Ашхабадская рыбалка

Кареев В.Н.

               

                Ашхабадская      рыбалка.

         

           С Ашхабадом у меня вообще связаны самые теплые и, я бы сказал, ностальгические воспоминания. Наверное, это потому, что тогда была совсем другая жизнь. Она была, безусловно, лучше сегодняшней, она была чище, открытей и безопасней и, самое главное, люди были совсем другие. Не было страшно поехать куда-то одному на рыбалку ли, на охоту, в лес за грибами или просто побродить и помечтать в одиночку. Всё это  безвозвратно кануло в Лету. Но не будем о грустном,  это так, просто накатило.
           В Ашхабаде у нас с женой оказалась родственница, степень родства которой с трудом поддаётся определению. У мужа старшей сестры моей жены Степана Васильевича Ерофеева была троюродная сестра Александра Георгиевна Черкасова, тётя Шура. Во время голода на Волге в 20-х годах прошлого столетия они с мужем дядей Аркадием в составе группы жителей Хвалынска уехали в Ашхабад. Так у нас появилась возможность посещать этот прекрасный город. У тети Шуры был свой дом, муж дядя Аркадий, сын Юра и племянник Саша Ларин. Кроме того, там  же проживала другая сестра жены, Капа, к которой мы и поехали первый раз. Это было в 1970 году. Все эти детали нужны для того, чтобы понять рыбацкие и охотничьи приключения имевшие место в последующие годы. А ездили мы, вернее сказать летали, в Ашхабад почти ежегодно, вплоть до 1982 года.
           Лето в Ашхабаде невыносимо жаркое даже для местного населения, ну уж, а нам северянам туда в это время приезжать, полный карачун. Вот поэтому мы и летали туда не ранее середины сентября, как раз к моему дню рождения, 15 сентября. Откровенно говоря, в первую нашу поездку я не предполагал, что в этом городе, расположенном фактически в пустыне, можно серьёзно заняться рыбалкой. Сестра жены, Капа, жила в центре города, на улице Гоголя, в 2-х этажном государственном доме на 1-м этаже. На  этой же лестничной площадке жила пожилая пара,  муж с женой, было им лет по шестьдесят. Вот этот самый дед и втравил меня  в рыбалку на местных водоемах. Соседский дедуля был рыбаком фанатиком, но скорее с промысловым  уклоном, нежели спортивным. У него был велосипед. Я был «безлошадный», но эту проблему удалось решить как раз с помощью тёти Шуриного племянника Саши Ларина, кстати, тоже фанатика рыбалки. А с тётей Шурой мы уже успели познакомиться, и как оказалось надолго.
           Как потом выяснилось, зарыблённых водоёмов в окрестностях Ашхабада было предостаточно. Во-первых, Каракумский канал, прямо на окраине города. Во-вторых, два крупных водохранилища: Куртлинское, до трёх километров в длину и около километра в ширину, в десяти километрах от города и озеро Комсомольское, поменьше, примерно километр на километр и немного поближе к городу. Были ещё озёра в песках,  которые образовывались во время прорыва береговых дамб на канале, когда из Амударьи весной шла большая вода. Зарыбление всех водоёмов шло из Амударьи. Канал зарыбляли, дополнительно запуская большое количество малька травоядных пород рыб: белого и чёрного амура, толстолобика и сазана. Такие породы рыб каналу были необходимы для предотвращения зарастания  канала  камышом. В условиях местного климата этот процесс шёл очень быстро. Белый и чёрный амуры в течение суток, поедали столько травяного корма, сколько весили сами. Происходило это весьма оригинальным способом. Они на большой скорости выскакивали из воды, хватали метёлку камыша и, плюхаясь обратно в воду, утягивали её вслед за собой. Там они её спокойно поедали, как жвачные млекопитающие. Когда мне впервые показали зубы крупного амура, я подумал, что это зубы лошади или коровы. Толстолобики и сазаны поедали подводную растительность и остатки попавшего в воду камыша. Таким образом, эти породы рыб выполняли роль «газонокосилок».
           Дедуля специализировался на лове сазана и в основном на Куртлинском  водохранилище. Ездили мы туда на велосипедах, рано утром с восходом солнца. В Ашхабаде  климат резко континентальный, во второй половине сентября и первой половине октября суточные колебания очень значительные. Иногда утром приходилось надевать телогрейки, а возвращаясь с водохранилища раздеваться до трусов. Снастью нам служили донные удочки, или как их называют рыбаки, «закидушки». Такая снасть позволяет ловить рыбу на значительной глубине и на расстоянии 40-50 метров от берега. Наживкой обычно служил скатанный шариком мякиш белого хлеба, приправленный подсолнечным маслом, либо подсолнечный жмых, либо пучок навозных или земляных червей. Результаты наших  поездок были не однозначны. Были дни, когда крупный сазан совершенно не ловился, тогда мы переключались на ловлю «карпят», так почему-то местные называли мелкого сазана до 200-300 грамм весом.
           Однажды мой напарник предложил выехать на Куртли в ночь. Выехали с таким расчётом, чтобы половить на вечерней заре, ночью и с утра. Накануне погода не предвещала никаких  катаклизмов. По приезде на озеро обосновались на «своём» месте, забросили закидушки, оснастили их колокольчиками в надежде на хороший улов. Рыбак всегда думает, что сегодняшняя рыбалка будет особенно удачной. Поймали мы в тот вечер трёх сазанчиков, одного я и двух дедуля, не крупных, килограмма по полтора. Вечерняя зорька закончилась, после нехитрого ужина и чая, начали готовиться к ночному бдению. У меня была с собой надувная лодка, большая редкость для тамошних мест. Когда совсем стемнело, начали пристраиваться на ночлег в полглаза. Со стороны пустыни, или, как говорят местные, песков, нас прикрывали прибрежные барханы, поросшие саксаульником и верблюжьей колючкой. В тех широтах после захода солнца ночь наступает практически мгновенно. Солнце скрывается  за  горами и небо через некоторое время становится  черным, как тушь. И вот на этом бархатисто-чёрном пологе ночного неба появляется бриллиантовая россыпь мерцающих чрезвычайно ярких созвездий,  что становится  значительно светлее. Созвездия повисают настолько низко, что создаётся впечатление,  будто над миром повесили огромные театральные люстры, весь небосвод становится трехмерным, объёмным с удивительным ощущением глубины. В средней полосе России ничего подобного наблюдать не возможно, здесь небо плоское и не яркое, а видимых звезд в несколько раз меньше. Увидев эту красоту впервые,  я был просто поражён.
           С заходом солнца, дневная жара спала, и с озера потянул легкий прохладный ветерок. Мой напарник, пристроившись под нависшим гребнем бархана мирно похрапывал. Иногда не навязчиво тренькали звонки, мы, как по команде вскакивали и подбегали к удочкам, но тревога наша была напрасной, это всякая мелочь теребила наживку, не причиняя ей особого вреда. Я подтащил свою лодку тоже под бархан, улёгся в неё и задремал. Сколько времени прошло я не помнил, но проснулся я от ощущения, что не могу пошевилить ни ногой ни рукой и мне трудно дышать. Когда я полностью проснулся, то обнаружил, что с ног до головы засыпан песком, а с наветренной стороны у лодки образовался небольшой холмик. На поверхности этого своеобразного «могильного» холмика торчала только моя голова. Первое, что я увидел и услышал это беспрерывно звонящие колокольчики на удочках, катящиеся по берегу озера огромные перекати-поле, а они там достигают метра в диаметре, плотный туман почти до самого неба, никаких сверкающих созвездий и вихри несущегося с огромной скоростью песка. Песок был везде: в воздухе, в волосах, в ушах, в глазах, во рту. Пошевелив плечами, я кое-как освободил руки, это позволило мне сесть в лодке, после этого я смог полностью освободиться из песчаного плена и встать на ноги. Посмотрел в сторону деда и, не обнаружив его на его спальном месте, посмотрел в сторону озера. Там я увидел нагнувшийся к воде силуэт и понял, что дед занимается удочками. Подойдя к нему, я спросил, что происходит? Он совершенно невозмутимо ответил, что это «афганец». В последующие наши поездки в Ашхабад мы ещё несколько раз наблюдали это явление, но уже в городе и не ночью, а днём, воочию. Зрелище впечатляющее. Мелкий песок вместе с лессовой пылью ураганным ветром поднимает на высоту нескольких километров над землёй, образуется плотный туман из песка и пыли, солнце превращается в слабо заметное пятно, и темнеет, как в сумерки. В городе начинают недуром реветь ослы, а в песках выть шакалы. В общем, картина полного «конца света». После этого регионального катаклизма жители города выгребают и вытаскивают из домов и квартир песок вёдрами. Ни закрытые окна и двери от проникновения песка не спасают.
           Но, вернёмся на берег Куртлинского озера, где мы оставили невозмутимого деда. Вместо того, чтобы тоже заняться удочками, я пошёл к лодке и попытался освободить её от песка. Когда мне это удалось, я на несколько секунд выпустил её из рук и, не успев сообразить в чём дело, как увидел лодку, подхваченную ураганным ветром и удаляющуюся от меня со скоростью борзой собаки. Я кинулся за ней  вдогонку и настиг метров через пятьсот, и то только потому, что она застряла в кусте саксаула. Вернувшись на место после удачной погони, я обнаружил безрадостную картину. Пока мы спали, разыгравшимся на озере штормом, нам перепутало все закидушки. Пришлось вытаскивать их на пляж и уже на берегу нудно их разматывать. Дома бы нам этого не сделать.
           Вот так одна прекрасная картина может в одночасье смениться  сплошным кошмаром.
            За двенадцать лет почти ежегодного проведения отпусков в Ашхабаде было много и рыбалок и охот, кстати, в начале восьмидесятых годов там была отличная охота на водоплавающую дичь, в основном на лысуху, или, как на местном диалекте, кочкалдака. Но об этом в другом месте. А сейчас хочу продолжить о рыбалке.
           Когда нашим постоянным местом проведения отпусков стал дом тёти Шуры, моими напарниками стали Шурик Ларин и сосед тети, Володя Бочков, попавший в Ашхабад во время войны из блокадного Ленинграда. У него был свой мотоцикл с коляской, и это делало нас очень манёвренными. Но он был рыбак по настроению, а вот Шурик Ларин, это рыбак-фанат. Когда он начинал рассказывать о рыбалке и о своих удачах или промахах, то это звучало настолько убедительно, что напоминало повседневную рутинную работу, и говорить-то об этом надо было без особого вдохновения, а так, между прочим. В то время ему не было ещё и сорока лет, а говорил он как старый дед, умудрённый жизненным опытом, медленно на одной эмоциональной ноте, без тени улыбки, как будто читал газетную статью или судебный приговор. От этой манеры говорить, все им сказанное принимало такие весомость и убедительность, что провокационные вопросы задавать никто не решался.
          Он учил меня ловить амуров. У него была на этот счёт своя «железобетонная» теория, поправки в которую вносить было не прилично. Ловили мы с ним  в основном на канале. Там  действительно амура было больше всего, и, самый крупный. На канале было довольно сильное течение, и ловить там, естественно, можно было только на донки. Наживка могла быть самая         разнообразная : «колобашки» из мякиша белого хлеба с подсолнечным маслом, подсолнечный жмых,  куски метёлок камыша, куски теста и даже небольшие грозди винограда. В общем, амур был приличный гурман. Крупных нам не попадалось, а так, килограмма на три четыре. Все мои знакомые рыбаки на полном серьёзе утверждали, что если повезёт, то может сесть на крючок амур килограмм на 15-20. Вываживание попавшего на крючок амура процедура не из лёгких. Рыба эта достаточно сильная. Сигарообразной формы тело в поперечном разрезе почти круглое и при необходимости развивает очень приличную скорость. Обладает, неприятной для рыбаков привычкой. Засекшись на крючке и почувствовав потягивание в сторону берега, он круто разворачивается и как торпеда уходит от берега. Даже 3-4 килограммовый амур может доставить значительные неприятности. Выбранная наполовину из воды леска, у вас на глазах начинает мгновенно исчезать в воде. Это самый ответственный момент лова, леску нельзя сразу брать руками и продолжать выбирать из воды, можно очень сильно порезать руки. Необходимо наступить на леску ногой и вдавливая её в грунт, постепенно затормозить её уход в воду. Амур, почувствовав сопротивление, начинает на другом конце лески заниматься водной акробатикой. В этот момент лучше всего поднять леску над головой и начинать быстрое выбирание лески, стараясь держать рыбу на поверхности воды, чтобы она нахваталась воздуха.
            Моя жена придумала более оригинальный, хотя и не совсем традиционный способ вываживания севшего на крючок амура. Как-то рыбачили мы с ней на озере Комсомольском, или, как его ещё называли, Спортивном. Озеро было свободно от зарослей камыша, и вся крупная рыба в нём ловилась на малька или рыбную «резку». Закидушки были поставлены, и я отошёл к небольшому мелкому заливчику подловить малька. Заливчик этот находился метрах в ста от  места нашей стоянки. Занимаясь своим делом, я боковым зрением заметил какое-то странное движение у наших удочек. Когда я оторвался от своего занятия, то увидел странную картину. Жена, слегка пригнувшись, как это делают при быстром беге, и, держа обе руки у правого плеча, как при переноске поклажи через плечо, неслась, со всей доступной для её комплекции, скоростью в сторону бархан, находящихся метрах в пятидесяти от берега. А двое рыбаков сидевших от нас метрах в пятидесяти, очень оживлённо махали руками и, что-то видимо кричали, повернувшись в сторону жены. Далее я увидел, что жена отбежала  уже метров на двадцать, а метрах в тридцати от берега стали заметны, приближающиеся к берегу буруны, а вслед за этим на берегу показался подпрыгивающий и удаляющийся вслед за женой очень приличный амур. Когда я подошёл к месту происшествия, то всё понял.
              Когда жена увидела, что на одной из  донок леску дёрнуло так, что с неё слетел сигнальный колокольчик, то, не придумав ничего другого, она с испугу схватила леску обеими руками, перекинула её через плечо и понеслась в сторону от берега. Когда я задал ей дурацкий, с её точки зрения вопрос, почему она таким способом вытягивала рыбу, то со свойственной женщинам непререкаемой логикой, она ответила,-«…прибегал бы и сам вытягивал, скажи спасибо, что рыбина и твоя удочка на берегу, а на в озере плавают…!». Не долго думая, я с ней согласился, действительно размышлять было некогда. А этим своим «приёмчиком» она подсказала способ вываживания  крупной рыбы, леску после поклёвки надо сразу выбирать с большой скоростью, чтобы не дать время рыбе на применение своих излюбленных «фортелей».
            Во время наших отпусков проводимых в Ашхабаде было много забавных и интересных случаев, но рассказывать о всем подряд утомительно и, наверное не совсем интересно. Расскажу только ещё об одной ашхабадской  «одиссеи» на озере Куртли. Тётя Шура, у которой мы постоянно останавливались приезжая в отпуск, жила на окраине города на тихой и уютной, почти деревенской улице, улице 9-ти Ашхабадских комиссаров, дом №39. Весь этот район, отрезанный от центральной части города железной дорогой местные жители называли «Хитровкой». Никто толком не мог объяснить почему, но мне кажется от того, что в этом районе, застроенном исключительно частным сектором, проживали почти одни русские. А название это появилось, видимо, по той же причине, что и московской «Хитровки». Все жители улицы были или просто знакомы или хорошими друзьями. Большинство хозяев домов были пенсионеры, поэтому жизнь здесь протекала патриархально в деревенском ритме, что нас с женой очень даже устраивало. Напротив тёти Шуриного дома, через дорогу, был дом тёти Дуси Немудровой, у неё был муж дядя Ваня, и два сына, Анатолий, живший отдельно с семьёй в центре города, и Геннадий, который жил вместе с ней, теоретически холостяком. У тёти Дуси в соседях была пара, работавшая на ашхабадской железной дороге. Так вот, эта-то самая пара, в один из наших приездов, и пристроила нас в железнодорожный пансионат, на целых десять дней. Пансионат этот располагался на озере Куртли, на живописном полуострове, на который можно было попасть только по узкой дамбе, заканчивающейся воротами пансионата. В смысле полной отрешённости от внешнего мира, это было идеальное место. А если учесть, что ашхабадцы заканчивают купальный сезон при температуре воды в 25 градусов, то пансионат был совершенно пуст, всё население состояло из нас с женой, туркмена смотрителя с женой и двух туркменских волкодавов размером с полугодовалого телёнка. Со всеми аборигенами пансионата мы быстро подружились, и началась буквально райская рыбацкая жизнь.
             Нам предоставили в одноэтажном домике хорошую комнату с кондиционером и холодильником, двумя кроватями, шкафом, столом и стульями. А, что нам ещё нужно было? Н и ч е г о! С одной стороны полуострова был небольшой залив, где размещались пансионатские весельные лодки, с другой, залив размером с футбольное поле для купания, с мыса открывалась вся акватория озера, т.е. наше местоположение было как нельзя лучше. Этот эпизод относится примерно к году 1979. К этому времени из Амударьи самостийно зашёл судак и до такой степени расплодился, что стал создавать большую проблему для проходимости канала. Этот прожорливый хищник начал интенсивно уничтожать молодь травоядных  видов, создавая дефицит естественных очистителей канала. Поэтому отлов судака приветствовался. Вот тут-то мы отвели душу по полной программе. Основная ловля шла на донки и кружки, на эту снасть ловился крупный судак, до 2-2,5 кг. Наживкой служил малёк, которого заготавливала жена маленьким «паучком» на  хлеб, с этим проблем не было. Всю снасть я ставил и днём и на ночь, ловился судак в любое время. А в купальне ловили на поплавочные удочки на рыбную «резку» мелкого судочка граммов по 300-500 в любое время суток, даже ночью при свете пляжных фонарей. У нас в номере стоял ЗИЛ-овский холодильник, в морозилку которого входило до 10 кг. судаков. Варили уху на месте с помощью жены смотрителя по российскому способу. Туркменам наша уха очень нравилась. Через каждые 3-е суток к нам приезжал Геннадий Немудров, он очень кстати работал директором автобазы, и забирал нас с судаками в город. Дома мы до отвала кормили всех желающих ухой и заливным, за день с этой задачей мы справлялись, и вечером Гена снова отвозил нас в пансионат.
            Пробовал ловить на спиннинг, но на блесну брал только жерех. Жерех ловился на спиннинг и на канале, но плохо, видимо его вообще там было мало, на другие снасти он не брал. Только один раз в пансионате я поймал 2-х кг. жереха на донку, наживлённую живцом.
            За долгие годы проведения отпусков в Ашхабаде было много увидено интересного, а иногда просто забавного, но это уже не относится к рыбалке и об этом в другом месте.


                Январь  2008 г.            Москва.