О двергах
Посмотреть на хорошенькое женское личико — это не с подвыпившим двергом болтать.
— Да вот же! — снова поразился непонятливости карлик, указывая на серую мышь, восседавшую на золоченом престоле.
Карл Мунк «Один»
Жили в Свартальвхейме два молодых дверга — и были они лучшими друзьями. Один из них — Аустри — мечтал, как и многие другие дверги, стать кузнецом, ибо это считалось самым лучшим и самым почетным занятием. Второй же — Вестри — больше всего на свете желал сделаться сказителем, и, хотя ими тоже хотели стать многие, но, однако же, немногие отваживались заявить о своих намерениях вслух. Ведь сказители считались совершенно особыми существами среди двергов и почитались почти как сама Королева Фей.
Молодой дверг-кузнец целыми днями стучал своим молоточком, и, хотя он тщательно оттачивал свое мастерство, но попробовать сделать что-нибудь действительно прекрасное, как например Скидбладнир, сработанный отпрысками достопочтимого Ивальди, или копье Гунгнир, что держит Один — он не отваживался. Уж слишком ответственная это была работа.
В первую очередь, Аустри думал, что слишком уж молод и неопытен, и столь тяжкая задача ему не по плечу. И все-таки в моменты, когда страсть к кузнечному делу и славе разгоралась в нем столь ярко, что, казалось, воспламенятся даже руки, он брался за молот и начинал работу. Но, увы, был так не уверен в себе, что как только все начинало спориться, а меха разгорались, бедный Аустри чувствовал, что ноги у него слабеют, а глаза начинают слезиться от гари и дыма. Он начинал отчаянно тереть их, причитая, что ему в глаз попала ресничка и при таких ужасных условиях закончить столь ответственную работу никак невозможно. И действительно, увлекшись ворчанием, растворившись в своих сомнениях и чувствуя страх перед неудачей, Аустри бросал молот и прекращал работать.
Через некоторое время, Аустри обнаружил, что это очень хорошая уловка — при любом тяжком занятии говорить, что у тебя в глаз попала ресница или твои руки обожжены, или еще какой-нибудь прием, какими славится любой, кто поощряет искусство асгардского лжеца Локи. Таким образом, Аустри всегда удавалось избегать тяжелой и изматывающей работы, и он полностью отдавался мечтам о том, каким известным и почитаемым станет, когда сумеет сработать свою — особую вещицу — это намерение он не смог бросить.
Тем временем Вестри, мечтающий стать сказителем, никак не мог понять, что же такое происходит с его лучшим другом. Каждый раз, приходя к Аустри домой, он видел, что тот, вместо того, чтобы пытаться приблизиться к своей мечте ударами молота, сидит и грезит наяву. Когда Вестри спрашивал, чем Аустри занимается, и отчего бы ему не поработать руками, дверг отвечал, что, конечно же, примется за работу и очень скоро, но пока же ему хочется насладиться лаврами и почестями хотя бы в своем воображении. Ведь в этом нет ничего плохого — они все равно будут принадлежать ему, когда он сотворит свое сокровище.
Вестри с озабоченностью наблюдал, как его друг все чаще прибегает к уловкам, чтобы обмануть и других, и себя, и, хотя он понимал, что это очень плохо, все равно не мог никому об этом рассказать — ведь Аустри был его другом. Наоборот, думая, что ему не хватает веры в себя, Вестри частенько хвалил его, пытаясь подбодрить, и всячески поощрял к работе. Иногда ему все-таки улыбалась удача, и Аустри, с ворчаньем и кряхтеньем — он страшно располнел из-за лени — поднимался с кровати и шел в кузню. Постучав там самым маленьким молоточком примерно с пятнадцать минут (да и то, бывало, просто по наковальне, чтобы успокоить друга), он возвращался назад и делал вид, что исполнен удовлетворения.
Сам же Вестри был чрезвычайно озабочен собственной мечтой. Сказителей, как было уже сказано, почитали особо, и, чтобы им стать, требовалось много сил и времени. Дверг прилежно брал уроки у старых скальдов, придумывал мотивы и слагал легенды о самих двергах, о великих асах, о ванах — и видел в этом свое самое великое упоение. Слагая скальдические песни, он был беспредельно счастлив. И потому он хвалил и подбадривал Аустри — ему хотелось, чтобы и его друг нашел свое призвание и получил причитающиеся почести.
Но никакие заверения и похвалы не трогали Аустри. Он продолжал лежать на кровати, делаясь еще тучнее, заплывая жиром, сомнениями и страхами. Все чаще у него чесались глаза, и, совершенно обезумев от чувства зуда, Аустри даже повыдергивал почти все свои ресницы, но вовремя остановился — мудро рассудив, что если их не будет совсем, то и нечем будет оправдываться, когда придется идти в кузню и работать.
Вот так жили оба молодых карлика, пока не наступил Праздник, во время которого из своей глубокой пещеры выбирался даже старый король двергов, и все обитатели пещер не пускались в бесконечный пляс и кутеж. Обычно, такие праздники случаются у двергов редко, поэтому в этот раз, сама Королева Фей явилась к карликам, дабы почтить их своим присутствием и осиять своей красотой, ибо она действительно была столь прекрасна, сколь мала ростом — и последнее почиталось двергами еще более чем первое.
Прослышав о визите царственной особы из далекой страны, Вестри не на шутку взволновался. Во время празднеств учреждались различные состязания — в том числе и сказительные. И Вестри очень хотелось показать себя и заслужить похвалу от самой Королевы Фей. И, хотя он был очень молод, а в состязании наверняка собирались участвовать важные и опытные скальды, карлик все равно продолжал надеяться.
Конечно же, об этом он рассказал и своему лучшему другу Аустри. Когда он пришел к нему, тот как всегда возлежал на кровати, подперев щеку громадным кулаком, а его ощипанные ресницы торчали в стороны, как редкие иголки на спине ежа.
— Друг мой, Аустри! — воскликнул Вестри. — Знаешь ли ты, что нынче, ко дню Великого Праздника, к нам прибыла сама Королева Фей?
И, несмотря на ужасную лень, Аустри все же невольно подался вперед — он тоже давно слышал о дивной красоте маленькой королевы.
— В самом деле, Вестри? Ты, должно быть, шутишь. Какое дело прекрасной и величественной Королеве Фей до нашего племени? Вот если бы ты сказал, что она явилась на пир к асам, тогда бы я поверил тебе, ибо лишь там она найдет достойный прием — в Асгарде — где ее красота не будет столь резать глаза, как здесь. Вот, друг мой, я уже чувствую, как у меня зазудели глаза! Ах, эти проклятые ресницы!
И Аустри страдальчески застонав, принялся тереть глаза.
Вестри не ожидал, что друг не разделит его радости и, тем более не думал, что тот усомнится в его словах, а потому, посчитал, что это теперь дело принципа — убедить Аустри в правдивости его вестей.
— Ты не веришь мне, друг мой! — сказал он. — Но я готов тебе доказать! Если ты поднимешься со своей — я абсолютно уверен — наимягчайшей кровати, мы сходим с тобой на главную площадь, где сейчас прекрасная Королева Фей раздает воздушные поцелуи и дарит всем возможность лицезреть свою неописуемую красоту. Ты сможешь сам убедиться, что все сказанное мной — чистая правда.
Почуяв, что дело запахло хлопотами, Аустри попытался избежать многотрудного пути.
— О нет, брат. Я столь болен теперь, что, боюсь, ноги не удержат меня! Да и, когда я вернусь, постель сделается такой холодной, что я боюсь подхватить простуду. Ты, иди, а я лучше полежу и погреюсь. Когда вернешься, расскажи мне, так ли прекрасна Королева Фей, как говорят. Я вижу, что ты не лжешь, и с удовольствием послушаю твой пересказ. Тем более что ты умеешь складывать строки так красиво и затейливо.
Но в этот раз он не сумел отделаться от Вестри, и тот, в конце концов, кое-как сумел выволочь его из кровати и, крепко схватив за руку, потащил (хотя и с трудом) на главную площадь, которая, к слову, была в двух шагах от жилища Аустри.
— Гляди, — сказал ему Вестри, когда они оказались на площади и встали позади скопившейся толпы. Даже так далеко можно было увидеть маленькую сияющую фигурку, стоящую на постаменте и в самом деле раздающую воздушные поцелуи. — Это она! Королева Фей!
Присмотревшись, Аустри действительно узрел прекрасную богиню. Все в ней было так, как рассказывали легенды — она была изящна и мила, с хрупкими миниатюрными крылышками, и являла собой самую прелестную королеву, которую Аустри только видел.
— Она прекрасна! — не удержавшись, воскликнул он. — Само совершенство!
— Ты прав, — поддержал его Вестри, тоже не сводя глаз с королевы. — И на этом празднике я хочу преподнести ей песнь, достойную ее чистейшей красоты.
На беду Вестри, в толпе, где они стояли, обнаружилось несколько сказителей, также намеревавшихся сделать Фее такой подарок и поучаствовать в состязании. Услыхав это, они гневно обернулись к лучшим друзьям и принялись наперебой выражать свое недовольство.
— Да как ты смеешь!
— Да ты что!
— Столь неопытный юноша…
— Сопляк!
— Прохиндей!
Отчаянно покраснев, Вестри не смог пропустить мимо ушей столь унизительные речи. Он и сам понимал, что слишком молод, слишком неопытен и слишком, вероятно, самонадеян. Расстроившись, дверг опустил плечи и больше не поднимал глаз на прекрасную королеву Фей, как будто боялся, что до него долетит ее воздушный поцелуй, которого он недостоин.
— Ну-ну, — успокоил его Аустри и, взяв под руку, тихо увел прочь с площади.
Целый вечер он отпаивал друга лучшей медовухой, уверяя, что недостаток опыта и молодость это то, что можно легко преодолеть. А Королева Фей, глядишь, навестит их на следующий год или, в худшем случае, через сотню лет — для дверга это, в самом деле, такие пустяки. Зато уж через сотню, Вестри точно станет самым лучшим сказителем среди всех прочих.
Вестри принимал эти доводы с ничего не выражающим лицом — он был разбит, ибо душа скальда слишком хрупка и любое дуновение безжалостной молвы может легко подточить ее уверенность в собственных силах. Он понимал, что Аустри пытается облегчить его страдания, но, размыкая губы, чтобы поблагодарить его, ощущал — если скажет хоть слово, то обязательно разрыдается.
Переночевав у друга, Вестри отправился к себе домой, а Аустри, недолго думая, заправил кровать, разгладил все складки на покрывале и привел себя в порядок, после чего, потерши руки в предвкушении, отправился в кузницу. Там, держа перед взором идеальный образ прекраснейшей Королевы Фей, он принялся за долгую работу. Раздув меха, он работал час за часом, день за днем, стараясь успеть к тому моменту, когда пройдут состязания по кузнечному делу. Он представлял себе ежесекундно, как осветится счастьем лицо Королевы Фей, когда он преподнесет ей восхитительнейшую вещь, как она осыплет его благодарностями, как подарит ему невинный поцелуй. Красота королевы заставила сердце Аустри биться чаще.
Время от времени, к нему приходил Вестри, и с отупевшим взглядом, наблюдал, как тот отчаянно стучит молотом и трудится. Тогда Аустри прерывал работу, уводил Вестри в дом, и исполнял долг лучшего друга — угощал его медом и успокаивал тем, что через много лет он станет таким сказителем, что утрет нос даже старому королю двергов, который в молодости был известным скальдом. Аустри считал, что он очень хороший друг, и, выпроваживая Вестри домой, возвращался к работе еще более счастливым, осознавая, сколь доброе дело делает.
На исходе седьмого дня, Аустри закончил свою работу. С благоговением он поднял к свету прекрасную диадему, переливающуюся всеми цветами радуги. По своей красоте она могла соперничать даже с лицом Королевы Фей, из-за чего Аустри даже испугался — не посчитает ли Королева это оскорблением. Однако отказываться от своих намерений было поздно, и Аустри, тщательно вымывшись от семидневной грязи и пота, завернул диадему и отправился на площадь, чтобы преподнести королеве свой дар.
По пути туда, он посчитал, что Вестри будет приятно разделить с ним его триумф, и, с радостным возгласом ввалившись к другу, сманил его вместе с собой. Вестри, впавшему в уныние, было по чести говоря, все равно куда идти — и он не возражал. Поэтому на площадь они прибыли вместе.
Пробившись сквозь толпу поближе к постаменту, где восседала Королева Фей, друзья принялись ждать момента, когда Аустри сможет преподнести ей свой подарок. Однако, перед кузнечным состязанием, должны были состояться скальдические пикировки, и двум двергам пришлось ждать.
Это было неприятно для Вестри, ибо ему не хотелось слышать, как другие делают то, что он сделать не в силах. Сначала он и вовсе не хотел слушать, но потом ему надоело видеть веселые лица своих собратьев, и не понимать чему они улыбаются. Он отнял руки от ушей.
«В самом деле, хоть наберусь опыта», — пришло ему в голову, — зависть — плохое чувство».
Но немного послушав сказителей, Вестри с ужасом понял, что все, что он слышит — сущая белиберда! Раз за разом выходили сказители, но, несмотря на то, что многие одобрительно кивали, Вестри понимал — это не вершина скальдического мастерства! Далеко! Он сам мог бы сказать намного лучше. Намного! Ах, отчего он бросил все свои попытки? Почему послушал глупых завистников с площади? Не в силах слушать и дальше, переживать свои боль и унижение, Вестри в отчаянии выбрался из толпы и, провожаемый изумленным взглядом Аустри, скрылся из виду.
Друг хотел было последовать за ним, но тут скальдические состязания кончились, и время было выходить кузнецам, среди которых будет выбран тот, чей дар для Королевы Фей наиболее прекрасен. Потому, поборов свои дружеские порывы, Аустри успокоил колотящееся сердце и выступил из толпы среди прочих кузнецов, бережно прижимая диадему к сердцу.
Кто-то из двергов приносил к ногам королевы скипетр, инкрустированный алмазами, кто-то, подражая потомкам Ивальди — миниатюрный корабль, кто-то золотую кошку, выглядящую живой, но, когда Аустри вышел вперед и, упав на колени, развернул перед королевой тряпицу, все кругом ахнули. Такой красоты дверги еще не видели, хотя издревле славились своими кузнечными мастерами. Королева всплеснула изящными ручками и прикрыла ими ротик. Она тоже была в полнейшем восторге.
Она с благодарностью приняла диадему, и, надев ее на свою прекрасную головку, подняла Аустри с колен. Недолго думая, она назвала его самым искусным двергом всех времен и испросила позволения и дальше пользоваться его услугами. Конечно же, польщенный и не верящий в свое счастье Аустри, быстро дал свое согласие.
Первым, с кем кузнец захотел разделить свое счастье, был его лучший друг — Вестри, но, явившись к нему, Аустри застал его в слезах и полном безумии. Вестри метался из угла в угол, причитая и сыпля проклятьями. Он был глубоко несчастен. На вопросы ничего не понимающего Аустри, он не мог ответить ни слова — горло сводило от унижения и стыда. Ах, Аустри, хотелось закричать ему, как ты не понимаешь, как ты не понимаешь! Но он только и мог, что найдя плечо друга, упереться в него лбом и беззвучно заплакать.
А Аустри с того дня стал самым известным двергом среди всех, и даже сам король признавал, что никогда и никто не управлялся с молотом так искусно. Аустри утопал в почестях и похвалах. Одно его огорчало — Вестри был несчастен, и ничто не могло его развеселить — даже прелестные вещицы, которые друг делал ему, в надежде прогнать печаль. Однако все было зря, и, в конце концов, Аустри бросил все попытки достучаться до друга, ибо был слишком сосредоточен на собственных заботах. Заказы ему поступали не только от королевы Фей, но и от других уважаемых двергов. Однажды, даже асы прислали посланника, через которого попросили известного кузнеца дверга сообразить им какую-нибудь прелестность. Голова Аустри кружилась от счастья.
Днями и ночами он проводил в кузнице, соображая разные сокровища — мечи, копья, диадемы, ожерелья и прочее и прочее. Его ресницы отросли, а глаза перестали зудеть, ведь ему больше не нужно было выдумывать причины, чтобы отлынивать от работы. Все мечты Аустри исполнились, и теперь он не боялся браться за молот, и был уверен в себе.
Вестри же все дни проводил, запершись у себя дома. Он отдалился от своей родни, ото всех друзей кроме Аустри, которого он иногда навещал (обычно молча сидя на стуле в углу кузницы и наблюдая, как Аустри создает свое очередное творение). Со временем боль от упущенного счастья оставила его, но шрам тоски и неуверенности все еще ясно отражался на его лице. Вестри больше не был тем жизнерадостным молодым двергом, каким считался раньше, теперь он стал как будто старше на несколько сотен лет, а его взгляд помрачнел. Но все же Вестри продолжал складывать песни, хотя отныне и не обращался больше ни к учителям, ни к таким же сказителям, как он сам. Задумки и слова зрели в нем независимо от окружающих, а потому, все его песни — если бы кто-то попросил Вестри их рассказать — поразили бы своей необычностью и свежестью. Как это часто бывает, горе автора сделало его творения еще более прекрасными, чем они когда-то были.
Прошло много лет, а друзья жили все также — один, стуча молотом, другой — слагая песни. И если первый, услыхав, что к двергам снова прибудет погостить Королева Фей, не помнил себя от счастья, то второй снова впал в уныние. Вестри готовил себя к тому, чтобы принять участие в очередных состязаниях, но робость его стала столь велика, что он с ужасом думал о том, чтобы выйти и на виду у всех прочесть свои творения —, а тем более на виду у Королевы Фей.
А Аустри, конечно же, взялся за работу с утроенной силой. Он задумал сделать крепкий, но изящный скипетр для прекрасной Королевы Фей, и уже видел, как она дарит ему свой сладкий поцелуй и глядит своими огромными голубыми глазами, в которых читается неподдельное восхищение.
В этот раз Аустри трудился не в пример усиленнее, чем раньше. Он не делал перерывов на обед, не спал, не отвлекался на разговоры и видел перед глазами только лицо Королевы Фей и скипетр, который она держит в руках. Но через некоторое время, глаза дверга начали подводить его. Их нещадно жгло, катились слезы, и, как бы Аустри не тер их, не умывался — все было зря. В конце концов, он решил, что в глубине у него взвился тот же прежний страх неудачи, и он просто следует, казалось бы, давно забытой привычке обманывать самого себя, и перестал отвлекаться и на это. Он утирал слезы, и силился смотреть дальше в огонь, бил, раздувал и грезил наяву о своем счастье.
В один из последующих дней, к двергу наведался Вестри — поглядеть, как продвигается работа. Аустри, довольный, что друг пришел поинтересоваться его успехами, поднял голову. Вестри ужаснулся. Глаза друга пылали красным, и казалось, вот-вот воспалятся настолько, что случится непоправимое.
— Друг мой! — воззвал к нему Вестри. — Взгляни на себя в зеркало! Умоляю, ради твоего здоровья, брось эту работу!
И он протянул ему маленькое зеркало, чтобы тот увидел, что стало с его глазами. Но Аустри твердой рукой остановил дверга.
— Нет, мой добрый друг. Королева достойна того, чтобы ради нее приносили жертвы. И если мои глаза такой жертвой послужат, я ничего не имею против. Я должен закончить работу. А ты, Вестри, не обращай внимания. Просто в глаза мне попала ресница или даже несколько — видишь, как они выросли? В этом нет ничего страшного.
И как Вестри не уговаривал друга прекратить, все его увещевания были напрасны. Аустри был непреклонен. Поняв, что переубедить его не удастся, Вестри решил остаться в кузнице и следить за тем, чтобы другу не сделалось худо. Он надеялся, что в случае чего сможет оказать ему помощь. Аустри против этого возражать не стал.
Раз за разом Аустри ударял молотом — раз за разом. Огонь становился все ярче, дышать становилось все труднее. Кузница трещала и стонала, но Аустри рвался вперед — его гнала красота Королевы Фей и ее изящные хрупкие крылышки.
Наконец глаза его начал застилать беспросветный туман, и через некоторое время Аустри перестал что-либо видеть. Он стал бить медленнее и осторожнее, ибо перед ним был теперь лишь непроницаемый полог и расплывчатые пятна. Однако он не останавливался, убеждая себя — что это ничего, ничего! — это всего лишь ресница попала ему в глаз.
Тут-то Вестри и понял, что пора вмешаться. Но только он подбежал к другу, чтобы остановить его, как Аустри покачнулся и со всей своей силищи ударил молотом по руке, державшей то, что должно было стать скипетром для прекрасной Королевы Фей. Удар пришелся чуть выше кисти. Аустри взревел, как раненый вепрь, выпустив и молот, и заготовку, которые чуть не обожгли подоспевшего на помощь Вестри. Схватившись за руку, которую от удара расплющило, Аустри страшно кричал, ибо боль была поистине нестерпима, а Вестри, не чувствуя, что по его щекам бегут слезы, хлопотал вокруг своего друга.
Все дверги из поколения в поколение были кузнецами, и часто случалось так, что чей-то удар приходился не на место, и с самого рождения их обучали тому, как наложить шов, как закрыть рану и облегчить боль. Используя все свои знания, Вестри обрабатывал рану, но с каждой секундой все яснее сознавал, что руку уже не спасти. В ударе была чудовищная сила, размозжившая кости. Аустри это тоже понимал — он кричал и отталкивал Вестри. Ему не хотелось мириться с тем, что предстояло. Он не мог представить, как будет продолжать быть первым кузнецом прекрасной Королевы Фей без своей верной левой руки.
Но чуда не произошло, хотя оба друга отчаянно надеялись на это. Не стоит верить, когда говорят, будто мечты исполняются только силой желания и стремления — это не так. Чудо происходит, только когда ты обеими руками уцепляешься за него и движешься к нему. Аустри уже не мог этого сделать — у него осталась только одна рука.
Сделав все, что только было возможно, Вестри, обливаясь слезами, присел рядом с другом, и, обняв его, нараспев начал рассказывать тихую скальдическую песнь — последнюю из сочиненных им. Она повествовала о том, как чудовищный Сурт, повстречал прелестную Синмару, когда она танцевала в огненных лесах Муспелльхейма, а ее рыжие волосы ласкали раскаленный воздух. Он — непобедимый бог с исполинским мечом, которому предначертано повергнуть самого Фрейра, светлейшего из асов, был покорен красотой и тихим мерцанием огня Синмары. Вестри пел о том, как Сурт отбросил меч, напугавший девушку, и, когда она узнала в нем того храбреца, о котором ей всегда рассказывали, то добровольно отринула свою свободу и позволила ему увести себя в прекраснейший дворец Муспелльхейма, где они стали мужем и женой.
Голос у Вестри был сильный и высокий, и его было слышно даже за пределами кузницы. На беду или на счастье, недалеко проходила процессия Королевы Фей, только что прибывшей в гости к двергам. Услыхав прекрасный напев, Королева повелела идти на голос, и очень скоро паланкин донесли до кузни. Стражники, несмотря на плачевное состояние Аустри, заставили обоих друзей выйти из кузницы и пасть на колени перед Королевой. Не смея противиться, они сделали это, хотя Аустри выглядел слабым и больным, а его куцая рука причиняла ему немыслимые страдания. Они как будто бы ушли, когда пел Вестри, но как только он замолк, боль не замедлила вернуться.
— Ах, мой милый Аустри, ты ли это? — изумленно вопросила Королева Фей, завидев Аустри. — Что с тобой приключилось?
Выслушав историю из уст Вестри, она сделала вид, будто ужасно расстроена — и она действительно чувствовала себя так. Она печалилась, что теперь будет лишена тех изящных сокровищ, которые ей делал Аустри, ведь с одной рукой он будет практически бесполезен.
— Это все просто ужасно, — пожаловалась она капризно, —, но скажите, кто здесь пел так сладко? Мне показалось, что звук идет из кузни.
Смутившись, Вестри признался, что это он сказывал песнь, чтобы облегчить страдания Аустри.
Королева Фей восхищенно захлопала в ладоши.
— О, — вскричала она. — Это так прелестно! Ваш голос лучше, чем голоса самых лучших скальдов в Асгарде! Уж поверьте, я была там и знаю! Это прелестно! Прелестно!
Сам Вестри ничего прелестного в этом не видел, и впервые взглянул на Королеву Фей почти с ненавистью — это ее чудовищные запросы погубили Аустри, ее желания.
— Я хочу, чтобы ты стал моим личным сказителем, — незамедлительно заявила Королева, обращаясь к Вестри. — Согласен ты?
Вестри, конечно, не мог согласиться. Он вежливо попросил у королевы прощения, и сказал, что обыкновенно поет не лучше, чем старая собака, и его прекрасным голосом он обязан лишь тому, что им владело желание помочь другу перенести боль.
— Дружба рождает вещи куда более прекрасные, чем самолюбие и льстивые похвалы, — робко добавил он.
Сказав так, Вестри взял измученного Аустри под здоровую руку и увел в кузню.
Королева, пребывая в недоумении, позволила двум двергам уйти. Она мало что поняла, но решила — этот сказитель ей просто необходим. Нет ничего сложного в том, чтобы убедить его служить. У нее есть время, а дверги никуда не денутся, и она всегда сможет за ними послать и, если нужно — заставить Вестри служить силой. Впрочем, чаще всего именно так она и делала, и Аустри был для нее всего лишь счастливым исключением.
К счастью — или королеве на беду — Вестри подумал о том же. Понимая, что из-за его необдуманных слов им с Аустри может грозить нешуточная опасность, он быстро собрал две котомки — и обе взвалил на свои плечи. Подхватил ослабшего Аустри и, проскользнув мимо стражи, они отправились прочь из пещер. Благо, дверги очень выносливы, и скоро Аустри сам мог идти, а его рука перестала ныть и тревожить его. Для того карлики и были рождены — чтобы быть выносливыми, сильными.
Об одном жалел Вестри, удаляясь от пещер, которые служили ему домом долгие годы с самого рождения — все его рукописи, тексты и песни остались там, и Королева, узнав, где он живет, вполне может прибрать все это к рукам. Успокаивало хотя бы то, что их самих — его и Аустри — прибрать к рукам не сможет никто. И они, словно огонь Синмары, могут быть там, где пожелают, и, так же, как и Синмара, могут обрести свой дом там, где им придется по душе.
Они брели вперед, останавливаясь то у других двергов, то у темных альвов, что жили на поверхности и относились к двум друзьям вполне дружелюбно. Они жалели Аустри, видя его увечье, а песни Вестри вызывали у них восторг. Их везде принимали за братьев, и друзья решили, что теперь это почти что и правда, и потому дали друг другу клятву на крови, как некогда Один и Локи, и стали зваться побратимами. В своих скитаньях, где в благодарность за кров Вестри пел, а Аустри мастерил маленькие дары — ему это было по плечу даже в таком незавидном положении — их путь дошел и до самого Асгарда. Прослышав об этом, оставшиеся в пещерах дверги, конечно же, стали похваляться, что выходцы из их племени поднялись так высоко. А Вестри и Аустри пили и ели за одним столом с асами, получая дары и отдавая свои — искусство кузнечное и скальдическое. И только иногда, когда Асгард утопал в золотистом закате, Аустри внезапно начинал тереть глаза, и Вестри обеспокоенно спрашивал его:
— Что с тобой, брат мой? — и на секунду ему казалось, что он видит блестящие жемчужины слез, затаившиеся в уголках глаз Аустри.
А тот, отстранив руку, смотрел на Вестри долгим благодарным взглядом.
— Ничего, брат, — отвечал он. — Просто, что-то попало в глаз.
Свидетельство о публикации №216030400989