Вождь и самозванка

…и увидела она вождя племени Ими. И сказала ему: «Великий вождь, позволь мне остаться среди твоих людей. Я стану  служить тебе верой и правдой,  исполнять всякое твое желание». Головная боль, одолевавшая вождя вторые сутки, мгновенно прошла. И он, удивленный этим неожиданным обстоятельством, милостиво произнес: «Ладно, оставайся»,  даже не взглянув на женщину в простой одежде. Услышав его ответ, Айви поклонилась и тихо произнесла: «Благодарю тебя,  великий вождь».
 
В племени Ими каждый был занят собой, и этим обычно ограничивался круг мыслей и чувств  соплеменников. Другие интересовали их только постольку, поскольку имели глаза и уши, то есть были способны прочесть или выслушать. И в этом смысле Айви представляла определенный интерес.  Однажды один тучный и бородатый стихоплет, возомнивший себя поэтом, решил испытать ее терпение. Она не только с честью выдержала испытание, прослушав залпом четыре поэмы, но и вежливо сказала автору по окончании чтения: «Ну, конечно, это…» Он не дал ей закончить фразу, разразившись получасовым панегириком в свою честь.

Очень скоро стало ясно, что Айви прирожденный слушатель и ценитель прекрасного. Популярность ее росла – все желали завладеть ее вниманием, показать ей свои творения, о достоинствах которых авторы охотно распространялись сами. Однажды она позволила себе сделать замечание одному сочинителю куплетов, плохо владевшему спряжением глаголов. И тот поначалу заносчиво заспорил, но потом великодушно согласился облагородить свои вирши, после чего принес остальные произведения, тщательно связанные в объемистую пачку, и засадил бедняжку Айви выправлять ошибки. Количество их было чудовищным. И тут другие бумагомаратели забеспокоились: а не вкрались ли досадные ошибки в их бесценные творения? Под тем или иным предлогом они подсовывали Айви охапки исписанных листов. И поскольку она была одна, а их было много, пришлось выстроить их в очередь. Творили они ежеминутно,  очередь короче не становилась, а увеличивалась день ото дня.
 
Видя, как стремительно растет авторитет этой самозванки, как называл ее про себя вождь, последний  впал в уныние. Может быть, он преувеличивал опасность и несколько сгущал краски, но ему все чаще казалось, что уже не он, а эта тихоня Айви стала здесь главной. Раньше все члены племени Ими ходили к нему за советами, дрожащими руками вручали свои творения, всячески выказывали ему почтение. Он изъявлял  благоволение одним и был строг с другими, кого-то поощрял, кого-то  сурово критиковал – одним словом, он имел над ними власть.  Это положение возвышало его и делало неуязвимым. Никто не смел перечить вождю. Он мудро руководил подданными, устраивал поэтические турниры,  награждал победителей лавровыми венками.

С появлением Айви все пошло не так, как прежде, и не так, как надо. Нет, никто не посягал на его полномочия, не лишал его власти, но все будто забыли о его существовании. Вождь дал себе зарок никогда не пользоваться ее услугами,  даже близко не подпускать самозванку к себе. Но сомнения все чаще одолевали его: он не был уверен в своей лингвистической безупречности. Кроме того, от умственного напряжения у него постоянно болела голова, но он не хотел избавляться от головной боли, дабы не потакать той, которая взялась выполнять любое его желание. Волна негодования вскипала в его душе, но если бы кто-то спросил, что именно его возмущает, он бы вряд ли смог  ответить.

Между тем Айви уже не только освоилась в новой обстановке, не только оказалась востребованной соплеменниками, но и успела пережить горькое разочарование. Те, кто казались ей небожителями,  оказались самодовольными и амбициозными графоманами. Только вождь племени Ими, великий и недоступный, по-прежнему вызывал у нее трепет. Может быть, оттого что он был на недосягаемой высоте, может быть, потому что  он так и не оказал ей чести прикоснуться к его виршам, он продолжал быть для нее образцом совершенства. «Конечно, он гений, – рассуждала она про себя, – а что я? Кто я? В сущности, никто. Я просто не существую для него. Надо как-то заявить о себе, сделать что-то выдающееся». Но каждое утро ей приносили новые плоды мук творчества.

Вождь тем временем, пережив душевный кризис, решил, что он нисколько не уронит свое достоинство, если соизволит разрешить самозванке прочесть свои творения. Приняв это мудрое решение, он отправился без свиты, попросту и как бы невзначай, к хижине Айви. И обнаружил очередь в полверсты. Соплеменники спокойно стояли, переговариваясь и обсуждая новости, у каждого в руках была охапка листов, исписанных стихами или прозой.

«Какое безобразие! – вскричал вождь, – никакого порядка! Сразу видно, что дело пущено на самотек. Нет, этому надо немедленно положить конец». Вождь прошагал полверсты и оказался в самом начале очереди. «Значит так, – сказал он грозно, – отныне я сам буду осуществлять руководство  и организацию процесса. И чтобы никакой самодеятельности! Замечу – сочту за вольнодумство. А с этим делом у нас – сами знаете как…» Очередь притихла. Вождь величественно удалился. «Что же теперь делать?»  – спрашивали друг друга перепуганные насмерть соплеменники.

По счастью, гадать им пришлось недолго. Через полчаса команда мастеровых соорудила у хижины Айви трон, водрузила над ним балдахин на случай непредвиденных осадков. Вождь воссел на трон и взял бразды правления в свои руки. Он велел переписать поименно всех стоящих в очереди, присвоил каждому номер и строго следил за соблюдением очередности. Правда, некоторых иногда все-таки пропускал вне очереди. Но тут уж ничего не поделаешь – вождю видней. И у великих людей есть маленькие слабости. Но благодаря  своей  мудрости вождь племени Ими вернул  временно утраченное могущество. Отныне он царственно повелевал очередью, которая ежедневно выстраивалась у хижины самозванки.
;