Моя волшебная комната

В нашей обычной реальности, где Инира проживала свою обычную жизнь между других людей, у нее была работа, семья, друзья, хобби, то есть всё как у всех, всё как обычно. Древняя душа Иниры могла бы уже уйти в иные миры, где пребывание и обучение не связаны с такими жесткими испытаниями, как в здешней ветке реальности. Но она пришла в этот мир осознанно, было заключено соглашение с Творцом, что именно здесь ей будет позволено творить миры, и ей дали власть над нитями реальностей, чтобы она могла велеть им переплетаться согласно ее воле и задумкам.

Свою новую ветку реальности Инира ткала, с особой тщательностью подбирая качества и материалы. Она создавала свой мир, мир, в котором она, велиста, со-творец миров, могла бы расслабиться и отдохнуть. Хотя и в ее теперешней реальности уже никто не досаждал ей суетой и бесполезными затеями, усталость, накопленная к зрелым годам, давала о себе знать, и она хотела покоя, да и просто хотела иногда побыть в одиночестве.

Сначала была создана всего одна комната. Почему-то Инира не смогла или не захотела создать сразу всю планету или Вселенную. Поэтому сначала появилась небольшая уютная комната с камином в дальнем конце и окнами, задрапированными в огромные и тяжелые темно-бордовые портьеры с легкими занавесками из тончайшей шелковой тафты цвета слоновой кости, затканной крупными цветками причудливой формы.

На нефритовой каминной полке стояли статуэтки – пара чудесных статных коней из черной яшмы и копия статуэтки богини Баст из отливающей в желтизну бронзы с зеленоватой патиной, обильнее всего раскрасившей богине глаза, от чего ее взгляд казался живым и внимательным, но спокойным, почти бесстрастным. Баст наблюдала за комнатой, ни во что не вмешиваясь, как будто пребывая в каких-то более высоких измерениях.

Таких привычных для обычного мира каминных часов в комнате велисты не было из-за того, что времени в этом мире, в этой реальности не было совсем, Инира не захотела его творить. Сколько бы вы там не находились, что бы вы там не предпринимали, никогда не проходило ни одного мгновения. Там было всё всегда и сразу. Стороннему наблюдателю, возможно, если бы таковой вдруг нашелся, был бы виден процесс, как он происходил, тек и струился, но внутри комнаты время отсутствовало как явление и даже как понятие.

Уходя туда, в свою комнату, велиста могла наслаждаться тишиной и спокойствием, сколько ей было угодно долго, а выйдя оттуда, снова попасть в тот миг своей обычной реальности, из которого и покинула ее. Ни мгновением раньше, ни секундой позже. Временных коллизий быть не могло, время ее обычного мира их не любило и показывало свои способности людям весьма не охотно и только при большой необходимости, причем исключительно тем, кто был способен правильно понять эти игры времени.

Над камином висело огромное зеркало с настоящей серебряной амальгамой, обрамленное в тяжелую резную раму из красного дерева. Зеркало занимало всю высоту стены почти до самого потолка, поэтому в его прозрачной поверхности отражалась большая многоярусная люстра, причудливый каркас которой почти скрывали мириады хрустальных подвесок. Свет играл в кристаллах, захваченный ими в свой ледяной плен, и, пробиваясь, наконец, на свободу, выплескивался такими радужными лучами, что отражавшее их зеркало, казалось, издавало тихий и звенящий как сотня крошечных колокольчиков счастливый смех.

За железной кованной каминной решеткой задумчиво потрескивали поленья, на которых играл свою бесконечную драму мистер Огонь. Своими языками-ногами он плясал на обугленных деревяшках испанское танго, страстное и безжалостное, полное любви и ненависти, желания обладать и желания убить, стремления согреть возлюбленную языками-руками и все-таки сжечь все вокруг. Но мистер Огонь держал себя в рамках разумного, в чем ему помогала миссис Кочерга и ее неразлучные близняшки Щипцы для углей.

Рядом с решеткой стояла корзина со свежими поленьями, на обрубках березовых стволов белела кора, разлохмаченная, как девица после сна. Поленья страстно желали позаботиться о мистере Огне, продлить его жизнь своей любовью, а потом покинуть эту комнату, и в виде легкого и веселого дымка унестись в еще неведомые просторы нового мира, почти еще не сотворенного воображением велисты.

Перед камином стояла пара огромных глубоких кресел, обтянутых мягким бордовым бархатом в тон с драпировками окон. Когда Инира приходила в свою комнату, кресла наперебой приглашали ее опуститься к ним на сиденье и расслабиться, позволив им, креслам, поглотить ее усталость и тревоги, согревать и ласкать ее руки мягкими подлокотниками, нежить ее пальчики пушистыми бархатинками своей обивки. На подголовниках кресел лежали кружевные салфетки с вытканными на них сказочными цветами и такой красивой каймой, что когда хозяйка укладывала голову, салфетка казалась ее короной, выступая своими лучами вокруг головы.

Пока Инира создавала свое убежище, ей не было тут одиноко, но велиста предполагала, что когда-нибудь к ней сюда кто-то придет в гости. Поэтому она создала сразу два одинаковых кресла. И еще она теперь могла не переживать, что им станет скучно и одиноко, когда ее не будет в этой комнате.

Кресла, они так сильно привязываются к своим хозяевам, так ждут и переживают, что их любимый человек не приходит или не общается с ними, не сидит на их коленях, не гладит подлокотники. От одиночества кресло может зачахнуть и даже погибнуть, рассохшись в самой своей глубине каркаса, чтобы потом рассыпаться от нахлынувших чувств, когда, наконец-то, любимый и желанный хозяин придет и сядет на него.

Рядом с креслами стояли парочка низких пуфиков для ног. Они были близкими родственниками больших кресел, такие же мягкие, в таком же бордовом бархате и с похожими салфетками на сиденьях. Пуфики мечтали служить для ног хозяйки прочной и удобной опорой, чтобы ножки велисты и ее гостей могли расслабиться и отдохнуть. Были бы у пуфиков руки, они бы и массаж сделали её ножкам, но Инира решила придерживаться традиционного вида вещей, и с сожалением отвергла предложение дополнительного релакса.

Кресла относились к пуфикам покровительственно, как к неразумной мелюзге, но и к ним кресла привыкли и привязались всей душой, да и вместе с этими пухлыми пуфиками было веселей.

Завершал композицию, или компанию, это как посмотреть, кофейный столик овальной формы, сделанный из такого же красного дерева, что и рама зеркала. Его резные точеные четыре ножки были чуть-чуть кокетливо отставлены в стороны, что придавало ему еще больше изящества и легкости. И его покрывала большая кружевная салфетка, состоявшая в непосредственном родстве со всеми остальными салфетками в этой комнате, такая же ажурная, с прекрасными цветами и зубчатой каймой, которая выступала из-под стоящего на ней серебряного с прозрачным хрустальным донышком подноса.

Кофейный набор на подносе был лаконичен и изыскан: в высоком кофейнике всегда был в достатке замечательный крепкий кофе, пара малюсеньких чашечек с такими же трогательными ложечками были всегда готовы услужить любимой велисте, пузатый молочник имел неиссякаемый запас молока, и его сестрицы-сахарницы, естественно, вечно наполненной темным тростниковым сахаром. Инира любила брать в руки эти вещи, ласкать их, пить из них свой любимый кофе, так волшебно пахнущий, что, казалось, ароматом можно было лакомиться вприкуску к напитку.

Забравшись в руку велисты, чашечка излучала такое удовольствие, что можно было даже при особом старании услышать ее мурлыканье, она терлась о пальцы Иниры, ласкала ее губы и угощала свою создательницу терпким горячим очень вкусным напитком.

Инира сидела на кресле, прикрыв усталые веки, и наслаждалась расслабленной медитацией, мыслями ни о чем, когда в голове шуршит пустота и любые мысли стесняются проникать в сознание, теряются и уходят в смущении до лучших или просто других времен.

У стены напротив окон стоял огромный диван, подобранный так, чтобы быть старшим братом уже для пары кресел и дедушкой для пуфиков. Его бордовый бархат был более темным и мягким, его пухлые подушки жаждали подарить телу полную негу, расслабляя каждую усталую мышцу, каждый сустав, каждое сухожилие и связку, каждую клеточку всего существа хозяйки, чтобы дать ей исцеляющий глубокий сон без тревожных сновидений, приносящий бодрость и молодость, дарящий ей запас сил для жизни и творчества. Теплый пушистый и уютный плед, составлявший компанию массивному дивану, обещал укрыть велисту от проблем и забот, прогнать воображаемых демонов и грустные мысли прочь и охранять ее сон так долго, сколько потребуется.

Из обычного мира Инира взяла только свои любимые книги, которые убрала в бездонный безразмерный шкаф, уходящий в пятое и шестое измерения, а в комнате шкаф выглядел невысоким, в рост человека, мебельным шедевром. Красивая древесина была родственна по цвету и фактуре со столиком и зеркальной рамой, замысловатая резьба покрывала его нижние дверцы, а верхние полки были защищены прозрачными стеклами. Нужная велисте книга находилась всегда где-то на средней полке, но женщина любила перебирать свои сокровища, вспоминая прочитанные истории, любимых героев и их приключения. Книги тоже любили свою хозяйку, они всегда были готовы порадовать ее какой-нибудь новой историей, которая Инире была еще не известна. А может быть, книги сами придумывали эти истории, чтобы развлечь и себя, и велисту.

На полу из темного дубового паркета лежал однотонный толстый шерстяной ковер с плотным упругим ворсом. На ковре перед камином спал, свернувшись калачиком, огромный серый кот. Он не был пушистым, но и гладким он тоже не был, он не был голым, он был дымным. Его тело состояло из полупрозрачной слегка опалесцирующей субстанции дымного цвета, причем серый дым переходил в почти белесый или в цвет маренго в зависимости от настроения этого странного кота. В остальном кот был абсолютно нормальным котом, он любил спать, мурлыкал, когда был счастлив или возбужден, играл с фантиками и игрушечными мышами, и подолгу о чем-то разговаривал взглядом со своей верховной богиней Баст.

Инира привела дымного кота из своего мира, где он совершенно случайно то ли сам образовался, то ли пришел из какого-то иномирия, да и застрял в трехмерной реальности. Кот был рад такому переезду, но ему все-таки было маловато одной комнаты, поэтому Инира позволила ему ходить, где вздумается, и гулять по мирам самому по себе. Она повесила на его ошейник талисман, чтобы дымный кот всегда мог вернуться в эту комнату отдохнуть и пообщаться с Баст и велистой.

Через некоторое время велиста создала за окнами набережную не очень широкой реки, замощенную серой гранитной брусчаткой, сквозь балясины парапета из светлого камня была видна темная зеленовато-голубая вода, волнами, поднимаемыми ветром, бьющаяся в каменные ступени, подходящие к самой ее поверхности. На противоположном берегу зеленели высокие и раскидистые каштаны и липы – там теперь был маленький парк с уютными дорожками и чистенькими скамеечками напротив цветочных клумб, где всегда цвели разные красивые цветы. Парк освещался старинными фонарями, часть из которых иногда загадочно угасала, словно от усталости, но отдохнув или передумав, разгоралась вновь, и так до следующего раза.

На деревьях, как и положено, жили белки и птицы, в кустах сирени и жасмина гнездились соловьи, оглашающие округу своими волшебными трелями. А в центре парка плескался небольшой круглый фонтан с прозрачной ключевой водой, которую было так вкусно пить птицам и животным.

К парку через реку вел кованый ажурный довольно широкий мост, выгнувший свою спину над темными водами реки. Создав реку, мост и парк, Инира стала иногда гулять там со своим дымчатым котом, наслаждаясь покоем и уединением. Кот забавно пугал птиц, охотился за бабочками и пролетающими крупными жуками, но никогда не поймал ни одной жертвы – они ему были интересны только как игрушки, как напоминание о том, что он все-таки кот, охотник. А питался дымный кот только добрыми словами и любовью своей велисты. Впрочем, корм он для себя находил и сам в своих путешествиях между мирами.