Вспомнила

Небольшому кругу лиц в районном городке был хорошо известен человек, проживающий на полигоне твердых бытовых отходов, а попросту говоря – на свалке, в большой металлической бочке, приспособленной под будку охраны. Охранять там собственно было нечего, надо только следить, чтобы шоферы, привозившие в самосвалах отходы, не сваливали их где попало, а там, где им полагалось быть. Знали этого человека те водители, которые регулярно привозили бесценный(в смысле не представляющий никакой ценности) груз; милиционеры, выпытывающие информацию об увиденном и услышанном здесь, да несколько человек тут обитающих и живущих доходами от отходов. Совсем  редко наведывалось его непосредственное начальство для очередных указаний, кассир, чтобы вручить причитающуюся зарплату за минувший месяц. Она – то – кассир знала по документам как зовут его, хранила его трудовую книжку.
        В глаза и за глаза обитатели полигона звали человека «копченый».Не удивительно: вид у человека был окорочек копченый. Бывал ли он в бане, менял ли исподнее, не спрашивали. Все думали, только он сам знает неисповедимые пути, приведшие человека к этому месту. Оказалось не только он. Знали и другие.
        Долгие годы это была обычная семья. Вернувшийся с войны Василий Смирнов работал в колхозе, потом, как – то изловчился и перешел работать на стекольный завод, получил квартиру, в семье появилась дочь. Выпивал Василий не чаще других, а шум поднимал в пьяном виде такой, что далеко было слышно. Подрастающая дочь скоро взяла в свои руки наведение в доме порядка. Чуть зашумит отец, а дочь уже вызвала милицию, хотя он и пальцем не тронул жену и дочь. Долго продолжалось (с точки зрения дочери) это безобразие и кончилось тем, что притянули Василия к суду с требованием выселить его из квартиры за невозможностью совместного с ним проживания. Выселили, не спросили, где он жить будет. Так, ветеран войны оказался там, где мы и застали. Годы его не малые, стало сдавать здоровье. Начальство на работе не видело от него плохого, стало хлопотать за ветерана о выделении ему комнаты в социальном доме, как раз построенном в райцентре. Живет теперь человек в хороших условиях, отмытый, переодетый. Люди узнали о его орденах и медалях, стали воздавать полагающиеся почести. Спохватилась тут и дочь, что от благ и почестей отца нельзя ли, что отхватить, зачастила она к папочке, стала проявлять к нему жалость и заботу. Не он, а дочь стала хлопотать о приватизации отцом его комнаты в социальном доме. Отказали. Статус дома не тот оказался. Обошла с жалобами все инстанции. Не помогло. Какие льготы свалились бы на семью теперь, да поздно. Дочь готова волосы рвать.