Прогулка
Темная каменная мозаика на полу геометрическими причудливыми узорами окаймляла центральный рисунок, где были изображены растения на лужайке. Сотни чудесных цветов распустились когда-то и замерли под рукой искусного мастера в виде узора, по которому шли к высоким тяжелым дверям дымный кот и велиста на свою прогулку по парку.
Велиста взялась за витую длинную ручку из старой латуни и толкнула массивную дубовую дверь с крупными рельефами из снопов спелой пшеницы, обрамляющих небольшое окошко с фасетчатым стеклом. Дверь поддалась усилию и, скрипнув, выпустила путешественников на воздух. Эта створка двери, как и ее сестра близнец, стоящая рядом и в паре с ней охраняющая проход, не любила выпускать жильцов, но уважительно относилась к входящим в дом, потому что сама тоже любила этот удивительный дом, а без жильцов и постояльцев дому было скучно и одиноко. Об этом и скрипела тяжелая дубовая дверь, жалуясь своей велисте.
Дом был большим и приземистым, ростом всего в четыре этажа. Его фасад делился красивым карнизом на уровне второго этажа как торт кремовой прослойкой. По этому карнизу и по его собрату под крышей нежными кружевами шла лепнина, прерываясь на украшения в виде медальонов с виньетками или лицами ангельских существ, смотревших с портретов куда-то вдаль и не интересовавшихся здешними реалиями.
Между этих медальонов до уровня первого карниза высились полуколонны кремового цвета на фоне глубокого кармина кирпичной кладки, укрепляющие и подпирающие фасад, делающие его более значимым и авторитетным.
Дом был доволен своим внешним костюмом так же, как и своим внутренним миром, но смущался из-за своей незаселенности. Поэтому его горбатая крыша изламывалась двумя удивленными бровями над малюсенькими чердачными окошками, а каминные трубы стыдливо прикрывали широкополыми шляпами свои дымоходы.
Дом мечтал о своих собственных жильцах, чтобы ранним утром детский смех будил окрестных голубей, вивших свои гнезда на его чердаке, чтобы благообразные старушки кормили этих птиц, выглядывая из окон, и здоровались с портретами ангелочков на медальонах. Хотелось, чтобы красивые женщины и мужчины приходили и отдыхали в его комнатах, улыбались, любили друг друга, нежно целуясь у каминного огня. Ведь комната велисты была не единственным помещением в этом большом и гордом доме, но Инира еще не решила, кто должен, а точнее, кто может поселиться в её мире. И дом пока тосковал в ожидании.
Пустые дома всегда тоскуют, они такие чувствительные, эти пустые дома, такие трогательные в своем одиночестве. Им так хочется всегда быть полезными, согревать в непогоду, укрывать от зноя, прятать от дождя и снега, нахлобучивая на свою крышу толстые зимние белые шапки.
Около парадных дверей были разбиты клумбы с цветами, а под окнами первого этажа росли всегда цветущие кусты сирени и жасмина. Инира наслаждалась запахом их цветов и медленно шла к мосту через реку.
Мост с радостью принял на себя невесомые шаги волшебницы и дымного кота, проводил их вплоть до последнего своего пролета и по другую сторону реки передал мостовой, вымощенной не темным камнем, как ее сестра, а светлым. Хорошо подогнанные булыжники были уже отшлифованы, как будто по ним ходили не один век многочисленные толпы народа.
На входе в парк велисту приветствовали вековые липы, слегка качая своими ветками и создавая ветер, а зато обдавая Иниру дурманящим запахом своих цветков. Каштаны, украшенные парадными свечками соцветий, приветливо шевелили пальцами своих листьев, поддерживая подруг и тоже волнуя воздух.
Впрочем, ни липам, ни каштанам не было особо интересно вникать в дела маленьких людей и волшебников. Деревья жили своей величественной медленной и тягучей жизнью. Спокойствие в мире и покой в душе, созерцание времени как замысловатого существа и дыхания земли — вот какие занятия и мысли увлекали их. Суета в их кронах, которую устраивали белки и птицы, не волновали деревья, наоборот, они считали птичьи гнезда своими украшениями, а беличьи дупла секретными кладовыми, где этот мелкий народец мог жить на радость велисте и самим себе.
Вступив в парк, дымный кот унесся по каким-то своим делам, и Инира осталась одна. Она шла вдоль липовой аллеи под сводами ветвей и наслаждалась тишиной и покоем. Но, дойдя до площади с фонтаном, ощутила чье-то беспокойство и тоску. Удивившись столь неприятным переживаниям, которым даже места не должно было быть в созданном ею мире, Инира стала искать причину, того, кто их испытывал, эти чувства.
Вокруг мирно журчащего фонтана на площадке стояла дюжина скамеек в углублениях вымощенных таким же камнем, как и сама площадка. А между скамейками росли розовые кусты с цветками разных цветов: белые и кремовые, ярко-алые и чайные, темно-бордовые до черноты и перламутрово-розовые. Но один куст не цвел. Его ветки удрученно опустились к земле и почти все листочки горестно завяли.
Инира подошла к увядшему кусту и спросила:
— Что с тобой случилось? В моем мире такое просто не возможно! Здесь царит гармония. Кто посмел нарушить закон гармонии?
— Ничего не случилось, — пытался оправдаться кустик, ведь нарушителем гармонии в данный момент выглядел он сам, — я оправлюсь, вот увидишь, велиста. Я очень скоро оправлюсь.
— Может быть, тебе не хватает воды?
— Мне всего хватает, велиста, и воды достаточно, и минеральных веществ. Ты так внимательна… Право, не стоит так волноваться из-за недостойного кустика.
И он попытался приподнять свои веточки, но только вздохнул, потому что печаль угнетала его изнутри его души, и дело было не в почве и воде.
Обеспокоенная велиста стала размышлять, кто или что могло так опечалить ее розовый куст. Она проверила и переговорила со всеми соседями этого кустика, но так и не выяснила причин. Трава была слишком болтлива, все время шуршала о каких-то глупостях, о ветре в своих кудрях, о пчёлах, которые обещали к ней прилететь, а сами всё внимание обращали на розовые цветки, соседние кусты были очарованы сами собой и не замечали вокруг ничего.
Не удивительно, ведь так ведут себя все цветущие кусты — мир замыкается вокруг них до появления новой жизни, их семян. Тогда кусты роз или любые другие раскрывают своё сознание обратно в мир и рассеивают свои семена возможно дальше. Для этого им нужен ветер, чтобы поднять семечко как пушинку и перенести подальше, или птицы, которые их склюют, а потом перенесут в своем желудке в далекие страны. Еще белки иногда запасают семена на зиму, пряча их в развилках стволов или закапывая в тайники под пушистым мхом. Только белки такие забывчивые! Они почти всегда забывают место, где сделали свой клад, и почти никогда за этими семенами не возвращаются, давая им возможность проклюнуться и попробовать вырасти в красивые взрослые кусты.
Деревья, стоящие поодаль от розовых кустов, тоже не сказали ничего вразумительного — они всегда выше земной суеты, если их корни в порядке. Поэтому деревья не знали причин, опечаливших этот куст.
Тут Инира вспомнила, что в том мире, откуда она пришла в этот, свой мир, у нее есть подруга, которая знает про садовые растения всё-всё-всё, и решила открыться ей. Пригласить её в гости, чтобы она как доктор осмотрела этот несчастный куст и помогла ему зацвести. Ну, а если Ирис, да-да, подругу даже звали как один из цветов, так вот, если Ирис понравится в этом сказочном мире, то велиста разрешит ей тут остаться или бывать, когда той захочется.
Уговаривать Ирис велисте не пришлось. Как только та услышала, что где-то в мире есть несчастный розовый куст, который никак не может распустить свои лепестки, она сразу собрала в походную сумку самые необходимые вещи: маленькие грабельки, крошечную лопатку, флакон с удобрениями, склянку с ядом для вредных насекомых, если вдруг таковые обнаружатся в мире велисты. Последней Ирис положила в сумку специальную волшебную трубку, как у старых докторов, с раструбами по обоим концам, чтобы выслушивать жалобы растений, свидетельства насекомых и птиц.
Инира знала, что Ирис не простая подруга из обычного мира людей. Ирис тоже была немного волшебницей, конечно, она не умела творить новые миры, как велиста, зато умела так уютно устроить всё в садах и парках, что равной ей в этом мастерстве было не сыскать, наверное, и во всём старом мире.
Прибыв через портал в Красную, в смысле Красивую, гостиную велисты и вволю повосхищавшись красотой и уютом дома, Ирис потребовала от Иниры немедленно отвести её в парк к страдающему от непонятной болезни розовому кусту. По дороге Ирис похвалила и кусты сирени и жасмина, приветливо поговорила с цветами на клумбах, кивнула липам у входа в парк и шелестящей траве, радостно приветствовала все цветущие розы и направилась к кусту-страдальцу, не имеющему даже бутонов.
— Здравствуй, мой хороший, — протянула она к нему свои нежные ладони, не боясь пораниться об острые шипы, - ну, рассказывай мне, что у тебя случилось? У тебя что-то болит? Тебя что-то гложет? Ну-ка, давай поглядим на твои листики.
Ирис нежно перебирала листики на ветках розового куста, внимательно разглядывая каждую жилку и зазубринку на них, а куст словно замер от удовольствия, столько любви и ласки дарила ему эта фея-садовница. Потом Ирис достала свою волшебную трубку-дудочку и приложила её узким раструбом к уху, а широкой воронкой стала водить около веток куста. Потом ей пришлось встать на коленки, чтобы приложить раструб к земле около корней куста-бедолаги, а, поднявшись, она строго спросила Иниру:
— Какие птицы у тебя отвечают за ловлю вредоносных насекомых? И какие именно назначены охранять именно эти розовые кусты?
— Ответственны за ловлю насекомых все птицы этого парка, а за эти розовые кусты отвечают воробьи. Вон они резвятся в кучке песка на солнышке, — Инира протянула руку, указывая на небольшой песчаный уголок, где принимали гигиенические ванны выполнившие на сегодня свои обязанности полтора десятка воробьёв.
Ирис подошла к ним совсем близко и снова направила на них свою трубу-слушалку.
— Ну-ка, скажите мне, кто пренебрегает своими обязанностями и допустил это безобразие с задержкой цветения розы? — тон её был таким суровым, что воробьи враз присмирели и перестали истошно щебетать о своих обычных глупостях.
— Мы всё делали правильно, фея-садовница! Нас упрекнуть не в чем! — ответил ей вожак стайки, седой и уважаемый всеми воробей с самыми яркими коричневыми крылышками.
— Тогда укажи мне на того достойного воробья, который тобой был приставлен к вот этому кусту, — потребовала Ирис, — я буду разбираться с ним лично. Если он молодец, то получит награду, а если наглый лгун, то велиста его накажет. В конце концов, вы подвели не меня, а саму велисту!
— Под этим жалким кустом место было отведено вот этому красавцу, Чиф-Чифиру, — и вожак выпихнул к ногам феи молодого воробья, улыбающегося такой невинной улыбкой и с таким весельем в глазах, что сразу и не подумаешь, что этот бравый молодец может быть причиной беды.
Чиф-Чифир, призванный заклинанием хлебного мякиша, перелетел на ладонь к Ирис, а та направила на него свою волшебную трубку.
— Скажи мне, уважаемый и прекрасный Чиф-Чифир, каких именно насекомых ты уничтожал под своим розовым кустом, и как много тебе пришлось работать, чтобы куст чувствовал себя хорошо?
— Ну-у-у, — воробей посмотрел в небо и даже проследил взглядом никуда не спешащее облако, но больше ничего ответить не смог.
— Ты ничего не делал. Это так? — почти ласково спросила Ирис.
— Да, — грустно понурился Чиф-Чифир, — меня как раз тогда бросила любимая девушка, я так расстроился, что не мог ничего делать и думал только о ней. А когда она ко мне вернулась и мы построили своё первое гнездо, я уже не смог справиться с расплодившимися под моим кустом вредителями. Я не знал, что он не сможет расцвести. Простите меня, я так больше не буду!
— Простить тебя можно, но что мне делать с вредителями? И что скажет мне теперь вожак вашей стайки? — Ирис строго посмотрела на присмиревшего вожака. — Вот что, вместо наказания давайте-ка всей стаей очищайте-ка этот куст от паразитов. И особенно между корней, чтобы куст сразу смог брать нужные питательные вещества из почвы.
А сама достала из походной сумочки склянку с питательным удобрением и капнула пару десятков капель на листья куста. Там, куда попали капли, появились бутоны, сначала крошечные, потом они чуть подросли, но распускаться они не спешили.
Пока воробьиная стая трудилась, Ирис присела на скамейку рядом с Инирой.
— Вот охламон этот Чиф-Чифир, — усмехнулась Ирис. — Из-за несчастной любви! Понимаешь? У воробья чуть не разбилось сердце! Поэтому пострадал ни в чем не повинный розовый куст и твоя нервная система. Надеюсь, вожак, да и вся стая вправят этой парочке мозги на место.
— Ну, судя по всему, уже вправили — гнездо-то они уже свили, значит, семейная жизнь наладилась. А признаться не смог… Ну, так он же воробьишка! Представь, как колотилось его сердечко от страха, что надо признаваться в содеянном и просить пощады и помощи у родни и друзей! Был бы волком, сам бы всё исправил, никто бы и не заметил, а это воробьишка мелкопупый.
Инира улыбалась, глядя, как распускаются на исцелённом подругой кусте бутоны. Цвет роз был необыкновенным. Розовый лепесток был расчерчен ярко-алыми прожилками, как будто это брызги крови запачкали цветок, по краю лепестка пенилась нежно-желтая бахрома, а в центре лепестки были совсем светлые, почти белые. Таких красивых и необычных цветов не было ни на одном другом кусте! Ирис встала с лавочки, достала из своей сумки склянку с ядом и сбрызнула корни куста, когда выгнала последнего из расстаравшихся воробьёв.
— Вот так, — удовлетворённо улыбнулась фея-садовница, — теперь труд пташек будет дополнен специальным составом настоек из ядовитых трав и грибов. Моим растениям в саду очень уютно с ним. Надеюсь, и этому понравится. А тебе, дорогая, я советую привлечь к уходу за садом ежей, они обожают выкапывать из земли разных вредителей.
— Спасибо тебе, Ирис, как мне тебя отблагодарить? — Инира радовалась новым цветкам и хотела сделать приятное подруге.
— Давай погуляем! Я у тебя тут впервые, покажи мне свой город!
— Да, собственно… — велиста смутилась, — города, как такового, еще нет, я успела только дом и парк сотворить, реку и мост… А больше и гулять-то негде. Разве что по парку ещё побродить, так мы его уже весь обошли. Если только…
— Что, если только? — нетерпеливо переспросила Ирис, предчувствуя новое волшебство, заглянула подруге в глаза и улыбнулась, увидев в них озорной огонёк.
— А давай мы с тобой вместе создадим парочку улиц!
— Здорово! Я о таком щедром даре даже не мечтала! — Ирис радовалась как ребёнок, да, в сущности, любая фея до самой старости ребёнок в душе, а уж фея цветов точно.
— Только пойдём на ту сторону реки, к моему дому, а то ему скучно в одиночестве, вот с набережной как раз и начнём.
Свидетельство о публикации №216030200219