Богемский хрусталь

   Евроремонт квартиры заканчивался. Сияли белизной и прозрачностью новые оконные рамы, радовали глаз модные обои на стенах, новые двери, неузнаваемо изменились туалет и ванная. Кухня с новым холодильником, мебелью и белорусским гарнитуром стала похожа больше на гостиную. В спальне появился новый спальный гарнитур.
   Бабушка Рая и дочка Катя не могли скрыть радости, показывая подругам плоды своих творческих находок и удач.
   Дед их радость не разделял. Он привык к старому интерьеру, к старым удобным шкафам, книжным полкам, сделанным своими руками, которые убрали – что на дачу, что на помойку. Но как возразишь? Как ни крути, квартира действительно стала лучше, современней, светлее и ярче.
   Но когда очередь дошла до замены люстры в зале, дед вдруг взбунтовался.
  - Папа, - упрашивала дочь, – эта люстра старше меня, хрусталь уже не в моде, я присмотрела импортную с матовыми молочными плафонами.
   - Нет, Катюша, - возражал отец, - это уникальная вещь, сделанная в Чехии, Богемский хрусталь. И, самое главное, люстра -  память о моей поездке в Ленинград, о мальчике Тимуре.
   - При чём тут Тимур?
   - Садись, расскажу.
   Дед уселся в мягкое кресло, протер роговые очки, посмотрел на сверкающую огнями, световыми переливами люстру.
   - Это было за три года до твоего рождения, - начал рассказ дед, -  в 1970 году.  Прекрасное было время! Профком горисполкома, где я тогда работал, организовал для своего актива автобусную экскурсию в Северную столицу. Побывали в Витебске, Пскове, 3 дня ходили по музеям города Ленина.
   Перед отбытием заехали в Невский универмаг сделать покупки для дома и подарки родным. Мне твоя мама наказала привезти для новой квартиры хорошую оригинальную люстру. Тогда хорошую люстру в Брянске было не достать.
   В отделе электротоваров юноша-продавец, как сказали бы сейчас, кавказской национальности,  видя, что я никак не могу выбрать светильник, посоветовал взять только что поступившую из Чехословакии люстру  Богемского хрусталя, каждый из трёх плафонов которой состоял из двух стаканов. Верхний стакан – чёрный с золотыми полосками, нижний – из прозрачного, как слеза, толстого богемского хрусталя.
   Пробив чек, юноша уложил покупку в коробку.
   - Возьмите в запас на всякий случай чёрный плафон, - предложил он, - стоит всего 5 рублей.
   Я отказался и, как оказалось, напрасно.
   Дома первым делом я начал распаковывать коробку с люстрой. Уж очень хотелось порадовать редкой вещью твою маму. И, как на грех, черный стакан выскользнул из рук, упал на пол и рассыпался на кусочки. Как я расстроился! Без плафона люстру не повесишь, за новой в Ленинград не поедешь.
   И вдруг я вспомнил: кассир универмага на Неве называла красавца-продавца Тимуром.
   И я пишу письмо, где сообщаю Тимуру о постигшей беде с люстрой из Богемии, купленной у него в отделе, и прошу выслать в Брянск на мой адрес два чёрных стакана. Вкладываю в конверт 25 рублей. На конверте пишу: г.Ленинград, Невский универмаг, Тимуру.
  Мои сослуживцы называли меня чудаком. Никто не верил, что письмо найдёт адресата. Да если и найдёт, то где гарантия, что Тимур отзовётся.
  - Сколько денег выбросил на ветер, - сокрушался мой приятель Виктор, начальник отдела культуры, - лучше бы мы их прокутили, хоть пошли бы на благое дело.
  Но не прошло и двух недель, как я получаю посылку от Тимура из Питера. В посылке вместо двух стаканов из Богемского стекла – целых три, да ещё и три рубля сдачи.
  - А я и не сомневался, - отреагировал Виктор, - ведь в советской стране человек человеку - друг, товарищ и брат. Я бы тоже поступил так же по-братски, как ленинградец Тимур.
  В заключение скажу, что та люстра из Богемии и поныне радует нас своим светом и напоминает о советской стране, когда можно было доверять людям, не уточняя их национальность и вероисповедание.