Полька. Часть 12. Сычиха. главы 1-2

Сычиха проснулась рано. Ей не нужно было смотреть на старые, засиженные мухами ходики, чтобы узнать время: «Пятый час идет, - подумала она, поворачиваясь на другой бок. – На улице темень, хоть глаз выколи, ничего делать нельзя. Да и что мне делать по темну-то? И лежать уже мочи нет: все бока, как есть, отлежала!»
 Вопрос, который задала она сама себе, был ею выстраданным: одинокими вечерами и долгими ночами: «Хотя Пашка молчун, весь в отца, а все же живая душа была рядом. Где помолчим с ним, где и словом перекинемся. Вот уже почти два месяца, как увез его Порфирий в город, определил учиться в железнодорожное училище на машиниста. Что с того получится одному Богу известно. Это хорошо, что на всем готовом будет жить: кормежка, одежда, крыша над головой. Дай-то ему защиты своей, Господи! Без матери вырос, мало ему ласки в жизни досталось. Хорошо, что нашлись добрые люди: помогут выучиться и в люди выйти. Деревня, она и есть деревня: плохого в ней нет, да и хорошего, в сравнении с городом, немного». Сычиха вздохнула, вытирая пальцами повлажневшие глаза. Приподнялась, поправляя подушку и укладывая ее удобнее. Заболело потревоженное колено, и она стала ладонью растирать болевшее место: «И Пашку забрал и сам уехал, - Сычиха удобнее устраивалась на постели: под одеялом теплее, а ее старым косточкам  много тепла требуется. Мысли продолжали течь, смешивая прошлые события и недавно произошедшие. Полки, на которых память хранила свою информацию, почему-то круто поменялись местами. Она хорошо помнила, что случилось десять лет назад, и напрочь, забывала, что произошло вчера. – Нет, это хорошо, что Порфирий наконец-то женился: давно пора была ему остепениться. Да и девку высватал хорошую, слов нет: работящая, собой видная, а главное, веселая. Сычовская порода, весельем не похвалится, все молчком да сапком. А Ксения - другая, смешливая, певунья! Лишь бы с Порфирием поладили: он ведь страсть, какой характерный! Звали и ее с собой в Лесхоз переехать, да она отказалась, что ей молодым мешать, по-своему жизнь устраивать. Они молодые, а она, Сычиха, привыкла сама в своем доме хозяйкой быть. Жалко, что сил поубавилось. Трудно ей одной работу исправно тянуть. Вот, когда был Пашка  с нею, было куда, как легче! А так вот, ей даже спокойнее. Повертелась за свой век, когда-то всем была нужна. Теперь вот, сыновья не балуют свиданием, всё дела у них неотложные! Особенно Колька, если заглянет раз в полгода, и то на какой-нибудь праздник подгадает приехать. Нет, о Порфирии этого не скажешь: он наведывается каждую неделю, привозит ей молочка, сметаны. Корову свою им отдала: сил нет, ее обихаживать, а у них, даст Бог, скоро и дите народится. Нет, что говорить, заботится Порфирий: вон с Ванькой Возницыным договорился, чтобы тот ей воды с речки завозил. Ваньке попутно, ему весь день воду возить то в больницу, то на хоздвор. Не убудет, коли ей сольет пару ведер. А так ей в гору полные ведерки уже не унести».
Во дворе раз-другой лениво гавкнул Рекс, и опять все стихло:
«Вот и остались я да собака: оба старые, а жить-то нужно, куда денешься? В сентябре приезжал Колька с семьей: два мальчишки у него – Алешка и Толик. Балованные. Все, как есть, в хате перевернули. Нюрка молчит. Хотя бы, словом детей одернула. Колька всегда молчуном был, а теперь совсем безъязыким сделался! Кругом жёнка команды подает: «Коля принеси, Коля сходи!» Не сдержалась я, высказала ей все, не понравилось, видишь ли: губищи надула и давай сумки собирать. Гостинцев матери привезти не догадались: платок на голову, чулки какие. А то бы калач или белую булку городскую купили! У них, на «низах» все это можно купить. Конфеты каляные привезли, а чем мне их грызть? Так пацаны и растаскали все их гостинцы. Одно слово – сама непутевая, Кольку под себя согнула и детей таких же растит! Прости меня, Господи, согрешишь с ними! - Сычиха перекрестилась. – А, что касаемо Веры, про то и думать не хочется: растила дочку, лелеяла, думала, что на старости лет мне утешение будет, а вышло все иначе. Как вышла она замуж за Калгатинского племянника, Федьку Зайцева, так вот почитай, что пять годков и не заявлялась к матери.  В Москву увез ее Федор. Работает он там, на хорошей должности.
Начальник, одним словом важный. Порфирий говорил, что он там, на железной дороге работает, вокзалом заведует. А коли начальник, значит и деньги есть, можно за пять-то лет, хотя бы один раз матерь проведать?! Вера писала, что живут хорошо, квартира просторная, все у них есть, часто ездят отдыхать на теплое море. Живут для себя: не дал им Господь деток! Она попросила Порфирия спросить Верочку в письме: в чем причина, что дети не вяжутся у них с Федькой. На что Верочка ответила так, что она, мать ее  родившая, до сей поры в себя прийти не может: «Какой в детях прок? Вон, они, как матерям достаются! Хотя бы Фросю взять: она своей смертью и мать жизни лишила. Сохни теперь до самой смерти на корню, сходи с ума! Так уж лучше их вовсе не иметь!» Ну, это она так говорит, но мать не проведешь: чует сердце, неладно у них с этим вопросом. Где это видано, чтобы здоровой, красивой бабе детей не хотелось! Верочка уже выучилась, на секретаря, сидит в конторе бумаги подшивает. Вместе с Федькой и работает. А когда же бабье предназначение выполнять? Женщина для того и на земле, чтобы через нее род продолжался.  Может, они теперь по-другому все мыслят? Соскучилась я по ней, мочи моей нет! Хотя бы перед смертью свидеться: я бы у нее до всего допыталась. Я ведь уже и голос Верочкин забывать стала.
    Сычиха всхлипнула от жалости к себе, она бы еще долго причитала над своей нелегкой долей, но какой-то неясный звук отвлек ее внимание: кто-то настойчиво скребся в дверь, пытаясь ее открыть. Она, кряхтя, поднялась с постели, постояла, привыкая к вертикальному положению и, набросив на плечи старенькую пуховую шаль, заковыляла к двери. В приоткрытую дверь быстро прошмыгнул кот и стал ласково тереться о ноги хозяйки. Сычиха ощутила капельки влаги на кошачьей шерстке: «Вот и дождик к нам пожаловал! Целое лето жарило. А сейчас, поди, зарядит, ничего с огорода убрать не даст!
Тут и до снега уж рукой подать». Сычиха глянув на ходики, заспешила одеваться: за думками и время пробежало незаметно. Пора птицу выпускать:  наверно истомились взаперти.
     Она уже заканчивала управлять свое хозяйство, десятка два кур, обступив кормушку, дружно стучали клювами, собирая зерно. Поодаль важно завтракала гусиная семейка: гусак, две гусыни и одиннадцать уже подросших гусят. Пока гусыни и гусята насыщались зерном, гусак стоял рядом, поглядывая по сторонам:
-Чего, варнак, смотришь? – напустилась на гусака хозяйка, - выжидаешь моменту, когда цапнуть меня можно будет?
   Но гусак отвернулся, не желая вступать с нею в пререкания, его гордая поза, будто говорила: «Больно мне надо с тобой связываться!»
Сычиха не успела сделать и двух шагов, как почувствовала сильный щипок за лодыжку, пара сильных крыльев нанесла удар по ноге, за ее спиной послышался победный гогот.
Она повернулась к своему обидчику, намереваясь поймать его за шею и оттаскать хорошенько, чтобы знал, варнак, на кого нападать! Но гусак, наученный предыдущими выволочками, заблаговременно отошел на безопасное расстояние. Сычиха, поняв, что поймать ей гусака невозможно, подняла с земли капустную кочерыжку и запустила ею в гусака. Кочерыжка пролетела мимо, не причинив гусаку никакого вреда.
И тут, за спиной Сычихи, послышался знакомый, с хрипотцой смешок принадлежать он мог только её старшему сыну Порфирию.  Она оглянулась: Порфирий приехал не один, из-за его сутуловатой спины выглядывала улыбающаяся физиономия кого-то одетого во все черное:
- Здравствуйте, мама, - поздоровался с ней Порфирий, –  с гусями воюете?
Сычиха, отвечая на приветствие сына, продолжала всматриваться в того, второго, и никак не могла вспомнить: где она видела его?
-Вы что же, баба, не узнаете меня? – и Пашка, выйдя из-за отцовой спины, поспешил обнять бабушку, крепко прижав её голову к своей груди.  Он гладил ее плечи, щеки и говорил ей безумолку что-то быстро-быстро, ластясь к ней, как котенок. Она, разволновавшись, плохо разбирала его слова и не уставала повторять:
-Приехал, Пашенька! Приехал, сынок! Не  забыл бабу, приехал проведать!
Она никогда не называла Пашку иначе, он для нее был только – сын: выращенный и выстраданный ею. Порфирий, видя, как Пашка вьётся вокруг бабки, почувствовал легкий укол, ревности, но тут же погасил его. Нет, он сам вот так  ластиться вокруг матери не смог бы! И не потому, что не любил: просто не умел он, вот так, искренне выражать свои чувства.
Сычиха, разглядывая внука, удивлялась переменам, произошедшим с ним за столь короткое время:
-Изменился, на лицо стал белее. Скучаешь, поди? Вон  исхудал с лица-то! Одежка на тебе хорошая, крепкая! – она ощупала сукно тужурки и осталась довольна.- Это тебе что же бесплатно дали? Все хорошее, особенно фуражка! А на ремне, на бляхе, молоточки какие-то? – и она любовно провела пальцами по эмалевым значкам в петлицах куртки.
Пашка смеялся, довольный произведенным эффектом.
-Да что это мы стоим во дворе, - засуетилась Сычиха, - заходите, гости дорогие, сейчас чай будем пить. Яиц на сковороду набью.
Когда чайник вскипел, и яичница с салом скворчала на сковороде, Сычиха вдруг спохватилась:
-Ой, Паша, сбегай, сынок в сельпо, возьми булку хлеба. Сбегай, может хлеб уже подвезли. Как же я забыла, что еще вчера скормила Рексу последнюю краюшку! Так и думала, что утром свежего хлебца куплю.
-Не беспокойтесь, мама, - подал голос Порфирий, - есть хлеб, Ксения испекла вчера и вам на гостинец целую булку положила. Свой хлеб печём, он лучше казенного, да и всегда под рукой, никуда бегать не нужно.
Порфирий достал сумку, оставленную им в углу кухни:
-Вот, сметана, творог, а вот и хлебец! – он торжествующе посмотрел на мать, ожидая похвалы и благодарности, но она мельком взглянув на гостинцы, будничным голосом сказала:
-Поставь в сенцах на столе, я потом приберу всё на место.
Порфирий вынес продукты в сени и обиженно подумал: «Что за характер! Хотя бы ради приличия о Ксении спросила». Виду, что обиделся, матери не подал: знал её неуживчивую натуру, сам из того же теста.
За завтраком разговор вели бабка и Пашка, Порфирий отмалчивался:
- А ты, Паша, домой по делу приехал? – словно опомнившись, тревожно спросила Сычиха, - может, не сгодился на учебе-то?
- Сгодился, баба! Да ещё как сгодился! Мастер наш при всех меня в пример ставит, хвалит за понятливость. Говорит: «Молодец, Сычов, хватка у тебя рабочая! Хороший из тебя машинист получится!»
 - Да я и сам знаю, что получится, - горделиво добавил Пашка.
Порфирий хмыкнул, искоса глянув на сына. Пашка, не замечая насмешливого взгляда отца, продолжал, обращаясь к бабке:
- А приехать мне пришлось по делу: в сельсовет мне нужно, одна бумага в училище требуется. Возьму её у Куроедова и сегодня же обратно в город. Я, бабуля, добрался до вас, так удачно: машина с продуктами из района шла, и я с ними доехал. Бесплатно привезли, до самого Лесхоза. Шофер говорил, что обратно они после обеда поедут, если я управлюсь к тому времени, то и назад с ними же уеду.
- Так вы поторопитесь, поторопитесь, а то не ровен час, убежит Куроедов чужих кур щупать. У него это первое занятие. На месте не сидит:  к обеду уже сыт и пьян.   Толку с него нет никакого. Пробовали жаловаться, так всех приехавших проверяльщиков  улестил: жалобщики еще и в опалу попали!

                Глава 2.

    Куроедов был очередной председатель сельского совета в Денисовке, наверно десятый, после смерти Семенюка. Присылали их из района, вроде бы достойных, партийных, а уезжали восвояси с подмоченной репутацией.  Председатель Денисовского колхоза «Светлый путь» Афанасий Пряхин, хотел было в райком партии внести предложение: выбирать председателя сельского совета из числа своих сельчан. Разве не найдется достойный? Вон, Сычов Порфирий, чем не председатель! Мужик самостоятельный, хозяйственный, может потребовать с себя и с других. Этот по дворам, да по гостям не пойдет! Так нет у них везде разнарядка: вот и прислали Куроедова. Курам на смех! Сельчане встретили нового председателя насмешками:
- Теперь, за каждую справку курицей рассчитываться будем! – просвещал баб в Сельмаге дед Ероха.  Оказалось это предположение пророческим.
Продавщица Антонина Потапова, внучка бабки Потапихи, смеясь, пригрозила деду:
- Ты бы, дедушка, язык-то за зубы спрятал, а то найдется кто-нибудь, да донесет, о чем ты тут агитируешь. Вот и будешь свои байки в другом месте рассказывать.
Дед Ероха, не забывший свою неудачную встречу с властью в лице следователя Кислицына, возражать Антонине не стал, быстренько юркнул в открытую дверь магазина и был таков. Вслед ему полетел дружный смех баб.
   Куроедов не ударил в грязь лицом: баб называл курочками, любил хорошую выпивку и веселые застолья, и все, желательно, за чужой счет. Каждый день на крыльце сельсовета толпились просители, уныло смотрели на большой навесной замок и на чем свет кляли Куроедова.
Зная о том, старая Сычиха торопила внука решить свои дела с Куроедовым, как можно раньше, пока тот не убежал похмеляться. Коли уйдет: пиши - пропало! Может и до вечера не объявиться.
К счастью, Куроедов оказался на рабочем месте.  С Порфирием, Куроедов поздоровался, протянув ему для приветствия  руку. Узнав, куда Пашке нужна справка, похлопал того по плечу:
- Молодец! Учись, пополняй ряды пролетариата!  Долго рассуждал о большом доверии, которое оказывает Павлу страна, доверяя ему, будущему машинисту, множество человеческих жизней. Устав от самого себя, он за пять минут настрочил нужную бумагу, шлепнул печать и расписался.
Выпроводив Порфирия с сыном, засобирался и сам. В прихожей возмущенно загудели посетители, но Куроедов, не обращая внимания на их недовольство, решительно выпроводил всех из здания. Уже замыкая дверь, он мимоходом пояснил:
-Дела, товарищи, дела! Они важнее ваших справок, кому срочно наведайтесь к вечеру: постараюсь быть. – с этими неубедительными обещаниями Куроедов выскочил на крыльцо, отбиваясь от наседавших просителей.
Порфирий и Пашка заторопились домой, довольные успешным окончанием дела. Бабка встретила их у ворот, на её вопросительный взгляд Порфирий, бросил на ходу:
- Все сделали, мать, бумаги нужные взяли, не переживайте! – и пошел во двор.
Пашка задержался возле бабушки и, заговорщически подмигнув ей, тихонько произнес:
- А у меня, для вас, баба, подарочек есть, правда, не очень дорогой, но на какой уж хватило моих денег. 
Пашка торопливо достал из кармана, свернутый конвертиком головной, ситцевый платочек. Платочек украшала яркая кайма их ярко-желтых колосьев и синих васильков. Такие платки продавались в сельпо, и их носило все женское население Денисовки. Но, одно дело купить этот незатейливый платочек самой, а другое, когда этот платочек купил любимый внук, да ещё на первую стипендию:
- Ребята свою стипендию прокуривают, иные и спиртное берут, но я ведь не курю, вот и купил вам, баба, подарочек, носите на здоровье!
Порфирий смотрел на мать и сына в окошко, никак не мог понять: с чего это они опять начали обнимать друг друга: «Вон, мать что-то спрятала в карман фартука, ишь, ты, лицо-то, как блин масляный сияет! Чем это её Пашка так обрадовал?»  Любопытство взяло верх, и Порфирий вновь вышел во двор. С матерью он чуть не столкнулся в дверях:
-О чем шепчетесь, заговорщики? – шутливо спросил он, - что это у вас за секреты от меня завелись?!
- Да какие там секреты, - отозвалась мать, - Вон, внучок меня уважил: сам не доел, не до пил, а бабушке подарочек привез! – Она похлопала по карману фартука, где лежал подаренный платок. – Платочек привез, свеженький! Вот к Пасхе мне и будет обнова! Мои-то уж все линялые.
Она важно прошествовала мимо сына в дом, положить подарок в надежное место.
Порфирий, глядя на мать, усмехнулся: «Не иначе, как корону дали! Гонору-то, гонору сколько! Надо будет и впрямь, матери к празднику обновку справить. Платьешки-то у неё уже все старенькие:
- Ну, Павел, поедем, сынок, пора уже, – обратился Порфирий к вошедшему Пашке. Но тот нерешительно посмотрел в сторону бабки, будто ища у неё поддержки:
- Пап, можно я на минутку отлучусь? Кое с кем увидеться нужно. Я мигом обернусь - только туда и обратно!
- Это, какая у тебя  срочность такая? – недовольно спросил отец. – А ну, как уйдёт машина? Не генерал – ждать тебя никто не станет!
Бабка оказалась догадливее:
- Иди, иди, повидайся, - ласково напутствовала она внука, - в медпункте сейчас она.
Пашка не дожидаясь реакции отца, быстро выскочил со двора.
- Дело молодое, пускай сходит. Да тут и недалеко. – обращаясь к сыну, проговорила Сычиха. – Сам уже забыл, как с самого Лесхоза каждый день бегал? То-то!
Напоминание матери о Фросе и самых счастливых для него днях опечалило Порфирия. Усилием воли он заставил себя улыбнуться и ответить матери:
- Не забыл, ничего не забыл. Только ко мне, помниться, вы такой щедрой не были! Балуете  вы, мама, Пашку, потому он нас с Ксенией сторонится. Не успеет приехать, как к вам рвется! – Порфирий достал из кармана пачку папирос и коробок спичек, закурил:
- Ты бы о воспитании Пашки, шестнадцать лет назад говорил, когда была бабка ему вместо матери, на загорбке носила, ночей не досыпала! Тебе тогда все нипочём было: на уме одни гульки были. А сейчас, конечно, обидно тебе стало, что твой сын все больше к бабке льнет! Потому и льнет, что матерью меня почитает, только зовёт бабушкой! Матерь я Пашке – и запомни это! Так оно и будет, пока жива буду!
Она замолчала, и,  не глядя на Порфирия, вошла в дом. Порфирий остался стоять во дворе: «Если я сейчас отвечу, - подумал он, - поссоримся с матерью. Сам на отповедь напросился! Что хотел в ответ услышать? Мать права: вместо спасибо, ещё и ревности развел!»
Он вошел вслед за матерью в дом, та бесцельно перебирала какие-то вещи, сваленные на кровати. Порфирий заметил, как едва заметно дрожат руки матери, выдавая душевное волнение. Он подошел к ней сзади и неумело обнял мать, прикоснувшись губами к морщинистой щеке:
- Простите меня, мама, не обижайтесь, - виновато прошептал он, - я вовек не забуду, что вы для нас с Пашкой сделали!
Порфирий, не дожидаясь ответа матери, торопливо вышел из дома. Вернувшийся со свидания Пашка, застал бабку в слезах:
- Кто вас обидел, баба? Может, болит что? – с тревогой спросил он, глядя в выцветшие от времени бабкины глаза.
- От радости плачу, Паша, только что сын меня за тебя поблагодарил, да ещё и поцелуем одарил! Вот слёзы и бегут, не спросясь.
- А я, баба, попрощаться зашел, уезжаем. Отец меня за воротами дожидается. – Пашка, так же, как и отец, неловко прижался головой к бабкиному плечу. Сычиха поцеловала внука в макушку, в то место, где у него с самого детства топорщился непокорный вихор:
- Иди, сынок, может, Бог даст, и свидимся ещё!
Видя недоуменный взгляд внука, торопливо добавила, - годы мои, Пашенька, серьезные уже – к земле зовут! Что же это я и гостинчик тебе не собрала! Запамятовала от радости, что с тобой увиделась!
Пашка уже в дверях, сделал протестующий жест:
- Не беспокойтесь, баба, мне Ксения собрала сумку.
Сычиху удивило, что Пашка назвал мачеху просто по имени: « Нехорошо так-то, подумала она, неуважительно! А с другой стороны, кто она ему? Тетка? Мать? Ей самой-то на пяток лет больше, чем Пашке! Любит Порфирий молоденьких!» - усмехнулась она.
Проводив сына и внука, Сычиха вернулась в дом.

http://www.proza.ru/2016/03/03/1575