24. Сати. Предчувствие и прощание

Конрад старался вести себя как обычно, и, хотя это давалось ему нелегко, он знал, что получается у него практически безупречно. Ввести в заблуждение Катарину ему удавалось, но Сати...

Иногда он думал, что этот ребёнок не меньшая (а может, и большая) загадка, чем таинственный кинжал. Кого угодно мог бы обмануть Конрад, ничем не выдавая охватившего его возбуждения, перепадов настроения и подспудной тревоги, но только не племянницу. Она ничего не говорила, но так смотрела...
Перехватывая её тревожные взгляды, Конрад не мог отделаться от ощущения, что для неё он совершенно прозрачен и ничего, абсолютно ничего не может скрыть.

Он предпринял попытку поговорить с Катариной, подтолкнуть её к отъезду. Не потому, что его смущала проницательность Сати, а потому, что тревожное чувство усиливалось. Он всё чаще вспоминал давнее предостережение Сейджа и всё больше жалел о своей мальчишеской выходке.

По крайней мере, нужно было сначала дождаться отъезда Катарины и Сати. Однажды мелькнула мысль: "Стать причиной гибели единственных близких людей — достойное завершение твоей никчёмной жизни. Достойное и закономерное". От этой страшной мысли прошиб холодный пот и, не успев ещё успокоиться и как следует собраться с мыслями, он заговорил с Катариной.
Возможно, поэтому получилось очень неуклюже, в общем, ничего не получилось. И ещё раз заговорить на эту тему невозможно. Она моментально сообразит, что дело нечисто. Тогда точно не уедет, а будет сидеть здесь и пытаться выяснить, что происходит. Только этого недоставало. Уже очень давно он так себя не ругал. Наверное, с той ужасной ночи.

Прошло три дня, а утром четвёртого Сати совершенно серьёзно сказала, что ей приснился страшный сон и поэтому они все должны сегодня же уехать. Катарина не знала, что и думать. Ни капризы, ни тем более подобные заявления не были в характере Сати. Никогда прежде мать не слышала от неё ничего подобного. И на страшные сны девочка тоже раньше не жаловалась — ни разу. Рассказывать о кошмаре она не хотела, но твёрдо стояла на своём.

За поддержкой и советом Катарина обратилась к брату, который встревожился больше, чем она могла от него ожидать.

— Может, она простудилась или ещё что? — спросил Конрад, сам не очень-то в это веря.

— Это первое, что пришло мне в голову. Но, кажется, всё в порядке... — Катарина опустилась в кресло и растерянно пожала плечами. — Она говорит, что чувствует себя хорошо, ничего не болит. Температура нормальная. Осталось только показать её врачу.

— У нас тут рядом Центральная Клиника. Говорят, хорошая, — машинально сообщил Конрад, думая о своём.

— Думаешь, нужно обратиться туда?

— Не знаю, — Конрад помолчал. — Мне кажется, они ничего не найдут.

— Почему ты так думаешь?

— Дело в чём-то другом, — он внимательно разглядывал свои руки, но требовательно-вопросительный взгляд сестры всё равно ощущал. — Может быть, она просто хочет вернуться домой? — спросил он наконец с надеждой. — Помнишь, ты обещала ей щенка или котёнка, когда вы вернётесь? Может быть, ей не терпится?

— Конрад, — Катарина посмотрела на брата с укоризной, — мы ведь говорим о Сати. Если бы она хотела, чтобы мы вернулись домой, — она так бы и сказала.

— Да, ты права... Но, может быть, она стремится к этому неосознанно. И в результате ей приснился страшный сон, и... она испугалась. Ведь может такое быть?

— Ну-у, не знаю, — сестра посмотрела на него с сомнением, сквозь которое, однако, проглядывала надежда. Надежда на простое объяснение.

— Может быть, вам лучше вернуться? — осторожно предложил Конрад. — И Сати успокоится.

— Наверное, — Катарина снова пожала плечами. — Но не сегодня же. Да к тому же я ведь сдала дом, — спохватилась она. — Срок истекает, кажется, через две недели, я как раз собиралась обсудить с тобой и Сати, что нам делать дальше — возвращаться или продлить договор ещё на месяц. Разве я тебе не говорила?

— Нет. Я бы запомнил, — Конрад нахмурился.

Всё это ему совершенно не нравилось. Объяснение, которое он предложил Катарине, прежде всего не устраивало его самого. В лучшем случае, Сати ощущает его тревогу, а в худшем... Ему почему-то вспомнился Фрей. Верный пёс, которого не послушали. Тряхнув головой, он проводил взглядом Катарину, которая отправилась уговаривать дочь подождать ещё две недели.
Результаты этих уговоров ещё больше озадачили Катарину и встревожили Конрада.

— Она не хочет возвращаться домой, — упавшим голосом сообщила сестра.

— А чего же она хочет?

— Чтобы мы, все трое, уехали куда-нибудь, где нас никто не найдёт. Представляешь?!

— Она думает, что нам грозит опасность? — глухо спросил Конрад.

— Да. Я спрашивала, какая опасность — не говорит. Просто не знаю, что делать.

— Может быть, вам правда лучше уехать — не домой, а... куда-нибудь. Лучше всего выбрать какой-нибудь большой город, например, Атлантику.

— Ну да. Ты ещё скажи — зарегистрироваться в гостинице под чужими именами.

— А почему бы и нет?

— Ты это серьёзно?

Конрад отвёл глаза, лихорадочно пытаясь найти слова, аргументы... Нужно убедить Катарину уехать. А с другой стороны, если им действительно что-то угрожает, то сестра, не понимая этого, может подвергнуть ещё большей опасности и дочь, и себя. Пока Конрад решал, что ответить, маленькая возмутительница спокойствия показалась на пороге гостиной, давая ему отсрочку.

— Мама, можно я немножко погуляю?

— Ты же только что говорила об опасности, которая нам здесь угрожает, — сказала мать только отчасти шутливым тоном.
Всё-таки она привыкла серьёзно относиться ко всему, что говорит Сати.

— Пока это безопасно. Я рядом с домом.

— Ну хорошо. Только недолго, — ответила Катарина, с трудом справляясь с подступившей тревогой.

Она убеждала себя, что бояться нечего. Всё когда-нибудь случается впервые. Сати всего шесть лет, и, возможно, её пробудившаяся фантазия проявляет себя таким образом. И всё же это объяснение не казалось Катарине убедительным. Поколебавшись немного, она вышла из дома вслед за дочерью, решив не выпускать её из поля зрения.

Наблюдение за этой странной прогулкой не добавило Катарине спокойствия. Сати медленно и очень сосредоточенно обходила дом. Через каждые несколько шагов она останавливалась и, развернувшись спиной к дому, стояла, словно прислушиваясь к чему-то, доступному только ей.
Однако после прогулки она почувствовала себя немного спокойнее. Катарина тоже начала успокаиваться. Но когда день склонился к вечеру, напряжение снова усилилось, продолжая возрастать с каждым часом.

Сати пыталась уговорить их уехать. Катарина почти сдалась. Напуганная упорством дочери, она соглашалась на отъезд, но не сегодня, а завтра. Конрад же не хотел уезжать вовсе. И не потому, что не верил в предчувствие надвигающейся беды, охватившее его племянницу. Он был почти уверен в её правоте. Но также он был уверен в том, что опасность эта грозит им всем из-за него. Они должны уехать без него.

Сати возражала. Напряжение росло. Опасность приближалась.
Она чувствовала это так ясно. И не могла понять, почему они — мама и дядя Конрад — этого не ощущают. Как мама может говорить о том, чтобы отложить отъезд на завтра?! Если они останутся здесь, то завтра уже не смогут делать ничего...

Оставшись наедине с дядей, Сати подошла к нему и взяла за руку. В глазах её стояли слёзы.

— Ты должен мне поверить. Нам нужно уехать. Прямо сейчас.

— Я верю тебе, — прошептал Конрад неожиданно для себя самого. — Но вам нужно уехать без меня...

— Ты не понимаешь. Если мы уедем... я тебя больше никогда не увижу... Я люблю тебя, дядя Конрад. Я не хочу...

Конрад обнял девочку, пытаясь спрятать от неё подступающие слёзы.

— Я тоже люблю тебя, милая. Но я не могу уехать вместе с вами. Мне нельзя. Если здесь действительно опасно, нам лучше подумать о том, как убедить твою маму...

— Я уже всё придумала.

Через десять минут Катарина, до глубины души потрясённая сообщением дочери, что у неё сильно болит горло и голова, стояла у двери с молниеносно собранной сумкой.

Сати крепко обняла дядю, который, опустившись на одно колено, не мог оторвать взгляд от её глаз, полных тоски и тревоги. Девочка погладила его по голове, поцеловала в щёку и поспешила за матерью — теперь её не было нужды торопить.

Когда Катарина подняла машину в воздух, Сати заговорила с ней звенящим от напряжения голосом:
— Пожалуйста, пообещай мне, что никому не скажешь о том, что я сегодня говорила. О том, что мы должны уехать и всё такое.

— Но, милая...

— Пожалуйста, мама! Я очень тебя прошу! Дай мне честное слово. Потом ты всё поймёшь. Ради меня, пожалуйста!

— Ну хорошо, хорошо, — сдалась Катарина.
Она не могла припомнить, чтобы хоть когда-нибудь Сати так просила и так волновалась, как сегодня.

— Ты обещаешь?

— Да, обещаю. Я никому не скажу. Только не волнуйся.

Сати замолчала, глядя в окно на огни ночной Сардинии. Она не могла не волноваться. Её сотрясала мелкая дрожь внутреннего нервного озноба. Было холодно, страшно и очень тяжело оттого, что она ничем не может помочь дяде Конраду. Хотя — нет.
Сати закрыла глаза: "Господи, прошу Тебя, помоги дяде Конраду! Помоги!"

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/03/01/2156