть.
Как вспоминает Натка Белоусова (Н.Б.), «зима была озверевшая и в день свадьбы стоял жуткий холод, да еще был и сильный порывистый ветер».
Ну, это я и сам, помню, ощутил, как только вылез из самолета.
Добравшись до дома Пётры, я был такой замёрзший, что меня, вынув из такси, дружеские руки отнесли прямо в ванную, и, пока я пытался раздеться, поднесли «лечебные 25 капель», набрали ванну горячей воды и оставили меня в ней оттаивать.
За дверью что-то происходило, была какая-то беготня, но мне...
Оказывается, за это время события развивались следующим образом: пока собирались друзья- родственники, жениху удалось в суматохе каким-то образом незаметно «отлучиться», и когда он, шумный, «весёлый», ввалился с мороза, обутый в остроносые тонюсенькие штиблеты, то тут же был «изъят из обращения» собственным отцом, после беседы с которым с глазу на глаз, «брачующийся всю остальную свадьбу был сосредоточен, смирн и миролюбив»(Н.Б.)
Когда я, побрившись и переодевшись, приняв, наконец, человеческий вид, предстал перед собравшимся обществом, то ему уже было не до меня, т.к. надо было мчаться на регистрацию.
Там, слава Богу, прошло всё без неожиданностей, и вскоре все приглашенные уже рассаживались вокруг накрытых столов.
Ясное дело, большинство составляли друзья и однокурсники, но была, конечно, и солидная публика - родители, родственники невесты.
Поэтому, как тамаде, мне надо было всё это учитывать и вести стол так, чтобы, воздавая всем должное, сделать это весело и легко.
Исходя из этого, думаю, что дальнейшие события могли происходить следующим образом.
Первый тост, очевидно, шампанским, я выпил бы обязательно за молодых. Может быть, здесь, а может, чуть позже, напомнил бы им как мы познакомились, подружились, и чему я обязан этой чести — быть тамадой на их свадьбе (ну, это чтобы представиться родственникам).
Потом, уже вином, я выпил бы тост за родителей молодых. (Хорошо, что хватило ума не пить двумя стаканами!)
Вероятно, маме Любы я напомнил бы, что она никогда меня не ругала за то, что я, когда девочки вместе занимались, иногда, чтобы не обходить дом, влезал к ним прямо с улицы в окно. Более того, добрая душа, мама угощала нас, ставя на стол таз с клубникой, вместо того, чтобы дать им мне по лбу.
Родителей Валеры (не называть же его и на свадьбе по фамилии!) я, вероятно, поблагодарил бы за то, что им пришла в голову мысль сослать его в Целиноград, ибо, в противном случае, у меня не было бы возможности сейчас пить за их здоровье. Поблагодарил бы и за продуктовые посылки, которые всегда нас выручали, хотя случались и «накладки».
Редкие, но тем и запомнившиеся.
Однажды весной, мы тогда собирались у Нины Турчак, точнее на квартире ее дальнего родственника, (кажется, геолога, потому что его так никто и не видел), Валера получил посылку, в которой были и макароны. Мы таких еще не видели. Он объяснил, что эти клубочки — итальянские спагетти и что он может их сварить так, что они останутся в виде одной макаронины, свернутой в клубок.
Мы с Женей Андреевым (третьего не помню, может и сам Валера) сразу поспорили — кто сможет ее съесть всю, не откусывая?
Валера сварил, мы взяли кончики спагетти (как прекрасно звучит, правда?) и, постепенно втягивая ее в себя губами, начали разматывать клубочки. Минут через пять мы поняли, что в «голом виде» спагетти есть очень трудно, да и само слово звучит уже что-то не так… Но сдаваться ни я, ни Женя не собирались.
Тут пришли девочки: местные Люба, Манька и еще кто-то. Боюсь перепутать кто что принёс, но на столе появилась кастрюля пельменей, а из кухни раздался радостный возглас Валеры: «Сейчас буду жарить карасей!», и тут же — вопль хозяйки: «Через мой труп!».
Валера кричит, что караси свежие, испортятся, а Нина кричит, что ни за что не будет за ним убирать и перемывать утварь.
Девочки обещали и это взять на себя, так что вскоре до нас с Женей донеслись новые запахи.
Так и не вспомнил, кто был третьим! И на свадьбе никто не сознался. А может, его и не было. Мы с Женькой сами были большие спорщики. В общем, видя, с каким энтузиазмом изголодавшаяся компания раскладывает на столе то, что еще осталось в посылке и приступает к растаскиванию пельменей, мы с Женей на счёт «ТРИ!» прекратили издевательство над собственным организмом и дружно уступили уже ненавистные, недоразмотанные клубочки тем, кто, войдя в комнату, удивленно воскликнул: «Ой, спагетти!»
Дальше, очевидно, я пил тост за родственников молодых.
Я подозреваю, что мог, уточнив незаметно у компетентных лиц кто кем приходится невесте, объединить их всех в один «большой» тост и выпить «ОСОБЫМ» - несколько бо,льшим бокалом. Вполне возможно, что „добавил в тост“ и тех, кто не смог присутствовать.
Разделавшись таким образом с малознакомыми сотрапезниками, я с относительно чистой совестью мог перейти к более близкой и знакомой мне «публике»! Которая, надо сказать, еще держалась вполне прилично: девочки пили вино, мужчины, благородно уступив «кислятину» девочкам, дружно навалились на запотевшие бутылки водки, которую, слава погоде!, не надо было остуживать под краном, или в холодильнике.
Одна из особенностей грузинского стола заключается в том, что ни один присутствующий за столом, независимо от возраста, положения и пр. привходящих моментов, не может быть обойден вниманием тамады, который должен представить его остальным и охарактеризовать самым лучшим образом. Причем, надо сделать это достаточно кратко, «выпукло» и, естественно, учитывая ситуацию и характер застолья, желательно с юмором, подчеркнув какие-то характерные его привычки, склонности и мало ли еще что!
Можно произносить тосты персональные, можно объединять людей по каким-то признакам, но все должны быть отмечены!
Так что, теперь, когда я «дорвался» до тех, по кому я за прошедший год соскучился, для меня начинался «праздник души»!
Я писал, что на первом курсе у нас на базе команды КВН сложилась «ударная» группа, куда входили Феля Рахман, Валера Майер, Нина Ускова, Пахом, Рома Турашвили и др. Потом, с новым курсом, присоединились Мартин Оренштейн, Миша Залманов, Яша Гудович, Валера Волох. (На фото слева вверху Гудович, Волох, Майер; внизу Пахом и Феликс).
На свадьбе был, кажется, только Миша.
Вообще -то, он был старше остальных, ведь поступил в институт после медтехникума, имея уже диплом акушера. Но в общении с другими это совсем не чувствовалось. Он хорошо играл на фортепиано, но только в «своей компании». Вот и на свадьбе, во время одной из пауз, как вспоминает бывшая новобрачная, «был приятный момент, когда Миша Залманов сел за рояль». Он что-то играл, аккомпанировал и все весело танцевали.
Очевидно, перейдя к «дружеским» тостам, я вспомнил бы о том, как я попал в ту «девчачью» компанию, которая возникла с приходом в институт уже третьего набора. Всё началось с того, что у Андреевых я познакомился с дочерью коллеги Жениного отца, первокурсницей Наташей Белоусовой, а через нее — как раз на Новый, 1967-й, год — с ее подругами-однокурсницами.
На встречу того Нового года мы с Женей, через Наташу, были приглашены к Тане Белоцерковской, которую почему-то все звали «Манькой». Адрес был такой: «За Дворцом целинников дойдете до реки, повернете направо и все время вперед до моего дома, а там вас встретят». Так мы с Женей и брели тропинкой по-над Ишимом, боясь свалиться в реку, поскользнувшись на обледеневшем снегу, и не представляя как будем выбираться обратно.
Добравшись, мы познакомились с самой Таней, с Пётрой, с Катей Саморуковой, с Любой Калачёвой, с Ниной Турчак...
Помню, что в этом небольшом собственном домике, стоящем на невысоком берегу Ишима, было очень тепло. В воздухе стояли запахи «домашней» еды, ёлки… Вот этот-то уют я и ощутил особенно остро после житья в общежитии.
Конечно, мы не раз сталкивались друг с другом в коридорах, или
в столовой, но сейчас, благодаря весёлой и непринужденной обстановке, мы с первых минут общения нашли обший язык. Особенно, этому поспособствовали не алкоголь, или танцы, (кстати, я совершенно не умею танцевать правильно, поэтому вообще не танцую), а песни. Притом, песни разные. Таня-Маня, как я сразу понял, была человеком слова. Она сразу же всех предупредила, что пьет только один раз: рюмочку — так рюмочку, стакан — так стакан. Но только один. Так оно и было. (Я даже на свадьбе не был строг и не следил за «наполняемостью» посуды, тем более — её. И.Х.)
Сперва она чудесно начала запев «Шё-ё-ёл один верблюд...», а мы все должны были «давать сопровождение» - «Дум- бала-бала-бала, дум-бала-бала!» Затем она опять солировала - «Шё-ё-ёл второй верблюд...», а мы «Дум-бала...» и т.д. Так мы весело проорали не помню уже до которого верблюда, но караван был длинный! Потом она запела «Мыла Марусенька белые ножки...» и мы все дружно ей подпевали. Чуть позже появилась гитара и с тех пор я Нину Турчак без гитары уже нигде не видел.
Репертуар ее был такой огромный, что куда мне с моей парой десяток песен, которые мог себе саккомпанировать тремя-четырьмя аккордами! Она пела песни Булата Окуджава, Галича, Якушевой, Юрия Кушака, Высоцкого, «зонги» из московских театральных постановок, неизвестные песни неизвестных мне авторов (тогда говорили «авторские», а не «бардовские» песни. И.Х.) Только ради этого стоило рисковать жизнью, пробираясь в темноте по тропинке над рекой!
Пела она долго, не заставляя себя упрашивать. Только иногда, когда кто-то из девочек, конечно, уже слышавших ее, просил спеть какую-нибудь песню, она могла исполнить ее сразу, или, мотнув головой с длинными волосами, сказать: «Не-а! Потом!» Но «потом» наступало всегда.
(Вот в ту новогоднюю ночь и возникла наша компания, в которой сложились очень теплые отношения, продолжающиеся до сих пор, несмотря на то, что жизнь разбросала нас по разным странам, а Жени и Валеры уже нет с нами.
Недавно, вспоминая этот эпизод в разговоре с Наташей, я выяснил, что обратно нас вывели лишь после обеда на другой день, и уже совсем другой — нормальной, короткой дорогой. И.Х.)
А свадьба, вероятно, шла своим ходом.
Как вспоминает та же Наташа: «Дальше «свадьба пела и плясала»! Тосты сменялись, становясь все пространнее и цветистее (спасибо тебе, грузин!) Народ вкушал яства и только Мишка (мудрость еврейского народа) знал, что наступит утро и надо будет чем-то «закусывать» уже вне свадебного шатра. Он поставил между нашими стульями большой портфель и значительная часть угощений со стола перекочевала в него в соответствии с возможностью транспортировки. Жаль, что высочайшее произведение кулинарного искусства - огромный торт со свежей клубникой (оказавшейся на самом деле искусно сделаной из масла с красителем) не подлежал выносу!»
В какой-то момент запас вина, очевидно, иссяк и я был поставлен перед фактом. А выхода не было — оставалась водка, холодная и неисчерпаемая. Судя по дальнейшему, думаю, что пара — тройка бутылок ее тоже нашла себе место в Мишином портфеле.
Потом вдруг погас свет. «Народ» без паники переместился в другую комнату и стал слушать и подпевать Нине. «Пели все и даже московские папа и мама вторили проникновенными голосами и про голубых стрекоз, и про гостиницу, и про Чистые пруды...
Расходились под утро и основная масса гостей, влекомая содержимым портфеля, не сговариваясь, оказалась у меня. Мы ели свадебные „припасы“ , доставая которые из портфеля, Мишка каждый раз требовал благодарности своему уму и сообразительности. Много смеялись, пели любимые песни и ели-пили.
Утро окончилось неожиданно!
Примерно в 10 часов в дверь позвонил и ввалился, несмотря на холод, новоиспеченный муж и, если мне не изменяет память, чуть позже пришла его молодая жена. Это было нормально для того времени, нашего тесного общения и нашей дружбы.“.(НБ.)
Так оно и было, очевидно, на самом деле. Я этого не помню. Даже Наташа не помнит — был я тогда с ними, или нет! Просто помню, что я очень жалел, что не повидался с ребятами из общежития. Не видел Фелю-одописца, строчку которого
«Вы слышали стон студента, зачёта не сдавшего?»
я бы занес в «Антологию студенческого творчества». Не видел Мартина и ребят новой команды КВН, приславших мне такую телеграмму: «Вашему дню рождения посвящаем сегодняшнюю победу пединститутом желаем счастья со всеми вытекающими последствиями целуем Команда Друзья».
С тех пор в Целинограде я больше не был.
В 2014 г. было 50-летие основания института. Наташа и Любаня смогли туда поехать, встретились с Таней. Я официального приглашения не получал, а ехать туда без приглашения, учитывая визы и границы, уже не так просто.
Ну, какие наши годы! Будет здоровье, всё уладится — увидимся!
О.С. Между прочим, у меня сохранился черновик приказа по «Семейному Совету» (так мы называли себя в то время, когда обитали у Нины), в котором за творческий подход и плодотворную работу, проделанную на «кафедре кампанейского питания» с 10 по 30 марта 1967 г., Пётра награждается Орденом Трудового Половника с Бантами на Ленте Половой Тряпки. А Валера, кажется, тоже был представлен к Ордену, хотя без Бантов и Ленты, потому что не убирал за собой, но так и не получил его.
По крайней мере, ни черновика, ни копии приказа о его награждении в моём архиве нет!
23.01 - 10.02.2016 г.
Свидетельство о публикации №216030101817