1440

Пролог…..


Не было ни дождя, ни ветра, ничего из того, что любят показывать киношники.  Когда я опускал твой гроб, цвета вороного крыла и жёлтым покрывалом, на этом чёртовом небе не было ни облачка. Летнее солнце светило  неумолимо. Сентиментальные бы сказали: природа смеётся над тобой, над твоим горем. Но ты бы сильно возмутилась, услышь такое. Даже слёз, как таковых было не так много. Те 50 с небольшим человек, что пришли проститься с тобой, все как один одетые в чёрное да серое, немногие из них плакали. Можно конечно  винить твоих друзей, да пару подруг в скупости, но они знали. Они знали, как и я, что ты уйдёшь. Примерно год назад, с того момента, как ты объявила о ней. Твоя детская болезнь, которую ты вроде как вылечила. Вроде как…. Опять условности. Что если? А вдруг? Ну почему же? Десятки ночей проведены в раздумьях над этими словами и вот. Я стою в рубашке, чёрном галстуке, с лёгкой проседью в бороде и читаю табличку на гробе. Горски Алёна Викторовна. Помню, как ты сопротивлялась брать мою фамилию. Горски! Ты наигранно кричала мне, что никогда не будешь носить её. Что тебя не поймут. Что твой папа коммунист с подозрением относится к людям с такой фамилией. А что я? Я смеялся тебе в лицо, всячески удивлялся, злил тебя. Ты смотрела, как  я игнорирую твой гнев и распалялась ещё сильнее. Ах, Алёнка.… Услышать бы тебя ещё раз. Именно в такой момент. Когда ты злишься. Наверное, я один такой. Из всех женских эмоций, я больше всего люблю гнев. Твой гнев. И с чего бы? Пассивная форма мазохизма? Дедушка Фрейд был бы доволен.
Наверное, это не правильно. Я должен грустить, рыдать, а взамен в моей голове каша из мыслей. Всё смешалось… и смех, и слёзы и радости и вздохи облегчения. Кусочком сознания понимаю: стоит прийти домой, а там.… А там ****ец! Люди вокруг меня словно белый шум, говорят какие то слова, зачем-то ко мне прикасаются. Чуть дальше от меня твоя мать. Ей 65, но выглядит она несколько моложе. Тонкая талия, довольно высокая. Она и сейчас выглядела элегантно в чёрном костюме, вуалью, что слегка прикрывала лицо. Её почти гладкое лицо выражало собой лишь отрешённую маску ужаса и боли. Слёзы беззвучно текли по щёкам, смазывая макияж.  Опираясь на руку мужа, она безучастно наблюдала процессию. Как и твой отец, она всегда относилась ко мне настороженно, но сегодня нас словно что-то породнило. Я даже начал её любить что ли? Своей-то матери у меня давно нет. Выдыхаю несколько облегчённо от одной мысли: на твоих похоронах нет попа. Ты их терпеть не могла. Помнишь, как ты их называла? Бездельники в платьях и с бородой. Ты всегда крайне критически воспринимала  религию. Помню, рассказывала как-то про школу. К вам привели раввина, рассказывали что-то про иудаизм. После лекции, раввин предложил что-то вроде благословения всем желающим школьникам. Почему он решил начать с тебя? С этого места твоего рассказа, меня всегда разбирал смех. Что ты ему сказал тогда? Ты его спросила: а зачем нам его благословение? На свою беду он сказал что-то про хорошую учёбу, поступки и доброту, кажется. Ха-ха… Ты задала ему тогда такую трёпку.  Всегда любил смаковать это по слову. Потому и приведу цитату: Я учусь в 11 классе, сейчас мне 17. Назвать меня плохой ученицей не может никто. Плохие и аморальные поступки противны мне сами собой. Ну, а назвать злой меня уж точно никто не может. Так скажите мне, зачем мне благословление? Помнишь контрольную реплику? - Мир тогда увидел самого быстрого раввина на свете. Эх Алёнка… Вроде тут твои похороны, а я тут смешные моменты вспоминаю. Ты помнишь, о чём часто просила меня? Рассказать твою историю. Чтоб ты могла жить дольше. Чтоб ты могла жить всегда. В головах людей, их памяти. Ты всегда говорила мне, что один из нас обязательно расскажет нашу историю. «мы должны жить, нас должны помнить. Даже если они этого не хотят. Даже если только делают вид, что слушают»…. ТЫ боялась безвестности. Страх уйти из жизни неизвестной был страшнее всего. Было несколько странно слышать подобное от 40 летней женщины. Но…. Я расскажу им о нас. Я расскажу миру о тебе, обо мне. Детей мы с тобой не нажили, потому и рассказ выйдет несколько короче. Тем лучше. Ну вот…. Пора. Горски Алёна Викторовна!  Я расскажу миру твою историю. От начала и до конца. ТЫ будешь жить в памяти. В нашей памяти.… Как ты того и хотела. Эх! Вот только побыть бы с тобой ещё один день. Чтобы мы могли рассказать о нас вдвоём.


…………….. Глава 1
Я разуваюсь не включая света в комнате. Пахнет чем-то странным. Будто медицинский запах смешали с церковным.  Одно  мгновение и сквозь открытое окно влетает хорошая порция почти ледяного ветра. Как быстро сменилась погода. Словно кто-то услышал и пустил маленькие капли дождя гулять по земле. Проворные санитары, они равнодушно смывают этот день. Смешивая пыль, землю, опавшие лепестки в одну массу. Хочется пить. Всё также не включая свет бреду на кухню. Большая порция ледяной воды падает вниз, в желудок. Время к рассвету. Первые сутки один. Первый день новой жизни. Как и тогда... до тебя. Отсутствие жизни в этих стенах сразу дает о себе знать. Местами пыльно, окна несколько помутнели. Кто их мыл? Когда? Теперь это кажется таким далеким. Окна.... чертовы окна. Манят меня своей глубиной. ТЫ научила меня любить посиделки у окна. Что ты там смотрела? Помнишь, рассказывала, что сидя у окна можно увидеть больше мира, чем просто гуляя? Как тяжело тогда было привыкать. Я всё тогда ходил взад-вперед по комнате, на наших первых свиданиях.. молодой, энергия фонтаном, а мы просто сидим. А ты эгоистка. Даже не заметил, как перенял твои привычки, манеры. Даже заметил, что частично стал тобой. Ты всегда хныкала, если мы долго гуляли. Просилась домой, чтобы подобно коту забраться на диван, сложив на меня ноги. Иду в ванную. Вот он. Столько раз собирался его выкинуть, но ты не давала. Всё говорила мне — Паша, не сейчас. А я влюбленный и возмущенный твоим «барахольством», шел на уступки. Так и получалось.... То обивку меняли, то поролон, то вставки ручек. Сейчас же, наш остров спасения стал похож на уставшего старика. Слегка промятый, он гладит перед собой, словно чувствуя, что одним сидящим стало меньше.
Знаешь, квартира  словно уменьшилась в размерах. Я словно пес, что бывший щенком жил в будке, которая ему теперь стала мала. Только кто раздвинет мои стены? Кто расширит мою жизнь настолько, чтобы не бояться быть зажатым в её тиски, не боятся удушающей серости? Сотни вопросов в стиле «как»? И «куда»? Быстро настроив температуру, лезу в горячую ванну. Пузырьки воздуха в воде обжигают, словно тысячи маленьких огоньков. Кажется помогает.  Вода принимает меня почти всего без остатка. Слишком тихо с непривычки. Слишком много тишины для меня за сегодня. Слишком много тишины сопровождает меня сегодня. Слишком много ее будет потом. От горячего пара размокло лицо. Некоторое мгновение и я ощущаю некое жжение в уголках глаз. Капля за каплей боль в виде слез падает на пену. Одна, две, три, четыре.... одна бороздка за другой, подобно мелким туннелям изрезавшим лицо. Борода уже взмокла. За это время она приобрела несколько истрепавшийся вид. Надо бриться. Точно знаю, что надо.