Ошибка

Тишина густой и тяжелой субстанцией заполнила подвал. Только падающие иногда кусочки кирпича и бетона легким стуком напоминали о недавно случившемся взрыве. Из поврежденных труб за образовавшимся завалом стекала вода. Поднятая пыль оседала, растворяясь во мраке и покрывая все вокруг незаметным тонким слоем.
Он открыл глаза, но не увидел совсем ничего. Ощущалась тупая и приглушенная боль во всем теле, словно при ослабевающем действии наркоза. Пошевелиться практически не удавалось. Он с немалыми усилиями выбрался из-под кучи кирпичей, вдавивших его в холодный пол. Бросило в жар, и болезненные фиолетовые точки заплясали повсюду.
«Сначала удар артиллерии… Потом я спустился в подвал. Точно, теперь все сходится. Я все еще здесь, под развалинами дома».
Картина понемногу прояснялась. Конечно – четырехэтажный кирпичный дом в городке, контролируемом повстанцами, просто сложился, словно картонный, после попадания снаряда…
Он полз вдоль стены так же спокойно, несмотря на осознание того, что попал в закрытый каменный мешок, наподобие гроба, с несколько бОльшим запасом кислорода. Ведь как там говорили – безвыходных ситуаций не бывает. От приступа паники спасала лишь твердая вера в это.
Рука нащупала что-то мягкое возле завала. Человек. Густая теплая жидкость на лице, а точнее, на том, что ранее было лицом. Пульса нет – понятное дело… Вытерев руку о штаны, он продолжил движение, то и дело натыкаясь на острые кирпичи.
Даже самый слабый лучик света не пробивался сквозь груду обломков, когда-то бывших домом номер 18, старым и счастливым. Но что это?.. То ли вздох, то ли стон донесся откуда-то из дальнего угла.
Он бросился туда настолько быстро, насколько возможно, раздирая ладони и колени о какие-то металлические пруты или остатки труб. Судорожно нащупал в кармане зажигалку, но еще раньше – маленькую и теплую детскую руку в темноте. Мальчишка лет десяти полулежал, прислонившись к стене.
- Эй, парень, живой?
Сначала хрупкие пальчики утвердительно сжали его ладонь. Потом в вязкой тишине послышались отчетливые и горькие всхлипывания. Чертова война… Как же страшно должно быть ребенку, заживо похороненному под землей, во мраке, среди трупов и обломков. И разве можно найти в целом мире слова, чтобы сейчас его успокоить?..
- Ты чего?.. Ну-ка, боец, отставить слезы. Как тебя зовут?
- Рома.
- А я Артем. Вот и познакомились. Только не бойся, Рома. Все скоро закончится.
- Мне больно! – Вырвалось вдруг из глубины его груди, жалобно и ужасно, с искренней детской надеждой на помощь.
Артем еще раз чиркнул зажигалкой. Конечно – на животе мальчика сквозь светлую майку проступило большое кровавое пятно. Нет, только не это!
- Сейчас, малый, сейчас…
Поспешно сняв и скомкав спортивную куртку, он подложил ее под голову ребенка, отрывая низ от своей рубашки.
- Ты доктор?
- Нет, Рома, я не доктор. Но обязательно тебе помогу. Потерпи немного, сейчас перевязку сделаем, легче станет. А там и настоящие врачи приедут. И спасатели. Нас найдут и вытащат, надо только немного подождать. Справишься?
Мальчик утвердительно кивнул, немного успокоившись. Он переносил перевязку без криков, стойко и терпеливо. А Артем успел подумать, что это поколение слишком рано становится мужчинами… Ему самому хотелось верить, что за ними придут, вот только вряд ли у повстанцев кто-то разыскивает пострадавших. Единственный, кто, по его прогнозам, мог прийти на место трагедии – это мародеры в поисках наживы в остовах разбитых квартир.
- А тетя – она умерла? – Вопрос был задан прямо в лоб, и Артем понял, что здесь уж юлить бесполезно.
- Да. Умерла. Но ей было не больно – она как будто уснула и не проснулась. – Хоть так постарался он утешить мальчика, понимая, что это глупо.
- Жалко тетю Тому. Она жила рядом с нами. Пекла очень вкусные пироги. И яблоки мне приносила, когда я болел.
Тот безымянный труп с кровавым месивом вместо лица, лежащий в куче строительного мусора, стал приобретать очень яркие человеческие черты. И не сыростью вдруг запахло Артему, а румяными пирогами и большими спелыми яблоками, только что сорванными с ветки… А к горлу почему-то предательски подступил комок. Нет, нужно быть сильным, ради этого храброго пацана! Рома снова застонал, пытаясь устроиться поудобнее.
- Я тоже умру?
Всего три слова, но каких страшных. Сколько безысходности в них и смирения… Не должны такого говорить десятилетние дети. Артема вдруг бросило в дрожь, несмотря на то, что было довольно жарко.
- Ты что, боец?! С чего ты взял такую глупость?
- Я же… ранен.
- Ну и что? Тоже мне, дедушка нашелся столетний, умирать собрался. Еще одноклассникам всем расскажешь, что в боевых действиях участвовал. Все девчонки за тобой бегать будут.
Губы его растянулись в улыбке слабо, но искренне.
- Мне все не надо. Мне Маша нравится, из пятого «Б». Если я не умру, то мы поженимся.
- Меня на свадьбу позовешь?
- Да… Ты не знаешь, что с моей мамой? – Казалось, мальчик совершенно не слушает эту взрослую бессмысленную болтовню для его поддержки, продолжая сосредоточенно думать о чем-то своем, очень важном. – Она сказала, чтобы я спускался в подвал с тетей Томой, а сама осталась собирать какие-то документы и одеяла. Говорила, здесь будет холодно.
- Я думаю, с ней все в порядке. – Соврал Артем. – Представляешь, как она обрадуется, когда снова тебя увидит, узнает, что ты жив.
- И правда… холодно.
Мальчишку начинал бить нездоровый озноб. Господи, пожалуйста, нет!..
- Держись, Рома. Ради своей мамы. Человек многое способен вынести. Всякую беду пережить. Но только если не сдается и верит. Вот скажи, у тебя есть мечта?
- Да. – Ответил он воодушевленно, но затем вдруг задумался. – Я велосипед хотел. Большой, как у взрослых. Я знаю, что мама мне его купила, и на балконе спрятала – завтра мой день рождения. Получается, велосипед у меня уже вроде как есть.
На несколько секунд повисло молчание – Роме нужно было отдышаться и отдохнуть.
- У меня теперь другая мечта. Я хочу, чтобы наш город больше не бомбили. Никогда.
- Мечты всегда должны сбываться. Ведь день рождения – это не просто день. Это самый волшебный праздник. Значит, завтра совсем взрослым станешь… - Он с трудом сдерживался, чтобы не зарыдать, обняв ребенка. Тяжело раненного, самого сильного и доброго, самого стойкого и смелого. И хотелось ему больше всего на свете, чтобы этот темный подвал оказался лишь кошмарным сном, который развеется, как ночь. Чтобы у Ромы был и торт со свечами, и желанный велосипед, как у взрослых. Чтобы друзья собрались за стол, и заглянула к соседям живая и улыбающаяся тетя Тома.

Наверху послышался какой-то шум, словно кто-то настойчиво разбрасывал кирпичи. Неужели…
- Эй! Мы здесь!! – Артем кричал, сколько хватало голоса, дрожащего от волнения. Неужели еще не конец?
- А еще… Я хочу, чтобы мама была жива. – Рома продолжал еле слышно. Струйка крови темной змейкой выбежала из его рта.
- Ты чего? Ты чего, боец?! Слышишь, нас нашли! Сейчас помощь придет. Потерпи, еще совсем немножко. Пожалуйста!
Он держал холодеющую маленькую ручку, считая про себя растянувшиеся секунды остановившегося времени и продолжая срывать голос.
Когда луч света, словно ударом меча, разрубил темноту, Рома уже не дышал и не говорил ничего. Широко открытые глаза смотрели куда-то вверх, в серое и тревожное военное небо, с каждой секундой все больше освобождавшееся из-под обломков.
Кто-то в камуфляже подал Артему руку, помогая выбраться на поверхность. Кто-то в белом халате, похожий на сплошное световое пятно, обеспокоенно спрашивал о самочувствии. Но он, словно сумасшедший, повторял: «Простите меня!», вглядываясь в каждое незнакомое лицо.
Вся улица, захлебываясь от рыданий, продолжала искать выживших в грудах строительного мусора. Мужчины, женщины и дети, гражданские и вооруженные, быстро и зло, ломая ногти и сдирая кожу, отбрасывали кирпичи, поднимали тяжелые балки, то и дело замирая и вслушиваясь в каждый звук, который могли издать живые. Но развалины отвечали тишиной.
Он просто брел куда-то, не различая дороги от бесконтрольно льющихся слез. Перед глазами, словно живой еще, стоял медленно угасающий малыш, совсем немного не доживший до своего одиннадцатого дня рождения.

Двумя часами ранее.

…Он бежал вниз по лестнице четырехэтажного дома номер 18, и, казалось, физически ощущал, как с огромной скоростью, рассекая упругий воздух, нагреваясь и вращаясь, со свистом к дому приближается неминуемая гибель. Вызванная его личной ошибкой. Только что он, старший сержант правительственной армии Артем Назаренко, корректируя артиллерийский удар по базе повстанцев, допустил фатальную неточность в расчетах…