Наваждение

Возможны совпадения имён героев этой повести с реальными людьми.

2015 Наваждение.

«Человек, который запал в душу, не забывается ни через день… ни через месяц, ни через год… чтобы не случилось, какие бы события не сменяли друг друга, для него всегда предназначено главное место в сердце». М.

Память души.

Прошлое не уходит, не забывается и не умирает. Оно живёт своею жизнью. Оно внутри меня разложено по полочкам моего мозга. Иногда нужны колоссальные усилия, чтобы вспомнить что-то важное. И для этого нужно определить, где та нужная полочка… Но иногда оно само выползает из памяти и становится наваждением, которое мучает меня, тревожит мою душу. Оно обволакивает всего меня и не отпускает из своих, как живая плоть,  душных объятий, пока я не выплесну все воспоминания без остатка на чистые листы бумаги, где оно застынет в высохших чернилах…  И уже спокойно, чувствуя удовлетворение и равновесие в душе, заложу эти листы в папку. Теперь эта мумия может жить вечно…

8 апреля. 2009 год. Вечер. Поставил машину в гараж и не спеша иду домой. Солнце клонится к закату. Жизнь тоже, ведь я уже два года на пенсии. До дома десять неторопливых минут ходьбы. Иду медленно, наслаждаясь тишиной и запахами весеннего вечера.
 
За два года до пенсии я думал о том, как перейду эту грань, что буду чувствовать и чем заниматься? Раздумий было много. В тридцать лет думал о том, как буду заниматься своей любимой радиотехникой, собирать различные устройства, на которые не хватало времени. Складывал в папку различные интересные радиосхемы, копил радиодетали. В сорок пять прикидывал, что моя пенсия может достигнуть максимальной величины 132 рубля, а если и у жены будет не менее 120-ти, то вполне возможным будет поездить по разным городам страны, попутешествовать вплоть до Дальнего Востока. Вспоминал, как ещё в пятом классе не исключал, что стану писателем и буду писать романы. Собирал в свой архив письма, записные книжки, записывал на обороте фотографий имена, понимая, что время сотрёт из памяти многое…
  Но со временем многое из собранного уничтожил, особенно при переездах в другие города и квартиры… Теперь вспоминаю и сожалею, потому что хочется вспомнить всё, а память упрямится…

Прошло достаточно много времени. Изменилась страна, развалившись на отдельные самостоятельные страны. Изменился весь МИР, в котором всё стало ближе и менее доступным. Нам говорят: «Бери свободы сколько хочешь!»,- а продают её за деньги, и не маленькие деньги. 
И вот, возвращаясь после трудов дневных от гаража до дома, я каждый раз размышлял о жизни, пока не уложил в своих размышлениях итоги прожитого.
  Были переживания об оставленном «на потом», и  не сделанном, что уже теперь потеряло свою актуальность.
  Было огорчение о «не достигнутом», чего мог достичь, но события, сложившиеся на тот момент жизни, диктовали определённые действия, которые были категорически необходимы, но лишили меня возможности карьерного роста и престижных научных степеней…

Итогом всех этих размышлений, терзавших меня на протяжении почти двух лет, стало прозрение. Я вдруг осознал, что всё, что сложилось, не случайное соединение событий, а целенаправленный выбор, который в однозначном порядке сложил мою жизнь. И любая другая цепочка событий привела бы меня к меньшему результату в общем итоге. А может и не к меньшему, а даже к большему, но мне приятней думать, что любой другой вариант жизни мог быть хуже уже пережитого. И если взять чистый лист бумаги, разделить его полосой на две части и записать положительные и отрицательные итоги жизненных событий, то явно позитивных реалий будет больше. А это значит только одно: всё в моей жизни сложилось благополучно! Поэтому думать о призрачном  и не сложившемся  было бы глупо.
Был ли я главным действующим лицом в каждом моём решении выбора пути? Или провидение толкало меня в нужную сторону?
 
Уже позже, когда я начал записывать все мои воспоминания, я понял, что с самых первых минут осознания меня в этом мире, всю мою жизнь,  я ощущал невероятную силу воздействия ВСЕВЫШНИХ сил, которые не оставляли меня во все дни моей жизни, поддерживая  меня в трудностях, и «макая» меня носом, когда я становился слишком самоуверенным.

 И тогда я испытал  необыкновенное облегчение. Ведь если  видеть только позитив, то оказывается,  что всё в моей жизни «сложилось» не просто удачно, а в некотором даже лучше, чем у многих моих знакомых.
  И я вспоминаю… вспоминаю… вспоминаю… Не каждый день, но периодически в памяти возникают картины из прошлого, моего детства, моей юности…
 
 Говорят, что старость приходит тогда, когда «глаза сворачиваются на затылок»…  В этом есть большая доля правоты. Но хочется думать, что я ещё не дошёл до этой черты хотя бы потому, что ещё строю планы на будущее…
А вспоминаю прошлое, как листаю любимую книгу, которую изредка перечитываешь, получая удовольствие от  того, что она рождает иное настроение, когда находишь места,
которые вроде бы и читал, а обращаешь внимание на них впервые.

В последние лет пятнадцать  я не любил вспоминать прошлое, хотя раньше с удовольствием делал это, изредка доставая свой архив и копаясь в нём. Но, в какой-то момент в 90-х, я вновь в пыли антресолей увидел свои ящики с блокнотами и фотографиями детства и юности. Я взял в руки свои дневники, вытащил фотографии, и физически ощущая, что моя жизнь перевалила «за бугор» и покатилась вниз, испытал страх от того, что всё и все канули в неизвестность…  И я забросил всё это подальше к стенке антресолей, чтобы не видеть и не расстраивать свою душу, но все-же, не поднялась рука выбросить всё это в «мусорник»… 
***
Наступило новое тысячелетие…  И вдруг произошло интересное событие…
Мой бывший одноклассник Ашот Парсаданян разыскал меня в интернете через мою дочь. Последний раз мы виделись с ним лет пятнадцать назад, когда в 90-е он «челночил», и часто мотался из своего Ленинграда в южные республики и даже в Турцию.
Я познакомился с ним ещё в пятом классе, когда моего отца перевели служить в «дыру», как тогда говорили, в Нахичевань на Араксе, столицу Автономной республики в составе Азербайджанской ССР.
С нашего балкона была видна гора «Волчий зуб», хотя азербайджанцы её, кажется, называли иначе…

Интернетом я пользовался только для поисков информации для работы. А тут, однажды, моя дочь спрашивает, был ли у меня друг детства Ашот?
- Конечно, - говорю, - был…
И она помогла мне  зарегистрироваться    на сайте «Одноклассники» и оформила мою страничку.
Так я стал переписываться с Ашотом, вспоминая события далёких дней нашего детства и юности.
***
Ашот «ностальгировал», и заставлял меня вспоминать… вспоминать…
Конечно, я сопротивлялся… Не хотелось бередить прошлое, которое каждой картинкой всплывающей в памяти, отзывалось в душе осознанием непреодолимой пропасти, пролегшей между мной теперешним и тем наивным мальчиком, оставшимся где-то далеко…
Но зануда Ашот разбередил мой мозг, и я, откликаясь на его призывы вспомнить, поддакивал ему и тоже вспоминал…
***

Родился я в Азербайджане, где служил офицером мой отец. И до 15 лет эта республика была моей малой родиной. Сначала мы жили в Кировабаде (Гяндже), потом, с 1959-го по 65-й, в Нахичевани на Араксе. В детстве бытовые проблемы не удручают тебя, они тебя не касаются. Поэтому теперь детство вспоминается радостными событиями, как самые счастливые годы жизни. Трудно было нашим родителям в послевоенное время, когда были проблемы с едой, одеждой, жильём. А нам, детям, всё казалось простым и естественным.

Это теперь видна разница между богатыми и бедными. А тогда жили почти все одинаково. Офицеры немного лучше потому, что получали продуктовые пайки, и жили в военных городках. Младшие офицеры получали на семью одну комнату в коммунальной квартире, старшие две комнаты, и только генерал, командир дивизии имел трёх комнатную отдельную квартиру. Мебель свою, как правило, не покупали. Брали из КЭЧ (коммунально-эксплуатационная часть) столы, стулья, кровати. Кровать – солдатская койка. Шифоньером у нас служил сундук плетёный из лозы, поставленный вертикально на две табуретки. Там на что-то цеплялись вешалки.
 Кухня, ванная комната и туалет были общие. На кухне чадили керосинки, позже появились керогазы, они были более эффективны, почти не коптили. Кое-кто  пользовался примусами.

Большинство семей жило дружно. На праздники собирались за общим столом независимо от звания, старшины, лейтенанты, майоры…  Скандальных жён вызывали к замполиту для прочистки мозга…
А мы, дети, придумывали массу разных игр, и радовались жизни в любое время года, ещё не понимая, что это самые лучшие годы из всей длинной жизни…
***
8 апреля. 2009 год. Вечер. Дома встречает жена. Она отвлекает меня от воспоминаний.   С ней всегда было легко. Она вдохновляла меня на  решение важных семейных вопросов и всегда поддерживала меня в трудную минуту, никогда не осуждая, если что-то не получалось. Её оптимизм и уверенность в лучшем будущем всегда согревали мою душу в минуты внутреннего неравновесия.

К сожалению, болезнь её щитовидки, да ещё и возраст, в последние годы проявляются нервными срывами. Ей кажется, что мы многое могли бы ещё сделать и не делаем. И если бы она начала сама проявлять эти действия, она бы удовлетворила свои нервные порывы. Но она толкает на это меня. А я устаю от нагрузки сопровождающей мою работу, которая у меня ещё есть, и даёт некоторую материальную поддержку.

И вечером мне не хочется напрягаться. Но я стараюсь внимательно выслушивать её и поддерживать её планы. Стараюсь не критиковать, чтобы не вызвать нервного срыва.  Вот и сегодня я сажусь за компьютер только после того, как она уходит спать.

***

8 апреля. 2009 год. Ночь. Лежу в постели, а сна нет. В голове раскручивается спираль воспоминаний.
С Ашотом мы дружили с пятого класса. Теперь правильнее назвать эти отношения не дружбой, а «симбиозом»!
Мы были две противоположности, две «нестыковки», два различия, но мы нужны были друг другу. Каждый из нас нуждался «выговориться» и мы выговаривались, почти никогда не споря друг с другом потому, что интересы у нас были разные. И эти почти бесконфликтные отношения мы воспринимали за дружбу.

***
И вот теперь мы снова начали «выговариваться». И только сейчас стало ясно, как мы не совпадаем!  Мы «разошлись» во времени и пространстве. Я чувствовал усталость и неудовлетворённость после каждой беседы с ним особенно по «Скайпу». Ашот тоже признался, что я раздражаю его.
Но он «разогрел» мой интерес к поискам одноклассников в интернете…

***
И меня всё тянет на воспоминания… Как радостно и легко было в детстве… Закрытые от суровой жизни спинами и заботами родителей мы жили без житейских забот… И переступая порог дома, можно было забыть все неприятности… Это было самое «сладкое» время жизни – время первых влюблённостей.

И как приятно было это ощущение любви, которая захватывает тебя, и потом живёт внутри тебя, согревая твою душу и питая мозг фантазиями…
Я рано понял, что любовь это не приходящее чувство. Это состояние души. Она, как поэтический дар, как талант, рождается с человеком и живёт в нём…  А жизнь даёт возможность выбирать, к кому обратить это состояние души, подарив свою любовь…
Мне нравились девчонки… Они пробуждали в моей голове какие-то мысли, которые заставляли сердце учащённо биться…
Кажется, впервые я ощутил это состояние в себе во втором классе, потом ещё и ещё…  Чувство возникало, но проходили месяц-два и оно постепенно угасало. Выделенная из других девочка становилась в моих глазах такой же, как все…
Только в пятом, как-то всё обострилось и затянулось…
Сначала в Кировабаде в наш класс пришла новенькая с интересной фамилией - Выдря. Звали её Алла. Маленькая блондинка с короткой стрижкой, голубыми глазами и курносым носиком постоянно притягивала моё внимание к себе. Мне хотелось смотреть на неё непрерывно, но она сидела в правом крайнем ряду на предпоследней парте. А я в левом на второй… Учительница не раз просила меня сесть ровно, но я не сдавался…  Однако, всё быстро закончилось. Моего отца перевели служить в другой город. И я во второй четверти уже учился в Нахичевани на Араксе.
***
Здесь надо сделать маленькое отступление, чтобы определить, что такое любовь. Об этом написано тонны книг, трактатов, романов за многие сотни лет. Я расскажу о своём понятии. На моём жизненном пути встречалось много красивых девочек, девушек, женщин.  Не раз возникала симпатия. Пока не был женат, думал, может вот эта и есть та, которая составит мне пару на многие годы жизни? Ведь, красивая и много в ней достоинств. И так не один раз. Но очень редко я, независимо от внешности, вдруг ощущал какую-то родственность. Меня тянуло быть рядом. Я ощущал комфортное состояние души и мыслей.  Друзья смеялись: «Что ты в ней нашёл?» И начинали говорить о каких-то её внешних недостатках. И я «сжимался», отнекивался и уходил. Я не понимал, что уходил от настоящего чувства. «Добрые» друзья всегда найдутся рядом.
***
Впервые случилось то, что называется любовью здесь, в Нахичевани. Почти одновременно со мной в класс пришла девчонка, от которой у меня «крыша поехала» и впервые я испытал томление души. Для меня не существовало ничего вокруг, кроме неё. Но рядом с ней у меня дрожали ноги, я цепенел и не мог нормально произнести ни одного слова.
Позже мне рассказали, что и я ей нравился. Видимо, наши души чувствовали притяжение друг к другу. Но в пятом классе мы были ещё совсем дети и не понимали, что нам делать с нашей любовью. У нас только наметились отношения, но я даже  не успел предложить ей подружиться, как её отца перевели служить в соседний городок, где стоял полк нашей дивизии. Поэтому позже она приезжала с родителями  по праздникам, когда были торжественные собрания в Доме офицеров и концерты. Эти встречи были так редки… Так мучительно было ждать их…
Именно в это время я «вывел» первую формулу любви, которая звучала так: «Радость. Страх. Разочарование». Я понимал, что это формула детской любви, которая не может иметь продолжения. Но каждое слово имело расшифровку в моей голове.
Все мы были дети офицеров, которые часто меняли места службы. Расставания были неизбежны, а встречи в будущем, как исключение из правил.
Это было невероятно, но два года я страдал по ней, пока её отца не перевели служить в Баку.
Эта детская любовь так и не получила продолжения. Говорили, что у неё очень строгие родители… И на моё письмо она не ответила. Может не дошло, а может отец не передал. Ведь все письма шли на воинскую часть…
***
А тогда я мучился, страдал, желал избавиться от тягостного ощущения потери. И мне хотелось найти в своём окружении ту, которая вытеснит образ моих переживаний.
То одна девочка мне казалась красивой, то другая…
Но я не мог бы выделить, кого-то из них.  Теперь только расплывчатые видения их лиц возникают в памяти, но даже имена не сохранились… Вот только если покопаться в моих записях в детских блокнотах, маленьких книжечках в картонных коленкоровых обложках…  Я в них рисовал самолёты… Мечтал стать лётчиком… записывал адреса и дни рождения друзей… И всякое разное, что хотел оставить на будущее…   

Вот передо мной блокнот … Я читаю записи… И здесь я вижу имена, но мало кого уже могу вспомнить… А ведь тогда казалось, влюблялся…       
 
И вот только в десятом… 
***
То, что произошло в десятом, осталось не просто воспоминанием, а «наваждением», которое периодически, в течение всей моей жизни, всплывало в моей голове и какое-то время не давало покоя моей душе, пока не выливалось в стихи или прозу… 
И только пылкие чувства к моей жене затмили все прошлые воспоминания, затолкав их в самые дальние закоулки моей души.
***

Но то, что произошло в десятом, началось в восьмом классе. Я бы не вспомнил об этом за давностью лет, если бы не фотографии в альбоме.
Именно в восьмом в наш класс пришла новая ученица, маленькая, худенькая, белокожая девчонка с крупными конопушками по всему лицу. Такие бывают рыжими. Но она была черноволосой. И только позже я увидел, как на солнце её чёрные волосы отливают золотом.
Но все мои попытки извлечь из памяти цепь событий, где бы я увидел присутствие этой девчонки, чтобы вспомнить о времени её появления не увенчались успехом. Только отдельные «кадрики» из того времени.

***

Вот я иду в школу со Славкой Ежеленко, а она выходит из дома в клетчатом сарафанчике и широкополой соломенной шляпе с тесёмкой под подбородком. Ее спина вся в конопушках. Может, почувствовав мой взгляд,  она откидывает шляпу на спину, прикрывая её.
***

Вот она у доски, уже в обычной школьной форме, коричневом платье,  читает заданное на дом стихотворение. Она читает так красиво, что учительница замирает в удивлении и класс затихает заслушавшись. А я впервые смотрю на неё «другими» глазами.
***
И ещё вижу её во время сбора хлопка, куда нас вывозили осенью. Она в компании Ларисы и Вали, а я с Ашотом.
Но я не помню, чтобы у меня «ёкало» сердце, или замирала душа при виде её. Я только удивлялся тому, что она не казалась мне чужой. Как будто мы были родственниками, давно не виделись и тут встретились.
Возможно, поэтому уезжая учиться в Симферополь, я взял у неё адрес, и мы за год обменялись несколькими, ничего не значащими  письмами.

***
9 апреля. 2009 год. Вечер. Опять я возвращаюсь домой из гаража. Есть десять спокойных минут после целого дня круговерти в делах. И снова я возвращаюсь к вчерашним воспоминаниям.

Вот теперь, когда появилась возможность найти в интернете моих одноклассников, я в первую очередь вспомнил школу в Нахичевани на Араксе и одноклассников, с которыми
отношения были наиболее близкими. А ведь я учился в четырёх школах четырёх городов.
Но первыми всплывают в памяти именно «нахичеванцы».
***
Вот тут меня снова тянет посмотреть в мой архив. Но я начинаю с фотоальбома, где вклеены фотографии с первого класса. Вот первый, второй, четвёртый класс, это Кировабад. Потом пятый и седьмой классы уже Нахичевань на Араксе.
Я смотрю дальше. Здесь идут фотографии, которые я снимал после окончания восьмого класса, когда мы собрались всем классом в загородную поездку на природу.
Вот мы около школы ждём машину. Вот мы уже за городом, на природе. Вот общий снимок тех, кто поехал. В середине Альберт Пирджанян с аккордионом, магнитофонов тогда ещё не было. Здесь слева я вижу Сашу.  Вот Валя, Лариса, Саша и Ашот играют в карты.  Теперь я знаю, что Саша появилась в восьмом классе. И ведь уже в том классе между нами сложились какие-то отношения. Ведь, уезжая в Симферополь на год, я взял у неё адрес. И мы переписывались. Но все письма того периода я уничтожил, посчитав их «не важными».  А память подводит, ничего не вспоминает. Хорошо, что фотографии напоминают о тех событиях. А ведь я печатал не все снятые кадры, выбирал лучшие. И где-то у меня лежат фотоплёнки, которые хранят мою память…
***

И из всех прожитых мною в Нахичевани  пяти лет, более всех вспоминается последний год, когда я вернулся после года учёбы в девятом классе в Симферополе, снова в Нахичевань, где предстояло учиться в десятом классе.
Начиналось  лето, уже наступили каникулы, был выходной день и я пошёл в Дом офицеров узнать, какой фильм будет сегодня идти.

Неожиданно я увидел своих одноклассников, с которыми оканчивал восьмой класс. Они собирались всем классом, чтобы фотографироваться. Мне обрадовались, окружили, стали расспрашивать, и предложили сфотографироваться вместе с ними. Сначала я  отказывался, говоря, что в девятом с ними не учился, но тут подошла наша классная руководительница, Сара Джамаловна, и сказала: «Ничего страшного, ты же наш ученик».
И этот снимок стал одной из моих самых любимых фотографий. На нём очень удачно сфотографирована Саша Римская…
***

Она причина написания этого рассказа, который я писал и дописывал, и переписывал два с лишним года, возвращаясь в мыслях в прошлое, вспоминал новое и снова переиначивал его. И пока писал, всё надеялся, что интернет, наконец, поможет мне найти её…  Я ведь хотел этого много лет… Ведь так резко прекратилась наша переписка… А мне хотелось увидеть её фотографии, расспросить о жизни, рассказать о своей,  договорить не сказанное когда-то…
***
В десятом классе мы дружили группой, которая сложилась в первую очередь потому, что нас снова, как и в восьмом классе, выбрали в редакцию стенной газеты. Я бы отказался, но туда Сара Джамаловна предложила выбрать Лилю Бочкарёву, Валю Николаеву и Сашу Римскую, самых красивых девчонок класса. Поэтому в редколлегию сразу же попросились Ашот и Мислим. Ашот мечтал о  Вале, а Мислим страдал по Саше.
***
Ашот Парсаданян и Рзаев Мислим хорошо рисовали. Саша Римская и Лиля Бочкарёва были самые грамотные и могли писать стихи и статьи. Я умел всё понемножку, писать статьи и рисовать, а Лариса Литвак стала общим руководителем и организатором наших сборов для выпуска газеты потому, что была комсомольским вожаком. 

Выпуски газет должны были готовиться каждый месяц, но готовились обычно к праздникам. Первое время мы собирались в классе после уроков. Но готовить газету на голодный желудок было тяжело. Поэтому мы решили сначала ходить домой кушать, а потом встречались в финском домике, у Саши Римской. В это время её младший брат учился во второй смене, а родители были на работе.
Мислим и Ашот ревниво относились к творчеству друг друга и конфликтовали. Ашот презирал «слащавое» творчество Мислима, который пытался рисовать картины маслом.

Чтобы не было споров и раздоров, мы давали им по листу ватмана и задание, что рисовать. Они выполняли его дома, обычно не задерживаясь на наших «заседаниях», тем более, что Ашот жил на окраине города около железнодорожного вокзала, и добираться туда было тяжело.

Лиля Бочкарёва, миловидная девочка удивительно приятная в общении, страдала церебральным параличом и плохо ходила. Поэтому и она редко бывала с нами. Она тоже брала «тему статьи» и готовила её дома.
Поэтому вскоре только Саша, Лариса и я собирались  у Саши дома. Иногда к нам присоединялась Валя Николаева.

Так сложился  «костяк» нашей группы, которая стала собираться не только  по поводу создания газеты, но и  просто дружить, ходить в кино, на танцы, организовываться в праздники.
На танцах периодически к нам примыкали то Ашот, то Валерка Короленко из одиннадцатого класса, сын командира дивизии…

***
И все эти знакомые фамилии я стал искать на сайте «Одноклассников», в «Моём мире»,                «В контакте».  В голове всплывали всё новые фамилии моих одноклассников.
Вскоре нашёл сына Гены Тамецкого.  Того Тамецкого, который всегда старался быть
солидным, быть руководителем всего класса, а всегда оказывался в смешном, даже анекдотичном положении. Узнал у сына, что Гена стал офицером, подполковником. А выйдя в отставку, вернулся в Нахичевань и стал военруком, а потом зам. директора нашей школы. Гена  женился  дважды.
Первый  раз, после  армии  из Эстонии  привез  с  собой   эстонку. Та через месяц сбежала.

Второй  раз  Гена  женился  на дочери Надежды  Николаевны, нашей   учительницы  русского  языка  и литературы.
После развала СССР зарплаты не стало хватать, и он уехал в Турцию, устроился переводчиком, неплохо зарабатывал. Затем заболела Надежда Николаевна, его тёща, Гена вернулся, возил ее, то в Иран, то в Турцию.
Надежда Николаевна выздоровела, но заболел сам Гена, долго болел, затем умер. Гена был очень уважаемым человеком. Хоронили Гену соседи на мусульманском кладбище, хотя он не был мусульманином, был приверженцем СССР. На поминках Гены участвовал весь город…

Это была первая печальная весть, которая расстроила меня, и я несколько дней не мог успокоиться.
***
Потом удалось найти дочь Ларисы Литвак, а через неё младшую сестру Ларисы. Я обрадовался. Мы жили в Нахичевани в одном доме, наши родители дружили, вместе отмечали праздники.
Но Татьяна сообщила мне печальную весть. Лариса умерла в 2006 году от рака. Слишком поздно выявили опухоль и её не спасли. Это было ещё большим ударом. И я опять ощущал душевную боль и испытывал внутреннее неравновесие. 
***
К счастью, другие найденные одноклассники оказались живы. Багирова Наргиз жила с мужем в Баку. Она стала учительницей биологии. Родила двух дочек, одна из которых теперь живёт в Москве.
Рзаев Муслим стал архитектором и живёт с семьёй в Сумгаите. У него дочь и сын.

В Москве нашлись мои нахичеванские соседки Галка Исакова и Ольга Передерей, они учились на класс младше, но жили тогда рядом, поэтому нередко участвовали в совместных мероприятиях.
И ещё нашёл двух девчонок нашей школы, учившихся тогда в пятом и шестом классах, Татьяну Белашову и Людмилу Астраханцеву. Удивительно было узнать у них, что многие события тех лет мы помним одинаково.

С Таней Белашовой завязалась переписка. И хотя это было виртуальное знакомство, но какое – то доброе чувство вызывали её письма. Я внимательно вглядывался в её фотографии далёкого детства на фоне нахичеванских домиков, это навевало воспоминания о моем детстве и это сближало нас. Хотелось делиться с ней своими мыслями, переживаниями.

***
9 апреля. 2009год. Ночь.  Ложусь спать… Хочу заснуть, но перед глазами начинают мелькать какие-то образы, лица… Мозг за что-то цепляется, изображение замирает, перед глазами одна картинка: Нахичевань, военный городок, солнечный день, я сижу дома, паяю схему радиоприёмника.
Да… тогда я увлекался транзисторными приёмниками и всегда чувствовал удовлетворение от работы над ними.  Но в тот раз, что-то мучило меня,  душа испытывала какое-то неравновесие. Это тревожное чувство переползает в меня сегодняшнего, и сон постепенно рассасывается в темноте комнаты.

***

Какой же это был день? Яркий…Солнечный… Конечно, такие бывают только весной. Ну да, это было начало мая. Второго или третьего? Знаю, что первого мы ходили на демонстрацию. Значит второго мая…  Нет! Второго не может быть. Второго числа всегда была «маёвка», когда ходили или ездили на природу вместе с родителями отдыхать, жарить шашлыки… Как это было давно… Но почему так тревожно? Когда же это было?

Да!... Десятый класс, но не выпускной. Выпускной у нас был одиннадцатый, и я учился уже в Ереване.

Да, точно!... Десятый класс, 1965 год. Май месяц. Скорее всего, третьего числа. Потому что первого мы ходили на демонстрацию. Второго на маёвку. А третьего я был свободен…
Я паял приёмник, а душа рвалась к Саше. Я ведь тогда был влюблён в Сашу Римскую. Но почему мне так было тревожно? Почему же я хотел пойти к ней, но не шёл?...
Мысль закрутилась вокруг этого в спираль, и я заснул…

***
Утро 10 апреля.  Я вспоминаю мысли возникшие перед сном…               
Моя любовь к Саше вспыхнула неожиданно, в десятом, хотя она пришла учиться к нам в восьмом классе.

Повторно всплывают воспоминания, и я с удовольствием прокручиваю их в своей голове, что она была маленькая, тоненькая с конопушками на лице. Она приходила в школу в ситцевом, в коричневую клетку, сарафане и соломенной шляпе висящей за спиной. Это было необычным среди остальных школьниц в коричневых форменных платьях. Но ничем другим она не выделялась.
Хотя нет, она необыкновенно выразительно читала стихи. Я заслушивался. И по другим предметам она получала только пятёрки и редко четвёрки.

Но в восьмом я не испытывал к ней интереса, хотя что-то в ней притягивало мой взгляд.
В то время у меня остывали чувства к Юльке Замосковичевой, золотоволосой блондинке с необыкновенным разрезом глаз, отца которой перевели служить в Баку, и была симпатия к Кларе Прокофьевой из седьмого класса, тоже блондинке, с кошачьими манерами и вкрадчивым голосом. А Саша была черноволосая, да ещё и с ярко посаженными на лицо многочисленными конопушками…
А в девятом я уехал учиться в Симферополь.

Ностальгия.

Все эти воспоминания вызвали у меня потребность взглянуть в прошлое так далеко, насколько моя память сможет отозваться…   
  Только в детстве ощущаешь жизнь. Взрослея, перестаёшь её чувствовать, начинаешь жить проблемами, заботами. И жизнь начинает течь параллельно тебе. Замечаешь, что ты уже куда-то бежишь и не можешь остановиться, осмотреться, задуматься. Все мысли об учёбе, потом работе, потом о жене и детях, о зарплате, карьере… И так до пенсии… О ней тоже надо думать заранее. Иначе провал… Пустота бытия…

***
 Я всегда любил смотреть в окно. Особенно в детстве. Я смотрел, как по осеннему небу улетали птицы, вероятно на юг. Бегали по двору собаки, сбиваясь в группы, облаивая себе подобных, гоняясь за кошками.
  Потом начинал накрапывать дождик. Он монотонно стучал по подоконнику, оставляя косые полоски на стекле. Земля намокала и темнела. Постепенно дождь усиливался, и начинали течь потоки, сливаясь в канаву, тянущуюся вдоль дороги.
 
 Приходилось доставать игрушки и играть дома. Было мне тогда лет пять или шесть.
  Во второй половине дня, после обеда, я снова выглядывал в окно. Небо светлело. Дождя уже не было. Я отпрашивался погулять.
***
  Каждый год к осени мы получали посылку от родителей отца. Мой дедушка был сапожником. Он присылал моему отцу офицеру сапоги из хорошей мягкой кожи с модными в то время квадратными носами. И мне маленькие кожаные сапожки. В те времена с обувью для детей было «туго». Даже резиновых детских сапог в магазинах не было. В лучшем случае можно было купить ботинки, которые промокали и не спасали от мороза.
 А в дедовых сапогах я спокойно бродил по лужам, ноги оставались сухими.

 Я делал из бумаги кораблики и пускал их в плавание по канаве. Но бумага быстро размокала. Тогда в дело шли найденные дощечки, которые обстреливались снарядами-камнями. Два-три моих друга тоже втягивались в эту игру. И только вновь разошедшийся дождь, да призывы мам загоняли нас домой.

***

2009 год. 11 апреля, вечер. В общей комнате неяркое боковое освещение от настольной лампы. Работает телевизор. Я поужинал и читаю газету.
Но это только кажется. Потому что я не здесь. Меня нет. Я вновь растворился во времени. То есть физически я здесь, но душа моя там, в далёком 1965 году, 3-го мая, утром, часов в одиннадцать.
***
 Я в Нахичевани, сижу дома. На улице яркое солнце. Земля после ночного дождика местами уже подсохла. Тянет на улицу. Ощущение скорого лета расслабляет… Нет, меня не на улицу тянет, а очень хочется пойти к Саше. Но я испытываю себя. Смогу ли я пересилить это желание? И зачем?
Вчера мы целый день были вместе, и позавчера тоже. И я решил, что надо сегодня потерпеть, чтобы не надоесть ей, а то я слишком часто бываю у неё. Слишком откровенно наши дружеские отношения стали перетекать в близкие отношения. И я стал бояться стремительного течения этих событий. Я внутренне ощущал страстность Сашиной натуры и боялся перехода этих отношений в интимные. Я понимал это, как выбор на всю жизнь, а я ещё не мог оценить, насколько сильны мои чувства к ней  и как сложится в дальнейшем моя жизнь.
Ведь я был ещё только десятиклассником, а ещё предстояла учёба в одиннадцатом выпускном классе. И только потом можно будет думать о самостоятельной жизни, собственных заработках, создании семьи. И я сидел и думал, как дальше мне строить с ней отношения? И не знал, как быть… и не шёл к ней, хотя душа моя рвалась из дома и я мысленно уже был рядом с ней, с этой хрупкой необыкновенной девушкой.

***
В моих воспоминаниях чего-то не хватает. Каких-то связующих событий вокруг меня. Воспоминания возникают в отдельных картинках, нанизанных на ниточку, как мне представляется, клубка, который хранится в дальнем углу памяти, в старом сундуке… Да, сундуке, который стоял у нас в квартире, а потом исчез… Исчез, вероятно потому, что мы переехали из Кировабада в Нахичевань. И не брали с собой ничего из «старья», которое не любил мой отец…
А ведь нет! Этот сундук стоял в углу комнаты, у окна и в Нахичевани. На нём иногда днём спала моя бабушка, чтобы не ложиться на убранную кровать, такой он был большой.
А ещё у нас была кошка «Мурза», обыкновенная серая кошка, которая однажды, ещё маленьким котёнком пришла к нашим дверям и мяукала, пока мы не впустили её к себе. И она осталась жить у нас. Мама думала, что это котик и назвала её Мурзиком, а когда выяснилось, что это кошка, решили не переименовывать.

Мы жили на втором этаже. Летом наша дверь на балкон не закрывалась ни днём, ни ночью. Когда Мурза выросла, она выходила на улицу через балкон, прыгая на ветку дерева, растущего под балконом, и так же возвращалась обратно. Она и своего котёнка учила этому.
Однажды, чужой кот оказался в нашей квартире. Как он попал в квартиру?  Не знаю. Но может быть так же, как Мурза, через балкон.
Я сидел в комнате и вдруг шум драки, и дикий визг нашей кошки. Я бросился на кухню, где Мурза жила с котёнком, и увидел вращающийся кошачий клубок. Все попытки схватить Мурзу были тщетны. Её тело было железным, и она скользкой змеёй вырывалась из моих рук. Я упал на неё, прижимая всем телом, с трудом удержав её в своих руках. Кот, вырвавшись из её лап, прыжком пересёк кухню и, вспрыгнув, вылетел в форточку. Я оторопел. Мы жили на втором этаже! Отпустив Мурзу, я выглянул в окно, пытаясь увидеть кота, опасаясь, что он мог убиться. Но его и след простыл…
***
А в спальне родителей стояла тумбочка, обыкновенная солдатская тумбочка из КЭЧ, набитая пластинками. Новыми, небьющимися на 32 оборота, и старыми на 76 оборотов. А рядом на окне приёмник «Балтика» и проигрыватель. Я очень любил танго «Маленький цветок».
В моей комнате, которую я делил с бабушкой, стоял стол, за которым я делал уроки и собирал радиоприёмники. Тогда уже появились транзисторы. И я пытался собрать маленький карманный радиоприёмник. Но мы жили в такой «дыре», что всего три радиостанции были доступны даже настоящим приёмникам. А мои самоделки, без наружной антенны не ловили их.
Но я целый год собирал множество разнообразных схем, надеясь, что вот эта – новая будет лучше предыдущей. Только потом я узнал, что мои транзисторы были низкочастотными и не годились для дальнего приёма, и что уже выпущены новые, высокочастотные транзисторы. И когда в 9-м классе я учился уже в Симферополе, я купил такие и у меня всё получилось.
***
При любом удобном случае я вновь обращался к своему, стоящему в дальнем углу памяти, сундуку и, ухватившись за ниточку воспоминаний, начинал вытаскивать давно забытые фотокадрики и составлять из них короткие «фильмики». И я чувствовал, что память помнит всё. Надо только насобирать множество предшествующих и последующих кадриков, чтобы главное событие ярко высветилось и дало мне душевное удовлетворение и равновесие. Поэтому я вновь начал прокручивать в голове события тех дней, которые беспокойством отзывались в моей душе.
 ***
И снова я был в 1965-м году…
Позавчера, 1-го мая утром, вся школа пошла на демонстрацию. Я взял фотоаппарат. С ним
было неудобно, он был тяжёлый и мешал. Но мне хотелось оставить память об этих событиях, и я снимал всё.

 Нет… вначале  я экономил плёнку, у меня была только одна кассета на 36 кадров, но мой полуавтоматический фотоаппарат «Друг» иногда заедало на тридцатом кадре, поэтому до демонстрации я не снимал, а шёл в общем строю, но потом обогнал колонну нашей школы и начал снимать. Сначала снял площадь с трибуной и правительством республики. Потом начало нашей колонны, где шли впереди завуч и учителя, потом наш класс, стараясь захватить наших девчонок,  Литвак и Римскую. Саша шла в дальней стороне и получилась мелко. Лучше вышла Лариса.

Нашему десятому классу поручили нести плакаты, поэтому после всего пришлось относить их в школу. Мысленно и на фотографиях пытаюсь увидеть моего друга, Ашота Парсаданяна. Но нет, не вижу. Ах, да… Его тогда не было. Он тогда конфликтовал с некоторыми одноклассниками и на демонстрацию «демонстративно» не пошёл.
    
Лариса… Лариса… Как это было давно!… Лариса Литвак была заметной фигурой в нашем классе. И не только потому, что она выглядела взрослой, сформировавшейся девушкой. Она была авторитетом и лидером класса. Её слово отличалось особой весомостью, поэтому к ней прислушивались даже отпетые двоечники и упёртые троечники, а учителя доверяли ей управление классом в их отсутствие.

Мы дружили. Во-первых, потому, что мы жили в одном доме, а во-вторых, дружили наши родители, которые каждые праздники собирались у кого-либо на квартире за столом.
Я всю жизнь вспоминал с благодарностью Ларису за то, что она научила меня танцевать.
Лариса была единственная из нашей компании, кто хорошо мог танцевать.
В Доме офицеров по субботам были «Вечера танцев», когда в фойе танцевали под радиолу с пластинками, а в воскресенье, и то не каждое, «Вечера отдыха», когда танцевали под инструментальный ансамбль или духовой оркестр, были розыгрыши лотереи с главным призом – бутылкой шампанского, «почта», занимательные или развлекательные игры.

Лариса и Люда Тоцкая, соседка по подъезду и моя одногодка, учившаяся на класс старше, ходили танцевать с молодыми офицерами и солдатами. Люда Тоцкая даже ходила на свидания с солдатом, симпатичным парнем Валеркой Шалимовым.
И Саша с Валей Николаевой загорелись тоже ходить вместе с ними. Лариса учила их танцевать. Я услышал об этом, когда Лариса преподала им уже несколько уроков.

- Как? – возмутился я тем, что Саша собирается пойти без меня.
- Приходи сегодня к Саше. Мы там собираемся вечером, - сказала Лариса.
- Не надо, - возмутились Саша с Валей, - мы будем стесняться.
- Ничего, переживёте, - сказала Лариса, - нам нужен «кавалер», когда нас не пригласят на танец.
И буквально за несколько дней научила меня сначала танцевать «Танго», а позже «Фокстрот» и «Вальс».

В первый «Вечер танцев» я стеснялся пригласить кого либо. Видя мою нерешительность,  Лариса взяла меня за руку, вывела на середину и пол танца вела меня за кавалера. Потом переложила мои руки, и я повёл её.

После этого я осмелел и пригласил Сашу, я ещё ни разу не танцевал с ней. Когда я обнял её худенькую талию и прижал к себе, у меня перехватило дыхание, как будто под ногами разверзлась пропасть. Я на одном дыхании кружил её в танце. Она послушно следовала за моими движениями. Но я отчаянно боялся наступить ей на ногу. Я чувствовал теплоту её талии, жёсткость, иногда касавшегося моей груди, её лифчика, ощущал на щеке её дыхание… Это так вдохновило меня, что я не отходил от  Саши, и она даже обиделась, что я не дал ей потанцевать с другими… А я был так окрылён своим новым чувством, что просто не хотел отпускать её от себя. Да и стеснялся приглашать на танец ещё кого-то.
               

***
       В комнату входит жена и одновременно начинает что-то говорить. Я слышу её слова, чувствую, что понимаю их, но они не оседают в голове, которая не здесь… Она задаёт вопрос, но видит, что я не понимаю её и раздражается. Я возвращаюсь в бытие… Знаю, что надо сказать как можно мягче.

- Дорогая, повтори, пожалуйста, ещё раз, я уже включился тебя слушать, - такое обращение ещё более раззадоривает мою жену.
- Ты всегда меня игнорируешь.
- Да я просто задумался. Ведь ты начала говорить  без предупреждения, что обращаешься ко мне.
- А как, я должна?…
  Всё!... Мысли спутались. В душе хаос…

Дальше весь вечер разговариваю с женой. Она по характеру холерик, экстраверт. Ей нужна постоянная подпитка энергией извне. Иначе она вянет и впадает в депрессию.
Один внук у нас такой же. Он её радует разговорами без пауз и без умолку. Другой внук – флегматик и интроверт. Он её раздражает. Она не может понять и часто дёргает его, и меня из-за него, требуя объяснений его молчания.

Всё. . .  Мысли ушли. Ложусь спать с надеждой на завтрашний день. Перед тем, как заснуть, пытаюсь склеить разрозненные воспоминания, но тщетно. И это раздражает меня и прогоняет сон. А завтра рано вставать…  Стараюсь перестроиться на свою «систему для засыпания»… 

Поиски прошлого.

2009 год. 15 апреля.  Всё-таки я не перестаю надеяться найти Сашу или её родственников в интернете. Я очень рассчитываю на то, что она сдержала своё обещание, не изменила свою фамилию на фамилию мужа. Она мне тогда сказала, что её фамилия самая красивая и редкая, поэтому она её никогда не поменяет.

Теперь интернет выдаёт мне десятками фамилию Римская или Римский. И я с отчаянием пытаюсь с помощью интуиции, вглядываясь в лица на фотографиях, вычислить её сына или дочь, понимая, что она сама вряд ли пользуется компьютером, как и многие наши одногодки.
Теперь я вижу, что это моя фамилия действительно редкая.

               
                *    *    *
      Память – штука загадочная. Она подводит. Она или не хочет вспоминать события или преподносит их совсем иначе, чем было на самом деле. В этом я несколько раз убеждался, когда после записанных воспоминаний, находил дневники или письма тех лет и события представали совсем в ином смысле. 

Тогда начинаешь злиться на себя и свою память. Так хорошо вспоминалось и легло в строчки и вдруг находится забытое письмо, которое всё переиначивает, меняет смысл, сдвигает акценты, и ты видишь с высоты прожитых лет те события и оцениваешь их уже не в свою пользу. Понимаешь поступки свои иначе, чем тогда. И как хотелось бы что-то, а то и всё изменить! Но «ныряешь» в  воспоминания,  и понимаешь, что тогда ты не мог поступить по-другому. Потому что тогда ты был именно тот, а не теперешний.
Тогдашний ты мыслил иначе, ты не знал ещё жизни и представлял своё будущее наивно, часто по-детски чистым и правильным.
***
В Азербайджане, в городе Кировабаде, где я родился и служил мой отец, снег и мороз явление не частое. Осень длится долго. Но вот однажды я просыпался, выглядывал в окно и обомлевал. Всё вокруг было белое от выпавшего ночью снега.
  Я с трудом, от нетерпения, одолевал завтрак и бежал на улицу. В нос ударял морозный воздух. Ноги зарывались в пушистый снег. Я снимал варежки и набирал в ладонь эту снежную вату и пробовал языком. Снежинки таяли от моего дыхания. И я рассматривал их, тающих на моей ладони.

 Выходили на улицу и мои друзья. В то время санки были редкостью. Их не продавали в магазинах. Но в моём доме жила Валя Ольшевская, потом моя одноклассница. Её семья приехала из Германии, где служил её отец. У неё были настоящие санки. Поэтому мы всегда с нетерпением ждали, когда она выйдет гулять. Санки у неё были необыкновенные. Они были сделаны из гнутого дерева, как делались тогда «венские» стулья. Обычно Валина мама сначала катала Валю. Потом уставала и уходила домой. Тогда мы мальчишки впрягались в санки и катали девчонок, получая от этого удовольствие. И только потом катали друг друга.

 Снег лежал недолго. Два – три дня. А иногда уже к вечеру оставались только отдельные снежные островки.
  Став постарше, кажется во втором классе, я сделал себе санки из досок ящика. Полозья получились тонкие и часто продавливали снег до земли. Но помню, что не менее, чем дважды выпадал такой снег, что на моих санках я и мои друзья успешно катались с горки недалеко от дома.
***

2009год. 17 апреля. Уже полночь, а сна нет. Снова пытаюсь вспомнить события того мая. Но память не реагирует на мои попытки. Что это, старческий склероз? Фигушки! Я знаю, она помнит всё! Надо просто отключиться от бытия и нырнуть в прошлое…  Провалиться в ту чёрную дыру, за которой свет… свет солнца…

Да… тогда был очень солнечный день. 2-го мая 1965 года была очень хорошая погода. Я это помню потому, что 3-го прошёл дождь. И я вытерпевший без Саши день  2-го мая пошёл к ней 3-го, когда дождь закончился… Нет! Что-то не так!...

         Да… конечно!...  Второго мая в те времена был днём народного гуляния, или «маёвка»! Второго мая все собирались на природу на шашлыки или на квартирах за столами, где была выпивка, закуска, музыка. Первого утром была демонстрация, а вечером в Доме офицеров «Вечер отдыха». А второго день «маёвки».

Получается, что я 3-го мая проснулся с томящим чувством желания увидеть её… Но почему меня томило это желание? Ведь что-то произошло накануне…
Надо вспомнить всё сначала, все подробности. Тогда, как застоявшийся без действия механизм, память начнёт вспоминать и остальное.
***
          Итак!  …Весь день 1-го мая мы были в окружении людей. Сначала в школе мы собирались на демонстрацию.
Этот день всегда привносил в ощущения чувство праздника. Он давал предвкушение лета, свободы от уроков, а значит каникул. Возможность поездки в мой любимый Крым, к родителям отца.

В младших классах к этому дню мы готовились заранее. Вытягивали из резинок для трусов тоненькие резиночки и делали маленькие рогатки. Для стрельбы заготавливали скобки из проволоки. И в толпе стреляли по надувным шарикам. Хвастались, кто больше настреляет. Но в 6-ом классе я уже стеснялся стрелять, и мне было жалко пострадавших. А в тот день мы, десятиклассники, уже сами отнимали у младших пацанов рогатки. Хотя, кое-кто из наших, отняв рогатку у малыша, сам незаметно постреливал, но не по шарикам, а по ногам симпатичной одноклассницы, со смехом наблюдая, как она взвизгивает и  вертит головой, ища обидчика.

Наконец школа двинулась. Нам, старшеклассникам, поручили нести лозунги и флаги. Ребята не хотели их брать, но Лариса Литвак, прирождённый организатор, персонально вручила некоторым эту нагрузку.
Медленно школьная колонна шла по улицам. Постепенно мы встроились в общий поток, который вынес нас на главную улицу, ведущую к трибуне с правительством.
Пока поток остановился, я прошёл вперёд и сфотографировал ещё не заполненную трибуну, площадь и вернулся к своим.

Теперь я понимаю, что для воспоминаний всё важно. Надо было фотографировать и школьный двор, пока мы собирались, и лица всех учителей. Но я экономил плёнку и начал снимать, когда трибуна заполнилась, и общий поток пошёл мимо неё. Я оббежал нашу колонну и сфотографировал её начало, где шли учителя, возглавляемые завучем. Директор был приглашён на трибуну, как уважаемый человек. Ведь наша школа была единственной русской в Нахичевани, но в ней был и армянский сектор, для детей армян, которые хотели знать свой язык.
***
Ашот, мой друг, который в одно время хотел, чтобы его звали Лёва, как его деда,  познакомился с учительницей начальных классов этого сектора и попросил её давать ему уроки грамоты по армянской азбуке. Но, чтобы не было скучно, уговорил и меня ходить на эти уроки.
Мы поднимались на третий этаж школы, где был армянский сектор. Здесь в пионерской комнате была «продлёнка» для начальных классов. Мы находили свободный стол и нас
учили азбуке.

Я был более способным и быстро выучил все буквы. Ашот часто их забывал. И
получалось, что я читал армянский текст, ни «бум-бум» не понимая, а Ашот переводил с моих слов на русский, поправляя меня в произношении. Общими усилиями мы одолевали грамоту довольно быстро. Но армянскому я не научился, и без Ашота ничего не мог перевести.

Позже, уже в Ереване, работая на заводе, я за два года освоил разговорный язык. На заводе не церемонились.
- Знаешь или не знаешь, мы с тобой будем говорить на армянском, так нам привычней, а ты изучай. Ну, если совсем не будешь понимать, тогда переведём, - так меня встретили на заводе. И эта жёсткость дала свои плоды. Говорил я редко – стеснялся своего выговора, а понимал практически всё. Хотя, спустя лет пять, отчитал в Ростове Чалтырских
молодцев - армян, которые глумились на армянском над местной русской девицей. Они были «ошарашены», откуда я так хорошо знаю армянский?

                *   *    *
        Школьная колонна вышла к трибуне и мы, подняв плакаты и флаги над головой, прошли мимо руководства республики и уважаемых людей. Но тогда мы не слишком вглядывались в эти лица. Мы были равнодушно – высокомерны к этим людям.

*   *    *
 Однажды мы после школы пошли в кино, в городской кинотеатр, смотреть «Фантомаса». Обычно мы ходили в Дом офицеров, но там новые фильмы шли с некоторым опозданием, на полгода – год. А тут вдруг – «Фантомас» - Франция, с Жаном Марэ! Фильм должен был начаться в шесть вечера и закончиться около восьми. Это было осенью. Хоть в это время уже на улице было темно, но ещё не так поздно. Однако в шесть часов фильм не начался.

 Мы сидели в ожидании и не могли понять, почему задержка? Прошло 15 минут… пол – часа… час. Никто ничего не объяснял. Мы только знали, что следующий сеанс должен быть в восемь часов, а значит и он задержится. Некоторые из одноклассников не вынесли ожидания и ушли домой. А мы с Сашей сидели и ждали, что вот-вот начнётся. Саша обожала французские фильмы.

Наконец, в начале восьмого нам объявили, что сейчас состоится встреча депутата Гейдара Алиева со своими избирателями, в связи с предстоящими выборами.  Нас успокоили, что это займет не более 15 - 20-ти минут. И мы остались.
Алиев, видимо, не знал, сколько ему отвели времени и проговорил больше часа. Фильм начался около девяти  и закончился в одиннадцать ночи.

Идти по ночному Нахичевану было опасно. Случались хулиганские нападения на русских. От кинотеатра народ расползся в разные стороны и мы вскоре шли по пустому городу. Я взял Сашу под руку, и мы быстрым шагом шли домой. В это время автобусы уже не ходили. Освещения на улицах почти не было. Попадались одинокие, спешащие домой прохожие, но за нами от самого кинотеатра увязались трое. Мы шли по освещённой стороне, они по тёмной. Сначала я думал, что это совпадение, но когда мы пару раз свернули в сторону, они не отстали. Но и не приближались. Я чувствовал, как Саша дрожит от страха и мне стало спокойнее.  Почему-то в минуты опасности мой мозг начинает работать с особой чёткостью, просчитывая варианты возможных моих поступков в случае нападения.

Правой рукой я прижимал к себе Сашу, а левой зажал в кармане нож.
Мы уже прошли городские кварталы, и вышли  в промежуток между городом и военным городком. Нам что - то заорали,  и я увидел летящий в нас камень. Я закрыл Сашу собой. Камень не долетел, упал в метрах в двух и подкатился к нашим ногам. Я схватил его, это оказался обломок кирпича и замахнулся. Но они уже развернулись, и с криками на азербайджанским и матюками на русском, в наш адрес, уходили обратно. Я выбросил
обломок и мы, облегчённо вздохнув, пошли домой. Минуты через три подошли к Сашиному дому.

Тогда мы ещё не знали, какой подарок  преподнесла нам судьба. Мы видели Гейдара Алиева на расстоянии пяти метров, слушали его, и не было той охраны, которая теперь ограждает простых людей от «великих».  Впоследствии, Гейдар Алиев сыграл большую роль в единении и политической стабильности Азербайджана. Но в те дни мы воспринимали его, как обычного партийного работника небольшого масштаба.

                *   *    *
А 1-го мая после демонстрации мы пошли обратно в школу относить плакаты и флаги. Лариса Литвак руководила этим процессом, она была ответственной за эти предметы. Мне хотелось быть рядом с Сашей. Но присутствие одноклассников стесняло меня.
Мы сдали «аксессуары» и все решили пройтись по городу. Я думал проводить Сашу домой и там побыть с ней вдвоём, но она захотела погулять. С нами пошли Лариса, Валя, и самые общительные пол класса.

                *   *    *
             Я «вынырнул из прошлого» и полез за школьным альбомом. Я вспомнил, что там были фотографии того дня. Да, точно. Вот мы всей группой.  Четверо девчонок: Саша,
Лариса, Валя и Исмаилова Лида. А мальчишек со мной – шесть: Альберт Пирджанян,
Рзаев Мислим, а имена других не нашёл даже на фотографии класса.

Вспомнился отец Альберта Пирджаняна. Он работал парикмахером в Доме офицеров.
Однажды, мы с Ашотом пришли к нему стричься, а отец Альберта предложил нас побрить. Ашот согласился, а я отказался. Он брил опасной бритвой, а у меня была тонкая кожа и жёсткая щетина. Она не выносила даже безопасной бритвы. Я пользовался  электробритвой.
Но отец Альберта настаивал, уверяя, что он всё сделает аккуратно и мягко. Я сдался и напрасно. Бритва содрала мою нежную кожу. Раздражение было таким сильным, что настойчивый парикмахер сам пришёл в растерянность…

*   *    *
                В тот день, 1-го мая мы долго бродили по городу. Постепенно группа наша уменьшалась. Когда Валя захотела домой, компанию ей составила Лида. С ними ушли Альберт и ещё двое ребят. Потом ушёл Мислим. Я знал, что он безнадёжно влюблён в Сашу ещё с восьмого класса. Но теперь я всегда был рядом, и ему не светило ничего. Остались я, Саша и Лариса. Лариса весь день была в некотором возбуждении и водила нас по разным местам города. Я фотографировал. Позже на фото я увидел грустные глаза Саши.

Возвращались домой мы на автобусе. Сашин дом был на остановку раньше. Она отказалась от моего провожания. Мы с Ларисой доехали до конечной остановки «Дом офицеров». Жили мы рядом в одном доме. Шли молча. События дня утомили нас.

*   *    *
         Нет, опять не так!...
Я не стал провожать Сашу потому, что она ушла готовиться к «Вечеру отдыха» в Доме офицеров. Вероятно, надо было гладить платье и ещё, какие-то девичьи дела. И Лариса торопилась тоже. А мне надо было проявить фотоплёнку. Убедиться, что всё получилось.

                *   *    *
           В Доме офицеров по субботам организовывали «Вечер танцев», а по воскресеньям «Вечер отдыха». «Вечера танцев» проходили с 20 до 23-х часов под радиолу в фойе, а в это время в зале шёл фильм, а «Вечера отдыха» с 18-00 в самом зале. Здесь играл небольшой инструментальный ансамбль, устраивались аттракционы, игры, ходила «почта», мы надевали бумажные номерки и могли переписываться через «почтальона».

Лариса Литвак оказалась хорошей учительницей. Я уверенно освоил Танго и Вальс. Этого мне хватало, чтобы получать удовольствие от танцев.
«Вечера танцев» я не любил. Там молодые офицеры завязывали «специфические» знакомства с девушками. А я не хотел, чтобы Сашу приглашал кто-то из офицеров, я оберегал её от этого. Я не хотел, чтобы в танце чьи-то руки обнимали её, кроме моих.

                *   *    *
 Вечером 1-го мая мы с девчонками пришли на «Вечер отдыха». Он начинался в шесть вечера. Сначала был доклад, награждения грамотами, потом небольшой концерт. Потом зал начали готовить под танцы, сдвигали ряды стульев. И тут я увидел Гусейна – сына местного начальника МВД, он показывал какому-то пацану пистолет «Макаров». Потом сел в рядах и я, подойдя поближе, увидел, как он достал пистолет, вытащил магазин и выщелкнул из него все патроны. Я знал, что он неравнодушен к Вале. Поэтому подошёл к девчонкам и рассказал им всё. Предупредил Валю, чтобы не шла домой одна.
 

Вечер начался нормально, как всегда. Я протанцевал с Сашей два танца, потом была пауза, когда раздавали почтовые номерки и готовили «розыгрыши». Гусейн куда-то исчез и я решил, что ушёл домой. Девчонки отошли в сторону, а я увидел Валерку Короленко, сына генерала – командира дивизии, и рассказал ему про Гусейна и пистолет. Валерка был высокого роста, спортивный парень. Он сказал: «Сейчас разберёмся», - и вышел из зала.
Я успокоился, решив, что Валерка предупредит охрану на входе, чтобы не пускали Гусейна.

Дальше всё шло как обычно. Сначала играл инструментальный ансамбль, потом были развлекательные игры и аттракционы, а потом, до окончания вечера, танцы под радиолу. В зале было три поколения. Люди старшего возраста после танцев под ансамбль обычно уходили часов в восемь на домашнее застолье. Среднее часов в десять после игр и розыгрыша лотереи, а молодёжь оставалась до конца.   

Вечер заканчивался часов в одиннадцать.  Около половины одиннадцатого я предложил Саше уйти погулять.  Пока мы препирались, Валя Николаева и Лариса куда-то исчезли. Мы тоже вышли на улицу.

Позже мы узнали, что Валю пошёл провожать Валерка Короленко. Лариса пошла с ними. Мы вышли за ними спустя минут семь-десять. Увидели их около подъезда Ларисы Литвак. Они бурно обсуждали какое-то событие. Оказалось, что когда они отошли от Дома офицеров метров на сорок, к ним бросился навстречу Гасейн с пистолетом в руке и заорал, что сейчас застрелит «изменницу»  Валю. Хотя, какая она «изменница», если у неё с ним никогда не было отношений? Валерка среагировал мгновенно. Он выкрутил из руки Гусейна пистолет и отбросил его в сторону. Все думали, что Гусейн полезет драться, но он ринулся искать пистолет, который потихоньку взял у отца. 
 
Потом мы узнали, что он не нашёл его, ходил за фонариком, снова не нашел. Он был в ужасе, что отец узнает о потере. И только, придя на рассвете, увидел его в канаве, которую выкопали для строительства забора, которым хотели частично огородить военный городок. Больше никогда Гусейн не нападал на Валю. Но и с Валеркой у неё не сложились какие-либо отношения. Мне кажется, что в то время она ко всем относилась одинаково. Видимо, особых эмоций никто не вызывал.
 
Как это было.

    2009 год, 27 апреля. Несколько дней навязчивого желания сесть за компьютер и отдаться воспоминаниям пресекаются женой в корне. Не потому, что она не хочет, чтобы я сидел за компом, а просто ей хочется моего внимания в её делах, советов или просто «поговорить». У неё своя работа, а посоветоваться доверительно она может только со мной. Спать ложусь поздно и мысли – воспоминания путаются с событиями дня и завтрашними заботами…
Но сегодня, минут через тридцать полудрёмы, сон пропадает. Я вспомнил!!!

***

  …Второго мая наш класс собрался за город отдохнуть на природе. День был солнечный, тёплый. Все набрали еды, Альберт Пирджанян, как всегда, взял аккордион, другой музыки тогда не было, и мы кучей пошли в небольшую рощу километра за два от города. Вдруг кто-то вспомнил, что забыли шахматы. Саша сказала, что у неё дома они есть. И мы с ней отделились от всех, надеясь быстро забежать к ней домой и догнать остальных. Мы знали полянку, где класс всегда останавливался.
  Дома у Саши никого не было. Минут десять мы искали шахматы, не нашли и решили догонять своих.
 
 Шли через поле минут 15-20. Дошли до арыка, вдоль которого начиналась роща, которую прозвали «Уголок России». Мы углубились в неё, шли… шли… шли…, но никого не было. Потом начали попадаться какие - то люди. Они отдыхали семьями. Потом долго никого не было. Вдруг показалась группа молодых азербайджанцев. Они странно посмотрели на нас. Мы прошли мимо, надеясь, что теперь увидим своих. Но впереди никого не было.

- Надо возвращаться, - сказал я.
  Мы развернулись, чтобы идти назад. И вдруг увидели, что вся группа азербайджанцев идёт к нам навстречу. Мы остановились. Они начали нас окружать. Саша подняла из-под
ног сухую ветку. Я загородил её. Они бросились на нас.
  Двое из них были выше и сильнее меня. Остальные, трое, моего возраста, другие  меньше.
 
Два высоких первыми бросились на нас. Меня отшвырнули как щенка. Саша ударила веткой одного по голове, когда они хотели cхватить её, но она присела, и они столкнулись между собой и начали драться из-за неё, кому она достанется.  Я уже поднялся и бросился к Саше, молотя кулаками по мордам и куда попало тех, кто пытался меня задержать, пытаясь пробиться к ней, но меня опять сбил с ног, кто-то сзади. Их было трое, они смеялись.

Два высоких, пытавшихся схватить Сашу, дрались из-за неё. Я вспомнил про перочинный нож в кармане, у него было тонкое длинное лезвие. Выхватил его, раскрыл и снова бросился к Саше, но меня опять сбили с ног. Я упал и посмотрел на нож. У него не было лезвия.
- Сломал? - в ужасе пронеслось в голове. Я дёрнул руку вверх, блеснуло лезвие, воткнувшееся в землю. Я мгновенно вскочил и бросился на того, кто хотел снова налететь на меня.
 
Я не ощущал страха, я испытывал ужас от того, что не смогу защитить Сашу от насилия. Я бежал с ножом на того, кто сбивал меня с ног, и готов был порезать каждого на моём пути, но он заорал, увидев мой нож. И вдруг все разбежались… Я обнял Сашу левой рукой, прижав её спину к своей груди, и занёс над ней правую руку с ножом, готовый воткнуть его в любого, кто ринется ко мне…
*   *    *
Они стояли вокруг и смотрели на нас. Я не мог понять, почему они не нападают. Ведь их было много, и я понимал, что спасения ждать неоткуда. Прошла долгая минута. Я не сомневался, что ударю ножом каждого, кто нападёт первым, хотя понимал, что если нападут сзади, я на успею отреагировать.  В голове пульсировала мысль, что сейчас они нападут, и конец…
 
 Вдруг громкий крик на азербайджанском языке, и я увидел мужчину лет сорока, который бежал к нам с длинной палкой и орал. Он подбежал и кричал им что-то, а мы так и стояли, прижавшись друг к другу, не понимая, что происходит. Они вяло отвечали ему. Наконец, он обратил внимание и на нас.

 - А вы уходите отсюда. Быстро… быстро! – обратился он к нам на плохом русском,  и сказал им ещё что-то, по-азербайджански. Они расступились.  Мы, прижимаясь, быстро прошмыгнули в просвет и, почти бегом пошли обратно домой. Минут через пять снова появились отдыхающие семьями. Нам сразу стало спокойнее.

***
 
Через пол - часа мы были дома у Саши. Она вскипятила чайник. Мы пили чай, и почти ни о чём не говорили, оставаясь под впечатлением происшедшего. Вдруг Саша рассмеялась.

- А мне и там стало так смешно, когда ты занёс руку с ножом надо мной. Прямо как в романе.
- Я очень испугался за тебя.
- А ведь ты мог бросить меня и убежать.

Когда я услышал эти слова, я онемел, у меня заломило в голове: «Как она могла так подумать?»- ошарашенно подумал я.  Я заглянул в себя, вспомнил свои чувства в те минуты и вдруг осознал, что нет, не смог бы я бросить её. И понял, что она не верила до сего дня в мою любовь.   

*   *    *
Позже я не раз прокручивал в голове эти события, пытаясь вспомнить все подробности и понять, почему двое старших дрались между собой, отталкивая друг друга от Саши?
А те трое, по ненавистным рожам которых я бил, сбивая меня сзади, могли навалиться и скрутить, а они отскакивали в сторону и смеялись.
И откуда в пустынном месте взялся мужик с палкой? Хотя через арык от нас было поле, и может это была мотыга?
Я удивлялся тому, что у меня не было ни малейшего страха за себя, я забыл про себя. У меня в душе было только отчаянное желание защитить и спасти Сашу.   
                *   *    *
     Спустя неделю после нашего неудачного похода, я увидел  на другой стороне улицы одного из тех, кто нападал на меня. И, увидев, что он пересекает улицу и подходит ко мне, подумал, что сейчас начнется новая разборка. Он был выше меня. Я напрягся.
 Он подошёл ко мне, схватил за руку, начал пожимать её и говорить что-то, мешая русские и азербайджанские слова. Я не мог понять, что он хочет. Рядом был Ахмедов Эхтибар из нашего класса, он перевёл: «Он говорит про какую-то драку. Ты побил его? А теперь он готов быть на твоей стороне. И если кто-то будет обижать тебя, он готов драться за тебя».
   
С тех пор при виде меня, он переходил на мою сторону улицы, и всегда здоровался со мной. И это было, пока я не уехал из Нахичевана. Видимо, я сильно дрался, если меня зауважал противник.
Позже я узнал, что когда я стоял с ножом, занесённым над Сашей, они подумали, что если они нападут на нас, я зарежу её, чтобы она не досталась никому, поэтому и не нападали. Испугались! Вот, что такое менталитет другого народа!

***
В июле 2012 года на меня в «Одноклассниках» вышел Гаджиев Тапдыг, мой одноклассник в Нахичеване. Он прочитал мои воспоминания и рассказал мне: «В лесу на вас напали отморозки из Советобада. Есть такое село рядом с Нахичеваном.  Об этом нападении я узнал много лет спустя, только не знал, что напали на вас. Позже один из них полтора года просидел в тюрьме. Затем где-то отморозил ноги и стал инвалидом». Оказывается, слух об этой драке ходил по городу…



Возврат в прошлое.
 
Нет лучшего времени года, чем весна. А времени жизни, чем детство… 
Весной всё оживает. Солнце начинает нагревать воздух, и появляются весенние ароматы…

Сначала это запах тёплых влажных испарений от мокрой земли. Потом аромат распустившихся почек на деревьях, потом травы. В Кировабаде, в детстве, мы уходили за территорию военного городка, за крайние финские домики и перед нами открывался простор поля заросшего травой и множеством разных полевых цветов. Особенно красиво было, когда зацветали маки. Иногда я ходил туда с бабушкой, мы всегда набирали букет полевых цветов. Я приносил их маме, но они быстро увядали…

Игрушек было мало. Мы их придумывали сами. Катали плоские железные колёса с помощью специальной «правилки», выгнутой из сталистой, 4-х – 5ти мм проволоки. Я представлял себя машиной, бегая по тропинкам двора.
Когда удавалось найти на свалке в военной части подшипники, делали самокаты. И катались, отталкиваясь ногой. Это был уже транспорт. А когда появлялся третий подшипник, а то и четвёртый, тогда сооружали тачки, без краёв. На них катались по асфальту в тех местах, где был, хоть небольшой, спуск.

  Весной зацветала «китайская» сирень. Я не знаю, почему её так называли, цветки её несколько отличались от обычной сирени. Но главное то, что после цветения на месте цветка появлялись плоды размером и внешним видом похожие на горох. Наступала пора игр в «стрелялки». Мы выгибали из тонкой сталистой, 2-х мм проволоки пистолеты, нанизывали на верхнюю дугу эти горошины. И когда эта дуга вырывалась из крючочка, державшего её, одна или несколько горошин летели в противника. Мы разбивались на команды и бегали друг за другом, стараясь попасть. После третьего попадания противник считался убитым. Горошины летали с небольшой силой. Поэтому травм никогда не было. Но вскоре в плодах созревала косточка, которая мешала нанизывать их на проволоку, и бои прекращались.
***

2009 год, 7 мая.  Снова май месяц, как и тогда много лет назад в Нахичеване…

А я сейчас на даче. Сижу на лавочке под деревом. Уже тепло и после обеда разморило. В голову «заползают» воспоминания.
Снова я возвращаюсь в солнечный день третьего мая 1965 года…

Снова я вспоминаю о событиях второго мая, и ощущаю в душе неравновесие и страстное желание увидеть Сашу.
Третьего мая я мучаюсь всё утро, пока перепаиваю очередную схему транзисторного приёмника. Мне кажется, что Саше надо отдохнуть после вчерашнего потрясения. Мне кажется, что мой приход напомнит ей вчерашние события, и  ей будет неприятно видеть меня. 

Нет, что-то не так!... Вчера, расставаясь, Саша сказала…
- Завтра я буду отдыхать, и заниматься домашними делами, читать книгу. И ты не приходи, отдохни, ведь послезавтра уже надо идти в школу…
Вот поэтому я чувствую неравновесие в душе, которая рвётся к Саше, а пойти не могу потому, что она просила не приходить…

Я обедаю, и, выдерживая характер, еду к Ашоту. Его не было на демонстрации, и я решаю
навестить его. Он живёт рядом с железнодорожным вокзалом. Ехать надо через весь город. Между городом и вокзалом тогда был большой пустырь, который теперь, спустя сорок лет превратился в застроенный жилыми домами район. Ашот радуется моему приезду. Нам всегда есть о чём поговорить. Ведь Ашот – холерик, молчать для него проблема.
Мы о чём-то разговариваем, потом Ашот берёт альбом для рисования, и мы едем в город делать наброски. Долго ходим по городу, забредаем на базар.

Здесь Ашот находит характерные фигуры и, стараясь не привлекать внимания героя, быстро набрасывает на бумагу найденную позу. К вечеру мы расстаёмся, но я возвращаюсь домой, не заходя к Саше.
Я выдержал тот день. Но как я жалел об этом 4-го мая!
Ведь оказалось, что я не только испытывал себя, но и «убивал» чувства Саши своим, как ей казалось, равнодушием. Я был уверен, я так «намозолил» ей глаза, что нужно сделать паузу. А всё было наоборот!... Теперь, много лет спустя, мне кажется, что именно этот день разделил наши судьбы навсегда. Ведь я со своим характером меланхолика судил о настроении Саши по себе, а она была страстной натурой и понимала всё по-своему.

Неравновесие души.

  2009 год, 17 мая. Ночь. Два дня пытаюсь вспомнить день 4-го мая 1965 года. Помню, какое-то неудовлетворение и серость. Помню, радостное предвкушение встречи с Сашей в школе, и что встреча с Сашей принесла невыносимое огорчение. И серый день. Почему? Ведь второго и третьего было солнце.
   
И вдруг уже засыпая, опять проваливаюсь во времени…

Серое небо четвёртого мая моросит дождём. Я иду в школу и по пути забегаю за Сашей. На стук выходит её брат Яша - шестиклассник, который ходит во вторую смену. Саша только что ушла. Бегу вслед, но не вижу её впереди. Уже в школе узнаю, что Саша пошла на автобусную остановку, а это в другую сторону. Она боится ходить одна пешком по улице Пушкина, состоящей из частных саманных домиков и узкой без тротуаров дороги, где не раз азербайджанцы приставали к русским девчонкам.

У Саши грустные глаза и она избегает разговоров со мной. А после уроков уходит с Валей и Ларисой на автобусную остановку. Мы с Ашотом идём позади. Девчонки уезжают на автобусе, а я не успеваю сесть потому, что Ашот отвлекает меня разговорами. И мы продолжаем идти в сторону военного городка. Я слушаю восхищённый рассказ Ашота о переписке Ленина с Крупской. По пути заходим в новый книжный магазин. Здесь самообслуживание, такого никогда не было. Можно ходить между полок и выбирать книги самостоятельно.

 Пока я плачу продавщице за какую-то тонкую книжечку, Ашот в это время протискивается сзади меня и выходит раньше. Я догоняю его. Мы находим скамейку и садимся, продолжая разговор о жизни Ленина. В это время Ашот достаёт из-за пазухи толстую книгу. Я с ужасом узнаю, что он только что украл её в магазине.
- Зачем ты это сделал? – спрашиваю я.
- А у меня нет денег, чтобы купить её.

Книга стоит два рубля пять копеек. У меня есть с собой три рубля. Я предлагаю Ашоту вернуться и заплатить. Он, вероятно впервые совершивший кражу, сначала берёт деньги, но потом возвращает.
- А вдруг они вызовут милицию и меня посадят?
Я понимаю, что последствия предсказать трудно  и соглашаюсь с ним. После этого
события я месяца два опасался заходить в этот магазин.

Минут через десять мы видим возвращающийся из военного городка в автобус и Ашот уезжает домой. А я иду к Саше.
Она встречает меня в домашнем халатике. У меня душа разрывается от нежности к ней. Мы проходим в дом. Родители на работе, а брат в школе.

- А я вчера весь день ждала тебя…
- Я тоже очень хотел прийти к тебе.
- Почему же не пришёл?
- Я боялся, что уже надоел тебе своим присутствием.

- Дурачок… - Саша вдруг провела рукой по моим волосам, - я очень ждала тебя и даже собралась и пошла к тебе домой.
- Когда это было?
- В одиннадцать… или пол - двенадцатого.
- Так почему не зашла?
- Я боролась со своей гордостью, и я почти поборола её, подошла к твоему дому и вернулась…
- Саша, Саша…, - я прижал её к себе и неловко поцеловал. Она не возражала, но потом высвободилась из моих рук и подошла к книжному шкафу.

- Ты читал «Крейцерову сонату» Толстого?
- Нет, не читал.
- Хочешь, я тебе дам почитать?
- Давай.
Она помолчала, о чём-то задумавшись…
- Нет…  не дам. А то ты узнаешь мои мысли.
- Но я хочу знать твои мысли.
- Нет не надо. Тебе ещё рано об этом знать. Давай лучше я пластинки поставлю.

У Саши было много разных пластинок. Она включила радиолу и поставила оперетту «Цыганский барон».
Мы сидели рядом и слушали пластинку. Я полуобнимал её за плечи.
- Мне мама вчера сказала: «И за что он тебя любит? Ведь ты у меня такая страшненькая».
- Глупости говорит твоя мама. Для меня ты самая красивая.
- А я недавно сфотографировалась. Хочешь, подарю фотографию? – Саша поднялась и принесла свой портрет. Я обрадовался, это была очень красивая фотография. Но она посмотрела на неё и спрятала за спину.
- Нет! Не надо. У меня там правый глаз косит.
- Покажи!

Она показала мне издали, боясь, что я вырву у неё это фото. Но я ничего не увидел и сказал ей об этом.
- Достаточно того, что я это вижу, - сказала она, - я переснимусь и подарю тебе другую фотографию.

Я начал уговаривать её, но в это время пришла с работы её мама. Она предложила пообедать вместе, но я застеснялся и засобирался домой.
Саша вышла провожать меня на крыльцо дома. Я спустился, прошёл несколько шагов и оглянулся. Саша стояла на крыльце в домашнем халатике. Это было так трогательно, что она представилась мне моей женой, провожающей меня на работу…

***
2009г. конец мая…
И всё же я нашёл её! Интернет великая вещь! Сначала мне удалось найти её племянника Дмитрия, сына её родного брата Яши, который тогда был двенадцатилетним мальчиком. Но племянник мне ответил, что их семья с тётей не общаются. Я удивился этому, но
он помог разыскать Сашиного сына. И самое удивительное, что его звали Евгений, как и моего сына. Только он был на полтора года моложе.
Я нашёл его 21 мая 2009года, написал ему письмо.

Сашин сын отозвался 28 мая 2009года. Он написал мне, что мама меня помнит, но она не владеет компьютером, поэтому он напишет, как ей будет удобно общаться со мной.          И всё. . .
Он перестал отвечать на мои письма, исчез из интернета!


***
2009г. начало июня… Каждый день перед сном приходят воспоминания о детстве.
Почему-то чаще Кировабад, детство, лето и игры  вспоминаются вместе.
Но только летом мы играли в «казаки – разбойники», когда было много зелени и можно было прятаться в кустах и на деревьях.
  Была ещё одна игра – «Войнишка». В неё играли старшие ребята восьмых- десятых классов, а нас не брали. Там доходило до драки и стрельбы «самопалами». Лишь однажды нас привлекли в такую игру, я учился тогда в третьем классе. И то только на начальном этапе в качестве разведчиков. Но разведчики были у двух сторон. И между нами произошла стычка. Мы были вооружены деревянными мечами. Бой был отчаянным.

Вначале мне повезло. Меч моего противника треснул и разломился. Он позорно бежал. Но вместо него на меня напал мальчишка старше и крупнее меня, вооружённый стальным прутом. От его ударов летели щепки от моего меча, и у меня онемела рука. Но я чувствовал, что если сдамся, он не остановится и ударит меня по голове, как он постоянно метил. И я бился из последних сил. Меня спасло то, что кто-то из взрослых увидел эту бойню и окриком остановил её. Получилось временное перемирие. Подошли старшие пацаны и стали договариваться о продолжении «войнишки» вечером. Мама меня зазвала домой…
После ужина я вышел на улицу узнать, как дела? Игра продолжалась где-то в другом месте военного городка, так сказали ребята. Участвовали только старшие, нас в игру не приняли.
 
 Лето в моих воспоминаниях связано с постоянными походами в воинские части, где служили наши отцы. Дивизия состояла из нескольких полков. До сих пор на слуху их названия: сотый, сто первый, танковый, учебная рота, автобат (автомобильный батальон). Днём мы ходили туда на свалки, искали аккумуляторы, для выплавки свинца, анодные батареи, которые разбирали для фонариков, подшипники. А вечером в субботу и воскресенье ходили в кино, которое крутили для солдат в клубах полков.

Фильмы «Тарзан», «Бродяга», «Звезда», «Пятнадцатилетний капитан» смотрели бессчетное количество раз. Первые годы нас сильно не гоняли. Командир дивизии, генерал Ломов, был очень лояльным человеком. Но когда его сменил другой генерал, всё изменилось. Территорию дивизии огородили забором и начали ставить на воротах дежурных солдат. Однако, нас мальчишек это никак не могло сдержать. Забор только добавил приключения в наши игры.
 
 А когда ещё не было забора, мне купили первый велосипед и я гонял по дорогам дивизии, потому что там был хороший асфальт. Тогда я только пошёл во второй класс. И однажды так увлёкся, что совершенно забыл про школу. Мама еле отыскала меня и заставила бежать в школу, но я всё равно опоздал. Потому что упал и стукнулся бровью о выступающий камень. На брови у меня  выросла шишка-рог. Я вернулся домой. Меня отвели в мед. пункт, где перевязали лоб. И я был отведён мамой в школу. Но учительница осмотрела меня, пожалела и отправила домой.
 
Мой велосипед был необыкновенным. Сейчас бы сказали «трансформер». Он мог собираться в трёх и двух колёсном варианте. Первый год я катался на трёх колёсах. Но в следующем году отец переделал его в двух колёсный вариант. И 1-го или 2-го мая отец учил меня держать равновесие. К вечеру я уже самостоятельно ездил по прямой. А потом освоил и повороты.
 
А в четвёртом классе мне купили уже средний велосипед «Орлёнок». У него накачивались шины, и я был в восторге. Это была уже свобода передвижения. Мы  с ребятами, имеющими велосипеды объездили весь военный городок, побывали не раз на танкодроме, и даже отважились съездить к мавзолею Великого Низами. А он находился километрах в двенадцати за городом. Со мной ездил мой друг Костя Севостьянов. У него был взрослый велосипед «Прогресс». Позже ему родители купили для велосипеда бензиновый моторчик. Все мальчишки сильно завидовали и мечтали о таком же…   
Как же быстро убежало детство…

                *   *    *
 2009г. июль.  Снова перед сном приходят воспоминания о Саше…   
 Тем же летом 1965 года её отца перевели служить в Батуми, а моего в Ереван. Я поступил в Ереванский Политехнический институт, а она в Смоленский медицинский. А через год перевелась в Московский.
 Она писала очень редко и коротко, а спустя полтора года пришла от неё открытка со словами: «Я выхожу замуж. Больше мне не пиши. Прощай!»
       Это было для меня таким ударом, что я несколько дней не знал, как реагировать на эту весть. Потом начал писать бурное письмо… Не дописал…

На следующий день написал короткое письмо с одним важным для меня вопросом. Дело в том, что однажды Саша сказала, что у неё очень красивая и редкая фамилия, поэтому она
не будет менять её на фамилию мужа.
- Я не возражаю, - сказал я, - будешь носить двойную фамилию.
- Нет, - ответила она, - я выйду замуж, если муж согласится носить мою фамилию.

Такой вариант меня не устраивал, но я промолчал.
Поэтому в письме я задал важный для меня вопрос: «А какая у тебя будет фамилия?»
- Прежняя, - ответила она.
Больше писем не было…

Прощание.
               
 Прошло больше сорока лет. Я всю жизнь считал, что именно Саша была виновницей нашего разрыва. И я понимал, что так сложилась жизнь. Но недавно полез в свой ящик – архив и выбрал все Сашины письма. Я знал, что она писала редко и мало, но я насчитал 15 писем за два года переписки. И думаю, что сохранил не все. Помню, что я и раньше читал их. Но теперь разложил их по датам и перечитал внимательно снова.

С высоты прожитых лет, я иначе оценил всё написанное. То, что я вычитал, повергло меня в шок. Я, и только я подвёл её к тому шагу, который разделил нас навсегда. За два года переписки она трижды предлагала нам встретиться, но я не находил возможности, а может просто не искал.

Я понимал, что наша встреча приведёт к необходимости жениться, а я не был готов к этому. Я всё время считал, что для этого я должен быть самостоятельным и независимым ни от кого. Два первых условия  - высшее образование и зарплата. А ещё – квартира.
И образцом внешности для меня была Юлька Замосковичева – блондинка с голубыми глазами, моя детская любовь в пятом-шестом классах. Тогда я не понимал, что душевная близость важнее. И что Саша глубоко запала в мою душу. А её правильные, красивые черты лица, украшенные конопушками, и смоляные волосы с рыжим отливом на солнце, будут вспоминаться чаще, чем льняной Юлькин хвост. И я с отчаянием обречённого буду не раз предпринимать попытки поиска её по разным городам, пока не женюсь на своей теперешней жене.

***
Я вновь перечитываю её письмо за 23 апреля 1969 года.
«Спасибо! Спасибо за твои стихи, мне они очень дороги. А писать о них не хочу и не могу, т.к. никакая  глупая критическая проза не имеет на это право. Единственно, - это настоящие стихи с настоящими чувствами.  Спасибо!!»

Какие же я послал ей стихи? Свои? …  Боже мой!...   Да ведь я посвятил ей стихотворение  и послал ей! Как хорошо, что она успела услышать меня. Ведь в стихах можно выразить очень ярко свои чувства.
Я копаюсь в своём архиве и нахожу блокноты со стихами. Вот и оно, то самое стихотворение!  И я вновь оживляю эмоции своей души…

Прощание…
Не нужно многословье на прощанье,
Не нужно поцелуев жарких губ,
Не надо мне показывать отчаянье,
Ты мне нужна, лишь это не забудь.
*
Не говорим о будущем с тобою,
Не вспоминаем прошлое, зачем?
Исчез весь мир. Сейчас нас только двое.
Не разделить нас никогда… ни чем!
 *
Ты смотришь на меня тоскливыми глазами.
О чём ты думаешь, судить я не берусь.
Я только знаю, чувства будут с нами.
И я за твою верность не боюсь.
*
Рука твоя холодная как льдинка,
Коснулась нежно моего плеча.
Прижалась ты ко мне моя былинка.
Моя далёкая и близкая мечта.
*
Как ласковы доверчивые руки.
Их нежность согревает мою грудь
И, кажется, что нет сильнее муки,
Чем эти руки чем-то обмануть.
*
Звучит гудок. Ты вздрагиваешь нервно.
Секунды торопят последний миг.
Мы никогда не встретимся, наверно…
От этой мысли вдруг родился крик…
*
Сдавило спазмом горло, но не крикнул,                Лишь навернулись слёзы на глазах.
И голос, кажется, слегка осип мой.
И родился в душе щемящий страх.
*
Страх оттого, что ты сейчас уедешь,
И может, мы не встретимся с тобой…
Себе твержу: «Опомнись, ты ведь бредишь».
Скажи ей: «Я приеду за тобой!».
*
Но вот пора, тоскливая минута.
Ловлю глазами твой последний взгляд.
Ты что-то хочешь мне сказать, как будто,
Но губы непослушные молчат.
*
Жестокая судьба уносит моё счастье.
Увозит в дальний, бесконечный путь.
А на душе тоскливое ненастье…
Тебя смогу ли я когда-нибудь вернуть?
*
Нас разделили годы, расстоянье.
Нас разделили новые друзья…
Но помню, ты сказала на прощанье                Мне очень важные и нужные слова.
*
Я о тебе нередко вспоминаю.
Воспоминания волнуют мою кровь.
Но каждый год немного забываю.
Лишь остаётся в памяти ЛЮБОВЬ!
1969г. 

Нет… У нас не было такого прощания, всё было не так... Всё здесь выдумано до последней строчки… Но все мои чувства и эмоции переданы честно и откровенно.

Позже я не раз возвращался к мысли написать поэму о нашей любви, чтобы эти стихи стали заключительной главой. Но мысли не сложились в нужные строки. Появилось только ещё одно стихотворение посвящённое ей.

Посвящается  Р. С.               
Я не верю в карие, и не верю в синие,
В самые красивые чёрные глаза.
Но они опасные, озорные, страстные
Помутили разум мой. Раз и навсегда.
                *
Время изменяется, годы растворяются,
Образ размывается, но глаза твои
Чёрные, искристые, локон золотистый твой
И улыбка милая навсегда со мной.
                *
Прошлое забудется, а мечты не сбудутся.
Может быть, когда-нибудь, старый и больной
У камина тёплого на любимом кресле я
Напишу крылатые строки про любовь.
                *
Но тогда уж знаю я, не жена любимая,
Девушка мне вспомнится и глаза как ночь!
Огненные волосы, голос твой особенный,
Профиль не запомненный…
                Мне уж не помочь.
                *
Не вернуть те страстные,
                полные опасности
Милые, прекрасные юности дары.
Не вернуть любимую и не быть любимым мне.
Не страдать со сладостью…
                И не стать другим…
12.11.1969г.      

Огненными я назвал её волосы потому, что на солнце её чёрные волосы пылали рыжим – золотистым отливом. Ведь не случайно она была вся в рыжих конопушках.
Как она противилась им! Как хотела избавиться от них! Даже не понимая, что в моих глазах они не портили её.

Однажды она не пришла в школу и передала мне через брата записку. Она писала, что  заболела и просила не проведывать её неделю, чтобы мне не заразиться. Я выдержал только три дня и  пошёл к ней. Её мама собиралась уходить и на моё: «Можно ли проведать Сашу?», сказала: «Иди… Иди посмотри на эту дурочку».   
Я удивился и нерешительно вошёл в дом. Саша услышала мой разговор с мамой и крикнула мне, чтобы я подождал в большой комнате, пока она оденется.

Когда Саша вышла, я обмер. Всё её лицо было обмотано бинтами.
- Саша, что случилось?
- Я же тебе говорила не приходить неделю, тогда бы всё было хорошо.
- Объясни, что же произошло с тобой?

Саша долго отнекивалась, предлагала поговорить на другую тему, но видимо поняла моё волнение и начала рассказывать.
- Я решила свести с лица все конопушки и вычитала в справочнике рецепт. Но мои родители категорически отказались выписать мне рецепт, потому, что мазь эта ртутная, ядовитая. Тогда я уговорила выписать мне рецепт одного знакомого врача, друга отца. Он
сказал, что намазать можно только один раз. Но кожа не сходила, и я мажу уже третий день.
- Но зачем?
- Я хотела для тебя быть красивой…,  - и у неё на глазах навернулись слёзы.
- Действительно, дурочка. Разве для меня это важно? Ведь если с тобой что ни будь случится, я сойду с ума!
У Саши потекли слёзы, и она стала промокать их бинтом. Мы проговорили ещё минут десять, и она успокоилась и сказала.
- Хочешь посмотреть? – Я кивнул.
Саша стала постепенно сматывать бинт, и я увидел, что кожа, как при загаре, пластами слезает с лица.
- Вот видишь, там, где слезла, конопушек не видно.
Я ещё долго уговаривал её больше не мазать лицо, убеждая, что я вижу её совсем другими глазами. Мне совсем не важно, есть у неё конопушки, или нет. И ушёл только тогда, когда баночка с мазью полетела в мусорное ведро.


*   *    *
Как часто, в течение ряда лет,  мне хотелось всё повернуть вспять!  Как я хотел найти Сашу и хотя бы поговорить, объясниться!
Но жизнь не складывалась гладко. Как я пошёл в школу на год позже положенного, так всю жизнь и остальное приходило ко мне позже положенного или желаемого срока.
Я начал учиться в институте, но меня призвали в армию. Поэтому и в армию попал не в восемнадцать, а в двадцать три, и институт закончил в двадцать восемь лет.

И женился я не в срок, а после армии, ещё не доучившись в институте, поторопился,  поэтому и разошёлся. А когда женился правильно, после окончания института, сложилась нормальная семья, с женой, в которой тогда души не чаял, да и сейчас люблю, даже когда злюсь на её вздорный характер.

                *   *    *
     Я хотел вспомнить только один день и только одно событие. Почему я в тот день предпочёл друга своей любимой девушке? Именно тот день оказался пророческим! Знаковым! Именно он развёл нас на всю жизнь. Именно тогда Саша ощутила, что потеряла меня, и она сказала об этом. Но я пропустил это мимо ушей, потому что я тогда хотел этого, хотя ещё не признавался себе в этом.

Ведь потом, много лет спустя понял, что тогда не был уверен в правильности своего выбора и держал в голове мечту о голубоглазой блондинке, которая была бы похожей на Юльку Замосковичеву, одноклассницу, в которую я влюбился в пятом классе. И такую нашёл! И прожил я с ней много лет. И разделяла она со мной «горе и радости».
Но все эти годы я иногда вспоминал её, ту единственную, которая подарила мне первый поцелуй. Она первая, которая доверчиво прижалась ко мне, когда я неуклюже попытался обнять её.

То же чувство охватило меня, когда я впервые в танце обнял свою будущую жену. Она так же доверчиво прижалась ко мне, напомнив моё чувство к Саше.
- Моя! – подумал я в тот первый вечер, и уже не отставал от неё, пока она не согласилась быть моей женой.   

   Но все годы, периодически, как наваждение,  перед моим внутренним взором вставали картинки из десятого класса.

Я был очень влюбчивым. И много раз влюблялся до и после Саши. Но только она всю жизнь периодически возникает  в моей памяти, как наваждение. Почему? Я долго не мог
понять, пока в очередной раз не начал читать её письма ко мне. И с первых же строчек я понял, что всё это потому, что она любила меня. Это были ещё зачатки того большого чувства, которое называется ЛЮБОВЬЮ. Но она любила искренне, страстно и самоотверженно. И в то же время, как и я, боялась сказать мне об этом прямо.

Мы понимали друг друга без слов. Только я тогда ещё не осознавал, что мало ощущать, надо говорить друг другу об этом. И она потом писала мне в письме, что нам надо много говорить, а не цедить чувства. Теперь я всё это понимаю, а тогда жил в плену своих юношеских комплексов. Знания и опыт приходят с годами… 

В одном из последних писем она писала мне слова благодарности за то, что я открыл в ней эти чувства. И я вдруг ощутил, что в её жизни что-то произошло, и возможно любовь, которую я «разжёг» нашла воплощение в ком то из тех, кто рядом с нею…  Я испытал тогда чувство потери, но уже ничего не мог сделать. После этого письма её ответы стали поверхностно – описательными, она не отзывалась, как прежде,  на мои откровения…

В те годы у меня в жизни всё менялось, ломалось…  И я посчитал, что так и должно быть…

Через пару лет после разрыва я пытался искать её, обращаясь в адресный стол. При этом понимая, что она могла сменить фамилию и уехать с мужем после окончания института куда угодно.

Я и сейчас хотел бы найти её и увидеть. И что я хочу увидеть? Прежнюю девочку? Она ведь теперь, как и я, пожилой человек? И для чего? Разве я откажусь от своей жизни, или от своей жены, даже если она свободна? Нет, этого не может произойти.
Я просто хочу рассказать ей о себе и как я жил эти годы. И мечтаю услышать про то же от неё. Ведь в менталитете народа, в котором я живу, самое главное: «А поговорить?»…
Вот такая была страница из моей жизни.
***
Всё мое детство и юность прошли в Азербайджане. Я привык, что календарное время года здесь отличается от фактического. Большую часть времени года занимало лето. Оно начиналось уже в апреле и заканчивалось в октябре.
 
В сентябре ещё во-всю пекло солнце. С трудом можно было заставить себя идти в школу и высиживать уроки в духоте класса. Ещё хотелось гулять, играть, кататься на велосипеде.
  Какие уроки? После школы быстро проглатывался обед. Просматривались задания на завтра. И быстро-быстро делались письменные уроки, на устные уже не хватало терпения.
  Хотелось во двор к ребятам. А там футбол, волейбол, лапта, с возрастом добавился настольный теннис… Какие уроки, когда тебя ждут в команду?…
 
 В Нахичевани начало учебного года прерывалось поездками на уборку хлопка. Тогда и появилось впервые безответственное отношение к домашним заданиям. Как можно серьёзно относиться к урокам, когда сама школа в лице директора и учителей отрывает нас от учёбы, в которой наше самое главное предназначение? До сих пор не понимаю, как они умудрялись выполнять учебный план? Думаю никак!
 
 В октябре становилось не жарко, но холода ещё не было. Поэтому достаточно было надевать рубашку с длинным рукавом.  Как правило, первые дожди начинались в середине ноября. Иногда дождик шёл 6 или 7 ноября, и мы шли на демонстрацию по мокрому асфальту, но было вполне комфортно.

Даже в декабре зима ещё не начиналась. Первый снег выпадал, на удивление  и, как правило, 31 декабря к ночи. Он мог быть обильным и пушистым, сантиметров на пять, но утром его уже почти не было. А если задерживался, то лежал он не более трёх дней. Плюсовая температура съедала снег. И повторно он сыпался только в середине января. Потом снова стояла сухая слегка морозная погода. Я не помню морозов ниже семи градусов. И снег выпадал за всю зиму несколько раз, покрывая землю и растаивая за несколько дней до земли. Морозная корочка и замёрзшие лужи держались по несколько дней при пасмурной погоде и растаивая до грязи в солнечные дни.
 
Январь приносил ощущение предстоящих необыкновенных событий в новом году.
Ожидание чего-то нового тревожило душу. Хотелось новых событий! И они приходили…
  В шестьдесят первом году появились новые деньги. Мы бегали в кассу Дома офицеров, меняли старые деньги на новые. Мои накопления в пять рублей одной большой бумажкой превратились в одну монету пятьдесят копеек. Вдруг стало обидно, обмен показался не равноценным.
  К концу февраля уже безвозвратно уходили морозы, и в марте так хорошо начинало греть солнце, что набухшие почки быстро выпускали первые листики. 


Печаль.

                *   *    *
Август 2009года. Сашин сын не появляется в «Одноклассниках» и мои письма к нему остаются непрочитанными. Я понимаю, что надо искать другие пути к Саше, но каждый день просыпаюсь с надеждой, что придёт известие от Саши или от её сына.

Я пытаюсь найти телефонную книгу Москвы и Московской области, чтобы поискать телефон Сашиных родителей. Ведь если даже они уже умерли, то Саша или её брат, скорее всего, там живут.
Но мне отвечают, что номера частных телефонов они дают только по запросу милиции и прокуратуры. И адресные столы теперь уже не существуют. . .
               
*   *    *
В это время я нахожу ещё двух своих одноклассниц: Галю Жаркову и Надю Алексееву.
В переписке выясняется, что Надины родители дружили с родителями Саши Римской и они даже встречались в Баку.

Надя пересылает мне четыре фотографии той встречи. Там, кроме Саши и Нади, их мамы и Сашин брат. Она сообщает мне день рождения Саши: 30 августа 1947года.
Надя говорит, что знает адрес Сашиных родителей. Они жили в Пушкино под Москвой. И она загорается идеей поехать проверить этот адрес. Ведь там может быть живёт теперь Саша.

Я страстно тороплю её в своих письмах. Но Надя отвечает уклончиво. А потом и вовсе перестаёт отвечать. А на мои призывы присылает мне этот адрес. И я срочно посылаю туда телеграмму с оплаченным ответом. И не дождавшись ответа, отправляю письмо с уведомлением о вручении.
Письмо долго ходит где-то, пока не возвращается с ответом: «Адресат выбыл».

               
*   *    *
Я снова начинаю искать другой путь…

*   *    *

Апрель 2010 года. Снова весна. Зазеленела трава, деревья обрастают листиками. Мы с женой на даче. Только что пообедали. Я сижу на лавочке под можжевельником, пью кофе мелкими глотками и вдыхаю тёплый весенний воздух, в котором приятные весенние ароматы навевают воспоминания детства и юности.

Год назад я начал поиски Саши Римской, моей одноклассницы, моей первой любви. Все мои попытки оказались безуспешными.
В последнее время я всё реже вспоминал её. Но каждое воспоминание колет душу. Ведь и племянник, и сын могли бы дать её телефон или адрес, чего проще? Начинает казаться, что «провидение» не пускает меня к ней. А может, охраняет меня от чего-то?

Я ухожу «в себя» и ощущаю какую-то беду вокруг Саши. Я «вижу», что она больна и одинока.  Нужно ли мне вмешиваться в её жизнь? Нарушать её привычный ритм? А может наоборот, ей нужна моя помощь? Может моё появление в её жизни поможет ей преодолеть недуг? А у меня хватит ли сил и возможностей помочь ей?
***
Я даже не представлял, насколько мои предчувствия были близки к истине! Но прошло ещё много месяцев, пока я узнал правду.

*   *    *
А тогда я обратился в программу «Жди меня», надеясь, что они помогут мне.

*   *    *
Август 2010года.  С Ашотом у меня продолжается общение письмами и в «Скайпе».           Не могу понять, почему каждое с ним общение вызывает чувство неудовлетворения. Мы перестали понимать друг друга.  Такое впечатление, что мы говорим на одном языке, но одни и те же слова несут в себе разный смысл для него и для меня. Самые обычные для меня фразы его обижают, да и его вопросы меня злят.

- Ах, какая  Саша была сексуальная. Я бы и сейчас с ней переспал. . . А у тебя с ней было? Ну признайся, что было! . . .
Его фраза меня бесит. Я уклоняюсь от ответа и пытаюсь перейти на другую тему, но он не отстаёт. Я быстро сворачиваю беседу и выключаю «Скайп».

Я долго не могу успокоиться. Ашот и в прежние времена не отличался воспитанностью. Он любил «докапываться» до самых глубин человеческой души, изображая сочувствие к человеку. А позже высмеивал откровенность своего собеседника, называя его дураком и примитивом.
*   *    *
Несколько дней я пытаюсь вспомнить все случаи, когда я оставался наедине с Сашей. Нет, это не было то, что подразумевал Ашот. Когда мы оставались одни, всё было достаточно целомудренно. Даже поцелуи можно пересчитать пальцами одной руки. И провожая её, я старался взять её под руку, чтобы ощутить тепло этой прижатой к моему боку руки.
И на танцах я обнимал её за талию, стесняясь прижать  её к себе. А когда это случалось, необыкновенная волна проходила по моему телу.

Но вот однажды весной, в какой-то из праздников, вечером я довёл её до дома. Было уже около одиннадцати, но её родителей дома не оказалось, они были ещё в гостях. И Саша предложила ещё немного погулять.

Неожиданно мы вышли к стадиону. Ворота были обвязаны цепью с замком, но оставалась щель, через которую мы и пролезли. Забрались на самый верхний ряд трибуны.
Вечер был тёплый и тихий. Светила полная луна и всё было видно.

Мы сидели и разговаривали. Я сначала не решался, но потом пододвинулся и обнял её за плечи. Она не возражала и даже подалась ко мне.
Так мы просидели, разговаривая очень долго. Я ещё никогда не целовал девчонок, и  долго не решался. Но потом повернул её к себе и поцеловал. Она ответила мне. Это был наш первый поцелуй. Но это прижимание к губам мало было похоже на страстный поцелуй. Она тоже не умела целоваться. И мы ещё дважды пытались повторить поцелуй. И она тоже почувствовала неудачность наших порывов и рассмеялась.

Когда мы вернулись к её дому, шёл уже третий час ночи. Около дома встретили её перепуганную маму. Но увидев нас, совершенно невредимых, она быстро успокоилась и сказала: «Подождите, сейчас подойдёт отец».
Я понял, что меня сейчас ждёт, по меньшей мере, словесная трёпка. Но подошедший отец только спросил: «У вас всё в порядке?»

Я ждал наказания, расчленения, ругательств в мой адрес, угроз, больше не приходить в их дом. Но услышал только одно: «Саша, иди спать». И мне: «Тебя проводить до дома?»
Я, конечно, отказался, и ушёл. Дома все спали, и не узнали, когда я вернулся.

*   *    *
Недавно сестра моей жены прочитала несколько моих рассказов.
- А ты романтик, - сказала она мне, когда я поинтересовался  впечатлением.

Действительно, я всегда очень возвышенно относился к противоположному полу. С детства девчонки казались мне особенными существами. Слабыми, нежными, загадочными. . .
Я никогда не проявлял грубость или насилие к девушкам. Да и теперь, стеснительность и нерешительность сидят во мне. Поэтому слова Ашота ко мне тогдашнему были неестественными и грубыми. Ведь если я теперь такой, то в то время я никогда не пользовался слабостью девчонки в своих корыстных интересах. Я всегда жалел их.

*   *    *
И в связи с этим я вспомнил ещё один случай. Саша простудилась и не ходила в школу.
Лариса передала мне её просьбу не приходить, чтобы не заразиться гриппом. Но я на третий день не выдержал и ушёл с двух последних уроков, чтобы опередить Валю и Ларису, которые тоже собирались проведывать её. Дверь мне открыл её брат. Но через несколько минут он ушёл в школу, на вторую смену.

Саша встретила меня сидя на кровати накрытая одеялом. На ней была белая ночная рубашка. Её маленькие груди, не скрытые лифчиком, слегка выпячивались под тонкой материей и возбуждали во мне любопытство. 
Она боялась заразить меня и попросила не подходить близко и сесть на стул. Но я сел на край кровати и взял её руку в свои ладони.

Мы начали разговаривать, но я чувствовал, как дрожит её рука и спросил: «Может у тебя температура?»

- Нет, я недавно мерила.
- Но я же чувствую, что ты вся горишь? Даже рука дрожит.
Саша молчала и смотрела мне в глаза. . .
- Я хочу тебя. . . – тихо произнесла она.
- Я тоже тебя хочу, - ответил я, хотя тогда ещё совсем не знал смысла этих слов, настолько я был неискушённым в вопросах любви. Я думал, что она ещё о чём-то скажет, но она замолчала на этой фразе, и казалось, на что-то решается.
- Нет, не надо, - вдруг произнесла она. И я совсем не понял, о чём это она говорит?

Мы ещё долго разговаривали. Но когда пришло время прихода Вали и Ларисы, я собрался и ушёл.
***
Позже я не раз думал над Сашиными словами. И ещё не зная смысла тех слов, интуитивно понял смысл сказанного. Но я понимал тогда, что этот её эмоциональный порыв говорит только о том, насколько она мне доверяет и любит меня. И я не мог воспользоваться её доверием. Ведь это могло привести к беременности. И это в десятом классе. А что потом?

Я понимал свою совершенную на тот момент несостоятельность. Ещё ученик, ещё надо учиться в одиннадцатом классе. А дальше? Надо получать высшее образование, чтобы добиться чего-то в этой жизни. И чтобы иметь семью, надо иметь работу и зарплату способную прокормить семью, а не садиться на шею родителей. Я осознавал, что надо сдержать эмоции и потерпеть какое-то время.

Но тогда я не понимал огненности Сашиной натуры. Она торопилась жить. И ей скорее, чем мне надо было выходить замуж. Она была моей ровесницей, и это усложняло наше взаимопонимание. Надо было о многом разговаривать, объясняться, а я тогда не понимал этого. Я думал, что всё, о чём я думаю, должно быть понятно и ей. Только теперь я осознаю, как я заблуждался. . .  И все мои заблуждения привели к нашему расставанию. Ведь и она, конечно, думала, что я без её слов должен понимать её мысли. А ведь надо было объясняться друг с другом. А мы говорили тогда совсем не о том, что хотели высказать наши души, мы стеснялись. . .

*   *    *
За прошедшие годы я не раз вспоминал Сашу, наши встречи с ней, разговоры, её недомолвки. Я становился взрослее, обретал жизненный опыт, и многое сказанное и недосказанное тогда становилось понятным. Уже тогда она была взрослее меня. Я был ещё мальчишкой, а она, хоть и не была ещё опытной женщиной, но о многом понимала
по- взрослому. Откуда она знала обо всём? Она была очень умной, глубоко духовной натурой, начитанной и продуманной. Не случайно она спрашивала тогда про «Крейцерову сонату» Толстого. Много позже я прочитал её. Это не прибавило ничего к моим поздним догадкам о ней, но я стал понимать, насколько я был ребёнком рядом с ней.

Именно поэтому я интуитивно почувствовал, что предлагаемая ею  встреча в 68-ом году в Одессе, потребует от меня взрослых мужских решений. А я был ещё к этому не готов.
Теперь я знаю, что если бы я поддался тогда её настроению и встретился бы с ней, я никогда не пожалел бы об этом. Но, несмотря на свою мягкость характера, я никогда не был слабым человеком. Ведь я «Скорпион» по астрологии, знак сильный.

И тогда я чувствовал, что мне надо сначала стать более мужественным, решительным и самостоятельным в поступках. И так произошло после моей службы в армии. Но было уже поздно. Я предпринимал попытки найти её ещё в последующие восемь лет. . .

А потом женился на своей теперешней жене, и лишь изредка вспоминал прошлое. Когда натыкался на коробки со своим архивом.


В августе 2011-го, через полтора года подошла моя очередь в «Жди меня» и мне сообщили, что нашли Сашиного сына, который сказал, что мама не хочет общения. Может ей не хотелось публичного общения, но никто мне этого не уточнил…
ВСЁ?!

                *   *    *
Нет! В тот момент моя душа чувствовала, что будет ещё один возможный вариант. Таких вариантов могло быть несколько. И я искал их, продолжая надеяться на встречу или общение. 

Вдруг выяснилось, что дочь Ларисы работает в прокуратуре. Об этом сказала сестра Ларисы Литвак, Таня. Я попросил её помочь мне через дочь Ларисы в поисках. Она пообещала. Но потом выяснилось, что та переезжает в Калининград на новую работу и сможет помочь, когда устроится. И снова ожидание. . .  Ожидание. . .

И все, кто мог предпринять какие либо шаги, находили причины тянуть время и ничего не делать.
Но вдруг, новый поворот событий. Я нахожу в интернете одноклассницу Сашиного родного брата Якова, а через неё номер его телефона.

Я чувствую, это последний шанс! И если он мне откажет…
Я долго не решался позвонить…

18 января 2012 года.…
Звоню… Яша ответил, голос приветливый, меня вспомнил. Говорит, как завидовал, когда мы разучивали танцы, хотел скорее вырасти… 
- А Саша умерла 26 декабря 2011 года…, - я слышу эти слова, он ещё что-то говорит, а я переспрашиваю, не веря в услышанное.
- Она очень сильно переживала смерть старшей дочери, которая умерла три года назад… Она так быстро сгорела от рака, что для Саши это стало невероятным потрясением, от которого она так и не смогла оправиться. Она сильно переживала, впала в депрессию. Мы пытались лечить, возили даже в Израиль, но всё оказалось безуспешным. И однажды ночью у неё остановилось сердце.

Мы ещё продолжаем говорить…  Яша рассказывает, что она рано вышла замуж, ещё не закончив институт, но Валера был хорошим парнем…  потом стала врачом, родила дочь, специализировалась на психиатрических болезнях, как её отец… стала кандидатом наук… потом долго не было детей…  потом поздняя беременность…  родила сына…  Яша всё говорит…говорит… а из души моей уходит тепло и ощущается пустота.
Я ещё не могу осознать этой потери, но понимаю только одно…
Вместе с Сашей моя юность ушла в небытие Н А В С Е Г Д А!...

Мне хочется расспросить его о многом, но я уже не в силах спрашивать. Моей душе надо пережить это событие, осознать его значение для меня. И я прощаюсь с Яшей. . . 

*   *    *
Вероятно, у каждого в детстве или юности складывается мечта. Я тоже в детстве часто мечтал. Но очень рано я понял, что мечты должны быть реально осуществимы, иначе впоследствии может наступить страшное, разрушительное  разочарование в жизни. Поэтому,  я не столько мечтал, сколько строил планы на будущее.

И, как я писал вначале этого рассказа, все, что я задумывал, сбылось. Может и не совсем точно так, как я видел это в те далёкие годы, но ведь, сколько жизненных ситуаций способны  изменить задуманное? Однако, главное я получил именно то, что желал.

И только одно моё очень важное желание, которое я держал «на контроле» в самой глубине души…  Которое периодически всплывало из той самой глубины на протяжении сорока лет…  Которое в юности выплёскивало из меня стихи… Которое своим наваждением создавало у меня состояние неудовлетворения… Потому, что не было ответа на очень важные для меня вопросы… Но я был уверен, что я найду этого человека, и получу ответ, который уравновесит меня… 

И только одна фраза звучала в моей голове последние два года, когда я искал Сашу: «Лишь бы не было поздно!»  Я был уверен, что она касается меня…  А оказалось, что ушла Саша…
И так далеко…    Жжёт сердце боль потери и тихо плачет душа. . .
***
Человек, который запал в душу, не забывается ни через день… ни через месяц, ни через год… чтобы не случилось, какие бы события не сменяли друг друга, для него всегда предназначено особое место в сердце…
***

Послесловие.

Человек проживает три периода жизни. Первый период до тридцати лет - это молодость. До шестидесяти пяти – зрелость. А дальше наступает старость.
И что бы не говорили про реинкарнацию, мы живём здесь один раз. А если действительно мы возрождаемся снова, то это происходит в любом конце Земли, любом народе. Мы не помним свои прежние жизни. И не помним свои ошибки.


Прошло несколько лет. Я не один раз возвращался к тексту описанных выше событий, правил, дополнял…


Теперь все мои дети стали взрослыми. От старших дочерей уже трое внуков. А вот младшие сын и дочь чуть больше года назад сыграли свадьбы.
И только недавно, в этом году невестка родила нам внучку.
Но ещё в прошлом году, когда она забеременела, она сказала: «Я хочу назвать её Александрой». Это было неожиданно. Сказать, что я был удивлён, значит, ничего не сказать.
- О, - сказала моя жена, - думаю, ты будешь доволен.

Действительно, с того дня у меня в груди появилось тёплое и радостное ощущение необыкновенного события. Оно грело меня до самого дня рождения.
И вот она, Сашенька, маленькое чудо пришло в этот мир. Она смотрит своими голубыми глазками, чмокает ротиком и кричит, заявляя о себе.
Мне хотелось бы думать, что это реинкарнация той Саши. И пусть  это не так, в любом случае, тяжесть той потери возмещена приходом в этот мир этой маленькой крохи, которая ещё до рождения вызвала во мне чувство любви к ней.

Жизнь продолжается! И в этом смысл и счастье этого МИРА!