Коммунальная квартира. Побег

                Отрывок из романа "Красная омега"


   В Ленинград Лешка с мамой  вернулись в августе 1944 года. Город был необычен. Он еще не отошел от блокады. На перекрестках нижние этажи угловых домов угрожающе щерились пулеметными амбразурами, зеркальные окна магазинов все еще были засыпаны песком и зашиты досками. На стенах домов виднелись нанесенные красно-коричневой краской предупреждения: «Граждане, при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». На развалинах разбомбленных домов копошились пленные немцы. Они разбирали руины. Машин почти не было, зато трамваи трезвонили непрерывно. Небо и Нева сверкали чистотой.

     Уже с октября в доме было холодно. Центральное отопление не работало. Хотя посреди комнаты и стояла железная буржуйка, огонь затепливали в ней не часто. Маленькие вязаночки дров, за которыми гоняли Лешку на Дерябкин рынок, стоили не дешево. Еще спасибо Генке Глухову, который изредка оделял Лешку охапкой, другой настоящих дров, а то была бы комната типичной холодильной камерой.

    Лешка познакомился с Генкой почти сразу же по приезде  из эвакуации. Он, чтобы сделать добавку к скудному пайку, решил заняться рыбалкой. Удочка была простецкая, самодельная. Попервоначалу он сунулся с ней на Неву, где вдоль всей Петровской набережной обосновались настоящие рыбаки с шикарными (по мнению Лешки) снастями, снабженными длинными удилищами. Сразу же стало ясно, что с его маломерной удочкой там, увы, делать было нечего.  Поэтому  Лешка смотал свою удочку и отправился по берегу Невы, вдоль стен Петропавловской крепости искать более приемлемый для промысла участок.

     В заливчике, образованном каменной пристанью и узкой полоской берега, которая повторяла очертания бастиона, колыхались разномастные лодченки. На берегу двое мальчишек кололи дрова, а еще один пытался с помощью веревки вытащить из воды толстенное бревно. Лешка стал с интересом наблюдать за его действиями. Бревно поддавалось с трудом. Малец весь взмок. Заметив любопытствующего Лешку, он зло крикнул:

     -- Чего пялишься!? Иди помоги!

    Лешка спустился с пристани на берег и впрягся в мокрую веревку.  Вдвоем они, наконец, выволокли бревно на берег. Встрепанный владелец бревна дружелюбно спросил у Лешки:

    -- Тебя как звать-то?

    -- Лешка.

    -- А меня – Генка. Ты где живешь?

    -- На Ординарной

    -- Ни фига себе! А здесь что делаешь?

    --  На набережной рыбу ловил,  да там плохо клюет. Вот ищу новое место.

    -- Эх, ты, рыбак! Сюда рыба не подходит. Здесь течение.

    Он достал из лодки топорик, несколькими ударами вырубил на коре бревна букву «Г» и крикнул мальчишкам, коловшим дрова:

    -- Эй! пацаны! Это бревно мое!

    Те согласно кивнули головами. Затем он обратился к Лешке:

    -- Слушай, хочешь по-настоящему порыбачить?

    -- А, то!

     -- Приходи завтра сюда же к девяти. И махнем мы с тобой на лодке к Ждановке. Там клев, зашибись!

     Лешка удовлетворенно хрюкнул. А Генка продолжил:

    -- А теперь, айда ко мне. Будем чай с соевыми шротами пить.

    -- А, где ты живешь?

    -- Да, здесь и живу.

    -- Где, здесь?

    -- Ну, здесь. В крепости.

    -- Как, в крепости?

    -- Да, так. В комендантском доме на втором этаже. Окнами на собор.

      Мальчики сдружились быстро и крепко. Теперь Лешка днями пропадал в крепости. С утра они с Генкой, сидя на гранитных ступенях пристани, высматривали  плывущие на  поверхности Невы бревна. Вместе с ними дозорную вахту несли еще несколько юных добытчиков. Бревна появлялись редко. Поэтому было очень важно первым увидеть еле заметный на бликующей поверхности реки темный древесный ствол. Пацан, раньше всех заметивший добычу в волнах реки, радостно орал: «Вижу бревно! Чур, моё!».

     Застолбив таким образом свое право на дар Невы, он сбегал на берег, прыгал в свою лодку и начинал интенсивно грести на перехват бревна.
Ближе к полудню почти каждый добытчик зачаливал по одному бревну. Зачаливали свое бревно и Генка с Лешкой, Они вытаскивали его на берег, метили, а затем, усталые, но довольные, направлялись к Генке в комендантский дом. Там они наваливались на перловую кашу, оставленную для них  Генкиным отцом, одноруким инвалидом дядей Федей.

      Вечером Генка с отцом распилят бревно на чурбачки, а следующим утром друзья эти чурбачки расколют и отнесут поленья в сарай. Часть, полученных таким путем дров, будет оставлена на зиму для топки печек, а большую их часть дядя Федя продаст на рынке. Такая речная жизнь пошла Лешке на пользу. Он посвежел, заметно окреп. В местах нахождения бицепсов завязались кой-какие мускулишки.
      Однажды утром друзья, сидя на гранитных ступенях пристани.  сразу оба заметили большое бревно. Они дружно проорали:

    -- Вижу бревно! Чур, моё! – и ринулись в лодку.

     Бревно оказалось толстенным. Генка свесившись с левого борта все никак не мог накинуть на бревно петлю. Ему на помощь пришел Лешка. Лодка сильно накренилась. Она почти черпала бортом воду. Пока они возились с веревкой, правый борт лодки мягко приподняла высокая волна от только что прошедшего буксира. Лодка перевернулась, оба парнишки оказались в воде. Они уцепились за лодку и, молотя ногами и подгребая свободной рукой, начали направлять её в сторону берега.

     Один из мальчишек, которые сидели на гранитах Невской пристани и терпеливо зырились на волнистую поверхность реки, внезапно заорал дурным голосом:

-- Атас, огольцы, Глухарь тонет !!!

      И уже через несколько секунд около десятка лодок устремились к терпевшим бедствие приятелям. Натренированная пацанва быстро-быстро лопатила воду легкими веслами. Вскоре и Генки Глухова лодка и он сам, и Лешка очень оперативно были изловлены и доставлены на берег.

       Вода в Неве и летом-то не теплая к осени становится по-настоящему холодной. Посиневшие добытчики бревен прямо в мокрой одежде порысили к Генке в Комендантский дом. Там они затопили на кухне плиту и развесили над ней отжатые шмотки, после чего, закутавшись в сухие Генкины одежды, приступили к чаепитию. Друзья чашку за чашкой заглатывали горячущий чай. Постепенно они перестали «продавать дрожжи», а от теплых  волн, которые разливала разгоревшаяся плита, им и вовсе стало хорошо.

    И все-таки Лешка заболел. Он болел долго: одна простудная болячка переходила в другую. По этой причине в школу, в пятый класс, он пошел лишь в середине первой четверти. И сразу же начались неприятности.

     В познании школьной мудрости одноклассники ушли далеко вперед, и Лешка никак не мог их догнать. Посыпались двойки. А тут еще у него не сложились отношения с товарищами по классу. То он кому-нибудь врежет меж глаз, то ему (что случалось гораздо чаще) как следует начистят физию.

     Вечно голодный Лешка, удрученный своей тлупостью и уставший от зуботычин, стал сначала опаздывать на уроки, потом прогуливать, а после Нового года – вообще перестал посещать школу. Классной руководительнице он заявил, что его приняли на курсы граверов при фабрике «Гознак», где работала его мама, а поэтому учиться в школе   он больше не будет.

   Классная дама, долго не рассусоливая, с облегчением  зачеркнула в журнале Лешкину фамилию: слава богу, одним двоечником в классе стало меньше!


    Лешка Барсуков чувствовал приближение судного дня, но он не предполагал, что этот страшный день наступит так внезапно.

     Ясным апрельским утром мама, придя с ночной смены, спросила у сына:

    -- Ну, как твои успехи в школе, сынок?

    На что Лешка, уже с зимы не посещавший школу, с наигранной бодростью ответил:

    -- Нормально! Не отличник, но и плохих оценок не получаю.

     Мама привыкла к тому, что Лешка, начиная с первого класса, учился очень хорошо и поэтому в школу заглядывала редко. А тут она заявила:

    -- Посплю часика три, да  схожу в школу, побеседую с твоей  учительницей.

     Лешка сперва окаменел, а затем, промямлив что-то невразумительное и прихватив школьный портфель, быстро выкатился из комнаты.  Несмотря на растерянность, он знал, что ему нужно делать. К этому дню он готовился давно.

     Время своего отлынивания от школы Лешка проводил на улицах города. Он за три месяца обошел все районы Ленинграда, побывал на рынках, на трамвайных кладбищах. Знал расположение всех хлебозаводов, где иногда можно было поживиться горбушкой хлеба. Днями пропадал в музее обороны Ленинграда. В очень холодное время его привечал Петроградский дом пионера и школьника.

   Однако, в последние дни объектом его пристального внимания стал Московский вокзал. И это было вполне объяснимо. Любовался ли он зимним, прекрасным городом, сидел ли в читальном зале, уткнувшись в книжку, стоял ли в очереди за хлебом мозг его безотрывно сверлил один и тот же острый вопрос: «Рухнет ли мир, когда мама узнает, что её трепетно любимый Лешенька бросил школу?»

    Лешкина мама страстно желала, чтобы сын выучился на инженера. В  мечтах простой работницы, выполнявшей в течение смены одну и ту же операцию, представлялось. какая чистая и красивая жизнь откроется перед  Лешенькой после окончания им какого-нибудь инженерного института. Поэтому было совершенно очевидно, что известие об исключении её сына из школы повергнет бедную женщину в горестное оцепенение.

     Чтобы разрешить эту неприятнейшую ситуацию удобоприемлемо, как для мамы, так и для себя, Лешка, под влиянием приключенческих романов, разработал следующий план. По весне, не дожидаясь маминого разоблачения, он тайно покинет Ленинград и отправиться в деревню, на Маковно. Там он обоснуется в пустующей избе, а если таковой не окажется, то – в лесу, в шалаше, который  построит, основываясь на освоенных им рекомендациях литературных героев-авантюристов. В лесной тиши он за лето проштудирует все предметы за пропущенный пятый класс и осенью поступит в местную деревенскую школу, в шестой класс, получит справку о поступлении, а затем вернется в Ленинград, чтобы, к радости мамы, нормально продолжить учебу.

    К побегу он начал готовиться с февраля. В солдатский вещевой мешок, оставшийся от отца, он постепенно складывал необходимые в деревне вещи: молоток, гвозди, маленькую ножовку и топорик, самодельные свечи, сделанные им из парафина, собранного возле железнодорожных стрелок, несколько тюбиков масляной краски, наконечники для стрел, стебли которых он выстругает в деревне, чтобы охотится на птиц и мелкую живность, крючки и лески для рыбалки, кой-какую одежонку, длинный столовый нож, учебники за пятый класс и некоторые другие, необходимые в деревне, по мнению Лешки, мелочи.

    Лешка извлек из тайника вещевой мешок и отправился на Московский вокзал, где был сразу же задержан милиционером и доставлен в отделение милиции.
 
     Усатый милицейский старшина после исследования содержимого вещевого мешка строго спросил:

    -- Что ты делал на вокзале?

    -- Я маму ждал, а она не пришла, -- соврал Лешка.

    -- А куда же вы с мамой собирались ехать?

    -- В деревню Маковно. Новгородская область, Крестецкий район, -- четко ответил Лешка.

    -- Так, а где ты живешь?

    -- На Ординарной.

    -- Выходит ты ленинградец?

    -- Конечно!

    -- А, что такое лопатник знаешь?

    --Нет-- смущенно протянул Лешка.

    -- А, скрипуха?

    -- Нет.

    Старшина пристально взглянул на Лешку:

    -- Деньги у тебя есть?

    -- Нет. – во второй раз соврал Лешка, хотя за пазухой у него
хранились две сотни, съэкономленные на завтраках.

    Милиционер покопался у себя в кармане, извлек несколько медяков и вручил их Лешке:

    --Вот тебе на трамвай. Дуй домой и больше здесь один ненапоявляйся.

     Лешка монеты взял, вежливо поблагодарил старшину и торопливо вышел из отделения. Он смешался с толпой, прошел в конец перрона, спустился по железной лесенке на пути и по шпалам решительно зашагал на юг, навстречу своим беспризорным университетам, в которых нужно было срочно узнать, почему нельзя устраиваться на ночевку в груженом  сыпучим грузом хоппере, крыша какого вагона наиболее обильно посыпается  на ходу искрами и копотью, летящими из трубы паровоза, чем отличается тормоз Матросова от тормоза Вестингауза, как безопасно
устроится в «собачьем ящике» и много еще других важных сведений, без знания которых вольный пацан реально рисковал расстаться с жизнью.