Глава VIII. Обжигающе холодный

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛЕДОМИР
Каждый год он забывал. Хотя нет.
Он никогда не забывал. Он просто убирал воспоминания подальше,
точно старое серебро, чтобы оно не потускнело. И каждый год они,
резкие и сияющие, возвращались и ранили его в самое сердце
Терри Пратчетт

Тускло мерцающее в густых облаках солнце исчезло. Растворилось, словно его и не существовало изначально, словно оно было лишь неясной иллюзией, навеянной мне видением под именем Жизнь.
«Опустилась кромешная тьма» - так, кажется, говорят; но вряд ли живые представляют, что такое настоящая беспросветная тьма. Тьма, от которой никуда не уйти, потому что ты сам – это она, тьма облекающая, зажимающая в тиски бесконечности и при этом дающая тесную свободу – свободу в этой пустоте, но никак не от неё. Казалось, что я плыву на большой глубине, беззвучно открывая рот, словно рыба, и совершая тщетные попытки оттолкнуться и поплыть в нужном мне направлении. Создавалось ощущение, что я не умер, а родился вновь – ведь мир, открывшийся мне после смерти, был совершенно иным, нежели привычный мир, мир живых. Жрецы Армина зовут это место миром, в котором никогда не горят огни и, кажется, я начинал понимать, что они имеют в виду.
Больше всего на свете мне, конечно, хотелось подать какую-нибудь весточку Алиеноре, шепнуть ей, что хоть я и умер, это еще не конец. Тогда, в темнице, браслеты Хранителя снов невидимками впились в мои запястья, но сейчас я их совсем не ощущал. А что если они так и остались там, на центральной площади Альт-Намэсты, вернее, там, куда оттащили моё безжизненное тело?
В отчаянии я подумал, что Алиенора день за днем ждет меня в своих снах, но там ничего, там такая же пустота, как и здесь. Я живо представил Алиенору в свадебном платье, фальшиво улыбающуюся гостям; ведущего ее под венец Шаз’Храра Эль-Грана, торжествующего о том, что его план удался; и Арх’Зана, его сына, это чудовище, которого с пафосом коронуют Императором Тордессии, Князем Гренаты, Протектором Навии и Елеазара, Покровителем судеб мира. Покорителем судеб мира! Я рассмеялся, если бы мог.
Хотя… раз я думаю, раз я помню, раз я смог представить Алиенору и проклятых Эль-Гранов, то почему не могу рассмеяться? Я попытался научиться видеть по-новому, хотя бы просто создавая образы внутри себя. Я искал несуществующие пути как опору, цеплялся за отсутствующие нити как за спасительную веревку, пытался расшифровать несуществующие знаки словно последний символ надежды. И вдруг в самом центре зияющей пустоты возник яркий отклик света. Он был, казалось, совсем рядом, и я мог ощутить расстояние между нами, но стоило мне приблизиться, подлететь к нему, как отклик снова отлетал на почтительное расстояние.
Это был шанс, от которого не стоило отказываться. Я упрямо продолжал свою погоню, часами, днями, месяцами – или секундами? Я не чувствовал времени, хотя в один прекрасный миг стал ощущать пространство вокруг меня. Я остановился и осознал, что запыхался, что могу наконец-то отдышаться, могу откинуть волосы, которые пали мне на лицо. Могу почувствовать, как бьется сердце, глубоко вздохнуть и улыбнуться. Я посмотрел на ладони, на свое «тело», но видел лишь белый силуэт. Здесь, в этой гулкой пустоте, я был лишь таким же откликом света, таким же как тот, за которым я так долго гнался.
Я протянул руку к той, самой первой точке света. Она плавно, словно пушинка, приземлилась мне на ладонь. Мне было интересно, что же это такое. Я поднёс пушинку к уху, пытаясь услышать хоть что-нибудь, хоть один, даже приглушённый, тихий звук, но тщетно: отклик молчал. Но стоило мне представить пару образов из старой жизни, те, что первыми пришли мне в голову – Алиенору и ту самую скрипку мага Шавольте – как от отклика в моей руке отлетели другие два отклика. Я представлял людей, животных, разные предметы – откликов становилось все больше и больше. Вскоре я научился «выдавать воспоминание» так, чтобы отклики людей и различных предметов были похожи на них, повторяя знакомые мне очертания.
Они окружали меня в этом странном танце белых теней. Чем сильнее были мои воспоминания, тем «сильнее» был отклик, тем проще было «узнать» его. Я протянул руку к отклику, созданному после самого первого воспоминания об Алиеноре. «Она» даже протянула мне «руку». Белая пустота коснулась меня, такую же белую пустоту; но, Армин! Как же это было похоже на реальность! Как же я хотел снова увидеть ее улыбку, хотя бы на крошечный миг. Может, это и не смерть вовсе, а изощрённое наказание, выдуманное Эль-Гранами, навеянное их кровавым колдовством?
Вот, кстати, и они, отец и сын, получившие власть над Тордессией, а, значит, и над всем миром. А вот Себастьян. «Извините, ваше величество, я не смог уберечь ваш трон» - буркнул я и увидел, что… Он кивнул? В моём воображении ли или по-настоящему, но да, он и в самом деле кивнул, словно живой. Другие люди, которым было суждено занимать важное место в моей жизни, также окружали меня. Их отклики становились всё ярче и чётче. Я пробовал создать отклики моего родного дома, императорского дворца, Консерватории. Мне удалось воссоздать даже центральную площадь Альт-Намэсты такой, какая она была в день моей казни, хотя воспоминания о самой казни я так и не смог выудить.
Я потрогал запястья. Сердце так и норовило вырваться из груди: Браслеты Хранителя снов всё ещё были здесь, я вновь чувствовал их. Было бы неплохо ещё и увидеть их и понять как ими пользоваться. Увы, они сливались с остальным моим откликом. Я представил их такими, какими запомнил тогда, в последнюю ночь жизни, надеясь, что воспоминания породят отклик браслетов, но и это не помогло: невидимые в жизни, они такими оставались и здесь.
Ко мне медленно «подплыл» отклик Алисии. Эх, если бы она только могла объяснить мне, что делать с этими браслетами! Я пытался нащупать хоть какой-нибудь знак, любой след того, что с ними делать, что угодно, что бы могло дать мне надежду, любую зацепку, подсказку, которые помогли бы разгадать тайну этих браслетов. Тщетно. Все было тщетно. Я неспокойно бродил по окружавшей меня пустоте, а вокруг танцевали белые тени, мешавшие мне свободно двигаться. Алиенора ждёт, я был уверен в том, что каждую ночь она засыпает с надеждой, уповая на то, именно этой ночью я наконец-то приду и смогу оберегать её тревожные сны. А что, если уже прошло столько времени, что она уже давно мертва? Вдруг мертвецы не имеют между собой никакой связи, кроме того, чтобы наблюдать отклики своей же памяти?
Но Алисия ведь не зря верила в эти браслеты. Быть может, они дают возможность прорваться сквозь завесу смерти к владельцу второй пары браслетов? Звучит смешно, как в сказке, но на всякий случай я спросил отклик Алисии о моей догадке, но она лишь улыбнулась и развела руками.
Я долго пытался создать отклик времени. Чего я только не перепробовал! Я представлял часы – солнечные и механические; я представлял смену времён года – теплое солнце, опадающие листья, хрустящий снег и воркование птиц. Но ничего не выходило.

Постепенно обретая «жизненный опыт» в этой посмертной пустоте, мне стало казаться, что я лучше понимаю её, лучше вижу скрытые элементы местного мироздания. Отклики уже были непросто белым светом – у многих из них я видел лица, а у некоторых – остальные части тела, также подробно словно это было наяву.
Вдруг меня подхватил ветер. Ветер, который я не создавал в виде отклика, ветер, который заставил учащенно биться сердце – ведь я ощутил его настолько реальным, что никакой отклик не смог бы сравниться, но…
Ядовито яркий свет в мгновение ослепил меня. Когда я наконец-то смог видеть, как прежде, я обомлел: передо мной возвышались стены твердыни, которую я, кажется, уже видел. Я прикоснулся к ней и ощутил, что моя рука едва ли не загорелась от ледяных игл: настолько обжигающе холодными были стены.
- Так его и называют, – устало молвил голос позади меня, – Лее-домир, Обжигающе Холодный.

***

- Кто вы? – Спросил я у первого отклика, который мог говорить.
- Всего лишь местный житель.
- Но почему?..
- Почему ты слышишь меня? Потому что ты достоин этого. Этот град, стоящий позади тебя открывается немногим. Тем, кто достоин вступить на его землю.
- Но почему вы решили, что я хочу вступить на его землю?
- А тебе есть куда торопиться? – резонно спросил отклик, – к тому же, мне известно, что ты давно мечтал разыскать этот город.
- Не то, чтобы мечтал... но я точно никогда не слышал о том, что в Ледомир можно попасть только после смерти.
- Ты прав. Многие живые ищут Ледомир, исследуя каждый укромный закоулок своего мира, но им невдомёк, что живым нет дороги в этот город.
- И как же тогда о нём стало известно писателям и поэтам? – Задумавшись, спросил я.
- Вскоре узнаешь. – Кажется, он хитро улыбался. – Да, именно так. – Улыбка стала ещё шире. – Ты весьма беспечно открываешь свою душу, позволяя мне чувствовать движение твоих мыслей и понимать их – вплоть до мельчайших подробностей от разноцветных оттенков эмоций до холодных вибраций страха. Но когда придет время, я научу тебя защищаться от вторжения в твою душу, прятать свои мысли, эмоции и страхи. И если в мире живых тебе не хватило этого умения, то хотя бы здесь, в мире мертвых, ты будешь надежно защищен.
Я хотел было спросить, в чем именно мне не хватило этих умений, но старик – я почему-то знал, что этот бледно-туманный отклик уже очень стар, – уже вел меня вдоль бесконечно высоких стен к не менее внушительным вратам Ледомира. Вот уж не думал, что найти его будет так легко.
На последнюю мою мысль отклик вдруг соизволил ответить.
- По-твоему, умереть легко?
- Если верить книгам про Ледомир, то гораздо легче, чем найти его. – Сказал я и, помедлив, вдруг усмехнулся: - Хотя теперь мне вполне понятна ирония, с которой описывают поиски Ледомира – и в самом деле, на это требуется вся жизнь.
- Боюсь, ты сильно заблуждаешься. Умирая, каждый человек приносит горе как в мир живых – ведь близким безумно больно терять его; так и в мир мёртвых – ведь он пополняет армию мертвецов, которым предстоит вечно находиться в этой безбрежной пустоте. Большинство из умерших практически сразу растворяется в Пустоте, будучи не в силах бороться с ней, не позволяя Пустоте поглотить их душу. И все – до единого – они становятся слугами Гемелла – по собственному ли желанию, или по принуждению. Прошла уже не одна сотня лет с тех пор, как Гемелл пытается захватить наш город, чтобы все мёртвые, весь этот мир, где никогда не горят огни, перешел под его власть. Уже очень давно его единственной целью является Ледомир, именно в нем он видит единственную преграду на пути к мировому господству. И в чем-то он, конечно, прав.
Мы прошли за ворота и остановились. Я изумленно смотрел на длиннющий туннель, сквозь который, видимо, нам предстояло пройти в город. Кажется, я начал понимать, почему именно Гемеллу пока что не удалось пробиться в Ледомир.
- Пойми самое главное: если Гемелл склонит нас к подчинению, миру живых будет угрожать огромная опасность. Уже сейчас там неспокойно: думаю, ты понимаешь, что стал свидетелем событий, которые являются предвестниками вторжения.
- Эль-Граны? – Будучи уверенным в ответе, спросил я.
- Верно, – подтвердил мою догадку старик, – остается лишь гадать, сколько боли, разрушения и скорби принесут они в мир живых, лишь для того, чтобы утолить жажду Гемелла.
Я тяжело вздохнул:
- Жаль, что я не успел этому помешать.
- У тебя всё равно не хватило бы сил противостоять им. Пойдём. – Он наконец-то повёл меня по туннелю, вместе с тем рассказывая о городе.
- Ты, конечно же, знаешь историю о Великом Раздоре. Когда-то мир мёртвых был таким, как о нём рассказывают жрецы Армина, - прекрасным, цветущим местом, где каждый мог выбрать с кем быть, где жить – в горах, в деревне или, быть может, в самом Ледомире. Каждый мог устроить дождь над своим домом или разогнать над собой тучи – стоило лишь помечтать. Сейчас это стало ужасной ложью, но без неё мир живых сразу падёт в руки Гемелла, и Пустота поглотит его, уничтожив последнюю надежду. Но и слуги Гемелла там, в мире живых, не стремятся раскрывать настоящую правду, потому что боятся. Они действительно пока не настолько сильны, чтобы действовать открыто и агрессивно, так, как они могут, умеют и жаждут. Но, увы, всему есть своё начало – и жизнь, и смерть, и мир, и война, и любовь, и ненависть – всё когда-либо зарождается.
Ты, конечно, знаешь, что Армин и Венцесс не сумели подавить бунт Гемелла и были вынуждены отступать, чтобы однажды укрыться в Ледомире – последней твердыне света и жизни в посмертной пустоте. И хотя защитников города крайне мало, здесь собраны лучшие из лучших, те, кто готов биться с врагом до конца. В Ледомире, Альвиан, никому не интересно кем ты был при жизни – богатым или бедным, известным или нет, вел ли ты достойную жизнь или был пройдохой, в общем, здесь у каждого есть шанс проявить себя. Нам нужны те, кто не жаждет славы и известности, богатства и чести, не хочет победы над Гемеллом лишь только ради самой победы и самоудовлетворения гордыни или ради того, чтобы их имена были выжжены в анналах истории. Все жители Ледомира жаждут уничтожить врага во имя жизни и процветания для всех миров.
Наконец мы прошли этот казавшийся бесконечным туннель и вышли в город. Яркий свет ослепил меня: оказалось, что внутри город также был сложен изо льда, но этот лёд был… тёплым.
- Только стены обжигают своим холодом, - пояснил старик, – и врата с туннелем, когда они закрыты. Магия Гемелла – магия крови и огня – не терпит воды и льда, так что до поры до времени все жители Ледомира в относительной безопасности.
- То есть вы просто сидите здесь и ждёте, пока другие страдают? – К своему же удивлению немного резковато спросил я.
- Я ждал подобный вопрос и даже отвечу на него, хотя и не должен, наверное. Нам приходится ждать – так огромен риск поражения. Но мы не сидим без дела, как ты сказал. Мы сражаемся за души умерших, пытаясь помочь им попасть сюда, несмотря на то, что Гемелл потрясающе убеждает любого – что живого, что мертвого. Что ты ощущал, когда попал в пустоту? Страх? Непонимание? Бессилие? Боль? Знал ли ты, что делать дальше? А ведь Гемелл умело играет на этих поистине земных эмоциях, которые так знакомы миру живых, что кажутся умершим чем-то близким и родным. Но однажды ты поймешь, что в мире мертвых все по-другому. Гемелл же обещает мертвецам силу и могущество, свободу и волю, но совсем скоро они забывают о том, что все принадлежит ему, равно как страх и слабость, которыми он умело управляет, словно кукловод. Альвиан, ты должен понять раз и навсегда, что невозможно победить того, кто сильнее тебя, его же оружием. Но, уверяю тебя, однажды мы найдём способ победить. А если кто-то думает иначе, то он уже почти стал слугой Гемелла.

Старик вёл меня по улицам города сквозь бесчисленные дома и туннели между ними. Интересно, сколько человек здесь «живет»?
- Я не считал. – Он вновь легко прочитал мои мысли. Нужно научиться закрывать свой разум от других.
- Как это сделать? – Без обиняков спросил я. Он, конечно же, знал о чем я спрашиваю.
- Вскоре тебя научат, – таинственно ответил мой «проводник», - но пока взгляни лучше на это. – Тут моему взору открылся могучий донжон, сложенный, похоже, из белого камня, а не изо льда, как остальной город. - Так решили Армин и Венцесс, - пояснил старик, - они считали, что мы не должны забывать о том, кто мы есть, даже в этом убежище.
Мы прошли по подъёмному мосту через ров и вошли в цитадель. Внутренние убранства донжона почему-то напомнили мне императорский дворец Альт-Намэсты, хотя, как ни странно, но здесь было гораздо просторнее и элегантнее. Мы прошли коридор, затем по лестнице на другой коридор, затем снова лестница и опять коридор. Снова и опять. Опять и снова.
- Не считай. Мы придём только тогда, когда будем достойны, – я непонимающе уставился на него, – снаружи кажется, что здесь всего несколько этажей, но это не так. Некоторые могли бродить здесь долгие годы, прежде чем сдаться и вернуться назад, в Пустоту.
Опять магия! Я тяжело вздохнул – или думал, что вздохнул? – и продолжил путь. В одном из коридоров моё внимание невольно привлекла картина, на которой был изображён гневающийся Гемелл: ни он, ни его слуги не могли прикоснуться к молодой женщине, которая странно держала руки, сомкнув запястья и направив ладони вверх, словно несла какую-то чашу. Вокруг ее рук сочилось теплое, насыщенное фиолетовое свечение, которое, казалось, и защищало ее от сил Гемелла. Сотни мыслей промчались в моей голове и тут меня осенило: она – хранитель снов!
- И ты абсолютно прав, - я вздрогнул от неожиданности, позабыв, что мой проводник все еще здесь, – и я рад, что ты нашёл этот город раньше, чем узнал тайну этих прекрасных браслетов. Я прошу тебя пока не сводить запястья, хотя чувствую, что ты хочешь сделать это немедленно.
- Почему? – Напрягся я.
- Пойми, этот артефакт слишком опасен в неумелых руках. Он может дать полный контроль над обладателем двух других браслетов и наоборот. И насколько мне известно, та, что обладает второй парой, теперь жена принца Эль-Грана. – Мягко добавил он.
«Теперь он Император Арх’Зан» - прошептал я про себя и выругался. Неужели старик запретит мне быть хранителем снов, и я нарушу данное Алиеноре обещание?
- Нет. Я не собираюсь делать этого. Но пообещай мне, что сначала научишься защищаться от существующих в мире снов опасностей. Без этого ты станешь легкой добычей для Эль-Грана или Гемелла.
- Тогда может мне вообще не стоит пользоваться ими? – Немного резко спросил я.
- Нет, стоит, конечно. Ты обещал. И ты должен. – Твёрдо сказал старик, понимающе ухмыльнувшись.
Тем временем мы продолжали наш путь. Я не только утратил счет бесчисленным коридорам, но и вообще перестал обращать внимание на то, как мы проходили один коридор за другим, поднимались по одной лестнице, а потом, спустя очередной коридор, ещё по одной, и так далее. Браслеты хранителя снов не выходили у меня из головы. А что если они помогут мне отомстить? Сковать сны Эль-Грана и получить над ним власть? Спасти Алиенору из его мерзких лап? Спасти Тордессию от его власти?
- Даже не думай: это слишком опасно. Ты прикажешь ей мстить за тебя, а Гемелл использует это в своих целях. Тогда она совершенно точно никогда не попадёт сюда, в Ледомир.
- Вот еще чего не хватало! Она не должна попасть сюда, по крайней мере, не сейчас. Но если у меня есть эти браслеты, то почему бы не использовать их для победы?
- Ты действительно считаешь, что мы никогда не пробовали? Знаешь ли ты историю создания этих браслетов? – Я покачал головой. – Первую пару браслетов создал сам Гемелл. В мире живых считают иначе, полагая, что такой прекрасный артефакт, созданный во имя любви, не может быть созданием порочного зла. Но это не так. Задолго до Раздора, когда боги рождались, росли и взрослели, как и обычные люди, а Гемелл был ещё юношей, он влюбился в девушку из мира живых. Он долго хотел заполучить её, именно заполучить – уже тогда он думал только об обладании, – тогда-то он и создал браслеты Хранителя снов, поглотив душу ничего не подозревавшего Елеазарского мага.
Этот маг передал девушке браслеты, они легко очаровали её и пленили. Но вскоре Гемелл понял, что ошибся, что сделал немного не то, что хотел. Являться к ней во снах? Слишком мало, слишком недостаточно для такого бога, как он. Он измучил её видениями и заставил пойти на верную смерть. Но тут, в мире мёртвых, она освободилась от влияния этих браслетов. Как не пытался, он так и не смог даже прикоснуться к ней, а любая попытка проникнуть в ее душу заканчивалась для него резкой болью.
- Это и изображено на той картине?
- О да. Гемелл был вне себя от гнева, орды покорённых им душ начали блуждать по миру мёртвых, уничтожая всё вокруг. Не все мертвые могут найти Ледомир. Ты скоро поймёшь, что людям плоти, как я называю тех, кто зависим от своего тела, от удовольствий и наслаждений, от потакания своей похоти и от жизни ради безумной гонки за тем, что имеет мало смысла, невозможно находиться здесь. Они страдают, им больно, и это порождает ненависть. Ненависть привлекает слуг Гемелла, которые от его имени предлагают мертвым выход. Они обещают им возвращение жизни после того, как падет Белый город. Сам понимаешь, большинство поддается уговорам и избирает лёгкий путь. Что же, это их воля, их выбор и их право.
- А что стало с той девушкой?
Старик довольно хмыкнул:
- Она стала моей женой. Честно признаться, я вряд ли когда-либо прощу себя за риск, которому я подверг весь мир, спасая ее из цитадели Гемелла, но я не мог поступить иначе. Я привел ее сюда, в Ледомир, надеясь найти способ вернуть ее в мир живых. Тогда-то я и создал еще одну пару браслетов, желая сохранить с ней связь. Но время шло, все, кого она знала, уже умерли, так что однажды она просто сказала: «Оставь свои поиски. Уже очень давно мое место – здесь».
Он погрустнел.
- Я хорошо помню свое разочарование, когда она окончательно сдалась, но все же я нашел способ отправить браслеты в мир живых, надеясь, что там их тайну не узнает никто. Но, как оказалось, я заблуждался. – Он добродушно рассмеялся.
- Подождите… То есть их три пары, а не две? – Ахнул я.
- Да. И одна пара до сих пор остаётся у Гемелла. Поэтому тебе пока не стоит их использовать.
- Потому что он в любой момент может проникнуть в мои сны?
- И в твои, и в сны Алиеноры, и даже в сны других людей, окружающих вас в обоих мирах. Рано или поздно, стоит Гемеллу почувствовать исходящую от вас опасность, он наверняка вспомнит про свой браслет, хотя сейчас, скорее всего не видит в них никакой ценности. Поэтому до тех пор, пока я не научу тебя противостоять слугам Гемелла, прошу этими замечательными браслетами не пользоваться.
Я кивнул. Теперь эти браслеты вызывали у меня двоякие ощущения: то я изнывал от нетерпения, мечтая поскорее ворваться в сны той, что я люблю, то убеждал себя, что нельзя подвергать Алиенору такой опасности, тем более, когда она находится в лапах проклятых Эль-Гранов...
- Вот мы и пришли. – С этими словами старик отворил двери, служившие входом в огромнейшую залу. Я ахнул: императорская зала во дворце Себастьяна казалась раньше такой огромной, но здесь она поместилась бы раз десять. – Добро пожаловать в мой дом – тронную залу Ледомира.
- Да кто же вы такой? – Внезапно вырвалось у меня. Странно то, что до этого момента я даже не думал о том, что человек, знающий так много обо мне, о происходящем в мире живых, о богах, об этом городе, наконец, не может быть просто «стариком».
- Я – тот, кто вот уже как несколько тысячелетий ведёт борьбу со злом и с его предводителем, Гемеллом. Я сражаюсь с ним не только потому, что хочу победы света, хочу, чтобы люди не страдали ни в мире живых, ни в мире мёртвых; но и потому, что он – мой брат. – Тихо закончил он.
- Венцесс?!  - Остолбенев, воскликнул я.
- Да, – он улыбнулся, – вот уж не думал, что мое имя еще вызывает трепет у людей… хотя до братца мне очень далеко.
- Вы сказали, что возглавляете борьбу с Гемеллом. А где ваш отец? Где Армин?
- Я знаю, что жрецы Армина говорят живым, что именно он возглавляет войну с тех пор, как начался Великий Раздор. Величайшей тайной для мира живых было и остаётся, что в ходе Раздора, едва ли не в самом его начале, когда наша победа был так близка, мой отец был убит.
- Убит? Разве мёртвые могут умереть? – Непонимающе спросил я.
- Есть возможность. Наитемнейшая магия, выжигающая душу.
- И это сделал Гемелл. – «Догадался» я.
- Нет. Это сделал я.
- Но...
- Я расскажу тебе. Но когда ты воспользуешься браслетами, заклинаю тебя: никогда и никому не рассказывай эту историю, даже думать не смей о том, что я скажу. Никто из живых не должен знать правды, иначе их мир окончательно падет. – Я кивнул. Он жестом пригласил меня сесть напротив трона, а сам медленно сел в него и начал свой рассказ: – Когда начался Великий Раздор, силы моего отца превосходили силы Гемелла. Он быстро пополнял свои легионы, но наши воины были гораздо сильнее. Надо признать, мы тоже были хороши: уничтожали души слуг Гемелла в ответ на выженные души наших воинов. Но его силы были едва ли не бесконечными, все новые и новые приспешники появлялись на его службе. Пока мы теряли пядь земли за пядью, он обращал эти территории в пустоту. То, куда ты попал после смерти, – пограничные земли. Но и они в большинстве своём подконтрольны ему, ведь он имеет там больше власти, чем я. А однажды, когда гемеллова пустота практически зажала Ледомир в тиски, отец заявил, что не намерен больше отсиживаться. И вызвал брата на бой. По меркам мира живых их сражение длилось несколько десятков лет, и окончилось победой отца.
Но это был еще не конец: бой настолько вымотал моего отца, что он не мог сопротивляться, когда чудом уцелевший Гемелл вселялся в его душу. Мы недооценили его и тысячи поглощенных им душ, постоянно питавших его. Отец боролся из последних сил, даже несколько раз возвращал себе контроль, но однажды, в короткий промежуток подобного восстановления, он тихо промолвил, что его силы исчерпаны. И он приказал мне убить его… – Венцесс отвернулся и замолчал. Неужели и боги тоже плачут? – Я пытался отказаться, но он всё-таки убедил меня. Я дождался момента, когда Гемелл перешел в очередное наступление на израненную душу нашего отца и уничтожил его. Увы, наш план провалился: Гемелл вновь избежал смерти, сумев вырваться из горящей души нашего отца. Но зато его душа, могущественная и бесконечно мудрая душа Армина, ему не досталась, что, думаю, и является решающей причиной, почему мрак так и не одержал окончательной победы.
С тех пор я – владыка Ледомира и возглавляю борьбу с Гемеллом.
- Ужасная доля – убить своего отца. – Тихо, пытаясь осознать услышанное, молвил я.
- Да, но Гемелл, похоже, другого мнения. – Вздохнул Венцесс.
- Но почему в мире живых не знают об этом?
- Ты спрашивал меня, откуда людям известно про Ледомир. Дело в том, что раньше между миром живых и мёртвых существовали порталы. Ими пользовались только мы трое – Армин, Гемелл и я. Так мир живых узнавал о богах и жизни после смерти. После начала Великого Раздора мы с отцом сделали всё, чтобы у людей было желание попасть сюда, в легендарный Белый город. Только так его можно найти после смерти: пытаясь найти или мечтая найти этот город при жизни. Те, кто вспоминал о нём, как ты, неосознанно создавали отклик, который приводил ко мне. Но вскоре мы поняли, насколько рискованно оставлять эти порталы открытыми. Мы рискнули всем – невозможностью полноценной связи с миром живых, затрудненностью в распространении легенды о Ледомире, но нам пришлось запечатать все порталы навсегда.
- Навсегда? – Вырвалось у меня.
- А что, ты уже хочешь покинуть меня и вернуться назад? – Он понимающе улыбнулся. Я, ни секунды не сомневаясь, кивнул. – Нет, надеюсь, однажды я смогу распечатать их. Но только после смерти Гемелла.
Венцесс нахмурился.
- Как бы то ни было: ты не вернешься как живой человек: то, что случилось – всего лишь порядок вещей. Вернуться ты сможешь только как Хранитель снов. Первый, кстати, в истории человечества.