Деревенский детектив

Маленькая поэма в прозе.

      Уездная тьмутаракань  увязла в тополиной вате. На лавке дремлет  обыватель, уже принявший свой стакан   доступных  антидепрессантов. Две ученицы в пене бантов   взбивают    бегом   пену    дней.     Мамаша топает в   детсадик, ее сынок по кличке Вадик покорно следует за ней, ногами    шлепая    неловко.    Там на углу стоит ментовка, а у ментовки  -  ментовоз.   А  за обшарпанным столом угрюмый следователь Климов , вчера поймавший двух налимов, угрюмо тычет ручкой в нос.

        Сейчас он ловит не налима, ему значительно трудней. Года идут неумолимо, начальство любит подхалимов, прогресса нет, а мрачный  Климов  - всего майор – слегка   небрит и неустроен в жизни личной, далек от роскоши столичной;    упорно  взяток  не беря,  имеет славу  бунтаря.   

       И за окном играют дети, а перед Климовым свидетель: интеллигентам не чета, он   прост, как пробка от кефира, не одолел  “Войны и мира” и Пруста тоже не читал.       

       Майор, послушай,  -  говорит он. В последний раз я видел Риту во время вахты трудовой.     Она, задрав до зада платье,     сидела в черном   “мазератти”, слегка качая головой -  был за рулем какой-то папик -  вблизи гостиницы “Савой”.
     И вы не подошли к ней?
     Нафиг? У всех, майор, есть  бизнес свой. 
   
      Следак молчит в раздумье тяжком,  и авторучкой     чешет нос.  И говорит: “с какой бы стати? ” И   пишет  слово  “мазератти”. И шеей  лебедя  вопрос  рисует долго по бумажкам.

       А  после?
       Я пошел по делу. Она осталась.
       Да, дела. Так значит, с кем она сидела?
       Не знаю.

    Мрак, туман и мгла.

   
    В тени листвы  темно-зеленой  аккордеонят   вальс- каприз.  Маньяк  шагает по району, как по стране капитализм.  От дел маньяка пахнет серой, и перехватывает дых: подобно   ящерице  серой, он ловит бабочек  ночных. За крыльями  цветов   опала  крадется он в густой пыли.   И вот уж  семь путан   пропало,  и  пятерых в лесу  нашли.  В бордовых  юбочках  из плюша не выйдут Маша и Настюша к кинотеатру в выходной.   И  вовсе не от сколиоза  Анюта, Леночка и Роза   свой путь окончили   земной. Их взял в геенну  адский князь, и  как сожительницы  Лота, они  в окрестные болота легли, столпами обратясь. Ножом заколотые в спину, обрушились   в траву и глину   - в ментовке размышляет мент – и души их  сквозь грязь и тину   пошли  в посмертную трясину, оставив тела инструмент. 

     На “Командирских” полвторого.  К нему стучит сержант Петрова
 
     Майор, к тебе корреспондент.
     Пускай заходит – молвит Климов.

И появляется  ОНА. Благоуханна и стройна как роза Иерусалима. Как муза танца  Терпсихора,  в   воздушном платьице своем.    Вокруг нее  “Жадор”  Диора парит как луг весенним днем. Совсем недавня студентка, она теперь корреспондентка -  она с заданием  пришла из редколлегии центральной спросить про ужас  криминальный. Она умна как сатана, обворожительно   красива  -  и перед ней брутальный Климов чуть привстает  из-за стола.   

    Блокнот достав и карандашик, садится в позе  юных дев   и  улыбается  - “Наташа” А Климов отвечает  - “Глеб “.    И улыбнувшись Глебу снова,  как  будто  ждет  она   ответ -  на бюст похожая  Кановы, хоть у Кановы бюста нет.    И легкой туфелькой играя, она на Климова глядит.

 Вы из газеты или рая?
 Нет, я Наташа – говорит.
 Вы симпатичны чрезвычайно. Но дело – следственная тайна.
 У вас, должно быть много тайн... Мне очень хочется ... проникнуть
 И не успела дева пикнуть...


    На “Командирских”  полшестого. В ментовке полный раскардаш. В одном бюстгалтере Петрова . Она довольна как корова. Наташа лижет карандаш.  А Климов снова входит в раж, хотя уже пора  бы в койку. Обеих дев беря за дойку – им нравится  такой менаж... Отвешивает  пару плюх .   Они хотели б  пару  суток... Но кто же мочит проституток?  Да всем плевать  на этих шлюх.