Полька. часть 9. Вера Силантьевна. главы 1-2

    Незаметно пролетели три года. Денисовку было не узнать: появилось много новых изб, новый люд, наполнивший долину, спешил осесть на приглянувшемся месте. Многие, облюбовали себе место под горами, строились за речкой. Все, ранее брошенные подворья, обретали новых хозяев. Сельский совет только приветствовал заселение пустующих земель. Правда, ходили слухи, что не все переселились в Денисовку по доброй воле, но это были слухи, а им, какая вера?
Милиционеру Карнаухову работы прибавилось, вместе с председателем сельского совета вести надзор за отдельными личностями, которые в чем-то не поладили с властью. Вездесущие бабы и здесь были в первых рядах: судачили, что многих,  вновь прибывших, турнули из городов за политику. Правда, они и сами не могли бы объяснить, как выглядит эта самая политика, но туда же! Вон, и в газетах пишут, что много врагов у советской власти, и что ведет она с ними беспощадную борьбу.  Многие из сельчан недоумевали: «За что с высланными воевать? Живут мирно, работящие, вреда никому не приносят. Рогов у них нет, не кусаются! Так за что же их ненавидеть?» - так в поселке о новичках думали многие. Приживаться в селе городским было очень нелегко. Местное начальство старалось предоставить вновь прибывшим рабочие места там, где они могли бы приносить больше пользы. Так  в Денисовской школе, вместо одной учительницы, работало уже целых пять! При сельском совете был организован специальный пункт по ликвидации неграмотности. Молодые учились охотно, старые не желали постигать грамоту, мотивируя свой отказ тем, что скоро помирать, так зачем она, эта грамота, сдалась им. Их учили хотя бы писать свою фамилию: крестик вместо подписи уже не признавался ни на одном документе. Открылся свой медпункт, теперь можно было обращаться к местному фельдшеру с любой болячкой, он даст совет, выпишет лекарство. Медпунктом в Денисовке стала заведовать Заикина Вера Силантьевна.  Тоже из тех самых, высланных. Знающая, отзывчивая, она вскоре стала незаменимым человеком в поселке. Основная профессия у Веры Силантьевны – акушерство. Но она принимала больных с разными нуждами и старалась помогать им. Бабы к ней потянулись вереницей: кто с дитем, кто с болячкой, а кто и просто, за житейским советом. Казалось, откуда брала силы эта далеко немолодая женщина выслушивать, помогать, утешать.
 «Какой же она враг, - недоумевали женщины, - больше бы таких врагов, глядишь, и жить бы легче стало».
Из каких-то немыслимых источников местным бабам стало известно, что сын Веры Силантьевны, кадровый офицер, дальневосточник, был обвинен в шпионаже в пользу капиталистической державы и осужден.  Причиной ареста стал чей-то донос, сломавший жизнь сразу двум людям: сыну и матери. Вот уже два года нет от него никакой весточки. Переписка запрещена, об этом было объявлено при оглашении приговора.
     Первое время, Вера Силантьевна, в отчаянии писала письма на имя Сталина, Калинина, но ответа не получала. Она поняла, что напрасно кричать в глухие уши. К концу второго года к ней зашел сослуживец её сына, и опасливо поглядывая на дверь, шепотом посоветовал ей уезжать из Москвы куда-нибудь подальше и как можно скорее:
-Уезжайте, Вера Силантьевна, а не то и вас сошлют туда, куда Макар телят не гонял!
Она поблагодарила гостя за заботу.  Для себя она давно решила, что никуда из Москвы не уедет, мотивируя свое решение тем, что освободившийся сын приедет к ней именно сюда, в Москву: « Если сошлют, - решила она, - тогда и уеду!» Об этом она и сказала своему гостю, тот с сожалением глянул на неё и стал прощаться. Он исчез так же незаметно, как и появился, растворился, словно тень:
«Ишь, запугали людей, - с гневом подумала Вера Силантьевна, - собственной тени боятся! Давно ли вот, этот самый, Витин приятель дневал и ночевал у нас? Все поменялось с такой быстротой, что трудно было проследить эти перемены, а не только понять и принять их. Многие боятся не столько за себя, сколько за свои семьи». 
Предупреждение оказалось пророческим: расправа не заставила себя ждать. Где-то, через неделю, после визита Витиного приятеля, нагрянули к ней с обыском. Всё вывернули и перевернули. Видимо, ничего, что их интересовало, не нашли.  Зачитали ей указание: в течение суток отбыть по месту назначения, где она, как мать врага народа, будет проживать до особых указаний. Как собраться за одни сутки!? Где это место, в котором ей теперь предстоит жить? Она, коренная москвичка не представляла себя вне этого города. Позвонила своей племяннице Любе и попросила её приехать. Нужно было собраться и оставить на кого-то квартиру. Люба приехала сразу же, уже с порога спросила с тревогой в голосе:
-Куда  же вы теперь, теть Вер? А вас-то за что? Берите с собой самые ценные вещи: что-то продадите или поменяете, если придется туго.
     Виктор, в свое время баловал мать, зная  её пристрастие к красивым вещам: привозил белье, красивые покрывала, головные платки. Все качественное, мастерски вышитое. А краски? Переливаются, «глаза отбирают», как говорила ей подруга. Вера Силантьевна укладывала в большой чемодан подарки сына, щедро поливая их слезами: всего этого касались руки её сына! «Родненький мой, единственный! Вся надежда была на тебя! А теперь куда мне одной, зачем мне такая жизнь?»
В какое-то мгновение ей показалось, что рядом с нею прозвучал его любимый голос: «Ничего, мать, прорвемся!»
Вера Силантьевна встрепенулась: «И что я так пала духом? Раз сын живой – значит, не умерла надежда, увидимся! Власти приходят и уходят, а любовь и надежда - они вечны! Это с того света не приходят, а на земле еще и не такое возможно!»
Вера Силантьевна была наслышана о лагерной жизни. Но даже тогда, после всех этих слухов, в ней не угасала надежда, встретится со своим ненаглядным Витенькой. Она свято верила в то, что не должны матери хоронить своих детей – это противоестественно! Это дети должны закрывать материнские глаза, отдавая им этим последний долг. К реальности её вернул голос Любочки:
-Тетя Вера, да придите в себя, очнитесь! Я вас уже пять минут не могу дозваться. А вы уставились в одну точку и плачете. Смотреть на вас больно, сердце разрывается! Будет уже! Недолго им лютовать, вот дойдет до товарища Сталина, что они творят, тогда и их головам не удержаться! Вы бы ему лично письмо написали, тетечка Вера, а?
- Писала, – упавшим голосом отозвалась Вера Силантьевна, - уж кому только не писала. Верно, надоела я им со своей писаниной, вот и турнули меня из Москвы, чтобы воздух не отравляла!
- Когда вам ехать на вокзал? – спросила Люба, желая перевести тему разговора в более безопасное русло. – Билет вам выдали?
- Какой билет? Номер теплушки – вот и все удобства! Погрузят, а где захотят выкинут! Никогда справедливости не было, да и не будет. Воевали за правду, а где она, эта правда, кто её видел?
За дверью кто-то негромко кашлянул, женщины в страхе умолкли. Теперь тишину квартиры нарушал только скрип выдвигаемой столешницы или стук крышки чемодана.
      Весной будет два года, как она живет здесь, в деревне Денисовке, в общем-то, по меркам Москвы, на краю света. Первые полгода ютилась в медпункте, где и работала: за ширмой кровать, а в сенцах примус – вот, и все её богатство! Примус, который она взяла с собой по настоянию Любочки, произвел на местных женщин сильное впечатление: смотреть на диковинную печку приходили всё и без стеснения, удивлялись, перешептываясь:
- Гля, огонь так и хлещет! Так-то и до пожара недалеко.
-А карасину эта чуда жрет, наверно целую прорву! Где же его набраться?
    Слушая их рассуждения, Вера Силантьевна усмехалась. Если в деревне до сих пор нет электричества, то и примус здесь кажется большим чудом. Топят печи по-разному, кто может, выписывает древесные отходы, а в основном, топят кураём и кизяком. Здесь Вера Силантьевна впервые узнала, что такое кизяк и как им топят печь. Она очень сочувствовала местным женщинам: на их плечи ложилась такая непосильная ноша, стоит только удивляться, где они находили в себе силы радоваться жизни  и рожать детишек. Столько ещё дел в стране, где  нужны сильные руки, а сколько здоровых мужиков по темницам растолкано?!

                Глава 2.

   В дверь кабинета Веры Силантьевны постучали, вошла миловидная смуглянка с непокорной копной кудрявых волос: «Молдаванка? Цыганка?» - пробовала угадать Вера Силантьевна.
- Не гадайте, - усмехнулась вошедшая,  - я и сама наверняка не знаю, кто я такая! А к вам я по делу зашла.
- Слушаю вас, - приветливо отозвалась Вера Силантьевна.
- Вижу, ютитесь вы тут рядом с больными. А мы с мужем в город переезжаем, переводят его, по работе, - поправилась она, - так, не возьмете ли вы мой домик? И видя, что Вера Силантьевна смущенно молчит, посетительница заговорила быстро и с чувством:
-Домик у меня небольшой, но в нем есть все необходимое вам. Я вам все оставлю, с собой возьму совсем немного, личных вещей. Вам в моем домике будет лучше, чем здесь, - она обвела смуглой рукой ее кабинет.
- Не сомневаюсь, - Вера Силантьевна запнулась, не зная, как обратиться к гостье.
- Марьяна я, так и называйте меня – просто, Марьяна! – выручила смуглянка.
- Какое звучное у вас имя, - искренне восхитилась Вера Силантьевна, – так вот, Марьяна, я бы с превеликим удовольствием стала хозяйкой в вашем домике, но… у меня нет денег, чтобы купить у вас его. Совсем нет! 
Вера Силантьевна отвернулась к окну, чтобы удержать, уже готовые хлынуть слезы.
- Да вы меня совсем не так поняли! Я вам не продаю свой дом, а дарю, просто так, без всякой платы! Мне он достался в наследство и помог пережить трудное время, теперь пускай вам послужит. Люди вас полюбили, а их не проведешь! – когда Марьяна подняла глаза, то увидела, как по исхудавшим щекам докторши сбегают одна за другой слезинки:
- Спасибо вам! Хорошая моя, добрая душа! Чем же мне вас отблагодарить?
- Ничего не нужно, я так отдаю! Мне приятно, что хороший человек не будет бедствовать. У меня в огороде картошка не выкопана – будет вам на зиму.
Вера Силантьевна лихорадочно перебирала в уме свои вещи: чем бы она могла отблагодарить Марьяну. Шаль! И как она могла забыть о ней!
-Подождите, Марьяна, не уходите, я сейчас вернусь. - она скрылась за ширмой, а когда появилась вновь, в руках она держала великолепную шаль: большая, палевого цвета, с нежно-розовыми цветами по кайме. Тяжелые, шелковые кисти богато свисали бронзовой волной, придавая шали особую элегантность.
Вера Силантьевна подошла к Марьяне и накинула ей на плечи свой подарок:
- Вот, примите от меня, это немного, я понимаю, но все-таки, память от меня будет. Это от чистого сердца, носите на здоровье! 
Отступив от Марьяны на несколько шагов, она воскликнула:
-Да вы же красавица! Настоящая королева! Вам кто-нибудь говорил, как вы красивы? Кому, как не вам носить подобные вещи?
 Марьяна еще пыталась снять с себя шаль, каким-то внутренним чутьем понимая, как дорога эта шаль самой хозяйке. Вера Силантьевна силой удержала её руки:
- Ну, пожалуйста, возьмите это, - убеждала она Марьяну, - она же хорошему человеку предназначалась, возьмите, прошу вас, Марьяна.
- Кабы, мне такую шаль давали, так я бы от счастья не знала бы куда деваться, а ты еще и кочевряжишься! – раздался за их спинами насмешливый голос, в котором неприкрыто сквозила нота зависти. – Коли дают – бери! Такая вещь красивущая, глаза отбирает! Твой Ничипоренко увидит – помрёт от любви.
Женщины изумленно уставились на  посетительницу, произносившую эти слова. Как она появилась здесь? Вроде бы и дверь была закрыта:
- Вы так друг дружку уговаривали долго, что я устала дожидаться в сенях.  Дай,  думаю, зайду, послушаю, о чём спор идет! А вы вон, что – одариваете, друг друга, – пояснила  женщина свое появление.
     Вера Силантьевна с удивлением разглядывала стоящую перед ней маленькую, чем-то похожую на мышь, женщину. Большой живот, приподнявший юбку, указывал на то, что скоро на свет появится новый житель Денисовки, что женщина пришла в медпункт по этой самой причине. Вера Силантьевна, с удивлением обнаружила, что из-за широкой материнской юбки выглядывает детская мордашка. Это был мальчик трех-четырех лет, крепкий и рослый, он цепко держался за юбку матери, боясь обнаружить свое присутствие.
Марьяна тем временем, сухо кивнула женщине и направилась к двери. У самой двери она обернулась к Вере Силантьевне и пояснила:
- Мой домик недалеко отсюда. Пойдете вниз от сельсовета, второй переулок будет мой. Свернете, а там вам каждый укажет, где это. Завтра утром, к десяти часам мы вас ждем. Мы завтра и съедем, приходите, я вам отдам ключи.
Она, попрощавшись, быстро исчезла за дверью. На женщину с ребенком Марьяна даже не посмотрела.
- Марьянка, порченная! А туда же ставит из себя царицу! – обращаясь к Вере Силантьевне, произнесла посетительница.
- Вы сказали, что у вас ко мне дело, - пропуская мимо ушей, язвительные выпады в адрес Марьяны, спросила она у женщины.
Вера Силантьевна прошла на свое место, за стол, пригласив посетительницу сесть напротив. На столе у докторши находились: две ученические тетради, стопка бумаги и чернильница, рядом с которой лежала ручка. Здесь же лежала деревянная трубка, «слухалка» как её называли посетители. Рядом банка со шпателями и градусник. На стене, в небольшом шкафчике, хранились необходимые лекарства для оказания первой помощи. Шприцы в большой металлической коробке. В углу висел синий умывальник и чистое полотенце. Небольшая кушетка (под которую был приспособлен обыкновенный топчан) была накрыта чистой простыней.  Вера Силантьевна, открыла тетрадь, и, обмакнув перо в чернила обратилась к посетительнице:
- Скажите свою фамилию, имя, отчество.
- А это ещё зачем? – подозрительно спросила та.
- Вы ведь ко мне на прием пришли? Верно? У нас так положено регистрировать всех, кто обращается к нам за помощью.
- Так вы же меня видите, и я вас хорошо знаю, зачем же зря бумагу изводить? – упорствовала посетительница.
- Я, конечно же, вас вижу, но кто вы я не знаю. Ко мне, видели, сколько народу приходит? Где же мне всех запомнить, вот, и требуется записать, чтобы в другой раз вспомнить вас, – терпеливо объяснила Вера Силантьевна. – Чего вы, боитесь? У нас здесь не милиция!
Женщина, сверкнув маленькими глазками, неохотно произнесла:
- С чего вы решили, что я боюсь? Чай никого не обокрала! Лапикова я, Полина Кузьминична. Делов-то у меня с гулькин нос, а возни вон сколько! Да не вертись, ты, не вертись, а то получишь у меня, горе мое, луковое! – последняя фраза была адресована мальцу, которому надоело стоять около матери смирно.
-Шаль у вас больно красивая,- не утерпела женщина, - зачем же такую задарма отдавать? Её и продать дорого можно!
-Послушайте, Полина Кузьминична, какое вам дело до моих вещей?  - теряя терпение, произнесла Вера Силантьевна, – кстати, и недаром все это. Мне человек дом дарит, а я ей какую-то шаль пожалею!
- Вы не серчайте, я это всё к чему спрашиваю: может у вас еще есть что продать? Я бы купила! – начала объяснять Полька.
Вера Силантьевна прервала ее резко, ответив:
- Эти вещи купил мне в свое время мой сын! У меня никогда не было желания расстаться с ними. Это память, а она не продается! – уже мягче закончила Вера Силантьевна.
«Э, подумала про себя Полька, да там не только шалька имеется! Видно, ещё кое-что на черный день припасено! Ишь, ты! А на вид такая сирота казанская!»
- Давайте, говорите, какое у вас дело ко мне?
- Да какое у нас дело? Дело известное,- Полька ткнула пальцем в свой большой живот,- вот это и есть: то поясница ноет, то внизу живот болит, как скаженный!
- Ложитесь, - указала на кушетку докторша.
Полька легла, задрав юбку, обнажила острый вздувшийся живот. Мальчик испуганно смотрел на мать, не смея пошевелиться.
- Вы бы ребенка дома оставляли, когда идёте по такому деликатному делу!
- Не с кем, - коротко ответила Полька, - отец на работе, ажно в лесхозе. Вот и бьюсь сама, как рыба о лед.
- Помолчите,- прикладывая «слухалку» к животу, попросила Вера Силантьевна. Она долго водила трубкой по животу, прослушивая со всех сторон. Затем щупала руками, и, окончив, сообщила Польке свой приговор:
- Постарайтесь не поднимать ничего тяжелого. Не мойтесь в сильно горячей бане. Спиртное исключите совсем. У вас явная угроза выкидыша.
- Это что такое? – не поняла Полька.
- А то, что можете родить раньше времени и неизвестно ещё с какими последствиями. А вам, по моему наблюдению, ещё целый месяц до родов.
- Да, где-то так, - прикинув в уме, согласилась Полька.
- Вот и поберегите себя! Если будет что-то беспокоить, то милости прошу: в любое время. Не стесняйтесь. Роды для женщины – это всегда риск.
- Да, уж, коли припрёт, то до стеснениев ли тут!- оправляя юбку, ответила ей Полька.
     Полька ушла, а Вера Силантьевна еще долго не могла успокоиться. После их разговора, остался какой-то нехороший осадок: «Вроде бы не хуже других,- думала она о Польке, - сама чистая, ребенок ухожен. А вот что-то в её разговоре неприятное, двойственное. Зависть к чужому везению! Но что поделаешь, врач, что поп, к кому позовут, к тому и идёт!» – примирительно рассудила она.
    На следующее утро Вера Силантьевна без труда нашла домик Марьяны. Домик стоял неухоженный, напоминал собой сироту, до которой никому нет дела. Видно у хозяйки не было особого желания обустраивать свое жилье.  Машина стояла у калитки, ожидая своих пассажиров. Марьяна и высокий, представительный мужчина вышли навстречу Вере Силантьевне, улыбаясь и приветствуя её.  В руках у мужчины был большой фанерный чемодан, а Марьяна держала только небольшой узел. Марьяна, приветливо сказала:
- Рада видеть вас! Вы как раз во время подошли. Это всё мое приданное, - указывая на вещи, пояснила она, – остальное мы с Колей вам оставили. Себе наживем ещё.
- Марьянушка, нужно торопиться: машина долго ждать не станет, – мужчина ласково тронул Марьяну за руку.- Ну-ну! Слезы! Мы же с тобой договорились?
- Ладно, Коля, не сердись, больше не буду. Вера Силантьевна, это мой муж – Николай, - Марьяна отчего-то смутилась, – простите, сразу и не представила вам его!
- Николай, - отрекомендовался муж Марьяны, и, склонившись, поцеловал протянутую ему руку.
- Ну, что вы! – смущенно пролепетала Вера Силантьевна, – это сейчас не принято, но  не значит, что мне это неприятно.
Марьяна повела Веру Силантьевну знакомить со своим хозяйством. Вера Силантьевна только ахала, видя, сколько всего оставила ей Марьяна:
- Ой, да это же целое состояние, – восклицала Вера Силантьевна,-  и постель, и посуда! Мебель, Марьяночка, тоже мне? За что же мне такое внимание? Нет, не оскудевает наша земля на добрых людей! Все одно – добрых людей, больше, чем злых!
-Ну, что вы! Какое там состояние, - смеясь, отвечала Марьяна, - так на первое время перебиться. А там дай вам Бог, к себе вернуться.  Да, - вспомнила Марьяна,- один шалопут мне стекло разбил, обещал застеклить. Так что вы потребуйте от него. А пока чем - нибудь завесьте, чтобы пыль не летела. Да и холодно по ночам становится: у нас и в августе первые заморозки бывают. Марьяна, уловив тень нетерпения на лице мужа, заторопилась.
Когда все вышли за калитку, Марьяна повернулась лицом к избушке и низко поклонилась ей, как живому существу. Губы её задрожали, и она крепко прикусила нижнюю губу, чтобы боль помешала ей расплакаться. Вера Силантьевна с уважением смотрела на Марьяну: «Сильная женщина, – думала она, - прямо некрасовская героиня! Как это у него: «И холод и голод выносит»… Обидно только, что такие красавицы и умницы вынуждены жить в такое нелегкое время!»
Машина уже давно отъехала, а Вера Силантьевна все смотрела ей в след, и уже в который раз задавала себе один и тот же вопрос: «Думала ли я, что со мной может произойти нечто подобное?»
    Вера Силантьевна в тот же день перенесла в новое жилище свои небогатые пожитки. А вечером, во двор зашел высокий, молодой мужчина. Был он немного навеселе. Она хотела спросить его о причине визита, но мужчина опередил её. Указывая на разбитое стекло, пообещал:
- Завтра сделаю. Вот только стекло достану.
Вера Силантьевна поняла, что это и есть тот самый шалопут, о котором говорила ей Марьяна. Она кивнула головой в знак согласия:
- Соседи с вами теперь будем, если что нужно будет, обращайтесь – чем смогу помогу! Меня Филей зовут.
- А я, Вера Силантьевна, - представилась она.
- Это мы знаем, докторша вы, кто же вас не знает? – в голосе Фили прозвучала уважительная нотка.
- Уважительный ты парень, Филипп, а как получилось, что окно разбил?
- Так и получилось, - уклонился тот от ответа. Попрощался и вышел.
«Кто их поймет людей русских: из загадок - загадка! Сегодня – знакомым людям окно разобьет, а на завтра незнакомке свою помощь предлагает» - глядя вслед Филе, улыбнулась Вера Силантьевна. Она, вспомнив, что ей завтра дали   свободный день, на обустройство, повеселела.

http://www.proza.ru/2016/03/03/1549