Тающие облака - 2

Глава 8
               
  Дверь с грохотом распахнулась настежь, в прихожей словно «КамАЗ» картошки разгрузили. Растрепанная Глафира выглянула из комнаты:
--Батюшки! Свят, свят…Это ты чевои-то…Это сколько же надо выдуть, чтобы превратиться в такой мешок с дерьмом? Это ж надо так нахрюкаться. Люди добрые, вы только посмотрите на это сокровище…  Глафира попыталась сдвинуть его с места, но где уж там. Кое-как растолкав его, закрыла дверь и села прямо на него. Не прошло и пяти минут в дверь постучали.
--Кого там нелегкая несет, пробурчала «гостеприимно» хозяйка в рваном халатике, из-под которого выглядывала ночнушка непонятного цвета. Дверь едва приоткрылась, дальше не пускали ноги в больших солдатских сапогах, на подошве которых сохранилась еще позапрошлогодняя грязь.
--Глаш, чего  это у вас там?
--А… это ты теть Зой?
--Да кто ж еще-то будет? Открывай! Че забаррикадировалась?
Здесь уж хочешь не хочешь пришлось поднапрячься. Глафира изо всех сил потащила «горячо любимого» в данный момент  муженька в комнату, освобождая проход.
--  Ну и вонища у вас… Поросят что ли в доме держишь?
--У меня порося одна, вон лежит…
--Вроде квартирка нормальная была, это чего ж ты её так засрала. Ведь не продыхнуть…Что ж ты к матери не ходишь, сбагрила её под бок к сестре, которой  своими судами всю жизнь испоганила, и носа не кажешь. Чё, у тебя Михаил на бабкины деньги  зенки то заливает? Обобрали её,  как липку, а  она без куска хлеба сидит. Это как?!
--Ну,  вот застрочила, да хватит меня учить. Моя мать, чё хочу, то и делаю. Не хочет она тут жить,  мне её что цепями привязывать что ли? Берет свою котомку и бежать.
--А ты сама бы жила в туалете?
-- Где ты увидала туалет? Его здесь отродясь не было. Чего ты хочешь от меня, скажи, что мне повеситься что ли вам всем на радость?--Глашка кричала во всю свою луженую глотку, её  круглое,  когда-то красивое лицо налилось кровью, на нее было страшно смотреть.
--Ты чего разоралась то, ты брыдло то свое закрой, фу ты, прости господи, да от тебя несет как из помойной ямы. Срамотище!
Глашка стояла подбоченясь, слегка перекатываясь с пятки на носок.
--Никто мне не нужен, пошли  бы вы все со своими советами  куда подальше.
--И,  правда что, и чего это я тут бисер мечу перед хавроньей.
  --От такой слышу,-- завизжала Глашка.
Зоя, перешагивая через ноги, растянувшегося во всю длину и ширину своего могучего тела на давно не видевшем тряпки полу, заторопилась к выходу
               

  Приближался конец рабочего дня.  А  перед Асией лежала еще целая стопка папок с делами. Завтра с утра в правлении  соберутся председатели колхозов. Анализ проделанного должен быть готов.  Во дворе  послышались голоса специалистов, вернувшихся  с семинара, который  прошел в соседнем районе.
--А у нас разве хуже?! У нас все так. Если уж кого-то начинают хвалить, так уж до конца хвалят. Как будто другие вообще ничего не делают. Всех остальных  в упор не видят.
--Ну, ты, брат, хватил…
--А чего не правда что ли?
--Нам еще далеко до них, хотя у нас тоже есть чем похвастать.
  Завидев подъезжающую  машину управляющего,  все притихли и  как по команде вытянулись. Из машины вышел  как всегда подтянутый Ризван  Нурзадович. Он со всеми поздоровался и пригласил  минут через десять к себе в кабинет. Время такое, не до отдыха.
  Асия молча стояла перед окном. Проходя мимо окна, Ризван Нурзадович,  заметив её,  кивнул головой.  Асия  дочь его друга детства, одноклассника  Валиахмета, мир его праху. Но как же она похожа на свою мать, которую он так любил в юности. Когда она  вышла замуж, он не захотел оставаться  здесь. Уехал на долгие годы в чужие края и там обзавелся семьей.
  Ризван Нурзадович из тех мужчин, которые ранят сердца женщин, не приложив к этому никаких усилий.  Настоящий баловень судьбы. Высокий, стройный, широкоплечий. Крупные черты лица, широкий лоб, черные, как смоль, вьющиеся волосы, огромные синие глаза, в которых никто и никогда не видел безразличия, мало кого оставляли равнодушными. К тому же он отличался честностью,  особым внимательным отношением к людям, не взирая на должности.  Его работоспособности, профессионализму многие могли только позавидовать.  Асия смотрела,  как он широким шагом проходил мимо её окна. Пиджак  распахнут, куртка через плечо, брюки с неизменными стрелочками, до блеска начищенные ботинки. И никому было не ведомо, как это он умудрялся быть целыми днями  на фермах, полях  района, а выглядеть как с обложки журнала. Редкая женщина могла поклясться, что не влюблена в него. Один его взгляд чего стоил! Поговаривали, что в конце рабочего дня он из карманов доставал по несколько записок от женщин, которые предлагали    встретиться. Он к этому относился как-то спокойно. С кем-то поговорит, пошутит, Кого-то вызовет в кабинет, отчитает. Только одна женщина имела над ним какую-то власть. Асия долгие годы не могла понять, что их так связывает. Со временем все встало на свои места.
    В гулком коридоре послышались шаги, дверь распахнулась. Один за другим вошли председатели колхозов, уполномоченные, специалисты, секретари райкома. Асия понимала, что и сегодня  домой  во время вернуться не суждено. Она достала списки, разложила их на столе, стала отмечать пришедших. Совещание прошло в жестком режиме, не время было говорить о высоких моралях, нужно было  в быстром темпе убрать урожай и разместить его на хранение. После совещания  большая часть присутствующих вновь  отправится на поля, тока. Погода не ждет.  Синоптики обещают дожди. Здесь уж не до сна. Нужно сделать все, чтобы не допустить прошлогодних ошибок. Сердце кровью обливалось,  видя, как сгнившее зерно бульдозеры сталкивали в овраги. А в некоторых хозяйствах  хлеба остались стоять под снегом. Это ли не преступление?!

               
  Федька потерял дар речи. С той кровавой ночи никто не слышал от него ни единого слова. Было такое чувство, что он  и ослеп. Если он вставал и начинал ходить, то вечно на что-нибудь натыкался, падал.  Если у него что-нибудь спрашивали, он начинал громко мычать и вертеть головой, биться о стену. Судмедэкспертиза  признала его невменяемым. Кто-то, может, и подумал: вот, мол, счастливчик тюрьмы избежал.  А кто знает, что делается в его воспаленной душе.
  Палата, где он провел столько времени, была ничем не лучше тюремной. Железные двери, решетка на окнах напрочь отделили его от  всего живого. В ту ночь  он умер, его нет... В сутках 24 часа. В каждом часе по 60 минут. Не было минуты, чтобы перед его глазами не вставал весь ужас той ночи. Он… Он.  Как могло такое случиться?  От такого любой здоровый мужик с ума сойдет. Он никого не подпускал к себе, и, казалось, никакое лечение не шло ему на пользу. Шаг за шагом он анализировал свое поведение, его голова разрывалась от боли. Где-то внутри, в легких,   комом застрял крик такой силы, что если бы он сам услышал  его, он бы  оглох. Каким-то шестым чувством  он  явно ощущал, что ему не следует возвращаться в реальность, он чувствовал страх от одной мысли, что ему когда-нибудь придется выйти по ту сторону  железных дверей. После  болезненных уколов он долго не мог прийти в себя. Таблетки можно и спрятать, а вот от  медбратьев  никуда не деться. Они и надавать много не спросят, у них не залежится. Давно не стриженный, не бритый, сгорбившийся под тяжестью пережитого, худой, с темными кругами вместо глаз, он скорее напоминал лешего с седыми клочьями волос, встреча с которым не предвещала ничего хорошего. В нем трудно было разглядеть  парня лет тридцати, высокого красавца  с черной копной  кучерявых волос.  А в глаза его лучше и не заглядывать, самому жить не захочется.
               

  Врачебный обход  проходил  всегда по одному сценарию. Но на этот раз вместе с врачом, которого все за глаза называли «грачом», осмотр вел  практикант, молодой, но уже начавший лысеть  мужчина. Подошли и к Феде. Молча постояли, полистали бумаги.
  --Как бы не совершенна была наша медицина, мы до сих пор не знаем, что делать с подобными , что у них делается в голове. Вы выбрали интересную тему  для диссертации. Попробуйте расшифровать его мысли, и, если это возможно, упорядочить их, так сказать причесать. Этот убил пожилую женщину,  никаких видимых причин нет.  Что побудило вообщем то  спокойного парня пойти на крайние меры? И что интересно, он всеми силами сопротивляется возвращению в реальность. Как лечить человека, который не хочет жить?
  Они стояли чуть поодаль  от его кровати  и  рассматривали его словно учебное пособие. Затем перешли к другим. Обычно его персоне не уделяли столько времени, как сегодня. Их не очень то понятный разговор  начал его даже  раздражать. Ему так не хотелось, чтобы кто-то лез в его  душу, которая была до предела воспалена. Он сам хотел разобраться, но боялся попасть в темные закоулки  своей  души.
  После этого случая его поместили  в другую палату, более меньшую, но поудобнее,  посветлее. Он в ней чувствовал  себя подопытным кроликом. Вроде бы никого нет, а  постоянный  взгляд 
на себе  чувствовал всем своим существом.
  На утро ему принесли довольно приличный завтрак. Он не стал сопротивляться, но съел без особого удовольствия. После завтрака санитары  принесли и поставили в центре комнаты письменный стол. Он его внимательно рассмотрел и , казалось, он ему понравился. Этот стол был примерно таким, какой стоял в его комнате в школьные годы, а потом за ненадобностью родители вынесли  не веранду.  Здесь они собирались с друзьями, слушали  музыку, сами пели под гитару. Словом, от этого стола веяло ностальгией. Он ладонью погладил столешницу, открыл и закрыл  дверки тумбочек. Затем подошел к окну, высоко поднял голову и долго так стоял,  пристально вглядываясь в проплывающие мимо облака. Через некоторое время принесли стул, листы бумаги, карандаши, акварельные краски. Накануне Дмитрий Петрович, или просто Петрович, побывал в доме своего подопечного, долго изучал обстановку, пытаясь найти его пристрастия. Чем-то этот парень, искалеченный  этой никому ненужной войной, был  ему симпатичен. Проклятый термин «афганский синдром» ему давно не давал покоя. Ребята мучились, страдали, а кто-то этим очень умело пользовался, манипулировал. Вместо того, чтобы протянуть руку помощи, их загоняли в тупик. Их надломленная психика долго ещё оставалась в воспаленном состоянии. А мы не были готовы принять их такими. Так разве ж их в том вина?
  Каждый день в  комнате  у Федора появлялись новые вещи, напоминающие ему  все, что было у него до этого страшного дня.  Петрович каждый день  рассматривал  его рисунки, опытному глазу они очень многое могли рассказать. Наблюдал за тем, как он рассматривает фотографии в семейном альбоме, как  слушает музыку. Несколько раз пытался с ним заговорить, тщетно. Не реагировал и  на  записки  доктора. Подошла к концу очередная неделя, Петрович  включил  в комнате у Федора радио.  Федор очень любил слушать новости,  к спортивным передачам был совершенно равнодушен. А тут вдруг объявили  концерт  русских народных песен, первые же аккорды заставили  Федора встрепенуться, он изменился в лице, из глаз брызнули слезы, он  взревел, рыдание клокотало у него где-то внутри, сотрясая все его тело,  он метался по комнате, ударяя с яростью кулаками  по стене. Санитары уже были готовы ворваться к нему, но Петрович остановил их. Федор сел, уронил голову  на стол, закрыл руками голову, сжимая ее словно тисками, глухо зарычал от безысходности.  Он долго еще плакал, в конце концов,  он взял в руки карандаш и начал рисовать, продолжая всхлипывать и поминутно вытирать стекающие по лицу слезы. Петрович понял, что его сейчас не стоит  трогать. Он пытался издалека  определить, что же он там рисует. Единственное, что ему удалось рассмотреть, это была женская фигурка в национальном костюме, кружащаяся в танце.  Петрович не решился  сегодня нарушать уединение  Федора. «Ничего,--подумал он,-- и завтра день наш». Но уходил домой с какой –то  тревогой, уж очень не хотелось ему оставлять этого парня один на один с его болью.

                \
  Несмотря на то, что был выходной день, Дмитрия Петровича как магнитом тянуло в клинику. На первый взгляд все было спокойно, даже непривычно тихо. Голова Федора обессилено лежала на столе, на груде исписанной и изрисованной  бумаги. Бумага валялась и на полу вокруг стола. Доктор стал аккуратно собирать по одному листочку. Все говорило о том, что его подопечный эту ночь не сомкнул глаз. Строчки шли вкривь и вкось , переплетаясь с причудливыми рисунками, видимо, то , что не мог выразить словами, он  таким образом  пытался объяснить. 
  --Он не проснулся даже когда ему делали укол,-- сказал подошедший неслышно санитар,-- писал в темноте, и не знаю уж, чего он тут мог изобразить.
  --Тихо ты, пошли, не трогай его,-- сказал Петрович и повел его к выходу. Вышли, закрыли дверь на ключ.
  --Вы уж больно печетесь о нем, а он ведь не просто больной, он преступник. И о себе не заботитесь, один заходите, не соблюдаете мер предосторожности. Это ведь все равно, что в клетку к тиграм  зайти.
  Петровичу не хотелось тратить ни минуты драгоценного времени на пустую болтовню с санитаром. Он, ему поддакивая, думал сугубо о своем.
  --Ты, брат, сделай так, чтоб ко мне никто не заходил, ты меня понял?
  --Да, да, конечно, Дмитрий Петрович!
  У него от нетерпения  даже тряслись руки. Сейчас он все узнает, он найдет ключ к его исцелению. Сел за стол, положил бумаги перед собой, потом передумал.  Перед окном в его кабинете был уютный уголок. Персидский ковер, оставшийся от прежнего хозяина, аккуратненький журнальный столик. Он отодвинул его подальше. Сам как падишах уселся  в центре ковра и стал вокруг себя раскладывать как карточный пасьянс  смятые, исписанные листы бумаги, вглядываясь в каждую закорючку. Если убрать бесконечные повторы, проклятья, откровенную нелицеприятную ругань , то получится примерно нижеследующее:
  --Аля, тетя Аля! Получается, я  и тебя предал. И там в Кандагаре я предал ребят. Арслан, Тимоша, Любимов, Андрей…  Если б я не ушел тогда, если б вовремя пришел… Почему все, что я люблю, утопает в крови? Темная ночь, чужая ночь…. Все мышцы живота сводит ужасная боль. Так не хочу выходить из палатки, где похрапывают и посапывают мои друзья. Им, наверное, снится дом, опушка лесная, мама, пекущая его любимые  блинчики, девушка, которая его и только его ждет. Пробыл в туалете совсем недолго, ну, не мог же я там торчать целую вечность! А когда вернулся, Боже, я никогда не смогу забыть, то, что я увидел. Какого черта я поперся в этот туалет, я должен был встретить этих гадов лицом к лицу, глаза в глаза, я не имел права  оставлять их. Сволочи, они же их как слепых котят перерезали. Как я могу себе это простить, как после этого я могу жить. А теперь вот этот « божий одуванчик». Это Бог меня наказывает, отнимает у меня все, что я люблю . А как она пела!.. Бог ты мой!
    Проводы прошли шумно, весело. Девчонки все клялись, что все как один дождутся  его и  отметят так же весело его возвращение. Кто знал, ну, кто мог знать, что незнакомая, чужая страна все в его жизни поставит с ног на голову. Девять месяцев никто не знал , где он вообще. Военкомат?!. Не смешите … Отец не подавал виду, но частенько поглаживал  область сердца, мать ходила, словно в воду опущенная. Узнали, когда их сын попал в госпиталь, но это только подлило керосину в  огонь. Покой напрочь ушел из дома его родителей. Чувствуя очередной сердечный приступ, отец, положив таблетку под язык, вышел за ворота, чтобы не беспокоить жену. Дойдя до крутого обрыва над речкой, он сел на скамейку. Ему всегда нравилось смотреть, как идет ледоход на Казанке.  Сесть то он сел, да вот встать ему не было суждено. Когда жена увидела, что его заносят в дом, она потеряла сознание. Её уложили в другой комнате. В день похорон, её спросили не хочет ли она проститься с мужем, она отказалась. «Не хочу его видеть мертвым, я скоро его и так увижу»,--сказала она едва слышно пересохшими губами. Все подумали, что бедная женщина  от горя сошла с ума. Да и не мудрено. Вернувшиеся с кладбища родственники не знали, что и делать: то ли за поминальный стол садиться , то ли  обряжать новую покойницу. Так что Федора встречали слепые глазницы пустого дома. Душа израненного  войной парня была полна горьких слез. Это даже не слезы в прямом его понимании, это можно сравнить с динамитом, который вот-вот взорвется. В это трудное для него время она протянула ему руку помощи, стала для него и матерью, и другом, и адвокатом, и  прокурором.
  --Тетя Аля, Алевтина Львовна, что же это такое, как же это так? Как же я без тебя  жить буду? И как же это все произошло? Прости меня, клянусь всем своим существом, я найду, я узнаю, я отомщу…Господи, ведь, что бы я не делал, я не верну тебя…
  Вспоминай, Федька, вспоминай…Это очень важно. Без этого ты жить не сможешь. Да, точно, ко мне последнее время повадились…это как её… племянница, будь она трижды не ладна, Глашка с мужем. Чего им от меня было нужно? Думай Федька, думай. И зачем ты с ними пил? Что,  за друзей их принял, да? Сколько дней ты с ними пил? Да водка ли была это? Может это змеиный яд, отравляющий душу до самого донышка. Опустили меня ниже плинтуса. Я должен  бы вырвать им языки за каждую гадость, сказанную в её адрес, а я, ядрена вошь, уши распустил. Купился   за бутылку дьявольской слезы. Дьявольская слеза… Господи, да без неё  я заснуть же даже  не могу, в голове постоянно наши ребята в Афгане.  Хоть вешайся…
  Что смерть, разве её надо бояться?! Когда пережил столько смертей, её как бы и нет, как будто она давно уже где то там, позади. Это все равно, что уже умер, а это значит, что ты уже не можешь умереть.
 
   Глава9
               
   Асия   слышала, что жена Ризвана  Нурзадовича   Амина апа сильно ревнует его. Она  старалась не вдаваться в подробности  в  личной жизни чужих людей, но так или иначе слухи невольно пробирались сквозь толстые стены управления. Секретарша Марзия апа  частенько не знала, что ей ответить по телефону его жене . Ведь не могла же она знать каждый шаг руководителя. А вот ей возьми да все выложи. Ей нужно было знать все: где он, с кем он, чем занят, когда вернется домой, была ли зарплата, сколько получил, кто из женщин не ровно дышит в его сторону. На дню несколько раз позвонит, еще и обижается, грозится пожаловаться кому следует, если ответ чем то не понравился ей. Вообщем, Марзии апа не позавидуешь. Асия слушала все это, и ей так было обидно за Ризвана абый. Она слышала, что и на работе у нее были постоянные проблемы. Ей боялись поручить какую-либо работу. Она чувствовала себя карающим органом в коллективе. Её боялись, как  огня. Все, что делается в ресторане, становилось всеобщим достоянием  поселка и в самых нелицеприятных красках. Ризван, все понимал и, делая акцент на плохое здоровье, поставил вопрос ребром: «Детям нужна здоровая мать, немедленно увольняйся. А ресторан как-нибудь  обойдется без  твоей «квалифицированной» деятельности. Мне тоже надоело питаться по буфетам, да столовым. И здоровьем своим займись  в конце  концов»,-- сказал он в порыве гнева. Коллектив ресторана  потихоньку успокоился, хотя при упоминании одного её имени  некоторые невольно вздрагивали, были такие, что  подавали милостыню  в ознаменовании ее  ухода.  Честно говоря, с женами и больших, и маленьких начальников  в любом коллективе работать трудно. А тем женам начальников, в которых не чувствуется «карающей десницы», да еще и по-настоящему работающих вообще нужно выдавать специальные медали. Таких не много, но они есть. Асия вспомнила про Надежду Филипповну, учительницу математики  и по совместительству жена директора школы. Она словно боялась того, что пальцем будут тыкать, мол, вон, посмотри, жена то директора не делает этого, а из нас все соки выжимает. Жаль, они всей семьей перебрались в Казань. Мужа пригласили на работу в министерство. Чего-то это я ушла в сторону. О чем это мы говорили? А, точно, о жене Ризвана Нурзадовича. Трудно ей было, бедняжке,  считай, у неё почву из-под ног нежно так «убрали». Стала было присматриваться к соседям. То в одном месте «клюнет», то в другом. Устав от разборок с ними, муж вокруг дома поставил высокий забор.  И, знаете, странная вещь, она не выдержала такой блокады, нашла новое занятие, на полном серьезе «занялась» своим здоровьем. ( А, я еще забыла сказать, телефон из их дома куда-то делся. Исчез  бесследно на радость многим). Благо, муж у неё при чинах, не стала мелочиться, поехала сразу в  обкомовскую.
   У детей свои проблемы, каждый закрывался в своей комнате, в рабочие дни они  живут и учатся в Казани. Каждый день не наездишься. В эти годы нельзя было  тем, кто на виду, делать все, что им вздумается. Семья стояла на особом месте. Ведь с них брали пример. За любую аморалку можно было лишиться и должности, и партбилета и, если была, то и чести. И никого не интересовало, как вы с ней живете. Лишь бы на людях все пристойно было. 
  В отсутствии жены Ризван, всецело отдался работе. Ведь,  считай, 90 процентов его жизни составляла именно она. Он и не заметил, как пролетела неделя. Из Казани должны были вернуться и дети,  и жена.  Он попросил секретаршу закупить для него все нужные продукты, забил ими холодильник и успокоился. Но как оказалось , рано успокоился. В субботу его жена  направилась  не домой, а к нему на работу. Широко распахнув двери бухгалтерии,  она прошла на середину кабинета, сняла с ноги  массивную туфлю ( «спартаковская» обувь никогда не была особенно изящной), размахнулась ею, зло сверкнув глазами. И наша злополучная туфля полетела в экономиста Миляушу. Хорошо,  что она успела поднять  голову  над своими бумагами. И эта туфля упала как раз на то место, где  только что была её голова.  Все были в шоке. Миляуша от неожиданности даже  подпрыгнула.
  -- Гадина, думаешь, я отдам его тебе? Шлюха! Устроилась тут в тепле. И муж рядом, и любовник…
  Марзия апа , как самая старшая, встала и подошла  к женщине , взяла её за локоток и что-то прошептала ей на ухо. Хоть женщина немного посопротивлялась,  но уступила  Марзии апа и вышла вместе с ней в коридор. Сопротивляться  ей было как-то даже смешно. Жена Ризвана  выглядела  как побитый воробушек рядом с непреклонной горой. Высокая статная женщина   с безупречной репутацией, от одного взгляда которой  приседали  в реверансе  даже бывалые председатели колхозов, сказала еще пару слов, не терпящих никаких возражений, повернула аккуратно её  к себе спиной и легонько подтолкнула  к выходу. Она так и заковыляла в одной туфле, и кто её знает, как она добралась  бы до дома,  если бы вслед за ней не выскочила Асия с туфлей в руке. Фабрика «Спартак» в те годы шила хоть и не красивую, я бы даже сказала, грубую обувь, но зато прочную, другая бы от одной только женской злости рассыпалась еще в воздухе.
  --Амина апа, вот возьмите, -- сказала Асия и протянула ей туфлю. Женщина  посмотрела на неё, обняла и, чего никто не ожидал от неё, заплакала. Асия растерялась: «Что Вы, что Вы, разве можно…не плачьте, пожалуйста…», приговаривая так, она повела её подальше от любопытных глаз.
 
   
    Глава10
               
    Дмитрий Петрович    подошёл  к палате Федора, посмотрел в окошко. Парень стоял рядом с окном и смотрел куда-то вдаль. Он словно ничего не слышал, был полностью погружен в свои мысли. Доктор подошел к нему, встал рядом:
  -- Мне кажется, что ты хочешь с кем-нибудь поговорить.
  Федор медленно повернулся и посмотрел прямо в глаза доктору.
--Я очень хочу в церковь. Но вы ведь меня не отпустите.
--Я хочу и могу тебе помочь. Выпустить тебя, конечно, не выпустят, но из любой ситуации  всегда есть  выход. Я уже рад тому, что ты заговорил, значит, дело пошло на поправку, а я уж и не надеялся.
  Когда выходил из палаты, он ещё раз оглянулся. Федор стоял на том же месте, вглядываясь куда-то вдаль. Он только теперь догадался, что так заинтересовало этого бедолагу.  Там  виднеются купола  храма. Еще в коридоре он встретился с делающим обход Иваном Петровичем.
  -- Как вовремя я тебя встретил,-- обрадовался он.—Ты мне очень нужен. Пойдем-ка, заглянем  в седьмую палату, преинтереснейший случай я вам скажу.
  --Да и мне есть, что сказать Вам.
  -- Ты имеешь в виду своего подопечного?
  -- Вы знаете, имеется  заметное  улучшение, чему я несказанно рад. Все-таки в своих подозрениях я был прав. Хотя, может быть, это и не мое дело.
  --Ладно, ладно. Потом заглянем к нему.
               
    Глава 11
               
   На    этот раз пришли почти все. Повестка  дня волновала каждого. Допуск  к  выпускным  экзаменам, последний школьный бал,  встреча рассвета.  За столом, покрытым зеленым бархатом, сидели директор школы, классная руководительница, участковый милиционер.   Алевтина  Михайловна давно готовилась к этому мероприятию. Она решила для себя, что это её последний выпуск.  Непросто стало общаться и с родителями, и с детьми. После того, как два месяца  и мужу, и ей самой   задержали зарплату, она серьезно стала задумываться о том, что стоит поменять и место жительства, и работу. А когда вместо денег им предложили  ящик водки и два мешка капусты, она готова была  плакать навзрыд. Среди родителей появились очень крутые, как сейчас говорят. Они подъезжали к школе на дорогих иномарках, одевались как звезды мировой величины, вели себя так, словно  им все позволено. И, что обиднее всего, знания детей их не волновали вообще никак. Они нагло смотрели в глаза учителю, продолжая жевать жвачку, им было абсолютно все равно, что там ему говорят  о его ребенке. Он твердо знал, что с его деньгами его сын или дочь поступят туда, куда нужно.   
   Сначала дали возможность выступить участковому. Все-таки человек он занятый, да и для чего ему нужна  вся та информация о предстоящих мероприятиях в школе. Потом  слово дали директору.   Он зачитал список учащихся, допущенных к сдаче выпускных экзаменов, подчеркнул  их значимость, заострил  особую роль родительской поддержки. Выполнив свою миссию, он, извинившись за свою  занятость, вышел из кабинета.
   Оставшись один на один с родителями своих подопечных,  Алевтина Михайловна  встала во весь свой немаленький рост. Конечно, она и так хорошо их всех  видела, но это был особый день.
  --Уважаемые родители, вот и пролетело 11лет. Очень многое изменилось     за эти годы.  Ваши мальчики и девочки превратились  в юношей и девушек. У многих из них есть уже сформировавшаяся цель. Семь из тридцати  претендуют на золотую и серебряную медали. Это хороший показатель. Но этот показатель мог бы быть и лучше. Я вас очень прошу помочь детям в подготовке к экзаменам, проследите  за тем , чем они занимаются в свободное время, ведь им предстоят еще более сложные экзамены при поступлении в учебные заведения. Но и на этом их экзамены не прекращаются.  Каждый прожитый ими день – это экзамен на прочность. Мне бы очень хотелось, чтобы все экзамены они проходили достойно, чтобы мы все ими гордились, чтобы вам они в старости были надежной опорой.  Ну, а что касается организации обеденного стола во время письменных экзаменов, праздничного стола во время выпускного вечера это давайте решать вместе, под руководством родительского комитета.
  Алевтина Михайловна  дала подробную характеристику  каждому, стараясь показать лучшие качества  выпускников, дала свои рекомендации по поводу выбора учебных заведений.
  --Конечно, каждый из вас хочет  видеть своего ребенка преуспевающим  специалистом  и обязательно с высшим образованием. И не   задумываетесь о том, где он сможет применить свои знания. Ведь он в будущем должен будет зарабатывать и на себя, и на детей.
  --Алевтина Михайловна, Вы не переживайте, мы постараемся сделать все, чтобы наши дети поступили учиться, крепко встали на ноги. А что толку от рабочих специальностей? Вон у нас работягам  сколько уже зарплату не дают? А конторские ничего, живут. И никуда уходить не собираются. Все предприятия позакрывались. Ни  слесари, ни токари, ни монтажники, даже портные, продавцы никому не нужны,-- сказал отец Мансура. Его поддержала мать  Насти:
  --А зачем нужны продавцы, в магазинах  пустые прилавки  охранять? 
  --А кто же будет талоны отоваривать?
  --Вот и я говорю, пусть идет в юридический. Обиженных много,
да и себя не даст в обиду.  И то хорошо!   
  Все сразу как-то оживились, разговорились. Даже до сих пор молчавший отец  отличника, спортсмена  Димы Петрова , повернувшись лицом к сидевшим   позади него, сказал:
--Анекдот слышал, и кто только придумывает такое. Два начальника  сидят в кабинете. Один другому говорит: « Слушай, прямо не знаю, что с ними делать. Второй год зарплату не даю, а они все ходят и ходят». А другой ему и отвечает: «А ты бери с них деньги за то, что они через проходную ходят». Понял!?  Вот и выбирай рабочие профессии. Начальники то на местах сидят, хлеб с маслом едят,   только посмотрите, какие дворцы понастроили!
  --Вы прямо как дети, только  волю дай. Ну не может так вечно продолжаться, наши дети должны и руками  что-то уметь делать. Я высказываю вам свое мнение, вы вольны поступать так, как считаете нужным,--
 сказала  Алевтина Михайловна улыбнувшись. Она прекрасно понимала, что они в чем–то уж очень правы. Как не прискорбно, жизнь сама их подталкивает  делать этот выбор. Она   больше чем уверена,   что многие из них готовы сидеть без куска хлеба,  чтобы выплачивать ежегодные взносы  за учебу своих  детей в надежде, что они смогут найти достойную работу.  Как знать, как знать…Такое ощущение, что родители,  дети с одной стороны баррикад, а производство, руководство всех рангов –по другую, Мы, мол, живем, а вы как хотите. Социализм кончился, иногда даже кажется  не пробежали ли мы галопом мимо коммунизма, Вон Горбачёв целыми днями заливается  по телевизору, Сейчас  у многих любимая  телепередача–его выступления. Так хочется верить, что вот-вот наступит  это самое прекрасное завтра.
  Родители, разбившись на небольшие группы, обсуждали предстоящие мероприятия, равнодушных не было.
  --Алевтина Михайловна, скажите,  пожалуйста, а
как решать вопрос  со спиртным?
  Она даже представить себе не могла, что этот вопрос поднимет эта маленькая щупленькая  женщина, с выкрашенными в рыжий цвет редкими волосиками на голове. Сколько раз она вызывала её к себе после систематических опозданий  на уроки, не выполнение домашних заданий, жалоб учителей на плохое поведение ее единственного сына,  Она все время объясняла  это пьянством мужа. Жалко парня. Хороший, способный  мальчик, Ей, честно говоря,  казалось, что она и сама не против опрокинуть рюмку, другую, а кто знает, может и больше. А ведь Алексей был одним из претендентов на серебро.
  --Вы знаете, по всей стране идет борьба с пьянством,-- сказала она в какой-то задумчивости,--нас не правильно поймут, если первый день  после окончания школы  вместе с аттестатом зрелости мы им в руки собственноручно, на свои деньги, подадим  спиртное,--сказала Алевтина Михайловна голосом, не терпящим возражений.
  --Ну, понятно, значит, пить будут в подворотне, в темном углу,-- хмыкнул отец Емельянова.
    --Вы знаете, если они у нас напьются, это и мне чести не добавит,  думаю,  и вас особо не осчастливит. Вы все люди взрослые, решайте. Вы все должны быть заинтересованы  в том, чтобы все прошло спокойно. Ведь так? – она внимательно  окинула всех взглядом, дождалась одобрительных кивков, после чего вышла из класса.
  --Уф, наконец - то вышла.  Сижу, как кролик в объятьях удава. Ну и женщина! Даже весь взмок.
 - -С нашими архаровцами мягкой да  пушистой  быть нельзя. Сами рвались к ней.  Помните?! Чего нам стоило к ней попасть.
  -- Зато и знания есть. Мой старший тоже у неё учился. Сейчас вон и учится, и зарабатывает.
  --Да разве ж Вадим работает?
  -- Контрольные за двоечников делает. Не у всех же  такая Алевтина Михайловна  есть.