О состояниях сознания

         В психологии сознание может быть синонимом личности, человеческого "я“ или самосознания [1, с.386-387], в одном случае, и состоять из предметного сознания, «не-я» и самосознания, «я» – в другом [2, с.62].
         Современное представление о сознании имеет долгую предысторию. Понятие сознания – ключевое в философии, а вопрос о его природе – один из самых древних. Как только первые философы сформулировали проблему человеческого бытия, они столкнулись и с проблемой сознания. Тем не менее, в греческой философии нет собственно понятия “сознание”, но существуют  как минимум четыре термина, которые можно соотнести с современным представлением о  сознании: “нус” – творческий ум, “психея” – душа, “логос” – разум, “эйдос” – идея [3, с. 102].
         Думается, не было изобретено понятие сознания и средневековой философией. В понятии интроспекции, развиваемом Фомой Аквинским вслед за  Плотиным и Августином, в осознании души самой себя, в “возвращении” к себе, сознание есть как отношение души к себе, как самосознание. Предметом исследования, следовательно, понятием сознание становится лишь с появлением психологии как науки, у В. Вундта и Ф.  Брентано, в XIX веке [1, с. 142].
         В психологии, как уже говорилось, сознание, то разделяется  на предметное сознание «не-я» и самосознание, «я», то идентифицируется с личностью, «я», самосознанием. В философии сознание представляется то образом, копией, отражением мира, природы, то включает в себя  этот мир, когда заявляется: «весь мир во мне».
При всём при этом нельзя не согласиться с тем, что сознание может быть направлено или ориентировано при рефлексии, интроспекции, интроверсии на себя. Однако невозможно возражать и против способности его ориентироваться на окружающее при рефлексе, экстраспекции, экстраверсии.  Это было подмечено психологом К.Г. Юнгом. «В моей практической врачебной работе, - писал он, - я уже давно заметил, что помимо многих индивидуальных различий человеческой психики существует также типическое различие и прежде всего два резко различных типа, называемых мной типом интроверсии и типом экстраверсии» [4, С. 238].
         И если рефлекс и рефлексия (по Декарту), экстраверсия и интроверсия (по Юнгу) – ориентация и адаптация к тому, что вне тебя и в тебе вызывают разные состояния сознания, то это объясняет несхожесть синтезируемых  человеком моделей «я» и «не – я».
Короче говоря, следует, наверное, признать то, что наше сознание может иметь различные состояния, и вызывать разнообразные видения мира и нас в нём, а также и его в нас. Вместе с этим следует согласиться и с тем, что не только воспитание, образование способствует формированию видений, концепций «я» и мира. На творчество влияют психические состояния.
         Ч. Ломброзо в работе «Гениальность и помешательство» указывает на то, что Гёте говорил о себе, будто он сочинял многие из своих песен, находясь как бы в припадке сомнамбулизма, а Беттинели называл поэтическое творчество сном [6,с.15]. Клопшток сознался, что, когда он писал свою поэму, вдохновение часто являлось к нему во время сна. Ньютон и Кардано во сне разрешали математические задачи. Моцарт сознавался, что музыкальные идеи являются у него невольно, подобно сновидениям. Ламартин часто говорил «Не я сам думаю, но мои мысли думают за меня». Сократ первый указал на то, что поэты создают свои произведения не вследствие старания или искусства, но благодаря некоторому природному инстинкту.  Таким же образом прорицатели говорят прекрасные вещи, совершенно не сознавая этого  [6,с.16].
         По окончании периода творчества часто сам автор не понимает того, что минуту тому назад излагал [6,с.17]. Кроме того, обдумывая что-нибудь, многие искусственно вызывают прилив крови к мозгу, как, например, Шиллер, ставивший ноги в лёд, Питт и Фокс, приготовлявшие свои речи после неумеренного употребления портера, и Паизелло, сочинявший не иначе как укрывшись множеством одеял. Мильтон и Декарт опрокидывались головою на диван, Боссюэ удалялся в холодную комнату и клал себе на голову тёплые припарки. Руссо обдумывал свои произведения под ярким полуденным солнцем с открытой головой [6,с.17-18].
         Известен ряд психически активных веществ (ПАВ), употребление которых внутрь может с изменением состояния сознания вызвать изменение привычной картины мира и себя. Так изменение сознания при приеме психодизлептиков может быть представлено делириозной формой, в ряде случаев его помрачение достигает глубины сумерек и пробуждение опьяневшего невозможно.
         Бывает онейрическое  изменение сознания и характерные для онейроида симптомы (космическая,  религиозная тематика переживаний, ступор и т.д.), когда опьяневший как бы находится в зрительном зале, а не на сцене, наблюдая за происходящим со стороны (5,с.544).
         Примечательно, что во многих случаях, особенно после интоксикации ЛСД, мескалином и псилоцибином возникает внутренняя картина, восприятие без внешнего раздражителя: скользящие эйдетические образы при закрытых глазах, музыка, голоса внутри с самой необычной локализацией.
         Часты синестезии, когда звук «видят», а цвет, образ «слышат». Восприятие извращается, холодное кажется горячим, гладкое – колючим. Нарушается внутренняя перцепция; необычайны ощущения схемы тела, размеров, расположения отдельных его частей вплоть до чувства отделённости от тела конечностей, мозга и т.д. Меняется восприятие времени, пространства, соотношения окружающих предметов, их форма, масса, плотность, текстура.  Теряется различие между болезненными представлениями и реальностью.
         Описаны переживания ужаса, витальной тоски, бессмысленности жизни, приступы неуправляемой агрессии, случаи самоубийств и убийств во время опьянения и последующие несколько суток.
         Иногда опьяневший ощущает сверхсчастье, близость к Богу, неизъяснимый восторг. После этого как не верить в Бога.
         Наиболее глубокое переживание – нарушение сознания личности, своего «я» которое можно представить как раздвоение, чуждость и даже потерю. Деперсонализация принимает иногда причудливые формы: ощущение себя лицом противоположного пола, неодушевленным предметом, существом, «рассеянным в планетарных лучах». Психические процессы приобретают автоматичность, становятся неуправляемыми, сноподобными (7, С. 391).
         Вероятно, благодаря нюансам можно до бесконечности излагать психические и моторные явления, вызываемые изменениями состояния сознания. Однако необходимость ориентироваться в этих явлениях требует систематизации, заключения их в понятия более общие. 
         И, как показывает практика, очень важным моментом при этом становиться выделение направленности сознания на себя или, наоборот, вовне. Считая экстраверсию и интроверсию нормой, нормальным следует считать и то, что в чисто экстраверсивной модели миросознания теряется «я», а в чисто интроверсивной – объект, «не-я». В последнем случае мир из объективного, внешнего, существующего вне ощущений и независимо от них становится ощущением, предметным сознанием. При этом заявление: «Весь мир во мне» чревато отрывом от реальности, аутизмом, переживанием придуманного, искусственного мира – той крайностью, которая без экстраверсивной компенсации или уравновешивания «вещью в себе» ведет к шизойдности.
В общем, считая, что при интроверсии, рефлексии происходит отрыв сознания от реальности, дереализация, можно полагать, что при экстраверсии, рефлексе происходит отрыв сознания от самосознания, «я» – деперсонализация. То есть без компенсаторного взаимодействия интроверсии с экстраверсией происходит патологизация сознания, относимая к шизоидному его состоянию. Сознание благодаря вращению, смене ориентаций то растворяет «я» в объекте, то объект в «я». То объект принимает значение «я», весь мир во мне, в моём «я», то самосознание «я» принимает значение объекта, «вещи в себе», «не-я». Знаки: «не-я» и «я» меняют значения при круговращении сознания.
         Нюансы при этом не в счет. Важно лишь то, что все состояния сознания сводятся к нормальному среднему, уравновешенному  и двум крайним, называемым дереализацией и  деперсонализацией.
         Благодаря медицинскому подходу в процессе сознания выделяются два противоположных друг другу подпроцесса – персонализацию и деперсонализацию, от взаимодействия которых, от того, насколько один подавляется другим зависит миросознание человека, то, как он ориентируется и ориентируется ли в окружающем мире и себе. 
         От ориентации, в свою очередь, зависит адаптация человека, то, как он приспосабливает под свои нужды объекты. Ведь человек – это социальное существо и в чистом виде может приспосабливаться лишь активно, изменяя объекты. В случае утраты этой способности он исчезает, и перед нами предстает социально дезадаптированное биологическое существо.
В общем, следует сказать, что при обращении психического процесса, сознания на себя сознание раздваивается. При этом обнаруживается самосознание, «я». При обращении от себя, вовне обнаруживается «не-я». Гегель назвал один процесс отчуждением духа, а второй – возвращением к себе.
         Так открылась делимость сознания и существование двух противоположных течений психического процесса.
Слом сознания, лишение психики функции кругообращения, интроэкстраверсирования дискоординирует деятельность психики, и она распадается на ряд несвязанных между собой психических процессов. Наступает дизинтеграционная аменция. Мирсознание исчезает.
Таким образом, из вышеизложенного вытекает, что сознание обеспечивает людям рефлексорефлексию, кругооборот созерцания и мышления – образующее кругозор, информационное кругообращение.   
         Поскольку сенсорно-синтетический обзор и понятийно – синтетический кругозор прочно связаны с сознанием, его часто идентифицируют с живым человеческим знанием, от чего понятие сознания может существовать в узком и широком смысле, биологическом и социальном, то, как биологическая функция, то, как социальная.
С медицинской же точки зрения чрезвычайно важным является понимание того, что сознание – психическая функция, определяющая широту и многосторонность мировоззрения человека. Однонаправленность сознания, следовательно, мысли предопределяет односторонность мирсознания. Одностороннее мирсознание можно обнаружить в вульгарном материализме и в субъективном идеализме, в частности, в философии Шеллинга.
         По мнению Ф.В.Й. Шеллинга, «Я вообще нет вне мышления, мышление Я и само Я абсолютно едины».  «Я - это совершенно замкнутый в себе мир, монада» [8, с. 268]. «Узнать, что такое Я можно, только создав его» [8, с. 257-260], то есть «замкнутый в себе мир».
         При этом Шеллинг сознается, что речь идет не об индивидуальном, не об эмпирическом Я, а только об абсолютном Я. «Только абсолютное Я позволяет мыслить его как принцип и теоретической и практической философии [8, с. 262-263]. Как теоретический, он, данный принцип, является основоположением, а как практический – велением [8, с. 264]. Он есть и конструкция замкнутого в себе мира и деятельность по его формированию, «особый акт свободы» [8, с. 257]
         «Трансцендентальная философия, - пишет Шеллинг, - исходит из субъективного, т.е. из того, что может стать объективным только посредством особого акта свободы» [8, с. 259]. «Начало и конец этой философии есть свобода». [8, с. 264]
         Свобода понимается как творческий акт сотворения совершенно замкнутого в себе мира, то есть сотворение абсолютным Я самого себя иного, деперсонализированного. Это акт самосотворения. Благодаря ему субъективное Я становится объективным, иным себе Я, подобно тому, как у Гегеля иной себе становится абсолютная идея при отчуждении её в природу, при пребывании в инобытие. Абсолютное Я у Шеллинга амбивалентно, также как абсолютная идея у Гегеля. Перснализированное Я есть и не есть деперсонализированное Я. Я расщеплено. Вот к чему ведёт изолированная рефлексия и интроверсия.
         Сравнивая субъективно-идеалистичекий подход с противоположным, вульгарно-материалистическим подходом в философии, следует заметить, что самосознание отрицается в последнем случае. Для вульгарного материализма сознание является ничем иным, как отражением, копией предметного мира. При этом предметный мир раздваивается на оригинал и данную в ощущении копию. И если копию можно было бы назвать Я, то оригинал можно было бы назвать Не-Я. Однако копия предмета, данная в ощущении, в сознании это по сути дела предметное сознание, а не самосознание.
         В результате можно сказать, что вульгарно-материалистический подход к миросознанию  позволяет понять, что в субъективном идеализме нет понятия «предметное сознание» Не-Я. Из этого следует, что материализм компенсирует идеализм. Они компенсаторно связаны между собой. Если материализм можно назвать учением о «Не-Я», то идеализм можно назвать учением от «Я». При этом интроверты склонны к идеализму, а экстраверты – к материализму.
         Деля интровертов, а также экстравертов на рационалистов и иррационалистов, следует соответствующим образом подразделять и учения о «Я» и «Не-Я». В этом случае в материализме открываются два течения, рациональный материализм и иррациональный материализм. В идеализме обнаруживаются два направления, рациональный идеализм и иррациональный идеализм.
         Если иррациональный идеализм и иррациональный материализм это два противоположных направления сенсуализма, то рациональный идеализм и рациональный материализм это две разновидности номенализма. В одном случае объект дан в ощущении, в другом случае дан в мышлении, понятиях, нуменах: в одном случае весь мир в моём ощущении, в другом случае весь мир в моём мышлении.
         Вот так при помощи психологической концепции Юнга можно понять психологическую сущность классификации философии и психологическую особенность её направлений.
         
Список литературы
1. Петровский А.В., Ярошевский М.Г. История и теория психологии в 2-х т., т. 1. Ростов-на-Дону, 1996, С. 416.
2. Гуревич М.О., Серейский М.Я. Учебник психиатрии. М., 1946, С. 427.
3. Стрельник О.Н. Философия: краткий курс. М., 2002, С. 240.
4. Юнг К.Г. – Эмоциональные психологические типы// Психология эмоций. Тексты под ред. Вилюнаса В.К., Гиппенрейтера Ю.Б.  М., 1984.4.
5. Пятницкая И.Н. Наркомании: Руководство для врачей. М., 1994 г.
6. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство: Сочинения.- М.: ЭКСМО- Пресс, « Фолио», 1998
7. Шабанов П.Д. Основы наркологии. СПб., 2002 г.
8. Шеллинг Ф.В.Й. Сочинения в 2 т., Т.1. – М.: Мысль, 1987.