Дамасские ворота

Владимир Волкович - http://www.proza.ru/avtor/vladrab1

Вновь огненный закат пылает,
Прямой эфир – кромешный ад…
«Чужого горя не бывает»…
Чужих детей, чужих солдат…
 
Инна Костяковская


Эти два человека увидели друг друга всего на один миг, и больше им встретиться не доведётся никогда. Томас спиной почувствовал пристальный  взгляд, тяжёлый исподлобья, взгляд человека вышедшего на тропу убийства.   Но, прежде чем успел оглянуться, убийца, стоящий в двух шагах, сделал стремительный прыжок. В руках его сверкнули два ножа — короткий и длинный. Атлетически сложенный человек, владевший одинаково обеими руками,  ударил одновременно. Два ножа, легко пробив защитного цвета куртку солдата, вошли в тело. Спину закрывал рюкзак, поэтому нападающему пришлось ударить сверху. И ещё раз и ещё… Убийца отпрыгнул, уверенный, что удары его смертельны, нож вошёл по самую рукоятку.  Солдат медленно повернулся, поднял автомат и выстрелил. Оба упали почти одновременно.

Римский император Адриан стоял на вершине высокого холма и рассматривал развалины Иерусалима. Семьдесят лет назад легионы Тита сожгли этот непокорный город, а жителей полностью истребили. И вот снова из, казалось бы, безжизненных нагромождений камней кое-где поднимается дым очагов, и средь остатков стен мелькают человеческие фигуры в лохмотьях.
«Этот народ истребить невозможно, — подумал император, — видимо, их Бог помогает им выжить. Но я уничтожу даже память о Храме, где иудеи приносят ему жертву». И немедленно приказал:
– Город восстановить, вновь воздвигнуть стены и поставить ворота, бывшие прежде. Но на месте иудейского Храма возвести святилище Юпитеру Капитолийскому, а город назвать Элия Капитолина.
Город обнесли новой стеной, в которой восстановили несколько бывших ворот, главными из которых стали самые красивые Дамасские ворота. От этих ворот и брала своё начало дорога на Шхем, а оттуда на столицу Сирии Дамаск.

– Быстрее, быстрее, — торопил врач водителя амбуланса, хотя прекрасно понимал, что надежды на благополучный исход, практически, не осталось, пульс не прощупывался, кровяное давление упало. Солдат был, практически, мёртв.
Главврач травматологического отделения встречал у входа:
– Ну, как он?
– Безнадёжен. Ножевое — в сердце.
– В операционную, быстро!
Жизнь раненого измерялась секундами. Травматолог осторожно вскрыл грудную клетку с левой стороны, полость была залита кровью:
– Перикард* открылся.
Так: зашить рану, остановить кровотечение, довести давление крови до нормального.
– Сколько времени прошло?
– Пять минут.
Теперь остаётся только ждать, сможет ли он очнуться после анестезии, не произошли ли за эти минуты необратимые изменения в головном мозгу.

Это волшебное слово МАГАВ — пограничная полиция.
МАГАВ — наконечник стрелы, бьющей по врагу в войне против террора. МАГАВ первым встречает террористов. Бойцы обучаются действиям в особых ситуациях, владению всеми видами оружия и защите от всех его видов. Изнурительные тренировки, тяжёлые нагрузки, но зато владение приёмами и мгновенная реакция. Если служишь в МАГАВ,  ты — бронежилет государства.
Томас желал служить только там.

В армии обороны Израиля все солдаты, кроме занятых на дежурстве, ездят домой в конце недели. Страна небольшая, дорога занимает немного времени. Рота Томаса располагалась в Старом городе, недалеко от Дамасских ворот. Возвратившись из дому, он сошёл с трамвая и направился к воротам.
Лет пятьсот минуло, как город Иерусалим, находившийся тогда за высокой крепостной стеной, был разделён на четыре квартала: мусульманский, христианский, еврейский и армянский. Теперь они и составляли Старый город. Дамасские ворота — главный вход в мусульманский квартал. Томас знал, что район этот опасный, Здесь велика вероятность нападения палестинских террористов. Он позвонил по мобильнику и друг, Лёнька Белоцерковский,  вышел его встречать. Лёнька за двадцать четыре года своей беспокойной жизни успел послужить в двух армиях — российской и израильской. Он интересно рассказывал о необъятных российских просторах, о «дедах».
– А для чего эти «деды» нужны? — спрашивал непонятливый Томас.
– Ну, как для чего? — задумчиво тянул Лёнька, подбирая слова, — это  старослужащие, они всё знают и пользуются авторитетом.
– А оказывать им услуги зачем? Так положено?
– Традиция такая, они тоже когда-то были молодыми и сами «дедам» оказывали услуги.
– А, понимаю, в российской армии такая традиция — оказывать услуги старослужащим. И командиры одобряют?
– Наверное, раз всё это продолжается десятилетиями.
– А ты тоже таким «дедом» был?
– Я был старослужащим, но оказывать себе услуги никого не заставлял, — с раздражением отвечал Лёнька.
– Хорошо, что у нас «дедов» нет, наоборот, самые опытные себе и нагрузку потяжелее выбирают.
– Так то, у нас, — отмахивался Лёнька от надоевших вопросов.

Лёнька увидел друга издалека и, махнув рукой, направился к нему. В этот момент, словно хищный зверь, прыгнул на Томаса здоровенный детина с ножами. Когда Лёнька подбежал, всё было кончено.
– Томас, Томас, я с тобой, всё будет хорошо, — повторял он, держа друга за руку и яростно набирая номер Скорой помощи (Маген Давид Адом).
Но Томас его уже не слышал.

Рано утром, за завтраком, запивая традиционную булочку чашкой кофе, заглянула Мариша в мобильник. Скользнула пальчиком по экрану… «террористический акт у Шхемских (Дамасских) ворот». Ёкнуло сердце, вчера только рассталась со своим Томиком, он как раз туда и направлялся. Быстро открыла номер суженого… длинные гудки.
Всё, к чёрту сегодня занятия, университет подождёт. Позвонить подруге, чтобы знали, что её не будет, позвонить Лёньке, лучший друг, неужели не скажет что с Томиком.
Через полтора часа она убеждала врачей, рассказывала, что родители Томаса в отпуске за границей, а ей надо его увидеть, обязательно увидеть…
Маришка — сильный человек, сама на врача учится, работала медсестрой в больнице, может, потому и разрешили войти, всего лишь посмотреть на Томаса.
Он лежал под наркозом, бледный, подключённый к аппарату искусственного дыхания.
– Томик, родной мой, — произнесла едва слышно, — Томик, я горжусь тобой и я…люблю тебя.
Она понимала, что он не слышит её, но должна была сказать это. Потом упала на колени перед кроватью и зарыдала. Тогда ещё врачи не знали, очнётся ли он...
Сознание вернулось к Томасу через сутки, врачи не ожидали, предполагая, что этого можно ждать не раньше, чем через неделю. Осторожно задавали вопросы, а он отвечал хриплым шепотом, преодолевая боль, были повреждены голосовые связки:
– Ты помнишь, как тебя зовут?
– Томас.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
– Ты знаешь, где находишься?
– Наверное, в больнице.
– Помнишь, что с тобой произошло?
Томас зажмурил глаза, молчал с минуту, как будто собираясь с силами:
– Я помню его лицо со звериным оскалом, его глаза, горящие ненавистью, его короткую чёрную бороду. Он напал сзади, они всегда нападают сзади, как гиены…
– Если тебе трудно говорить, не отвечай, потом продолжим, — главврач погладил его по руке.
– Нет, нет, я должен сказать. Я чувствовал, что сейчас потеряю сознание, боль была невыносимой, но тогда этот завладеет моим оружием и пойдёт убивать других. Я не должен допустить этого,  я не потеряю сознания, пока не убью его. Промахнуться было невозможно…
Томас устало закрыл глаза. Бывают такие случаи в медицинской практике, когда всё произошедшее стирается из памяти, или когда память отказывает, и человек старается забыть то, что причиняет страдания. Но он помнил всё до мельчайших подробностей.
Родителям сообщили ещё накануне, и они вылетели в Израиль первым же рейсом. Прямо с самолёта помчались в больницу.
Мама обнимала сына и плакала, а он гладил её по волосам и всё твердил:
– Прости, мамочка, я испортил вам отпуск…
 Через три дня консилиум врачей констатировал, что опасность для жизни миновала, главное, чтобы не случилось осложнений, которые трудно предвидеть. А ещё через несколько дней Томаса перевели в хирургическое отделение. Именно в тот день он подозвал главврача и предупредил:
– Я хочу как можно быстрее восстановиться и вернуться в часть.
Главврач поразился, парню ещё предстоят сложные операции, длительный процесс восстановления, он едва говорит из-за повреждения голосовых связок, а уже думает о возвращении в часть. Не часто встречаются молодые ребята такого мужества и воли.
– Я сделаю, всё, что смогу, обещаю. Всё, что в моих силах.
Но борьба за возвращение только начиналась.

– Двигательные функции сохранены, может управлять руками  и ногами, выполняет команды, понимает, что происходит, — говорил на совете Главный кардиолог, — правда мучают сильные боли — остаточное явление после серьёзной операции, и плохо двигается левая рука.
В ординаторскую вбежала медсестра:
– Больной встал и пошёл! — возбуждённо крикнула она.
– Какой больной?
– Ну, тот, солдат.
Врачи выбежали в коридор, Томас шёл, покачиваясь и держась за стену.
– Томас тебе ещё нельзя вставать! Немедленно ложись в постель! — командовала строгая медсестра, пытаясь поддержать раненого.
– Я смогу, надоело целыми днями валяться, — еле слышно проговорил солдат.
И смог.
Его посещали все — от школьников до командующего подразделениями МАГАВ. Он не мог говорить по мобильнику, но сообщения шли и шли. В фейсбуке появилась группа поддержки, ребята даже  регулярно молились вместе за его выздоровление. Новые операции не принесли ожидаемого успеха. Левая рука не действовала, рана в горле не давала двигать головой, повреждённые голосовые связки мешали нормально питаться и говорить.
– Томик! — вбегала в палату каждое утро Мариша, — ты сегодня замечательно выглядишь. Вот, что значит регулярно заниматься.
Она знала, что значат для любимого эти ежедневные занятия, он выполнял упражнения под её команды и прерывался лишь для того, чтобы, не сдерживаясь повыть от нестерпимой боли.
– Мариш, я так хочу быть здоровым, это отвратительное чувство беспомощности просто доканывает меня, я всё преодолею, чтобы побыстрее сбросить эту пропахшую лекарствами пижаму.
К концу третьей недели врачи констатировали впечатляющее улучшение.
– Дружище! Да ты из умирающего превратился в почти здорового парня, — весело шутил на обходе главврач.
– Стараюсь, — со своей всегдашней смущённой улыбкой отвечал Томас.
– Ну, тогда готовься к выписке, будешь заниматься упражнениями дома.
– Правда? — Обрадовался Томас.
О выписке моментально узнали все, и вскоре хирургическое отделение наполнилось встречающими и цветами.
– Поедем к Стене Плача, — скомандовал прапорщик, — там произнесёшь Благодарственную молитву.
Стена Плача — сложенная из огромных блоков уходящая ввысь ограда древнего Храма, уже две тысячи лет Священное место иудеев.
Томас решил, что прапорщик придумал это на ходу, но перед Стеной его встречала вся рота, выстроившаяся в две шеренги. Он шёл, опираясь на палку, ещё совсем слабый, но в этот момент не чувствовал боли. Шёл сквозь строй хлопавших в ладони сослуживцев и плакал, как плачут мужчины, молча, лишь  повлажневшие глаза выдавали чувства. Потом прижался пылающим лбом к прохладному камню Стены Плача, шепча слова благодарности…

Проходили месяцы. Восстановление затягивалось. Томас  занимался физиотерапией, после которой был весь мокрый от боли. Однажды пришла Маришка и принесла какой-то приборчик:
– Ну-ка, попробуй.
– А что это?
– А ты попробуй, — девушка включила прибор и приставила к левому плечу Томаса, боль стала уходить. — Из Техниона** прислали ребята, последнее изобретение.
– Вот здорово, теперь я смогу ещё больше заниматься.
– Ты у меня очень сильный, ты всё преодолеешь, я знаю, иначе бы я тебя не выбрала. Дух твой силён…
– А ты самый сильный стимулятор для моего духа, — улыбнулся Томас, привлекая девушку к себе.
Три раза в неделю приходила логопед. Она помогала разрабатывать голосовые связки, Томасу трудно было произносить слова, не хватало дыхания.
– Знаешь, — говорил он молодой врачихе, — какой я счастливый? Это Он меня спас, — Томас показывал большим пальцем вверх, — длинный нож попал в голосовые связки, а короткий дошёл до сердца. Если б случилось наоборот, я бы не выжил.

Вскоре он уже ходил и даже бегал, но шея и горло ещё болели, а левая рука так и не обрела подвижность, был перерезан нерв. Нужна была ещё одна операция по его восстановлению. Сроки реабилитации продлили.
Томасу мягко намекнули на то, чтобы он рассмотрел возможность демобилизации. Ему полагалась хорошая пенсия.
– Нет, нет и нет. Никогда! Я хочу служить в МАГАВ, и я смогу там служить.
В назначенное время комиссия рассматривала экспертное заключение врачей: « сердце — в порядке, левая рука — здорова, горло, голосовые связки — в норме». Потом придирчиво рассматривали результаты анализов. МАГАВ — часть элитная, нагрузки значительные.
– Смотрите, — обращался к членам комиссии хирург, когда решение уже было принято, — перед нами совершенно здоровый парень. Такие люди и есть соль земли. Ему предлагали демобилизацию, пенсию, но он настоял на том, чтобы вернуться в часть и продолжить службу.
Комиссия решила: к службе годен, но первые полгода от оперативной работы желательно освободить.
Все, свободные от дежурства солдаты роты, высыпали навстречу Томасу. Его обнимали, дружески, но осторожно хлопали по плечам и спине, как бы проверяя, всё ли в порядке. Потом командир приказал всем бойцам построиться и прикрепил к солдатской куртке Томаса Золотой значок МАГАВ.
Орденов и медалей в израильской армии не вручают, но в каждом подразделении своя почётная награда. У бойцов  МАГАВ — значок с изображением Стены Плача и Дамасских ворот.
Томас взял оружие, с которым солдаты не расстаются даже дома, и заступил на пост.
Самая высшая награда солдату — оказанное доверие охранять свой народ и своё государство.



*Перикард – наружная оболочка сердца
**Технион – технический университет в Израиле