Колючка

   Я стоял у окна и захлёбывался от слёз и обиды. Она была сильней,  и это злило. На подоконнике рос кактус, и я до крови колол палец о его шипы. Я смотрел на него и думал, что она такая же колючка. Я мечтал отомстить ей.
   Мама уже несколько раз звала меня ужинать. А она издевалась, пользуясь моим молчанием: "Не зови его... проголодается – сам придёт». Это злило меня ещё больше, и я сильнее колол палец. Я отомщу ей, – думал я при этом.
   Я видел, как густела синева за окном, пустел двор. И пошёл на уступки лишь перед сном, когда мама прижимала меня, заплаканного, к себе, гладила по голове и успокаивала. Я ещё всхлипывал.
   На следующий вечер я отомстил ей, нагрубил и обозвал "колючкой» Она по привычке попыталась вытолкнуть меня из комнаты, где мы готовили уроки. Но не тут-то было. Я ножницами ударил её по руке. У неё пошла кровь.
   Задыхаясь от волнения и испуга, я спрятался за шкаф. Поняв, что это трусость, я вышел через несколько минут. В комнату я не заходил. По-моему она была заперта. На полу в коридоре валялись мои учебники, и  тетради.
   Она, конечно, рассказала обо всём маме. Весь вечер со мной не разговаривали.
   Я понимал свою вину, и за столом на кухне ел, молча. Просить прощения я не стал.
   
   Она была старше на пять лет. Её "пятёрки" в школе раздражали меня, а неудачи - радовали. Когда её хвалили родители, в моей душе копошился злой червячок. Она была старше, умнее, сильней – это и являлось причиной наших ссор.
   С того дня, когда она впервые заплакала от нанесённой мною боли – странно, но я почувствовал себя сильнее.
Она поняла это и относилась ко мне настороженно.
   
   Стояли погожие весенние дни. Снег растаял, и первая большая вода схлынула. На пригорках играли в лапту. Сестра с нами не играла. Она училась в восьмом классе, и объясняла всё тем, что ей нужно готовиться к переводным экзаменам. Но причина была в другом.
   В один из таких солнечных дней я задержался в школе. Когда пришёл домой, мама и сестра о чём-то шептались на кухне.
   
   Разговор был, видимо, серьёзный.
   Когда я вошёл, они, вдруг, замолчали. На мои расспросы, они ничего не сказали. Это удивило меня. Но за обедом я услышал такое, о чём никогда раньше не слыхал.

   – Опять этот парень перед окном крутится, – сказала мама.

   Я увидел парня, лет шестнадцати, в кепке. Он медленно шёл вдоль забора, отделяющего дом от дороги... Мне даже показалось, он чуть покосился взглядом в нашу сторону.

   – Пусть ходит, – произнесла сестра.
   – Я знаю его, – продолжала мама. – У него мать уборщицей в сельхозтехнике работает. Хорошая, простая такая женщина. В семье у них, кроме него, ещё двое, младшие. Отца они выгнали...
   – Почему? – не выдержал я.
   – Пил. Она, водка-то, до добра никого не доводит. Всю получку пропивал, последнее уносил из дому, и ещё издевался, когда выпьет...

   Этот разговор заинтересовал меня. Но особого значения я не придал ему тогда.
   И лишь, спустя несколько дней, я заметил за сестрой нечто странное, она чаще стала выходить на улицу. Но во время коротких прогулок по двору как-то осторожничала: то вдруг быстро уходила домой, то пряталась в подъезде.

   Я стоял посреди двора расстроенный тем, что сестра, обещавшая поиграть с нами, вдруг убежала.

   Кто-то позвал меня по имени. Я обернулся. Передо мной стоял тот парень. Я узнал его – в кепке, который проходил мимо окна, в руках у него был фотоаппарат "Смена".
   – Сделай милость, – сказал он. – Принеси фотографию своей сестры, только тихо, чтобы никто не заметил.
   – Ещё чего, – протянул я с насмешкой.
   – Я тебе ёжика подарю, – настаивал парень.
   
   Я замялся.

   – Возле старой усадьбы, – продолжал он. – Хочешь, я тебя возьму с собой.

   Я согласился.

   – На, – сказал он для пущей важности, когда я хотел было повернуть к дому.

   Он разжал кулак. На его ладони лежали деньги.

   Я никогда не имел своих денег. Если меня посылали в магазин, то покупал всегда то, что наказывали. Сдачу я приносил всегда. Теперь же, когда у меня появились монеты, я очень обрадовался. Это были белые двадцашки  и пятнашки – три штуки и два красных медяка.

   Через минуту я забежал за угол дома, и, замирая от счастливого волнения, спрятал монеты под плитку разрушившегося асфальта.
   
   Вернулся я домой, как ни в чём не бывало. Выдвинул ящик и стал искать фотографию. Всё это не прошло незамеченным. Осторожная сестра спросила, что я делаю. Я ответил, что смотрю фотографии. Моя хитрость, наверно, выглядела глупо, потому что сестра не отступала.

   – Закрой ящик, – приказала она.

   Я снова нагрубил ей.

   Она метнулась к маме. Мама позвала меня.

   – Признавайся, зачем тебе это? – спросила она.
   – Просто смотрю, – попытался выкрутиться я.
   – Говори правду. Тебе нужна фотография? – спрашивала мама.

   Пришлось сознаться.

   – Бессовестный, – сказала мама, выслушав мои объяснения. – Они и так бедно живут. Семья большая, а ты ещё деньги у  них берёшь. Ему мать их на обед даёт, он в школьной столовой обедает...

   Об этом я как-то не подумал. Мне стало совестно.

   – Выходит, ты продал меня? – прилепилась сестра.

   Фотографию я всё же принёс ему в тот вечер.

   Мы пошли к старой усадьбе на окраину посёлка, где жили ежи. Стемнело. Уже зазеленевшие липы закрывали кронами добрую часть неба. От этого было ещё темнее. Веяло свежестью, и  пахло парным молоком.

   Я всё не мог решиться и, наконец, произнёс:

   – Саша, вот возьми…

   Он обернулся.

   В моей ладони тускло блеснули металлические кружочки.

   – Зачем ты? – удивился он, но монеты взял к моей радости.

   Я вернулся домой поздно, а в фуражке у меня лежал свернувшийся калачиком ёж. Я выпустил его на пол. Поставил блюдце с молоком. Я счастливый лёг в кровать. За окном светил фонарь. На стене в комнате весёлыми кружевами дремали тени веток ивы.

   Ёж развернулся. Под его фырканье и топот я заснул.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Было воскресное утро. Я открыл глаза. Комнату наполняло столько света! Я не удержался, пошёл к окну, чтобы растворить его.

   Едва я отдёрнул штору, как остановился в изумлении. Кактус на подоконнике выпустил бутон и расцвёл. Глядя на цветок, я вспомнил девушку в лёгком платье. Она была светящаяся, счастливая, вся какая-то улыбчивая. Я смотрел на неё, будто впервые, и не верил, что это – "колючка", моя сестра.