Сон в руку глава 1

      
      
       Они ехали в Алма-Ату. Двое суток плоская, как стол, серая степь.  Пустынные разъезды из двух-трёх домов без единого деревца во дворах: «Неужели здесь можно жить?» Сомнение со страхом: «Не напрасно ли  она разревелась, когда Антон принёс с распределения направление в Саратовский Гипролесхоз». Время, когда её слёзы решали всё, и на следующий день он поменял направление на Алма-Ату. Почему ей казалось, что жизнь только  за горизонтом -  Камышин, потом  Саратов… полустанки, где коротают время до отхода  поезда в настоящую жизнь.
         Если бы  она не любила свой Камышин. Любила… от старых улочек, затянутых песком, до новых широких проспектов с тополями, которые были не намного моложе и росли вместе с ней. До последнего булыжника  мостовой  Старого города, над которым возносился  купол храма, где её крестили. В храм ходила бабушка, тёти и, наверное, бабушки её бабушек.   Город переплетён судьбами её семьи, почему  она  решила  выдернуть свою нить из вязи?
Мой старый город был старей веков,
что умещались в детское сознанье,
где  каждый миг ложился узнаваньем
того, чему не надо было слов,
что было живо в памяти преданьем.
 
И, может быть, старинные дома
меня признали правнучкой, потомком
той, что ходила на базар с кошёлкой.
Она моей прабабушкой была…
во чреве   дед мой - был её ребёнком.

Тебя затягивал песок тогда,
что плыл рекою жёлтою с окраин,
за ними степь, арбузно – дынным  раем,
а мы – набегов дикая орда.


Каждое лето, в первый день каникул начиналась рыбацкая страда. Отец – заядлый рыбак. Но его нельзя  оставлять одного - болен. Хотя, чем могла помочь, поначалу десятилетняя, девочка, в случае приступа… 
 Уходили из дома затемно, когда город спал. До смены на комбинате оставалось  два часа. Горели фонари, она шла полусонной,  просыпаясь на ходу. Постоянное место, где  располагались со  снастями - за городом. Когда подходили к узенькой тропке, по которой спускались с обрывистого берега к реке, небо заметно светлело. По воде, иссиня-чёрной, с востока скользили дорожкой  алые    блики.  Сразу исчезала досада – разве нельзя дать ей выспаться, на отца. Сон растворялся бесследно в речной красоте. Просыпался азарт, в нём – обязанности. Отец доставал закидушки, она ставила-вбивала колышки с колокольчиками. На крючки поводков, разложенной аккуратными кольцами лески, насаживали червей или живцов.  Дальше - работа отца. Забрасывать   так и не научилась – грузилами  плюхались около берега.
Зато научилась не бояться  воды. И ныряла на глубину, когда крючки цеплялись за камни. Приходилось делать перед отцом бодрое лицо: «Сейчас, пап, отцеплю»,- смело ступать в воду и плыть, скользя рукой по леске.

 



От лета к лету, взрослела,  страх   пропал. Да, и река – ни разу не обидела, не испугала. Играя с ней, покачивала на волнах и расступалась, открывала глубину.

Я летом пропадала на реке.
На лето Волга становилась домом.
Сновали  баржи, пароходы, «Омы».
А я  - в волнах, как в ласковой руке. 
                Отец управлялся с закидушками, она ловила удочкой. Каждый раз сердце волновалось при поклёвке. Крупной рыбы на удочку не поймаешь – мелочёвка.  Бычки - для кошки, ерши, окуньки - для наживки на щуку  и  вечерней ухи.  Краснопёрки, густёрки, подлещики. У отца улов крупнее: лещи, щуки, уклейки, крупная густера, иногда и стерлядь попадалась.  Отец – расплывался в улыбке. Улов  плескался в  садке.
   Клёв прекращался – завтракали, не спеша. Разговаривали. Молчун по жизни – отец, у реки становился  другим человеком. Не рыбалка, так и остался бы  для неё  человеком-загадкой. Оказалось, что он не родился её рассудительным  отцом, а  был  когда-то хулиганистым пацаном,  отстаивал своё место под солнцем в кулачных боях и… работал, едва встав на ноги: пашня, бахча, быки, сенокос. Без отца остался в пять лет. Были в семье старшие дети, были младшие, и все вместе, когда дружно, когда, ссорясь,  тянули на  детских плечах большое крестьянское хозяйство. Как же хотелось ему в детстве конфет, до боли в животе хотелось. Но, даже кусочек сахара – в большие праздники. Юля  не спрашивала у отца, почему он никогда не скупился на конфеты, хотя транжирой не был. И, если, придя из магазина, отчитывалась за сдачу, в которой не хватало десяти копеек, которые  истратила на автобус, выговор был обеспечен:
- Неужели тебе трудно пройти две остановки пешком? И для здоровья полезнее на свежем воздухе прогуляться, чем в набитом автобусе дышать спёртым воздухом, - мелочность какая, думала она про себя.  Мелочность, а конфеты в вазе, самые лучшие и дорогие, сколько  себя помнила,  не переводились. Наверное, конфеты  остались в его представлении  тем, без чего ребёнку никак нельзя  быть счастливым.
Только война не была  темой для бесед с отцом. Ей  интересно, знала, что  воевал на двух войнах – на Халхин-Голе и на Великой Отечественной.  Халхин-Гол – необычное название услышала, когда он разговаривал со своим фронтовым другом. Спросила у мамы, оказалось – в Монголии. Красиво как, почти – магнолия. Монголия – Магнолия  страна цветов. Думалось так  много лет.
-Пап, ну, расскажи, как ты воевал, какие подвиги совершил?
-Про подвиги, Юля, это ты в книжках читаешь, фильмы смотришь. Там всё про них. А моя война – работа, обеспечивал связь.   Я её хорошо выполнил, достойно, честно. Не струсил ни под обстрелами, ни под бомбами, не предал. А то, что война самая грязная и тяжёлая из работ, сейчас  не поймёшь. Надо подрасти.

Наступал вечер, за ним – ночь. Иногда звонили все колокольчики разом, только успевай, вытаскивать рыбу. Отец не управлялся, она научилась вытаскивать, складывая леску аккуратными кольцами. Не всегда получалось в темноте. Запутанную  оставляли до рассвета. Еще – не получалось, когда попадался очень  крупный  сом.  Он загибал хвост и тормозил. Разобраться с такой рыбиной мог только отец.
В глухой час, между ночью и утром – передышка. Сидели у костра, подкладывали сушняк, ворошили угли. Иногда, для баловства, запекали картошку.
Смотрела на тёмную гладь воды, слушала тихий шёпот волн, накатывающих на камни.  Камни, шипя, отталкивали.  Обиженные волны уплывали, чтобы уступить место следующим. Один, за другим проплывали пароходы. Созвездия,  упавшие с небес. Река доносила до берега музыку. Искажённая расстоянием она  казалась фантастической. Иногда долетали обрывки  смеха. Музыка и смех усиливали ощущение праздника  в чужом   мире.

Её место было там, но … надо подождать. Настанет день, когда она окончит школу и тогда… день настал, и судьба… или река, подслушав потайные мысли, устроила  так, как она мечтала.  И, зная, какие страсти бушуют внутри спокойной внешне и послушной девочки, сколько  в ней ещё детского сумасбродства,  одарила оберегом.