Годзила

Андрей Остапыч Годзилла XIV Педантичный не пользовался у морской фауны успехом, собственно, как и все предыдущие, вплоть до минус XIX, которая была гигантским морским моллюском и позволяла любому мальку безболезненно проплывать перед самым своим носом.
У папы Остапа Андреича Годзиллы XIII Грозно-Ленивого сынок тоже был на заднем месте. Хотя повод, конечно, был. Много поводов…
Остап Андреич постоянно уличал сына в невгодзильем поведении: выкладывании узоров из моллюсков; надзором за морскими червями - чтобы они ползли строем, друг за другом, вытянувшись по длине; панический страх перед головоногими моллюсками; неумение постоять за себя перед акулами; бесконечном пускании пузырей где-нибудь в углу.
Остап Андреич Годзилла пытался увлечь сына спортом, воинскими науками, но сын замыкался в себе и начинал плакать. Папа рычал еще больше, но приходила мама Ламия Мордковна и ругала мужа.
- Садист! Ты изгаляешься над ребенком! – орала она так, что в Мариинской впадине начиналась клубиться магма, а в Тихом океане формироваться цунами.
Остап Годзилла, рыча, отступал:
 - Это не я садист, это он должен быть садистом, я своё уже наразрушал и намучил, а как он будет жить? Как?!!! Он мямля!
- Говори ему это почаще, тюкай его, он таким и вырастет! – сотрясала глубины мать.
- Прекрасно! Воспитывай его, воспитывай!  – забирался в тину Остап Андреич попереживать и позлиться.
Когда пришло время явить себя миру, Андрюша это время проигнорировал.
- Давай! Давай! Что ты телишься! Люди ждут! – волновался отец.- Знаешь, как их жизнь коротка! Им что, помирать своей смертью благодаря тебе?! – бегал отец вокруг огромного Андрея Годзиллы.
Андрюша же игнорировал папины крики, оставляя их на суд мамы.
Андрюша, скрючившись, поправлял колечки на кольчуге, чистил шлем, укреплял цепи на огромных остроотточенных винтах от затопленных, тихоокеанских, лайнеров. И наточил их тоже он.
- Нет, это ужас какой! Копуша, рыбы уже смеются… – метался отец.
- Неряха, учись, – радовалась мама. – Он Годзилла Чистюля I.
В конце концов, Андрей был готов. Даже папа был доволен и удивлен. Всё было починено, начищено, всё с иголочки. Ни один из Годзилл такого не делал. Родители были приятно взволнованы.
- Ну, Андрюша, какой город будешь давить? – взволновано прошептал отец.- Смотри, – сказал он,  и перед зубастой Андрюшиной мордой вскрылась огромная карта со всеми прибрежными городами.
- Ну, выбирай, это все твое, – ворковал папенька.
Андрюша ткнул лапой в один из городов.
- Марсель. Прекрасный выбор! – воскликнул Остап Андреич.- Город старинный, с историей. Ты будешь прекрасно смотреться среди его средневековых руин.
На том и порешили.
- Сыночка, - трепетала мама. - Ты там аккуратней, люди так много понапридумывали, чтобы самим выжить, а других уморить. Коварные они. В спину могут стрельнуть легко, например.
- Ха! У него на спине кольчуга такая, что пусть хоть напалмом жгут! – хорохорился отец, старый Годзилла. – Знаем, плавали! А вот лапы береги, лапы у тебя слабое место, поэтому со стороны укрепленных стен не лезь, старайся обходить всякую фортификацию, – наставлял папочка.
- Да понял, я понял, – хихихкнул Андрей Остапыч. Уныло так хихикнул.
- А понял, так Господь тебе в помощь, голубчик, – лизнула его мать.

Андрей Остапыч Годзилла пер на Марсель со скоростью боевого катера. (Представь, читатель, как несется из океана на беззащитный город огромная зубастая туша. Музыка – «Полет Валькирий». Представь и содрогнись).
Вот уже приближаются огни Марселя, вот он выскакивает на берег, молодой и сильный.
Только он понимает, что к утру город будет разрушен, а утреннее солнце будет освещать его уходящую в океан сверкающую спину и дымящийся город, где останутся стонать выжившие собаки и старухи.
…
На прибрежной гальке близ перевернутой лодки спал клошар, пьяница, на куче своих пожиток. Над ним крутились мухи, комары, оводы, вокруг ползали сколопендры.
Годзилла Андрей брезгливо скривился:
- Не буду его давить, противно. Грязь! Бардак! Вот он вскинется завтра, увидит обезлюдевшие развалины и сойдет с ума. Будет знать тогда, как полотенце в кастрюлю запихивать, а в бутылку из-под молока лить портвейн.
Годзилла легко переступил пьяного обормота и двинулся дальше.
- Нет, я так не могу, Я должен что-то сделать, – прошептал он, замерев, и грозно развернулся к бродяге.
- Щас, быстренько, а потом в город, – бормотал, возвращаясь к клошару, Годзилла.

Как и предсказывал Андрей Остапович Годзилла, утренний клошар, как зверь боролся с сумасшествием и потихоньку проигрывал – вокруг него в боевом порядке располагались по росту и отдельно кухонная утварь, было кучками сложено белье, одежда, обувь, даже мусор был рассортирован. А на белой простынке в ряд были разложены насекомые по виду их. Рядами лежали комары, мухи, сколопендры, блохи и т.д.
Сознание клошара было настолько повреждено увиденным, что он не заметил, как вдали в океан удаляется огромная спина Годзилы на фоне сияющего солнца, а позади него гудел и шевелился нетронутый город.





 06.09.14