04. 03. 2016 Пятница. Залетный

Просыпаюсь в два часа ночи. На небе полно звезд. Губы застыли в идиотской улыбке. Порывы ветра выдирают на балконе раму. У соседей хлопают двери. Шумит вода в ванне. Слышится ругань, топот ног, звон разбившегося стекла. Четко доносится «Сука, заткни окно». Так и хочется добавить, лучше пасть.
 
Комната сына наполнена свистом ветра и шелестом клавиатуры. Сова трудится!
В доме напротив зажигается свет. Квадратики окон вспыхивают один за другим. Вверху, внизу, вверху, внизу. Середина замирает черной мглой. В свете ламп мечутся люди. Заснуть невозможно. Сквозь итальянский плафон ночника стена озаряется мерцающим светом российской спирали. Хоть что-то у нас получается ярким и светлым. С гордостью засыпаю.

Утро не задалось. С вечера не купил муки. Сынулина пицца отменяется. Делаю яичницу. Лук, помидор, два яйца. Тройка ломтиков колбасы, веточка зелени. Укроп, минуя желудок отпрыска, принимает в себя мусорное ведро. Лучше бы сам съел. В остальном обычный «День сурка».

 — Пап, что у меня на лбу?

Еле сдержался, чтобы не пошутить. Мягкая бороденка, потрескавшиеся губы. Смотрит на меня, взгляд не выдерживает, улыбается.

— А что у тебя на лбу? — разворачиваю его на свет. На смуглой коже белое пятно у переносицы.

— Не загорает. Видишь белая клякса.

— Клякса, клякса, Горбачёв 85 лет с кляксой на башке и ни разу не пожаловался.

Дотрагиваюсь до лба. Брыкает головой:

— Только без телячьих нежностей.

Хочется прижаться к родному существу, не говоря о поцелуе. Взрослый! Без боя не обнимешь. Приходится идти на хитрость:

— Хрустни позвоночник. Весь день не мгу разогнуться.

Обнимает. Сжимает так, что кости в трусы сыпятся.

Вспомнил откуда у него пятно на лбу!

Годика три ему было. Сидел на розовом музыкальном горшке возле тумбочки. Как только мелодия отыграла, открыл рот. Стал похожим на старого гномика. Мордочка скурвилась, на лбу морщины, глаза закатились под лобовую кость. Хотел чихнуть.

Откинул голову назад и как хряснет лбом об угол тумбы. Обстановка вокруг кровати как после ДТП. Перевернутое пластиковое корыто поет китайскую народную. Неподвижное тело мальчика с ямкой во лбу. Трусы на коленках. Хрен торчком. В желтой луже коричневая колбаска.

Через пару секунд истошный вопль. Думал, мозги через вмятину полезут. Повезло, что наследственность отягощенная. Нечему вылезать.

Два дня в неделю парень работает бариста. Не выдержал, пошел посмотреть на трудовые будни сына. Возвышаясь над округой, в сумерках мерцают голубые неоновые огни  потребительского монстра «Park House». Местная «кааба» для паломников лишенных яркой жизни.

Периметр куба плотно заставлен автомобилями. Жигуль, Бентли, Москвич с мешком картошки на багажнике. Наконец-то у подножья священной «горы» пролетарии всех стран соединились!

Большие стеклянные витрины, зевающие продавцы бутиков. Ценники на меховых изделиях видны с прохода. Количество цифр до ИНН пока не дотянули.
Вот и мой красавец. Небольшая стойка посреди моря столиков. Очередь. Над прилавком без суеты перемещается голова бариста.

Странно смотреть на себя со стороны. Похож, только в ухе блестит фианитовая точка. Улыбаюсь, размышляя над тем, что бы мне сделали в Самарканде за эту цацку. Первые высокие стаканы. Девушки довольны. Беззвучно опускают купюры, получая взамен берестяную грамоту чека.

— Гражданин, вам чего?

В плечо толкает охранник Василий. Осмотрелся. Стою у детской площадки со счастливым лицом. Здесь так не принято. Радость только при покупке! Натягиваю маску сволочи:

— А тебе чего?

Уходит, шевеля губами.

Пора и мне. Среди паломников, залетный, как бельмо на глазу.