Когда прошлое было настоящим - 7

                20
     Ещё в то время, когда дворов в селе было много, и в каждом дворе водилась скотина, которую выгоняли пасти в «очередь», случалось, что нанимали 13-14-ти летних мальчишек, за три рубля в день, пасти стадо овец и коз. Чаще других нанимали Николая, старшего из трёх детей вдовы, Анны Андреевны, которая рада была такому сынову заработку. Николай – парень серьёзный и соседи от него ничего худого не ждали, но его подвела собачка. А дело вот как было.
     На базаре районного города, за мальчишкой, (Николаю тогда лет десять было) увязалась голодная собачонка. Целый день за ним ходила, а вечером, на попутной машине он за пазухой привёз её домой, в село. Мать для порядку поворчала на него и сама полюбила собачонку. «Не объест», - заключила она. Да уж, куда ей! Собачка была лохматая, хвост бубликом, но всё равно – не больше кошки. Одно отличье: голосистая и излишне въедливая. Сколько раз из-за неё мальчишку с уроков выгоняли. Воспитал таки пацан собачонку. Лежала под партой, высунув язык и… молчок. На перемене носилась по классу, как угорелая, а услышит звонок – в ту же минуту возле ног хозяина затихнет. Уже и учителя смирились и делали вид, будто бы не видят. Только однажды собачка сорвала урок, за мышью погналась. (После войны дело было. Где мы только ни учились, лишь бы крыша была над головой…)
     Ладно. На летние каникулы собачка с хозяином «копейку зарабатывали». Бывало Николай отчертит острым концом палки черту, за которую нельзя пускать скотину, чтоб на колхозном поле потравы не было и велит собачке сторожить то место. И будьте покойны, ни одной животине звонкая собачонка не даст за черту ступить.
     В поддень стадо само собой к речке на водопой идёт. Козы осторожничают, а овцы забредают в воду. И что же удумала эта сварливая бестия? Разбежится по берегу, да по овечьим спинам пробежится и плюх в воду. Доплывёт до берега, отряхнётся и опять побежала. Этот «цирк» увидели мальчишки и ну хохотать.  А дома кто-то из них рассказал родителям о таком чудачестве собачонки. Но родители по-своему всё расценили. Дескать, собачка беспокоит скотину… И пока ходил такой слух, Николая перестали нанимать стадо пасти. Младшие дети Анны Андреевны рассказывали, будто бы мать по спине полотенцем отходила старшего сына. Где-то через недельку слухи улеглись и хозяйки поняли, что лучшего пастуха на нашей улице не найти. А прыгать в воду Николай собачку отучил. Да и не была большой потерей эта забава. В детские годы что ни день – новые приключения. А на собачий лай мальчишки вечерком сами табуном собирались, велосипеды чинили, боролись на траве и… хохотали.

                21
     Посылая меня в «Сельмаг» за покупками, бабушка непременно наказывала мне «не ловить ворон». Я помнила её наказ и очень старалась его исполнить, но я же не виновата в том, что мне так много интересного на пути попадается. А мимо интересных мест пробежать, значит, ничего не увидеть. Вот я и шла маленькими шагами. Бабушкин наказ я не нарушала. Я шла, не останавливалась, что ж поделать, если маленькие шаги занимают больше времени. И ещё одна незадача: лукавить я не умела. Увижу что-то этакое, приду домой, молчу, а глаза радостью горят. Мама посмотрит на меня и скажет:
     - Ну, давай, рассказывай. Я же вижу, что какая-то новость у тебя на языке вертится.
     Тогда я и начну рассказывать, как умею, по-детски. Когда похвалят меня домашние за рассказ, когда вместе со мной посмеются, а когда пожурят, чтоб не тратила время на пустое. Только эта самая «ерунда» у каждого человека свой вес имеет.
     Вот один мой рассказ, из разряда «ерунды», мне очень нравился, а бабушка только хмыкнула, мама же и вовсе отвернулась. Оно и понятно, мама колхозного зоотехника несколько недолюбливала. Ничего хорошего свинаркам её приход на ферму не сулил. Наоборот, кроме основной работы, эта высокомерная «дама»-зоотехник вывешивала на «Доску объявлений и приказов», что в «Красном уголке» фермы, там где женщины отдыхали, переодевшись, новую «заморочку». И в следующий раз, когда появлялась на ферме, начинала высказывать свои придирки именно перечисляя ею же написанное. Но мне-то до этой модно одетой тётки, с пугающей фамилией – Могилко, и дела не было. Я каждый раз, когда шла в «Сельмаг», проходила мимо её двора. Бывало, видела у её ворот светленькой масти кобылу, покрытый полосатым рядном возок. Эта кобыла была какая-то такая, аккуратненькая, как игрушечка в городском магазине, ещё и грива у неё белая с лёгкой желтизной, как бахрома на шёлковых платках у сельских модниц. И стояла эта кобыла у специально в землю вкопанного столба. А на этот столб взбирался большой полосатый кот, громко мурлыча, тёрся своей головой о шею кобылы. Лошадь будто этого не замечала, но стоило дедушке, который жил в этом доме, отогнать кота, белогривая подруга громко фыркала, беспокойно переминалась с ноги на ногу и нетерпеливо встряхивала гривой. Дедушка уходил и кот опять возвращался на свой излюбленный столб. Под мелодию его убаюкивающей песни белогривая красавица успокаивалась и лёгкая дрёма касалась её глаз с белыми ресницами.
     Каждый раз я засматривалась на эту влюблённую парочку, но, помня наказ бабушки, никогда не останавливалась. И этот дом, ворота приезжих в село хозяев были непохожи на наши хаты. Чем-то чужим веяло от них и это настораживало. Даже к красивой кобыле у меня никогда не было желания подойти.
     Когда ехали по селу или по полю двуколки, то возницы иной раз нас, детей из окраинных улиц села подвозили до дому. А эта высокомерная тётка никогда и никого не пожалела. Одно слово – Могилко.