Лекс. Книга Кластера. Эпизод Первый. глава 16

            
      Глава 16.

          
       Мир Тат-19. (5214-я периферия, 7-й под-над-средней под-области, 13-й Основной Области, Среднего Яруса Зеленой Зоны Миров)
  28.01.012.г. К.Л.
               
         Остров Хнит. Имаоранское островное государство. Окрестности столицы.

- Хатушка, зачем ты выбрал этот здоровенный остров? Мог бы и…

- Освоимся с обычаями сначала. Потом – на один из материков слетаем. Я здесь не был, Каджин. Делов не знаю. Необходимо вначале осмотреться.

- Понятно.

     Истребитель, ведомый Хатзоргом, аккуратно и плавно снизился к поверхности. Сдув посадочными дюзами пыль и сухую траву с листьями, уселся на краю чьего-то сада. Большого сада. Замер без движения, остывая и покрываясь белым налетом инея. Гудели, чуть слышно, останавливающиеся внутренние механизмы.

   Каджин отстегнула ремни безопасности и потянулась в мини-бар за пивом. Заметила:
- Неужели трудно было на дорогу сесть?

- Нас увидят. Начнется паника.

- Плевать. Зато не идти через сад добрый километр. Да и судя по тому что этот мирок широко известен во многих кругах – аборигены давно уже привыкли к виду техники. Не будут же туристы всегда пешком передвигаться, подобно тебе, Хатушка.

- Это не известно доподлинно. А если здесь так часты гости – тем более не следует быть на виду. Мы – не туристы, запомни. Нам укрытие нужно.

- Молчу. – принялась открывать бутылку.

     Петров тоже отстегнулся. Глянул за бронестекло, заинтересовавшись. Разглядел что-то на ветках, съедобное и аппетитное.
- Я выйду?

- Выходи. – Хатзорг кивнул, разрешив. – Только прежде чем соберешься есть местные фрукты, проверь их на пригодность. Хорошо?

- Хорошо.

- Я с тобой, Алёшенька. Позагорать чего-то захотелось…

- Ладно.

       Каджин вышла первой. Остановилась на середине трапа, сладко потянувшись и подставляя лицо ветерку. Поведала, отшвырнув почти полную бутылку прочь:
- Обожаю такую вот погоду. Солнышко. Зелень. Тепло. Благодать.

- Ну да. Лучше чем снежные сугробы.

- Причем здесь сугробы?

- Да в голову чего-то забрело – Лёха пожал плечами, тоже остановившись.

  Она внимательно на него глянула. Попросила:
- Ты меня так не пугай, Алёшенька. Больше ничего странного не приходило?

- Окромя низкорослых костлявых бабок и сиреневых, вровень с бабками, дедков – ничего. – Петров ощерился довольно под шлемом. – Хотя нет, еще скелеты кругом видятся, пластмассовые…

  Она пихнула его незлобливо. Выговорила:
- Мерзавец малолетний. Я серьезно, а у тебя одни шуточки на уме. Не делай так больше.

- Хорошо. Не буду.

                Пахло стандартным летом. В воздухе витал яблочный аромат, слегка примешанный цветами и прочим характерным для времени года. Жужжали насекомые вокруг. Щебетали птицы в ветвях. Издалека доносился собачий лай. Легкий ветерок шевелил листья на деревьях. Светило солнце. Не будь осознания того что в мирах гостишь, обязательно возникло бы ощущение нахождения на Кластере, где-нибудь в провинции. Того и гляди – на горизонте корабль грузовой промелькнет. Или воевать начнут поблизости…

    Каджин наконец спустилась с трапа. Прошлась туда-сюда по траве, меж деревьев. Сорвала с ветки яблоко. Откусила, потерев о юбку. Тут же выплюнула, сморщившись.
- Дерьмо кислое. – констатировала. – Не ешь, Алёшенька. Они невкусные.

Петров пнул дерево, подойдя, и подобрал с земли упавшее вполне спелое яблоко. Протер о штаны. Откусил.
- Нормальные вроде… Просто ты не то взяла.

- Да поняла уж.

      Из машины показался Хатзорг. Видимо навел порядок внутри, собираясь сворачивать истребитель в гранулу. Огляделся.
- Ну, как погодка?

- А то ты сам не видишь, Хатушка.

- Если у тебя плохое настроение, Каджин, не порти его другим.

- Кому это я испортила?

- Пока никому. Но собираешься испортить мне.

- Извини. Не хотела. Больше так не буду.

  Хатзорг улыбнулся удовлетворенно. Закурил, признавая:
- Уже лучше.

- Ты долго стоять будешь, козел хвостатый? Сворачивай давай, я к людям хочу. Вон там собачка гавкает.

 Тот выпучил глаза, не ожидав.
- Каджин!

- Молчу.

     Петров сдержал смешок. Посмотрел на блондинку, не совсем понимая причины такого ее настроения. И плохим-то не назовешь, улыбается. Шутит. Скорее похоже на натянутые нервы. Или подобное.
  С чего ей нервничать? Все есть, вроде.

    Она, тем временем, заявила:
- Мне жарко, мальчики. Вы как хотите, а я разденусь.

- Когда это ты температуру чувствовать начала?

- Отвали, хвостатый. Сворачивай свое корыто и пошли к людям.

- Что с тобой, Каджин?! Чего взъелась-то?!

- Я нормальная.

- Была бы нормальной, так себя не вела бы.

- Я нормальная, повторяю. А вот ты стоишь и время тянешь, сука хвостатая.

  Хатзорг пожал плечами, тоже не понимая блондинку. Препираться с ней не стал. Свернул истребитель, отойдя.

     Петров доел яблоко. Выкинул огрызок. Еще раз пнул дерево, но уже посильнее. Когда поднял приглянувшееся и повернулся – Каджин уже не было. Куда-то испарилась неведомым образом.
- Где она, Хатзорг?

- Погулять отправилась, похоже.

- Что-то с ней неладно. Тебе так не показалось?

- Показалось, Алексей.

- Но вот что?

- Не обращай внимания. Через часок появится уже нормальной.

- Что-то ты понял, но скрываешь.

- Не важно. Ты потом тоже поймешь.

    Лёха откусил от яблока, задумавшись. Выдал, после:
- Наверное Каджин изголодалась по нежности?

- Что-то вроде этого, но не совсем. Два месяца была с тобой рядом и, плюнув на себя, занималась твоим обучением.

- Теперь я понял, Хатзорг.

   Петров еще больше призадумался. По сути – блондинка каждый день приставала с нежностями. И не по разу даже. Неужели ей мало? Лично ему – приелось уже. Два месяца занимался развратом в бассейне, на диване, на ринге порой, на приборах, в раздевалке, в прочих подсобках, аж в кустах успел, папоротниковых. Лучше бы вместо этого дела лишний раз потренировался. А ей – мало… С такими потребностями наверное тяжело жить на свете. Сколько, ж, необходимо тратить на нее нежностей, дабы она чувствовала себя преотлично? С утра до вечера?! Сотрешься уже к исходу первой недели…

- Ты не о том подумал, Алексей. – Страж убрал гранулу в рюкзак. – Каджин нужно дарить просто больше внимания, не любви как таковой, а простого внимания.

- Я и так два месяца от нее не отходил. На двери пароль стоял, не пуская.

- Ты обучался, Алексей. А она обучала. Все время была начеку, следя за приборами и отдыха себе, кстати, не давала никакого. Ты спал – а она работала. Ей даже глаза закрыть некогда было толком. Вот и сорвалась…

- Так она сама же говорила, что может веками не спать и не отдыхать. Она и ест редко.

  Хатзорг оправил одежду. Подготовился к дороге. Поведал:
- Не в этом суть.

- А в чем?

- То что она не устает и не спит веками – ее дело. В путешествиях и вовсе спать некогда, да и не хочется. Просто Каджин занималась тяжелой нервной работой. Оборудование – штука сложная и требующая неусыпного внимания.

- Работа и путешествия – разные вещи?

- Именно. Работа в тягость. Путешествия – нет. Вот зеленоглазка и не в норме. Ей просто нужно расслабиться, ощутить себя любимой и востребованной. Единственной, даже. Заодно и от нервов избавится. Голове отдохнуть дать.

- Надолго это?

- Часа на два. Может меньше. Ладно, хватит стоять. Пора выходить к людям. Идем.

- Хорошо.

          Пошли через сад, благо деревья росли ровными рядами, и были неширокие тропинки для облегчения сбора плодов. Хатзорг все разглагольствовал, относительно уставшей и нервной, от этого, зеленоглазой. Петров же жевал яблоки, кои поднимал с земли или просто срывал с веток по мере надобности. Слушал внимательно, коря себя за то что не относился к Каджин должным, понимающим, образом во время занятий на ее корабле. Задавал вопросы иногда. По Хатзоргу уже успел соскучится, поэтому спешил все выяснить и понять, зная что тот поможет в этом обязательно.

 Вскоре повстречали и первого местного обитателя. Обитательницу, вернее, как оказалось при ближайшем рассмотрении.

  Молодая женщина, средней наружности, собирала яблоки с ветвей. Укладывала их в тележку заботливо. Была так увлечена этим занятием, что не сразу заметила двоих, явно не по погоде одетых, незнакомцев. Когда же заметила, то поспешно отошла от яблони. И, довольно быстро приведя себя в порядок, встала на тропинке, загородив проход. Улыбалась молча, чего-то от них ожидая. Вид был такой официальный, что странным казалось. Будто по сто кредитов ждала от каждого.

    Хатзорг кивнул, здороваясь:
- Здравствуйте.

 Молчок. Видимо не то сказали и вообще поступили не так как ожидалось.

- Чего вы на нас так смотрите? – Петров был более прямолинейным. Озвучил то, что тревожило. – Мы ваши яблоки не ели, можете не предъявлять.

- Хамы! – мгновенно обиделась, топнув ножкой. Нахмурилась. Но с тропинки не ушла.

Хатзорг с Петровым переглянулись недоуменно. Посмотрели на аборигенку. Страж спросил:
- С чего это?

- Настоящие хамы! Но… - она несколько подобрела. – Позволю вам исправиться.

- Чего мы сделали-то? – Петров опять сказал как есть. – Яблок мы ваших не брали. Деревья не портили.

- Да. Чем вы недовольны?

- Всем! Особенно вашими манерами!

- А что не так с нашими манерами?

- Всё!!!

  Хатзорг пожал плечами. Толкнул Петрова в плечо, указывая на параллельную дорожку за рядом яблонь.
- Давай обойдем ее. Понять не могу, чего она взъелась.

- Я тоже.

  Ушли на ту тропинку. Слышали возмущенные вопли позади себя; странная особа ругалась как сапожник, и плевалась не хуже. Но старались не обращать внимания, боясь и вовсе вызвать истерику. Оборачивались иногда, еще больше теряясь в догадках.

  Когда отошли довольно далеко и вопли перестали быть слышными, Петров предположил:
- Может быть по этому саду нельзя ходить?

- Вряд ли. Здесь не Кластер, с его частной собственностью.

- Проход, наверное, платный. Девка денег ждала, не иначе.

- Почему ты так решил.

- По ее взгляду.

- Если так – она назвала бы сумму. Правильно?

- Правильно. Но она чего-то явно ожидала от нас. Но вот чего?

Страж пожал плечами, посмотрев назад. Ответил:
- Не знаю. Сколько по мирам не путешествую – такого еще не встречал ни разу.

- Может надо было у нее спросить?

- Ты спрашивал. Чем ее и рассердил.

Лёха кивнул, вспомнив. Опять предположил:
- Может она похвалы какой ждала?

- С чего ты это взял?

- Она прихорашивалась, прежде чем тропинку перегородить.

- Логично. Но ведь мы с ней незнакомы – зачем ей наши комплименты?

- Может здесь так принято.

- Нет. Не должно. Во всех мирах сначала знакомятся, потом уж нежности говорят.

- Бывает и наоборот.

- Здесь не бар и не кафе, с рестораном. Тем более – женщины редко первый шаг делают. Да еще и так, как эта. Она не комплиментов ждала,
Алексей.

- Но ведь чего-то же ждала?

- Я не знаю. – Страж и вправду не знал. – У следующей спросим.

- Чтобы вновь услышать о плохих манерах?

- Не думаю, что окажется такой же. Увидим, в общем. Давай не забивать голову странными местными бабами?

- Давай.

           Сад вскоре кончился, сместившись назад. Ноги встали на широкую утоптанную дорогу, ведущую влево-вправо.

Хатзорг закурил, остановившись. Указал направо. Сказал, выпуская дым:
- Город – там. Пять километров.

- А что слева?

- Какая-то деревня небольшая.

- Далеко?

- Не очень. Но мы в нее не пойдем.

- Почему?

- Что нам там делать? Надо идти направо. Судя по размеру – городок является административным центром этого острова. Наверняка какая-нибудь столица.

- Идем в город, раз такое дело. – Петрову столицы посещать не нравилось, но уж лучше туда, чем в неизвестную деревеньку. – Может выясним, все-таки, что той девке надо было.

- Может. – Стражу самому интересно было. 

            Метров через триста, из сада вышла блондинка. Вид имела спокойный. Будто и не случилось ничего такого, возле истребителя. Наряжена была иначе; бронежилет, оружие, и летная форма исчезли, уступив место короткой юбке-ремню, невесомо-прозрачной маечке, да сапогам на шпильках. В волосах – здоровенный ярко-красный цветок, неизвестно как держащийся. Петров не стал впадать в шок при виде довольно откровенного наряда зеленоглазки, привык уже к таким переменам за два месяца. Хатзорг – тем более. Каджин поинтересовалась, отряхивая сапоги от пыли и травинок:
- С кем вы ругались в саду?

- Да дура какая-то дорогу перегородила, и ждала неизвестно чего. Попробовали заговорить с ней – вообще хамами обозвала.

- Правильно сделала.

- Ты тоже считаешь нас хамами, Каджин?

      Блондинка приблизилась. Взгляд был серьезный.
- Тебя, Алёшенька, пока не считаю, но вот этого хмыря хвостатого – да.   

  Хатзорг выкинул окурок и спросил, не обращая внимания на оскорбления:
- А ты не ввергнешь первого встречного в ступор своим нарядом?

Она выпятила грудь. Улыбнулась всему миру:
- Мне жарко, мальчики. А аборигены… аборигены пусть таращатся, я не против. Даже рада этому буду.

- Ладно. Как хочешь. Если к тебе будут приставать – провоцируешь их ты. Я заступаться не стану, Каджин.

- За меня Алёшенька заступится. Я ничего не боюсь.

   Петров посмотрел на нее удивленно, но ничего не стал говорить. Промолчал. Знал, что мог вполне заслужить то же что и Хатзорг, сболтни лишнего. Звание хама, подлеца малолетнего, прочее некультурное. За ней не станет.

- Ладно. Пора идти дальше. – Хатзорг кивнул в сторону города.



          На повороте дороги им попался высокий абориген с пустой тележкой. Видимо направлялся к той странной и непонятной девке, что повстречалась в саду, собираясь забрать собранные яблоки. Шел, посвистывая, и осматривал, заодно, крайние к дороге деревья.

Когда узрел Каджин, то резко переменился в лице, язык чуть не вывалив до пояса. Бросил свою тележку, и подскочил к растерявшейся блондинке. Начал торжественно и с восклицаниями:
- О, мадам! Позвольте поцеловать вашу идеальную и совершенную ручку! Вы так прекрасны, что я не нахожу слов достойных вашему прелестному облику!

   Бухнулся на одно колено, замерев и ожидая.

 Каджин такое почитание явно понравилось. Она покраснела для вида. Заулыбалась смущенно. Протянула свою руку для поцелуя, хлопая ресницами.

   Тот тут же чмокнул протянутое. Не отпуская, продолжил:
- Вы стройны, словно молодая лань! Вы прекрасней неба! А возможность лицезреть ваши огромные зеленые глаза делает меня самым счастливым человеком на всем свете! Вы прекрасны, мадам!

 Блондинка аж растаяла от этих жарких слов. Заулыбалась пуще прежнего. Шумно задышала, покраснев уже натурально. Окинула спутников полыхающим зеленью взором.
- Идите, мальчики. Я догоню…

 Петров с Хатзоргом переглянулись понимающе.

- Хорошо.

- Как скажешь.

     И пошли дальше по дороге.



Она догнала их минут через сорок. Лучилась счастьем и радостью. Поделилась:
- Столько всего наговорил, ужас! Ему бы поэтом быть…
Поравнялась:
- Знаете, мальчики, что я разведала?

- Не знаем, но способ разведки у тебя странный. Весьма странный.

- Не хами, Хатушка. От тебя вообще лестного словечка не дождешься. Ну так вот…
Она огляделась по сторонам. Продолжила:
- Оказывается, в этом мире очень ценят красивых женщин. Посвящают им всё; стихи, поэмы, романы, картины, просто красивые слова, прочее. Завоёвывают их сердца храбрыми подвигами. Дарят цветы. Каждый день, причем! А от тебя, хвостатый, я вообще ни разу цветов не видела!

- Ладно. Подарю как-нибудь.

- Хотелось бы верить… Еще – этот клочок суши, благо что ты на него посадил свое корыто, называют Островом Красоты. Здесь живут самые красивые девушки этой периферии. Живут, защищенные от внешнего, общего, мира, гиблыми болотами, неприступными скалами, и лесами наводненными дикарями-людоедами. А там, на материках в смысле, снаряжают настоящие военные экспедиции, с целью добыть себе хотя бы пару прелестных островитянок. Лезут на скалы, преодолевают болота, дерутся с дикарями в лесах… Понимаете, мальчики, как нас, женщин, тут, ценят?!

Глазища распахнулись широко. Продолжилось:
- Это же великолепно!!! Это же…

- Каджин, ты нас специально в Тат-19 заманила?

- Нет, что ты, Алёшенька! Я сама не знала что тут так прекрасно обходятся с дамами, а любой пацаненок знает сотни комплиментов наизусть. Если бы раньше о таком услышала, то поселилась бы в этой периферийке очень надолго. Слушала бы медовые речи кавалеров, благосклонно принимала бы от них цветы, подарки, прочие знаки почета и обожания. Была бы местной королевой красоты. Выходила бы к океану, на скалы, и смотрела бы как тысячи голодных аборигенов с материков пытаются взять штурмом этот остров.

    Каджин перевела дух. Поторопила их:
- Пойдемте быстрее в столицу! Хочется испытать все на себе! Пойдемте, пойдемте же!

           Пришлось идти быстрее. Вид у блондинки был еще тот; глаза усиленно жили своей зеленой жизнью, мерцая и играя цветом, движения были резкими и воодушевленными, щеки горели. Вся фигура аж преобразилась. Сияние какое-то возникло, малозаметное.

  Сказывалась тоска по: “кофе в постель”,  “букет роз, с развратной запиской, каждое утро”,  “прогулки на лошадях, под луной”,  “посвященные стишки”,  “куча жарких слов через каждые сто метров, через каждые сто поцелуев, через каждые сто фрикций, через каждый час, два, три, четыре…”, постоянное “люблю”. Сказывалась необычайно.

      Вот он! Зрите, читатели! Вот он мир! Мир, о котором грезят наяву все носительницы юбок, какого возраста не являлись бы! О нем иногда пишут книги-утопии… (не я). Копию этого мира мужики стремятся создать в первый год совместной жизни с любимой. Пока любимой, вернее… На второй год, как не отпирались бы, они это дело бросают, отчаявшись, разуверившись, разлюбив, устав, насытившись, похудев, и обрастя бородой… Чешут затылки, не понимая себя прежних.
  Мол; вот меня учудило!





Столица Острова Красоты встретила троицу весьма дружелюбно. Особенно Каджин. Если описывать эпизод с воротной стражей, то выглядеть он будет так:

- О, мадам!
- О боги!
- Ух ты!
- Вау!
- Э-э-э-э…
- Богиня!
- Благословен день сегодняшний, за такую красоту пред моими очами!
- О небо, ты само сошло!
- Дева из морских глубин!
- Пены, придурок…
- Отстань, малец! Не мешай!... Прелестная незнакомка, позвольте вашу ручку!
- И мне!
- И я!
- Я тоже!
- Говорите, впервые в Имаоране?
- А позвольте я Вас провожжу!
- Чего-нибудь прохладительного?
- Пива.
- Отстань, малец, я не к тебе обращался! Ну так что из напитков предпочтете, прекраснейшая?... Сию минуту!
- А кто Ваши приятели? О! Им несказанно повезло с Вами путешествовать! Явно!
- Держите, изящная, эти розы я принес Вам! Правда красивые? О, спасибо! Не стоит… Я смущен…
- А имя Ваше позвольте узнать... Каджин? Божественное созвучие!
- Великолепное имя!
- Красивое!
- Нежное!
- Оно, как нельзя кстати, подходит к вашим божественным белоснежным волосам!
- И особенно к глазам!
- Так, кто только что сказал про мои глаза?
- Я, Каджин…
- Алёшенька, отойди пожалуйста в сторону. Видишь, я с мужчинами общаюсь. Надо было раньше так говорить, если собрался впечатление произвести.
- Хорошо…
- И скажи хвостатому, чтобы прекратил смеяться.
- Хорошо…
- Вот ваш сок!
- Вы так стильно одеты!
- Этот цветок в вашей идеальной прическе сводит меня с ума!
- И меня тоже!
- И меня!

   …Все десять мужиков побросали копья и поснимали шлемы, окружив Каджин в воротах. Рассыпались в комплиментах безостановочно, позабыв и о службе и обо все на свете. Пихали друг друга локтями, пытаясь быть ближе к ней. Так захвалили зеленоглазку, что у той по щекам потекли слезы счастья и умиления. Она утерлась рукой – ей тут же платочек презентовали. Она улыбнулась благодарно – мигом еще больше комплиментов насыпали, восхваляя улыбку как самую лучшую часть женщины. Она шмыгнула носом – ей второй платок подарили. Не успела хлебнуть холодного сока – ей уже второй стакан протянули, с другим вкусом. И так – постоянно, предугадывая все ее желания.

  Блондинка посмотрела на громадный букет роз в своих руках. Втянула аромат. И на выдохе сказала спутникам:
- Идите, мальчики… Я догоню…



Главное было сделано; их пропустили в город, даже имен не спросив. Даже не глядели вслед. Даже наряд не обсуждали. Стража была занята восхвалением блондинки, и не до чего внимания не обращала. Напади злобное  вражье войско на город – не обеспокоились бы ничуть. Рухни стена – по умолчанию.
  Петров и Хатзорг отошли от ворот. Пройдя низкосводчатым коридорчиком, очутились в самом городе. Огляделись:

     Дома, как дома. Невысокие, кирпичные, крытые черепицей. Кое-где – краской выкрашены, видимо там богатые туземцы живут. Деревянные заборы. Лай собаки, откуда-то сбоку. Пестрая ленивая кошка, бредущая по своим делам. Три женщины; две слева по улице, третья – поближе, чем-то торгует съедобным. Важный мужик на лавочке под деревом, увлеченно что-то пишущий во внушительной тетради. Далекое большое здание, похожее на дворец. Может и еще что, административное.

 Среднестатистический населенный пункт. Сразу-то и не скажешь, что – столица. Имаоран какой-то… Улицы, вымощенные камнем и подметенные. Парочка видимых цветочных клумб. Статуя незнакомой бабы, при квадратном щите и длинном, вдвое выше ее, копье. От обычного, стандартного, города отличает лишь то, что чисто вокруг, да помои под окна не сливают. Ну и, может быть, воротная стража – в числе десяти остолопов, а не двух, как обычно.

    Петров указал на торгующую женщину. Заметил:
- Не сказать, что она такая уж красивая. Платье – и то лучше.

- Ты просто избалован, Алексей. – пояснил Хатзорг. – Аборигены никогда в красивых, высших, мирах не бывали. Поэтому считают своих женщин эталоном. Судя по словам Каджин – их здесь очень любят, и защищают от внешнего мира.

- Если так, то – там, за океаном, этих красавиц вообще богинями считают?

- Именно. Экспедиции снаряжают за ними.

- Чудеса… Каджин специально нас сюда притащила.

- Скорее всего так и есть.

 Страж вздохнул. Предложил:
- Ну что, пойдем трактир искать?

- Пойдем. – Лёха перестал разглядывать торговку. – Надо бы спросить у кого-нибудь, где искать.
Вдруг вспомнил:
- А нас хамами не обзовут опять?

- Заодно и проверим.

- Сдается мне, что девка в саду – не одна такая.

- Посмотрим, Алексей. По одной дуре не судят остальных.

              Подошли к торговке. Заметили, еще на подходе, как та вытащила зеркальце из передника и начала максимально быстро наводить красоту. Увидели такой же ожидающий официальный взгляд, что и у той, в саду. Торговка явно чего-то ждала. Но вот чего?

- Здрасте…

 Молчок. Как и в первый раз, среди яблонь. Странно…

- Почем пирожки?

- Хамло!

- Что, не пирожки?! Извините… Чем, тогда, торгуете?

- Я вижу двух противных и наглых мерзавцев перед собой, которые даже толкового комплимента произнести не в состоянии! Убирайтесь с глаз моих, провинциальные деревенские мужланы!

- Ты на себя-то посмотри, крокодил! Всех покупателей распугала!

- Пойдем, Алексей. Не стоит грубить местным… Я кажется понял, что нужно говорить.

- Хам малолетний! Паршивец!

- Рот свой закрой, дура!

- Да как ты смеешь меня оскорблять, малолетка несмышленая?!

- Алексей!

- Иду…

       Торговка возмущалась долго. Не получила, как намеревалась, ожидаемого, да еще и выслушала в свой адрес много чего похабного и обидного. Потому и успокоится не могла, сотрясая воздух открытого пространства перед воротами трехэтажными словосочетаниями.
 Хмурый Петров все же выкрикнул пару ругательств, не вытерпев. Хатзорг погрозил ему кулаком, сказав что на ее крики пол-города сейчас сбежится. Петров поверил. После – отправились к сидящему на лавочке мужику. Собрались у него узнавать про место дислокации трактира, раз слабый пол чего-то требует постоянно.

 Подошли. Хатзорг начал:
- Братан, извини что от письма отрываем, но…

Тот смерил их высокомерным холодным взглядом, подняв голову. Перебил:
- Не имею желания общаться с грубиянами и конкурентами. С деревенскими грубиянами.
Поморщился, будто чего унюхав своим длинным носом:
- Убирайтесь прочь, не мешайте мне думать.
  Уткнулся в свою тетрадь, потеряв интерес. Вновь зашевелил пером.

 Петров шагнул вперед, сжимая кулаки. Известил о начале избиения:
- Щас ты у меня уберешься, писака хренова!

  Страж удержал его, еле успев. Попросил:
- Остынь, Алексей. Надо разобраться в этикете, который тут все чтят.

- Дай я его ударю, Хатзорг!

- Нельзя.

- Шли бы вы отсюда, деревенские. Шумите, грубите, мешаете. Мне что, воротных позвать?

 Хатзорг предусмотрительно поднял рассвирепевшего опекаемого над землей. Держал, не отпуская. Заверил, скрипнув зубами, аборигена:
- Мы уже уходим. Не стоит звать воротных.

- Так бы и сразу.

- Мудак! – Петров понял, что ударить не получится. Решил достать словами. – Я тебе, падла, всю…

- Спокойней, Алексей. Не трать свои нервы. – Страж пошел по одной из улиц, по-прежнему не опуская Петрова на поверхность. – Нужно разобраться в этикете. А уж потом – действовать. Или руками махать, как в твоем случае.

- Да он…

- Он просто не знает, кто мы.

- Я…

- Молчи. Через сто метров поставлю на ноги. Как раз и успокоишься.

- Молчу.





- И чего теперь? – Петров изредка косился на далекого, теперь, аборигена. Все так же хмурился. – Что делать-то будем?

- Я понял, что местные красавицы ждали от нас.

- Что?

- Они рассчитывали на комплименты. Потому и грубили, не получив ожидаемого.

- Этим коровам нежности говорить?! Да не в жизнь!

- Придется, Алексей. Иного выхода нету.

- Есть.

- Какой?

- В деревню пойти.

- Там мы столкнемся с тем же самым. Это не выход.

- Тогда в другой мир.

- Пока Каджин не успокоится окончательно, нам придется торчать здесь, в этой периферии. Иначе она так и будет хамить мне и тебе.

- Мне-то за что?

- Найдет, не сомневайся.

- Давай, тогда, на материк полетим. Там она найдет обожания еще больше, нежели на этом дебильном острове.

- И это не пройдет. Наша зеленоглазка знает как смотрится на фоне местных дамочек, поэтому будет вовсю использовать эту гигантскую разницу. Начнет кавалеров уводить у всех подряд. Все внимание на себя обратит. Будет плавать в этом всеобщем обожании как акула, теша свое самолюбие. Что, женщин не знаешь что ли?

- Понятно.

- Да, да, сидеть нам здесь еще долго. Так что давай вместе сочиним какой-нибудь заковыристый комплимент, и подойдем с ним к первой встречной. А то так и будем по улицам слоняться, не в силах трактир найти.

- Хорошо. Давай сочиним. Предлагаю использовать побольше…



       Сочинили кое-как. Выбрали кандидатуру. Подошли, наблюдая как та прихорашивается.
- Мадам, вы прекрасны! – Хатзорг был в качестве говорящего. – Сие небо меркнет перед вами! И… и… и… Бля, забыл!

- Хам!!! Подонок!!! Негодяй!!!



- Уж не забывай пожалуйста, Хатзорг. Иначе придется третью искать.
- Я все помню. Просто, когда на ее нос глянул – все слова из памяти высыпались.
- Да-а, нос у нее тот ещё.
- Ну что, пошли?
- Пошли.


- Мадам, вы прекрасны! Сие небо меркнет перед вами! Все вокруг становится ярче и светлее! При взгляде на вас, начинаешь жизнь любить с новой силой!

   Аборигенке понравилось вступление. Чуть покраснев, обмахнулась веером.
- Чем обязана, господа?

- Э-э-э-э…

  Пока придумывали, она вытянула вперед правую руку, ладонью вниз.

    Петров кашлянул. Внезапно обнаружил, что у него на ботинке шнурок ослаб. Присел, завязывать.

…Целовать ручку пришлось Хатзоргу…

      Дама удовлетворенно заулыбалась. Вновь обмахнулась веером.
-Ну так чем обязана, господа?

Лёха справился со шнурком. Выпрямился. Не смотря на Хатзорга, выдал:
- Прекрасное воплощение всех моих мечт, не подскажете ли нам, неместным, как к трактиру пройти?

   Хатзорг молчал, хмурый.
 “Воплощение Лёхиных мечт” благосклонно кивнула. Похвалила хлопаньем ресниц. Сказала:
- Господа должны пройти в центр. Там и увидят требуемое.

- Огромнейшее вам спасибо, красавица.

     Поклонились. Поспешили уйти.




- Ты подонок, Алексей!
- Что, не понравилась лапа туземки?! Она ее тебе протягивала, кстати.
- Тебе.
- Я еще маленький. Взрослый у нас – ты. Тебе и лапы целовать.
- Нахалюга…




- Прекраснейшая из прекраснейших! Великолепнейшая из Великолепнейших! Не подскажете ли нам, горемыкам неместным, как пройти в центр города, в коем живете вы, воплощение красоты и грации, сочетание стиля и шарма, алмаз поверхности, и…
- Вау! Такое я еще не слышала! Спешу сообщить, господа, что готова уединится с вами обоими!
- Упс!... Мы, пожалуй, вспомнили дорогу. Правда, Алексей?
- Да. У нас же карта города есть.
- Извините, но мы пойдем…
- Хамы!!! Сволочи!!! Негодяи!!! Будьте вы прокляты!!!




- Ты переборщил, Алексей. – Хатзорг оглядывался на разгневанную дамочку. – Переборщил.

Петров тоже туда смотрел. Чесал подбородок.
- Я уж понял.
Прекратил чесать:
- Теперь ты их хвали.

- Придется.




- О, мадам! Я так счастлив, обращаясь к вам! Не подскажете ли…
- Господа, я не местная. Прошу прощения…
- Извините…



- Теперь твоя очередь, Алексей. Только не переборщи.
- Да она не местная. Это не считается.
- Я лапу целовал, забыл?
- И что? А у меня шнурок развязался.
- Ладно. Я дам тебе пистолет. Но говорить будешь ты.
- Давай.
- Держи… Но только не переусердствуй.
- Хорошо. Постараюсь.




- Вы так восхитительны, что меркнут перед вами звезды и днем и ночью! Вы так прекрасны, что затмеваете окружающий пейзаж! Вы так стройны, что забываю обо всем. Я путаюсь в словах. Я краснею…Я…

      Довольный Петров, с новым пистолетом на поясе, обходил хлопающую ресницами “жертву” кругом и говорил, глядя ей в глаза. Серьезным голосом говорил.
- Я… Я, поверьте мадам, испытываю муки душевные. Мне дышать тяжело, и сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди, все ребра в кучку собрав. У меня руки трясутся, и горло пересохло. Я смущен, я не знаю что со мной, мне плохо. Мне очень плохо… Но боль начинает уходить, постепенно. И все потому, что я вижу вас перед собой!

      Повысив голос:
- Я вижу вас и мне легче, с каждой секундой, становится несказанно! О, мадам, вы великолепны в этом облегающем стильном платье! Вы…

     Та поворачивалась за ним, покрасневшая от проснувшихся и нахлынувших волной чувств. Шумно дышала, все шире распахивая глаза, по мере того как слова незнакомого паренька вливались в ее уши. С одного глаза текла слезинка.

    А Петров говорил. Знал что Хатзорг постесняется его остановить, и говорил.
- Вы грациозны и бесподобны! А в сочетании с этой ультрамодной сумочкой, кажетесь мне скучающей красавицей, вышедшей на улицу развеять тоску душевную, отдохнуть от одиночества, и просто прогуляться. Ваши сережки очень идут к прическе. Прическа идеальная. Она – подчеркивает тонкую и изящную шейку, в которую так и хочется впиться поцелуем. Подняться чуть выше, попозже. Выше – к мягчайшей мочке вашего соблазнительного ушка и укусить слегка. Прошептать чего-нибудь ласкового и нежного. Или, наоборот, горячего и возбуждающего.

    Она прикрыла глаза, видимо представляя все то, что Петров наговорил ей только что. Стояла, прикусив нижнюю губу. Слушала, почти безвольная.

    Петров остановился, перестав ходить кругами. Понял, что теперь можно манипулировать тем, что она сейчас мысленно представляет. Можно какой-нибудь эротический фильмец рассказать, которых достаточно нагляделся на корабле. Подойдя ближе, привстал на цыпочки. Продолжил говорить уже на ухо:
- Я буду осыпать вас лепестками роз, читая стихи, а вы, мадам, будете сидеть в горячей ванне и сосредотачиваться на получаемых приятных ощущениях. В одной руке у вас бокал выдержанного вина, в другой – мягкая и нежная губка, которой вы водите по своему прекрасному телу. Представьте, пожалуйста, что губку беру я…

- Представила… - прошептала еле слышно.

- Я беру губку и слегка прикасаюсь к вашей нежной изящной шее. Улыбаясь вам, веду свою руку ниже. Вы улыбаетесь мне в ответ. Пьете вино из бокала неспешно. А когда губка проходит по линии декольте, удивленно распахиваете свои глубокие глаза, как бы спрашивая, а не слишком ли я далеко зашел?

- Вам можно… - еще тише.

- Получив долгожданное разрешение, все же не опускаюсь ниже уровня душистой пены. Я, представьте пожалуйста, провожу губкой по вашим стройным плечикам. Слева-направо. Справа-налево. Обратно… Веду вновь к вашей изумительной шейке. А уж оттуда – вниз, по ложбинке, на ваш подтянутый животик. Задерживаюсь там…

  …Испустив гортанный вздох-всхлип, аборигенка повалилась на каменную мостовую. Сумочка выпала из руки…


             Да, хоть здесь и жили на одних, практически, комплиментах, но похоже на то, что “произведение” Петрова переплюнуло многих местных мастеров слова. И не один раз. Из похвалы перейти к соблазнению, когда все можно, не каждый сообразит. Не случись обморока – малолетнего похабника ждала бы постель с открытой и доступной хозяйкой этой самой постели. Ждала с нетерпением. Ну если не постель, то горячая ванна с лепестками роз и указанной губкой.

   Хотя правильно. Если жить среди всего этого – довольно быстро исчерпаешь словарный запас. Создашь несколько десятков дежурных клише, и всё. Новое уже не сочинишь, используя дежурное по мере надобности. Да и потребность в этом новом вряд ли возникнет. Так лишь, влюбишься когда…

Ну а вот если первый день зажигаешь в этом странном обществе – можно блистать, закручивая и изощряясь, создавая шедевры один убойнее другого. Можно импровизировать, скрепляя определения запятыми. Дескать, вы, мадам, красивая, стройная, грациозная, великолепная, неотразимая, и прочее приятное.

 Или просто слегка меняя времена; из прошедшего – в ненаступившее. Мол; была красивой, сейчас еще краше стала, а потом вообще неотразимой будешь. Добавь сюда имя, и все – средний комплимент готов. К употреблению готов. К скармливанию, вернее. Несешь с собой что-то новое в первые дни. Новое, и от того притягательное. Незнакомое, тут же просимое пояснить. Для дамочек огненное и темпераментное. Сравни их с облаками, небом, звездами, пеной, той же, морской, луной полной и ясной, солнцем дневным, ещё чем-нибудь недоступным и вечным, и сразу же будешь отнесен к разряду гениев и оригиналов-незаурядов, коих и вознаградить-то не стыдно. Стыдливым вознаградить. Интимным. Личным. Своим. Сокровенным.

     Петров оттанцевал что-то зажигательное. Воскликнул:
- Есть!

  Страж глянул на него по-новому. Поинтересовался:
- Не Каджин, случайно, научила?

- Я просто решил рассказать ей один из фильмов. И все. Никто меня этому не учил.

- Молодец. Быстро осваиваешься.

- Стараюсь.

- Пистолет верни.

- С какого перепуга?!

- Ты не узнал где центр.

- А чё его искать? В центре, где и должен быть.

- Это я знаю. Но…

- Да я пять минут болтал не останавливаясь! Мне за такое количество слов – танк положен крупный! А вот ты – стоял и молчал, как праведник.

- Я праведник?! Да…

- А иначе и не скажешь. Хоть ты и взрослый, но эта кобыла смотрела только на меня, пацана, считая тебя недостойным своего внимания. Иными словами – праведником, который и… Молчу.

- Вот и молчи.

- Идем?

- Куда? Про дорогу ты не узнал, свалив девку в обморок. Она, если очнется – непременно тебя в постель потащит, попомни мои слова.

- Думаешь?

- Знаю.

- Давай на другую улицу перейдем, а? Там и спросим, заодно, где этот чертов центр.

- Говоришь ты. Согласен?

- Согласен. Но при одном условии.

- Каком?

- Будешь стоять в стороне. Устроит?

- Вполне.

- Идем, если так?

- Идем.



- Мадам, мой папа так восхищен вами, что немного стесняется в разговоре. Даже подойти боится. Но я за него скажу: он признался мне, что считает вас похожей на богиню Красоты. Буквально минуту назад признался.

- Богиню? – она простила Петрову отсутствие вступления, заинтересовавшись. – Красоты?

- Именно! – Лёха говорил тихо, но с выражением. Даже глаза деланно округлял. – Он вас, представьте, нарисовал!

    Бросила изучающий взгляд на стоящего в отдалении Хатзорга. Спросила у Петрова:
- А что он еще говорил, мальчик?

- Что вы сошли с небес. Поверьте, мой папа отличный художник и он врать не может, так как в красоте разбирается очень даже хорошо.

- А как его зовут?

- Хатзорг.

- Познакомишь нас?

- С радостью бы, но спешу. До свидания.

- До свидания, мальчик.
 
              Хатзорг встрял. К нему направлялась местная дева, вообразившая себя похожей на богиню Красоты. Направлялась, виляя пятой точкой усиленно, стараясь произвести впечатление на “обожателя”. Шла с набором желаний. Заодно и с просьбой показать картину.
А тот уже почувствовал что-то неладное. Но деваться было некуда, дева распрекрасная уже подошла к нему. Подошла и замерла, ожидая традиционного вступления. Обмахивалась вопросительно веером.

   Петров спрятался недалеко, за углом одного из домов. Решил понаблюдать за Хатзоргом, как тот выкрутится. Да и вообще – как себя вести будет.
  Посмотреть было на что; хвостатый сбивчиво объяснял что-то, совершая большое количество жестов. Косился в сторону Петрова и грозил кулаком. Застигнутый врасплох, явно не знал что говорить. И послать даму подальше тоже не мог, из-за воспитания и образа жизни. Теперь, вот, страдал…


- Держи свой пистолет, Хатзорг.
- Еще одна такая выходка – заставлю месяц жить в лесу!
- Да ладно, не кипятись. Сам виноват.
- Это в чем же?!
- Ты взрослый. Ты опытнее меня. Должен сам узнавать и дорогу, и все остальное. А ты, вместо этого, взвалил сию обязанность на меня. За что и получил…
- Логично.
- У той дуры сам спросишь дорогу?
- Сам…
- Неужели?! … Молчу.
- Молчи.


- Мадам, позвольте выразить вам нашу признательность, за то что вы соблаговолили нас выслушать, хоть мы и неместные и не умеем произносить высокопарных слов, восхваляющих, достойно, вашу уникальную и неповторимо-обаятельно-оригинальную красоту, величие, шарм и женственность в одном вашем великолепном лице, обрамленном этой стильной прической, достойной лучших парикмахеров Сущего и, вообще, всей обитаемой вселенной, попросту меркнущей перед вами…
- Повторите пожалуйста еще раз…ик…Мне так понравилось…ик…
- Хатзорг, да она пьяная. Пойдем…
- Говорил, говорил. И все зря.
- Бывает.


                Улица, куда они забрели в попытках тяжких, была малолюдной. Женщины редко показывались на ней. А если и появлялись, то сразу же заходили в чьи-нибудь ворота. Не прятались, естественно, а просто были заняты делами.

  Лишь один абориген, гордый до бесконечности, мерно прохаживался туда-сюда вдоль забора. Размышлял, видать, о процессе создания чего-нибудь нового и оригинального в истории комплимента. Сочинял про запас, что тоже не исключено. А может и просто прогуливался, от безделья.

       Хатзорг вдруг подошел к нему. Повалил на мостовую, чем удивил опекаемого, и пнул пару раз. Рявкнул:
- А ну, урод, отвечай, где тут у вас гребанный центр?!

 Для убедительности – поднял за ремень и швырнул об забор. Успел пнуть в полете.

Тут и Петров подключился; саданул бедолагу коленом, когда тот пытался встать и возмутиться. Заехал локтем в пузо, а кулаком, отступив слегка, в область почек. Принялся наносить удары ногами, радуясь, несказанно, отличной возможности размять скучающие конечности на оригинале, а не на манекене.

  Так и стояли, пинали его. Орали в два голоса, обещая дикую смерть.

Наконец абориген заверещал:
- Я скажу, скажу, только не бейте!!!

Остановили избиение:
- Говори!


…Узнав точный маршрут до центра столицы, вплоть до названия трактира, цвета обоев на втором этаже, имен горничных, имен всех вблизи живущих, и интимных секретов хозяина заведения, коротко поблагодарили избитого. Помогли встать. Отряхнули его.
 И ушли…

           Избивать горожанина пришлось, иначе опять ждали словесные, надоевшие обоим, попытки заговорить с дамочками не очень приятной наружности. Их-то не поколотишь, рука не поднимется. А вот мужика, простит поди, можно. Хатзорг с Петровым не знали, как к аборигену подойти. С первым, у ворот, вышла осечка. В голове теперь, роились вопросы. Что нужно спрашивать? Как спрашивать? В каком порядке? Да и заговорит ли вообще?

  Поэтому перешли на язык всем понятный. Всем абсолютно. Язык силы. На нем в любом месте можно общаться, не испытывая затруднений при этом нисколько. Не надо слов подбирать, ибо они и не нужны вовсе. Не надо улыбаться, в мыслях хмурясь. Не надо лицемерничать, изображая из себя неформала-извращенца практически. Себя переступать не надо, называя корову – стройной ланью, пенек – раскидистым деревом, а нечто противное – жутко приятным и прекрасным. Прекрасным, как небо! Прекрасным, как звезды! Прекрасным, как луна!... Тьфу! Мерзость!



Трактир-то нашелся, только вот не было денег. Местных денег…

  С превеликим словесным трудом отыскали ломбард. Напялили шлемы, опустив щитки. И ограбили сие заведение на двести золотых монет. Охрану, естественно, избили.
 Вернулись к трактиру.

      Им повезло. В эти часы никто из местных не сидел внутри. Или дела. Или – днем здесь пить не принято. Одно из двух. Есть еще и третье – кусающиеся цены. Но при таком количестве награбленного золота, стоимость товаров и услуг не казалась завышенной. Не определишь, по крайней мере. Можно конечно вообразить что в наличии всего один кругляш незабвенного металла, но что из этого выйдет? Ложь самому себе? Или попытка быть скромнее? Ах да, сравнение цен… Да ну его в жопу. Давайте пить и есть. Давайте не будем экономить, все равно местонахождение ломбарда теперь известно, и там еще много чего имеется в наличии. Экономия – враг желудка и настроения. Враг всего того, что широким зовется, да вольным. Разгульным. Давайте не будем экономить.

- Давай не будем экономить, Хатзорг? – Петров с любопытством разглядывал меню, уже представляя что будет есть в первую очередь. Вспомнив, что за последние двое суток съел только несколько яблок, вдруг испытал жуткий приступ голода. Аж заёрзал на лавке. – Ломбард не так уж и далеко. Дорогу теперь знаем.

- Он на неделю закроется. Из-за ограбления.

- Другой найдем.

- Думаешь, их несколько в городе?

- Да. В городах только кладбища в единственном экземпляре, все остальные заведения имеют конкурентов.

- От Каджин узнал?

- Нет. В одной книжке прочитал…

- Занятная, должно быть, книжка?

- Есть маленько.

   Хатзорг тоже разглядывал список блюд. Прикидывал, что заказать. На предложение опекаемого насчет экономии, возражать желания не имел. Самому хотелось заставить стол всяческими тарелками и кувшинами. И неспеша набивать живот, смакуя и приятно проводя время. Бродить по городу не тянуло, надоели местные обычаи и жители. Лучше здесь зависать, дожидаясь Каджин, чем мучить себя попытками произвести впечатление на дамочек, жаждущих выслушать в свой адрес много чего хорошего и сладкого. Не дело это, честное слово, глядеть на откровенную деревенщину, и телом и воспитанием, говоря невесть что приятное ей, и противное себе. Да за неделю таких похождений – личностью себя считать перестанешь. И в жуткий запой ударишься надолго. По окончанию ”заплыва” – бегом побежишь в миры Верхнего Яруса, восстанавливать идеалы и вкусы.

Лучше сидеть здесь, в трактире, обложившись всякими съедобностями, и взирать на мир пьяными глазами. Ну ее нахрен, эту экономию.
- Хорошо, Алексей. Экономить не будем.

 Мучимый голодом Петров стряхнул со стола несколько крошек. Приготовился:
- Отлично. Давай плати и будем есть.

 Хатзорг не торопился. Являясь бессмертным, мук не испытывал никаких. Пищу любил только за приятный вкус, или от безделья. Но не за основное ее назначение.
- Не спеши. Что решил заказать?

  Петров не стал выбирать. Некогда. Ответил просто:
- Весь список.

Страж удивился. Сопоставил примерный объем всех представленных блюд объему опекаемого.
- Весь?!

- Ну да.

- В тебя же не влезет!

- Еще как влезет. – Лёха снял шлем с головы. Бросил на лавку. – Что не войдет, то запихаю.

- Впрочем, ладно. Деньги есть, гулять так гулять.

          К столу подошел сам хозяин трактира. Это тот, который во время любовных утех плеточку предпочитал, судя по рассказу избитого аборигена. Видать понял, что посетители относятся к не совсем обычным, поэтому официантку к ним не допустил. Решил лично принять заказ. В руках держал блокнотик и карандаш. Через правую руку висело полотенце.

  Деловито поинтересовался:
- Что будете заказывать, господа?

  Страж отложил меню на стол. Смерил подошедшего толстяка взглядом, с лысой головы до коротких ног. Удивил всех:
- Весь список. Два раза.

Тот прищурился:
- А деньги у вас имеются?

- Ты чё, кассир? – Лёха не вытерпел размеренного и неспешного тона

 Страж бросил на стол мешочек с награбленным, демонстративно. С укором посмотрел на Петрова.
- Что с тобой, Алексей?

- Проголодался.

   Хозяин начал о другом, и вида не подав что низкорослый, второй, посетитель его чем-то оскорбил:
- Всех наименований пока нету, готовить придется…

- Мы никуда не спешим. – Страж его успокоил. – Времени у нас предостаточно.

- Курица, надеюсь, готова? – Петров побеспокоился о том, что хотел попробовать в первую очередь. Притопывал ногами от нетерпения.

- Да. Курица имеется готовая?

   Оказывается вкусы совпали. Или нет? Скорее всего – да.

Толстяк обрадовал, что-то записав в своем блокнотике:
- Имеется. Только с огня сняли. У нас самая вкусная курятина во всей столице. Еще у нас есть оригинальный соус из винограда. К тому же жаркое готовится на углях, а не противне.

- Неси, чего стоишь-то? Ты кто вообще? Официант?

Тот по-прежнему не обращал внимания на Петрова. Продолжал:
- К нам редко заходят такие основательные клиенты, как вы…

- В чем смысл твоих слов? – Стражу показалась странным неспешность толстяка. Будто поболтать к столу подошел, а не заказ принять. – Я вот не понял.

Владелец трактира опять обрадовал:
- При заказе на сумму больше двадцати золотых – полагается подарок.

- Подарок? Съедобный?

- Что за подарок? Поясни-ка.

- Бесплатная танцовщица.

  Петров с Хатзоргом переглянулись. Друг друга вполне поняли. Хатзорг спросил:
- И на сколько?

- На всё время вашего пребывания здесь. Или пока не откажетесь.

- Отлично. Пусть пляшет.

- А она хоть стройная? – Петров вспомнил фигуры уличных “собеседниц”. – Или такая же, что и все в этом городе?

Толстяк опять стерпел. Улыбнулся натянуто. Продолжил:
- Есть еще одна формальность.

- И какая же?

- Ты мне курицу принесешь, или нет? – Петров привстал с лавки, вне себя от затянувшегося ожидания. Стукнул кулаком в стол.

- Алексей, ты чего? – Хатзорг глянул на опекаемого. – Веди себя прилично.

- Хорошо… - сел обратно.

Страж вновь посмотрел на толстяка. Спросил:
- Что за формальность?

- Вам нужна персональная официантка?

- Зачем?

Тот совершил неопределенный жест рукой. Пояснил свои слова:
- Будет подливать вино, подставлять тарелки. Уносить пустую посуду.

Хатзорг покачал головой отрицательно. Ответил:
- Мне не нужна. Я сам справлюсь.

Толстяк наконец обратил внимание на нервничающего Петрова. Поинтересовался:
- А вам, юноша?

- Мне?

- Да. – кивнул. – Вам.

- Мне нужна моя курица. Вилку я и сам подниму, если что. Ну а не смогу…

- Алексей!

- За последние два дня, Хатзорг, я съел только несколько яблок. На корабле было некогда. Здесь – чего-то тянут. Я через минуту с голода помру, так и не дождавшись.

- Извини, Алексей. Я совсем забыл…- Страж обеспокоился, укорив себя за невнимательность. – Сейчас решим этот вопрос.

 Сказал толстяку вежливо:
 - Принесите ему курицу, потом продолжим.

- Как скажете.

Петров вышел из-за стола. Прошелся туда-сюда. Начал предъявлять:
- Каджин тоже забывает постоянно, кстати. Я же, как страдалец, терплю. Ладно вам, бессмертным, пища особо-то и не нужна – но я-то вполне живой. И мне, если ты и это забыл, нужен завтрак, обед, и ужин. А с шиком если – то еще и полдник. По расписанию. Завтрак – утром в семь или восемь часов. Обед – в два часа дня. Строго. Ужин – вечером, в шесть часов. Тоже строго. Так должно быть, не иначе. А на деле – я ем только раз в день. И то – не всегда. Это, знаешь ли, удар по здоровью. Весьма ощутимый удар. Язвы всякие, недовес, слабость, головокружения, прочие нехорошие и злые показатели. Одних болезней только десятки…

- Болезни биорегенератор вылечит. Не переживай из-за них.

Петров наигранно всплеснул руками. Продолжил:
- Ну да. Раз в месяц ложись в аппарат чудодейственный. А все остальное время голодуй, мечтая о жирной курятине с картошкой и подливкой. Слюнями истекай, вдобавок. И худей, дохлей, чахни… Нельзя так. Если уж ты и опекун мой, будь добр – не позволяй пожалуйста мне страдать от недоедания. Представляешь – в тюрьмах и то кормят чаще.

- Не надо про тюрьмы, Алексей. Там – режим.

Петров поднял вверх указательный палец, этим подчеркивая как бы:
- Вот! Я про него и говорю, Хатзорг! У зеков есть режим. А где мой режим? Где мой распорядок? Я сейчас об стол головой стучать начну, потому что у меня живот крутит от голода. Отрыжка яблоками…. Тьфу! Знаешь как противно? Где моя курица? А ведь моему растущему организму нужны витамины и минералы. Еще много всяких органических веществ. Зелень, мясо, рыба, углеводы, жиры, белки, прочее. Даже жирные кислоты нужны. А что я получаю?

Лёха принялся загибать пальцы на руке, перечисляя:
- Пиво. Вино. Недавно коньяка напоролся. Я что, алкоголик? Они ведь на одном спирте могут функционировать… Продолжим. Яблоки тоже считаются. Мясо какого-то копытного, которого Каджин на поверхности завалила и два месяца меня им пичкала. Литры сока, желтого, на апельсиновый похожего. Синтетическая дрянь кибер-повара. На этом все.

  Сел на лавку обратно. Вздохнул горестно.

 Хатзорг аж погрустнел. Жалел опекаемого, понимая, что тот должен расти среди людей, а не так вот, мотаясь и скитаясь, бок о бок, с бессмертными и неприхотливыми личностями. Заметил толстяка с курицей. Поспешил успокоить:
- Уже несет. Потерпи чуть-чуть.

- Куда деваться-то…

Хозяин появился с внушительной тарелкой, на которой возлежала, дымясь и распространяя потрясающий аромат, не кто иная, как…
- Ваша курица. Куда поставить?

- Ставь! Сюда ставь! Чё ты ее держишь?!

- Соус нужен? Оригинальный соус, по старинному рецепту, из винограда, с добавлением красного перца. Так же там присутствует…

Петров обжегся, не подумавши хватанув за ногу съедобной представительницы пернатых. Психанул, вставая:
- Иди ты со своим соусом знаешь куда…

Наконец-то толстяку стало обидно. Он не замедлил высказать:
- Ваш сын не отличается воспитанием и манерами.

- Сядь, Алексей. Будь сдержаннее.

- Угу.

Хатзорг уже и сам голод начал испытывать, глядя на принесенную Петрову курицу. А этот толстяк даже и пошевеливаться не собирался. Надо бы его поторопить.
- Просто принесите наш заказ на этот стол. Приведите танцовщицу. Но про всякие скидки, формальности, и прочую дрянь – больше не слова. У вас официантки имеются?

- Да.

- Пусть несут заказанное. Вас я видеть уже не хочу. Вы меня поняли?

- Да. Но, при покупке…

     Рядом со столом возник довольно страшный, усеянный длинными иглами, монстр. Злобно зашипел на надоедливого, до жути прямо, аборигена, обдав его своим дыханием. Занес когтистую лапу для удара.
  Тот все понял. Постоянно кланяясь, убрался на кухню. На роже читался неописуемый ужас.


         Петров жевал, ни на что не обращая внимания. Молчал. Обжигался постоянно, но терпел. Засовывал куски мяса в рот руками, отказавшись от вилки вовсе. Ей и неудобно, много не подцепишь. Ей и тяжело, она сама не рвет. Руками гораздо проще, не приходится, по крайней мере, изображать из себя манерного и утонченного. Не до изысков, знаете ли, когда желудок бесится от голода и грозит карами всякими. Вплоть до…

  А вокруг была суета. Хозяин осознал, что посетители к простолюдинам не относятся, могут и здание разрушить. А то и вовсе натравить своего монстра, который с радостью пол-города вырежет. Осознал, толстый, поэтому и гонял официанток с кухни в зал и обратно. Сам подходить боялся, помятуя предупреждение, да зловонное дыхание шипастого на себе.

  Девки носили блюдо за блюдом. О комплиментах и не думали. Ставили на стол покомпактнее. Уходили, чтобы через минуту вновь вернутся и принести новую тарелку, кувшин, иль вовсе тазик. На кухне шуршали повара, в экстренном порядке готовя то, что не хватало. Слышались маты, звон посуды, шлепки подзатыльников. Что-то, вдобавок, гудело. Гавкала собачонка…

     Страж тоже ел. Подтянул к себе тарелку с жареными языками. Но не как опекаемый, торопясь и почти не жуя. Жевал неспешно, пользуясь ножом и вилкой, запивая вином из объемистого кувшинчика. Молчал, наблюдая за суетой. Смотреть было на что; напуганные лица, суетливые движения, отводимые в сторону взгляды, покорность что ли. Прикажи раздеться – разденутся без возражений, лишь бы ужасный монстр вновь не появлялся.

      Бесплатная танцовщица была пока не востребована, просто сидела в уголке не двигаясь. Ждала, пока клиенты подопьют немного и их потянет на зрелища. Побаивалась слегка. Девушкой являлась молодой. Молодой, и от того не привыкшей еще к обожанию местных “перцев”. Грозила вырасти в дамочку средней наружности, избалованную, с распустившейся в не ту сторону фигурой, слоем косметики по всему телу, и прочим что не совсем нравится гостям из других миров. Пока же всего этого у нее не было; тело оставалось стройным, практически, косметика не нужна, взгляд не повзрослевший, а желания и запросы – не совсем уж запредельные. Обычная провинциалка, деревенская, нераспустившаяся ещё под местным солнцем и не поддавшаяся, пока, местным веяниям моды. На такую можно посмотреть, как телом крутит под звук гитары и бубна с дудочкой.

    Оркестр, совсем забыл, располагался в небольшом закутке, по местным, модным, понятиям, являющимся сценой. В составе своем насчитывал дедка с барабаном, двух пацанов с дудками, и одного волосатого гитариста. Ему бы еще очки черные одеть, вышел бы стандартный…

           Петров немного утолил голод. Отодвинул тарелку с истерзанным трупом курицы в сторону. Довольный, похлопал себя по животу. Тут же припомнил об окружающем мире:
- Что-то Каджин задерживается.

Страж кивнул, согласившись с ним. Отставил жареные языки, заменив их салатом каким-то.
- Да. Задерживается. Она у нас теперь королева красоты. Не думаю, что среди местных найдутся краше ее. Средний Ярус, ведь.

- Эти коровы и рядом с ней не стояли.

- Ты просто избалован, повторюсь. Не поброди ты в Верхнем Ярусе – заглядывался бы на местных дам, и считал их приятными.

- Я?! Да никогда!

- От кластерных они мало чем отличаются, можешь мне поверить.

- Не, дома лучше. Красивее намного.

- Ты просто сравниваешь с обложками модных журналов. А пройдись по улице стандартного мегаполиса – увидишь сразу же, что разницы особой-то и нету. Тот же целлюлит, отсутствие стройности, походка, манеры. Все одно и то же. Ну, может быть, косметика на пару уровней выше и скрывает больше.

- Думаешь?

- Знаю. Сам проверял.

- Неужели все так плохо?

- Почему плохо? Население Кластера не жалуется. Всем всех хватает. Ни один народ, из одиннадцати, не считает своих женщин страшными и уродливыми.

   Петров кивнул после недолгих раздумий, согласившись с Хатзоргом. Уцепил один из ближайших кувшинов. Понюхал. Глянул вопросительно:
- Можно?

- А что это?

- Пиво.

- Запах говорит о том что это вино.

- Это с соседнего кувшина разит, Хатзорг. В этом – пиво.

- Ну-ну… Ладно, пей уж. Надо же сгладить свою вину перед тобой.

- Какую?

- То что голодом тебя морим, Алексей.

- Спасибо.

- Только не надо ёрничать. Хорошо?

- Хорошо.

       Петров приложился основательно. Отставив, улыбнулся широко. Потянулся. Вспомнил:
- Нам же танцовщицу выделили, Хатзорг. Халява.

Страж покосился на девушку. Кивнул.
- Ты прав.

               Вот и танец. Танец на подобии сцены. Халявный танец. Танцовщица медленно вращает тазом и совершает неспешные движения руками, пытаясь изобразить что-то стильное. На лице – резиновая улыбка. Может и стандартно действует, выполняя заученную программу. Неизвестно. Сравнить, естественно, не с чем. Но, за неимением лучшего – и такое пойдет. Не сидеть же в полной тишине, угрюмо поедая огромный заказ? Пища нужна не только желудку. Она нужна еще и глазам.

   Дедок наколачивает в барабан, с серьезным лицом, пытаясь держать ритм постоянным. Ногой притопывает, в такт. Пацанята, наперебой, закачивают воздух в свои дудки, слоняясь туда-сюда по задней части сцены. Пританцовывают, делая ходьбу немного артистичной. Гитарист, разогревая свой аппарат, вообще фальшивит. А волосы-то отрастил как путний…

 Сидишь, так, смотришь на все это бесплатное разнообразие. И… И плакать хочется от нахлынувшей тоски. Грустные звуки дудок, бренчание гитары, неравномерное буханье барабана. Тьфу!

      Петров перестал пить вино. Сидел, ковыряя вилкой остатки курицы. Задумчиво следил за этим процессом.
Хатзорг вино пил по-прежнему. Но был так же задумчив. Оба молчали.
 На снующих туда-сюда официанток и на оркестр не смотрели. Не хотелось…



- У тебя в рюкзаке, случайно, музыкальной установки нету?

- Есть.

- Ну а чего молчал?

- Забыл.

          Пока Петров разгонял оркестр со сцены, и объяснял халявной танцовщице, как надо двигаться, Хатзорг развернул установку и подключил ее к аккумуляторам. Включил нечто веселое и заводное. Сел обратно за стол.
Лёха вскоре тоже вернулся. Но перед этим заставил девушку выпить пару стаканов вина. Мотивировал известно чем.

   Оба, теперь, сидели и поднимали себе настроение, глядя как аборигенка, разогретая алкоголем, пытается попасть в ритм музыки, с каждой минутой делая это все лучше и лучше. Улыбались.

         Вскоре принесли последнюю тарелку. Стол ломился от заказанного, грозя рухнуть и все испортить.

Официантка, та что посмелее остальных, осталась. Пожелала:
- Приятного аппетита, господа.

  Страж ответил комплиментом, насчет красивых глаз, и потерял к ней интерес. А вот сытого Петрова, слегка уже пьяного, потянуло на приключения. Он поднялся из-за стола. Приложил руку к груди. Начал, немного подумав:
- Невероятно рад лицезреть такую редкую красоту в этом глухом, богами забытом, городе. Мне приятно наблюдать столь редкий тип женщины пред моими очами. Поверьте, я много стран объехал в путешествиях, и знаю что говорю. Вы напоминаете мне самый настоящий цветок. Благоухающий молодостью и свежестью островной цветок, который укрыт от опасностей этого жестокого мира здесь, где цветет и благоухает, несмотря ни на что. Как бы трудно и одиноко вам не было, вы становитесь еще краше. А со временем, да, да, пройдут годы, вы станете истинно неотразимой и зрелой, в самом соку, красавицей. Осталось только дождаться.

    Та покраснела, как это обычно бывает в таких случаях, и захлопала ресницами. Подалась аж вперед, словно лучше расслышать хотела. Закусила нижнюю губу, как верный знак того, что…

   А Петров, отпив из кувшина, продолжил:
- Этот наряд вам к лицу. Да и не только этот, любой вам подойдет, каким не был бы. А особенно мне в вас нравятся ваши поблескивающие красивые глаза. Я вижу как они расширяются, становясь просто потрясающими и невероятно глубокими. Словно омуты бездонные тянут. Как… как… у меня даже слов нету, чтобы выразить свои наблюдения. Но это ведь не проблема, правда?

- Да. – комкала в руках полотенце, шумно вдыхая воздух. Краснела все больше. – Да.

   Лёха представил перед собой богиню красоты Кластера Эйлору. И перечислял все ее достоинства, по ходу внося изменения, если не совпадало.
- Волосы, чудесные волнистые волосы, обрамляют ваше лицо, сияющее добротой и внутренней, пока еще не раскрытой, нежностью. Нежностью утонченной и редкой в наши тяжелые дни, когда так хочется тепла и приятных ощущений. Нежностью, словно розовый бутон, нераспахнутый и от того таинственный, мягкой и пушистой, несколько. Может, в вас дремлет тигрица? Вполне возможно, что так и есть. Тем лучше, красавица! Женщина и должна быть кошкой! Зеленоглазой, независимой кошкой, которая ходит сама по себе. Ходит, потрясая… грацией и плавностью движений!

    Отпив вина, заметил, что танцовщица перестала дергаться на сцене, и тоже слушает, забывшись. И даже музыка ей не помеха. Продолжил:
- Ваш прелестный облик навсегда останется в моей памяти, сердце, душе, и внутреннем взоре. Ваши глубокие глаза будут всегда смотреть на меня… Готова! Есть!

      …Официантка свалилась возле стола, где стояла, выронив измятое полотенце…

Танцовщица покрутила пальцем у виска. Продолжила телодвижения, посмурнев.

  Петров, довольный до жути собой, уселся на лавку. Изрек, загибая пальцы:
- Вторая. Нет, третья… А тебе, Хатзорг, только заезжие попадаются, да пьяные в хлам. Только и можешь кулаками махать. Не стыдно?

Страж поддался на издевку. Возмутился:
- Да я тебе фору даю! Ты меня еще в деле не видел! Я…

- Ну да. Если ты Стратой обернешься, мужики пачками падать будут. С инфарктом…

    Лёха отодвинулся подальше, на всякий случай. Но Хатзорг не стал ругаться.
- Давай поспорим, что местные девки будут в обморок выпадать, едва я в поле их зрения окажусь!

- При условии, что ты останешься в этом облике.

- Подонок…

- А что такого? Я, вот, к примеру, в своем теле нахожусь. – Петров ткнул себя пальцем в грудь. – Не меняю. А ты – можешь обернуться каким-нибудь киноактером прилизанным и благоухающим как розовый куст. Да еще и магии добавишь. Конечно все будут в обморок выпадать. Даже кошки и старухи…

  Хатзорг погрозил кулаком.
- Не надо про старух!

- Ха-ха-ха-ха-ха-ха…
Петров захохотал и стукнулся лбом об стол.

   Страж рассердился. Привстав, отвесил ему подзатыльник.

Петров захохотал громче… Сполз с лавки под стол.

- Хамло малолетнее!

     Лёха успокоился только через минуту. Вылез, сев обратно. Принялся молча пить, не глядя ни на хмурого Хатзорга, ни на такую же танцовщицу. Пил вино, вздыхая. Пальцами свободной руки постукивал по краю тарелки.

       Очнулась официантка. Смущенно поднялась с пола. Подобрала полотенце. Прижала руки к груди. Начала, с трудом подбирая слова:
- Молодой человек, я… я… я так польщена… Мне показалось, что…

  Петров поднял на нее глаза… И скорчившись в новом приступе хохота, повалился под стол.

      Обиженная девушка топнула ногой. И выбежала прочь, вся в слезах.

Хатзорг вполне понял опекаемого. Вытащил того из под стола. Сунул ему в руки успокоительное. Протянул стакан молока. Сказал:
- Выпей. Полегчает. Иначе так и будешь хохотать.

Петрову действительно полегчало. Шмыгая носом и вытирая слезы рукавом, сел на лавку. Одел шлем на голову. Вздохнул порывисто, пододвигая к себе тарелку с котлетами. Продолжил прерванный прием пищи.

       В этот момент входная дверь распахнулась. В трактир вошло три женщины. Обмахивались веерами, и, судя по горделивой осанке и взглядам, считали себя красавицами неимоверными, коим надо оказывать знаки почтения каждые пять минут. С удивлением прислушались к диковинной музыке, доносящейся неизвестно откуда. Презрительно, очень, глянули в сторону танцовщицы, считая ее пустым местом. Перекинулись парой шепотков-пересудов. И, завидя что сегодня пируют с размахом какие-то богатые “перцы” в числе двух, направились прямиком к Петрову с Хатзоргом. Скорей всего, халяву здесь ценили так же как и на Кластере.

  Лёха их не видел, сидя спиной ко входу. Но слышал. Напрягся, уткнувшись в тарелку. Замер, перестав жевать. Еще и ладонью лицо прикрыл, чтобы не видеть ничего.
  Страж это заметил. Но понадеялся на успокоительное. Как оказалось чуть позже, зря… 

     Приблизились, обмахиваясь веерами по-прежнему. Ожидающе глянули на Хатзорга, раз второй плейбой смотреть на них не хочет. Мол; ну чего же ты молчишь, красавец в странном шлеме? Давай, порадуй нас жаркими словами, вином угости, за стол усадив, у тебя его все равно много, всё ты не выпьешь даже со своим приятелем на пару. Нам жарко, мы хотим удовольствий, а особенно – тебя.

   Хатзорг вздохнул. Решил похвалить их, хотя бы за веера. Иначе опять придется выслушивать много чего неприятного. Начал:
- Красавицы, извините за мою растерянность, но я был так поражен вашей красотой, что не сразу обрел дар речи. Но теперь я могу говорить...

  Петров насторожился. Прислушался к словам Хатзорга. Может и вправду красивые попались?
   Посмотрел…

…Новый приступ дикого хохота заставил его стукнутся шлемом о тарелку, и бить по поверхности стола кулаком. Потом и вовсе опрокинулся с лавки, взмахнув ногами. Лежал, дрыгая конечностями и хохотал. Шлем катался по полу, слетев с головы…
    На троицу это произвело неизгладимое впечатление. Ругаясь, и бросая гневные взгляды, покинули помещение трактира.


- У вас есть холодная вода?
- Есть.
- Ведерко принесите.
- Как скажете.

       Холодная водица отрезвила опекаемого, смыв с него хохот. Он благодарно кивнул, оценив результат. Отряхиваясь, уселся за стол.
- Спасибо, Хатзорг.

  Заметил ту официантку, что принесла воду. Узнал тут же, так как ей в душу влез недавно. Но смеяться не стал. Хмыкнул лишь, отворачиваясь.

  А та подошла ближе. Хотела что-то сказать, но видимо обида все еще не прошла, или просто слов не могла найти. Стояла и молчала. Без полотенца. Но с ведром.

Петров посмотрел на нее. На ведро в руках. Опять поднял глаза. Спросил:
- Ну чего?

- Вы успокоились?

  Кивнул, признавая:
- Успокоился.

- Зачем вы мне все это говорили?

 Лёха поерзал на лавке. Хлебнул из полупустого кувшина. Сделал серьезное лицо:
- Что-то не так сказал?

- Вы очень хорошо говорили.

- Ну а чего тогда?

- Мне понравилось. Извините за мою слабость, конечно, и то что я упала, но очень хотелось бы услышать продолжение.

Петров покосился на жующего Хатзорга. Смерил взглядом танцовщицу, по-прежнему извивающуюся на сцене. Вновь глянул на официантку. Спросил:
- У тебя имя есть?

- Сеуна.

Подвинулся, указывая на лавку:
- Садись, Сеуна.

- Алексей, что опять задумал?

- Ничего. Просто хочу посидеть с дамой, вина попить. Ты садись, Сеуна, не стесняйся.

  Та насторожилась, помня что просто так за стол клиенты не приглашают.
- Зачем?

- Услышишь продолжение. Хотела?

Кивнула, заинтересовавшись. Ответила смущенно:
- Да.

Петров развел руками. Кивнул на лавку:
- Садись тогда, чего тянуть.

- Хорошо.

Отставила ведро в сторону. Уселась, подобрав юбку стандартным, в таких ситуациях, движением. Замерла, не зная что говорить надо. Стеснялась, судя по бегающему взгляду. Руки жили отдельной жизнью, теребя край передника.

- На чем я там остановился, помнишь?

- Вы говорили про то, как мои глаза будут всегда смотреть на вас… Про кошку говорили. Про цветок. Розу.

Петрову не хотелось вновь лицемерничать и переступать себя. Поэтому решил уйти от сочинительства. Ругаться и говорить правду – тем более. Поинтересовался, указывая на кувшин:
- Вино будешь?

- Я на работе. Мне нельзя пить с клиентами. Хозяин может уволить за это.

- А сколько ты получаешь в месяц?

- Десять золотых монет.

   Петров, расщедрившись, вытащил из кармана горсть золотых. Высыпал Сеуне в передник, не смотря на ее протесты. Из другого кармана достал несколько перстней. Выбрав покрасивше, надел изумленной девушке на приглянувшийся палец. На шею повесил цепочку. А на голову водрузил свой шлем. На немой вопрос Хатзорга, относительно золота и прочего, ответил так:
- Нашел. В том доме, куда мы до трактира заходили.

- Лихо.

 Повернув голову к Сеуне, Петров спросил, заходя с “другой стороны”:
- Будешь вино пить?

Она улыбнулась виновато несколько:
- Я бы рада, но хозяин меня уволит.

Петров решил блеснуть силой. Заодно и впечатление произвести. Придумал на ходу. Поведал:
- Если он тебя уволит, я его трактир разрушу. И он это знает.

- Позвольте мне хотя бы переодеться?

- Ты мне и такой нравишься.

- Правда?

- Истинная.

 Хлебнув вина, протянул Сеуне:
- Будешь?

- Если только немножко…

- Легко.

   Пригубила чуть. Поставила на стол. Призналась, дотрагиваясь до шлема:
- Удобная штука. А что там моргает, слева?

- Не обращай внимания, Сеуна. Это чтобы в темноте его не потерять.

- Понятно.

Указал на тарелки:
- Кушать будешь?

- Хозяин заругается.

- Не заругается, поверь мне.

- Да и не голодна я… А можно еще вина?

- Конечно!
  Вручил ей полный кувшин. Сказал:
- Теперь он твой, Сеуна.

- Я столько не выпью, что вы…

- Я и не заставляю.

Сделала глоток побольше, чем первый. Выразила свои беспокойства:
- Вы меня наверное споить хотите.

  Хатзорг напрягся, расслышав. С укором посмотрел на Петрова.

Лёха – ноль внимания. Поспешил успокоить:
- Как ты могла такое подумать обо мне?

- Извините… Не хотела вас обидеть…

- Давай за это выпьем?

- Давайте…

   Выпили. По щекам Сеуны разлилась краснота. Верный признак того, что алкоголь попал в кровь. Попал, и скоро начнет свое подлое действие. Станет тянуть выпившую его на смелые высказывания, на танцы, на подъем, верный,  настроения. Заодно и систему безопасности отключит. Верхний мозг перекроет, оставив, намеренно, рабочим только нижний. Ну и прочее, характерное ситуации.

 Она поставила кувшин на стол, устав держать. Призналась:
- Вкусное вино.

- Да-а.

- Алкоголь, вообще-то, вредит здоровью.

- Вранье.

- Почему же? Врачи так говорят.

Петров вспомнил слова Каджин. Привел:
 - Не слушай их, Сеуна. Так говорят только старые и проспиртованные дядьки в белых халатах, которым алкоголь уже действительно вреден. Завидуют остальным. Вот и несут всякую хрень, не подумавши.

- Молодые врачи тоже так говорят, кстати.

 Петров хмыкнул.
- Молодые просто поверили старым, по неопытности. 

- Но ведь…

- Но с возрастом понимают, что их надули. Начинают критиковать табак, жирную пищу, дурман-траву, прочее. Но про алкоголь – ни слова. Разве я не прав?

- Правы…

Хатзорг еле сдержал смешок. Поспешил запить вином. На Петрова уже не мог повлиять словесно, тот попросту внимания не обращал. Каджин его весьма испортила за два месяца. Но и научила, похоже, многому. Одной храбрости сколько. Ровесники так себя вести не стали бы, не умея и стесняясь.

А тот:
- Знаешь, Сеуна, что я тебе скажу.

- Что?

- Давай выпьем.

- Я уже давно хотела это предложить.

- А почему молчала?

- Боялась показаться невежливой.

      Страж поерзал и опустил щиток шлема, скрыв лицо. Не двигался, лишь правая рука мяла стальную вилку.

 Лёха подвинулся поближе к Сеуне. Спросил, на всякий случай:
- Можно?

   Кивнула, не противясь. Добавила:
- Вам – да. Столько мне всего наговорили недавно. А вот вашему приятелю – я бы такое не позволила.

- Почему?

- А он на праведника похож. Двух слов связать не может.

   …Рука перестала мять вилку…

- Да и вообще он странный. Ужасного монстра вызвал.
Сеуна сама еще ближе подвинулась к Петрову. Прошептала на ухо:
- Я его боюсь…

 Страж услышал все прекрасно. Но возмутится не мог. Решил потерпеть, и посмотреть во что всё это выльется. Судя по тому, сколько уже выпито – простыми шутками дело не закончится.

       Петров приобнял Сеуну за талию. Не давая на этом заострить внимания, потянулся свободной рукой за кувшином. Спросил:
- Красивый перстень?

- Очень. И цепочка тоже великолепна. Вы наверное богаты?

- У меня пять замков и сорок деревень. Сорок две, вернее.

- А откуда вы?

- Из-за океана.

- Не с Хостана?

- А как ты угадала?

- Ну… Там шлемы похожие носят.

- Ты там была, разве?

- Нет, что вы. Я просто видела когда имперцы четвертую оборонительную крепость штурмовали. Кстати, как вас пропустили на остров?

- За деньги естественно. Недельку тут погуляем, дальше отправимся.

- А куда, если не секрет?

Петров извернулся:
- С нами хочешь?

- Я бы поехала.

- Ты просто пьяная. Утром скажешь, что передумала.

- Я не пьяная. Я весь кувшин выпью, и не опьянею.

   Хатзорг решил, что пора самому успокоительное пить. Иначе мог тоже загреметь под стол.
Выпив, отважился поднять щиток. Стал неспешно употреблять недоеденный салат. Молчал, не смотря на парочку напротив.

  Лёха, тем временем, не поверил:
- Я с кувшина – упаду. А ты говоришь, что ни в одном глазу не будет. Врешь.

- Не вру.

- Врешь.

- Не вру.

- Врешь.

- Не верите?

- Ни грамма.

- Не поняла.

- Нисколько, в смысле.

Сеуна взяла кувшин. Выдула до дна, за минуту. Перевела дух, облизнувшись. Поставила:
- А вы не верили.

 Петров привстал, заглянув в ее кувшин. Сел, озадаченный.
- Нихрена себе…
 Посмотрев, с сомнением на кувшин, взял и понюхал его. Констатировал:
- Вино…

- Мужчины пьянеют быстрее женщин. – она сняла шлем и встряхнула головой. Положила снятое на стол. – Тем более, если они его с пивом мешают.

- Я с пивом не мешал.

- Я про других говорю. А еще – алкоголь влияет на их силы.

- Это ты о чем?

- А то вы не знаете? Нежностей наговорите, наобещаете всего-всего, а сами – пьяные валяетесь. Никакие.

    Петров посмотрел на нее внимательно, собираясь высказать много чего. Но осекся, узрев что она изменилась. Похорошела вся, да и вообще на лицо приятная. Обычная молодая девушка, с которой не стыдно и в обществе показаться. Приодеть только…
 Попробовал вино из своего кувшина, думая что там наркота какая-нибудь. Не нашел. Посмотрел на танцовщицу.
Та танцевала весьма правильно и соблазнительно. Фигура подтянулась, а все остальное – словно из журнала сошло. Танцевала совсем как в фильмах. Даже получше.
    Помотав головой, зажмурился. Думал что глюк. Оказалось, что нет. Реальность.

- Что с вами? – Сеуна забеспокоилась. – Вам плохо?

     Петров не знал что и сказать, разглядывая этот красиво очерченный рот официантки. Аж слова потерял, которые были готовы к ответу. Буквально полчаса назад, еле сдерживался от хамства, а тут – на тебе! Хорошо, что не нагрубил, сдержавшись. Очень даже хорошо. Или плохо? Хм… Ведь не пьяный нисколько. Даже не качает.

- Хатзорг, дай пожалуйста гранулу антитоксиканта…

- Что-то со зрением?

- А ты откуда знаешь?

- Догадался.

- Ну а чего тянешь?

Хатзорг тоже умел шутить. Решил отыграться на опекаемом, за его издевки в течении дня. Ответил отказом, обманув Петрова:
- Извини, нету…

- Ну и ладно.

   Лёха не стал приставать к Хатзоргу. И так хорошо было. Пристал к Сеуне:
- Как самочуствие?

- Тоже самое я хотела у вас спросить. Так странно себя вели…

- Со мной все нормально.

- Со мной тоже.

- Надо за это выпить.

- А вы не свалитесь?

- Я? Нет. Я трезвый. Как стекло.

- Давайте выпьем.

     Выпили.

  Петров прошептал ей на ухо, приблизившись:
- Что ты там говорила насчет влияния алкоголя?

- Он делает вас слабым.

- Вранье. – повысил голос, отстранившись.

- Если бы. Вы, мужики, напоретесь – и спите. Ни о каких нежностях и речи нет. Как бы не отпирались, и что бы не говорили – так и есть.

- А хочешь докажу что это не так?

- Хочу.

- Идем. Показывай, где тут у вас свободные номера.

- Они стоят денег.

- Плевать.

     Швырнув в толстяка пригорошней монет, Петров прошествовал на второй этаж, ведомый Сеуной. С собой тащил два кувшина с вином.

  Страж расхохотался, уже не скрывая. Представил лицо опекаемого через несколько часов. Вот матов будет…
Сотворив какого-то монстра, усадил напротив. Дал ему кувшин с пивом. Сказал:
- Давай выпьем за этот веселый мирок. Каджин оказалась права.

- Давай.

    Зверюга вылила пиво в свою нехилую пасть. Закусила кувшином. Повеселела…



            Каджин заявилась только под вечер. Обнаружила Хатзорга изрядно пьяным; тот танцевал на подобии сцены с какой-то местной девкой. Тоже пьяной. Тоже не меньше. Тоже без одежды. Танцевал под музыку, доносившуюся из развернутой системы. Орал веселые песни нижних миров. В одной руке виднелась бутылка пива. В другой – задница партнерши по танцам. Хвост жил отдельной жизнью…

    За столом сидел какой-то монстр. Покачиваясь, пытался влить в пасть кувшин с чем-то, что содержало спирт. Но не получалось; когти большой длины мешали лапе взяться за ручку. Взять двумя лапами – ума не хватало. Монстр рычал недовольно. Икал, иногда. Все пять глаз были собраны в кучу. Шипастый хвост – измолотил всю стену позади своего хозяина.

  Алёшеньки нигде не было. Или спал на втором этаже, или – валялся на полу, невидимый от входа. Может и еще что. Вполне вероятно – мог бродить по городу. Тоже пьяный.


- Хатзорг, где Алёшенька?
- Наверху был…
- Что за тварюга за столом? Твоя?
- Моя. Собутыльник…
- Трезветь собираешься?
- Не-а.
- Все же придется.



- Похмелитесь?

         Петров сидел хмурый за столом. Щиток шлема был опущен. Молчал, ни на кого не смотря. Перед глазами стояла незнамо как попавшая в его кровать Сеуна. Вспоминалось и другое, тогда удалое и приятное, а сейчас – очень противное, жутко стыдное, и кошмарное.
Хатзорг сидел рядом. Тоже молчал. Перед глазами стояла танцовщица…
  Похмелятся отказались обои.

     Блондинка сидела напротив, и ждала пока те соизволят заговорить. Одновременно предъявляла, считая такое поведение во время ее отсутствия – весьма похабным и разнузданным:
- Мало того, что в городе панику навели и всех встреченных по пути девок оскорбили, так еще и напились! Как вам не стыдно, мальчики? Я, понимаешь, связи навожу, вины ваши заглаживаю, население успокаиваю, а вы, подлецы – развратом занимаетесь в этой шараге! Вас одних даже на час оставить нельзя, вы сразу же куролесить начинаете усиленными темпами! Зачем, скажите мне, вы горожанина избили? Что молчите? Стыдно? Ладно тебя, Хатушка, уже не перевоспитаешь, но ты-то, Алёшенька, зачем напился и залез на местную страшилку? Что, на развлечения потянуло? Разнообразия захотелось? Или что? Молчишь… Совесть мучает… Так тебе и надо! В следующий раз будешь головой думать, а не другим местом. Знаешь же прекрасно, что напиваться опасно для поведения, а все равно порешь и пакостишь. Девка, бедная, до сих пор в ступоре, отойти не может. Я тебя для чего обучала? Для таких вот коров? Нихрена подобного! Я готовила тебя для настоящих красавиц, не ниже меня по качеству. А ты? Взобрался на невесть что, упаси меня Случай еще раз ее увидеть, и слезать не хотел, кувшином отбиваясь.

   Хатзорг удивленно глянул на Петрова, повернув голову. Спросил:
- А от кого ты кувшином отбивался?

  Петров сделался еще ниже. Наклонил шлем. Не ответил.

- От меня он отбивался, Хатушка. Еле успокоила. Научила на свою голову, думала человеком растет. А он, вместо этого, бандюганом становится. Чё ты ржёшь? На себя бы посмотрел! Думаешь, культурно себя вел? Приплясывал, лихо, с какой-то мымрой, ни на что не реагируя! Кто из вас кого раздел? Ты ее? Или она тебя? Помнишь, хоть, куда хвост-то засовывал? А монстра-алкоголика зачем сотворил?

   Петров расслышал про хвост. Решил съязвить:
- Куда ты хвост совал, Хатзорг?

Тот прекратил хихикать сразу же. Улыбка сошла с лица.
- Не помню.

- Все он помнит. Прикидывается просто.

    Блондинка погрозила кулаком обоим. Предупредила:
- Еще одна такая выходка – я вас накажу.

Петров поднял щиток. Подавшись вперед, попросил:
- Забери нас отсюда, Каджин. Пожалуйста.

- Да. Давай в другой мир улетим, Каджин. – Хатзорг, что странно, тоже испытывал похожее желание.

Та удивилась:
- А чем вам этот плох?

- Жутко тут.

- Очень.

- Потерпите, синяки, не сломаетесь. Нас пригласили во дворец, улететь мы не можем пока.

Петров удивился:
- Во дворец?

- Да. Царица пригласила.

- А зачем?

- На праздник Красоты и Гармонии. Меня будут рисовать обнаженной три сотни художников, как самую здесь красивую. А вы, алкаши позорные, будете соревноваться с местными в искусстве слагать комплименты.

- А если победим, что тогда?

- Хатзорг, я не буду участвовать.

- Будешь, Алёшенька. Будешь. Вы оба будете участвовать.

- Ты не ответила на мой вопрос, Каджин.

- Главный приз для мужчин – ночь с самой красивой островитянкой.

- Иными словами – с тобой?

- Я вам не островитянка!

- Понятно…

- Извини за неудачное предположение…

- Нам пора идти, мальчики. Местная власть ожидает. Никаких фокусов по дороге не выкидывать. Запомнили?

- Да…

- Запомнили…

- И никакого спиртного! Даже пива!

- Как скажешь, Каджин.

- Да мы не пьем.


         На выходе столкнулись с двумя местными красавицами. Все прошло бы нормально, случись Каджин идти впереди. Она просто бы ввергла их в шок, лишив возможности соображать. Но блондинка шла последней. Контролировала провинившихся.

   Дамочки мигом навели марафет, едва завидели Хатзорга на крыльце, а за ним и Петрова. Замерли ожидающе, усиленно обмахиваясь веерами, собираясь чего-нибудь выслушать хорошего и прелестного.

     Услышали жуткий, с воем, хохот; оба незнакомца попадали на ступени крыльца и хохотали, не в силах себя контролировать.

- Вы чего?!
      Каджин вышла на крыльцо трактира и с изумлением уставилась на Петрова и Хатзорга. Понять не могла внезапного приступа хохота у обоих. Да еще какого! Корчились, держась за животы, и хохотали в две хари, никого не стесняясь. Даже не стыдно было нисколько, то что так вот, на полу, в пыли практически.
- Курили, что ли?!

     Ноль. Не отвечают. Заняты.

  Невдалеке, шагах в десяти, стояли две побледневшие местные девки. С опущенными веерами. Молча, не двигаясь, созерцали Каджин, понимая, что та их во всем превосходит. Даже пересуды забыли, выискивая на ее теле то, к чему можно придраться и возгордиться. Что удивительно – не находили. Потому и стояли, бледные.
Не будь ее – сотрясли бы воздух бранью. А так – молчали. Раскрыв рты. Обе.

    Когда она вызвала небольшой снегопад на хохочущих спутников, в ужасе скрылись, побросав веера.



- Что с вами?

- Ничего.

- С нами все в порядке, Каджин.

- Непохоже. С чего начали ржать как кони?

- Да так. Вспомнили кое что…

- Дурман-траву курили?

- А что это?

- Мы не курили, Каджин. Честное слово. Вина попили и разошлись. Алексей – наверх, с... с… с Сеуной. А я внизу остался, с монстром пить. Танцевал ещё… Слушай, подбрось-ка еще снежку.

- Сволочи!

         После холодного, отрезвляющего, снега было приятно погреться в лучах вечернего солнца. Петров аж зажмурился от удовольствия. Да и смотреть по сторонам желания не было никакого. Хотя бы из-за того, что вновь мог захохотать.
  Хатзорг испытывал схожие чувства. Тоже иногда прикрывал глаза.





- Ну что, мальчики, готовы?

  Блондинке надоело стоять без дела. Местные горячие мужики тут не ходили, надо было стоять там, где они ходили. Соскучилась, видать, по обожанию со стороны всех встречных. По всем тем знакам восхищения, что, хотя бы, возле городских ворот получила в громадном количестве. Это верхушка айсберга – неизвестно что она после этого еще творила, где ходила, кого видела, и что делала. И почему это их во дворец приглашают? Сказать спасибо за то что ее в город привели? Или за то что одну у ворот оставили? Или? Что ”или”?  Или что? Что? Нахрена идти во дворец? Зачем все эти конкурсы? И так в обморок девки падают…

- Давай не пойдем во дворец, Каджин.

- Да, правда, что там делать? Уж лучше…

- Лучше напиться и вновь залезть на местную страшилку, так?

- Я не пью.

- Ну-ну… Верю вполне. Вставайте. Надо идти. Отдышитесь, прогуляетесь, развеетесь. Полегчает.

Повела их за собой. Дорогу уже знала. Чтобы местные приставали по дороге до дворца – вообще в купальник вырядилась.
      Красивые женщины радуют мужской глаз несказанно. Аж до дрожи, порой. Заставляют забывать обо всем, даже важном на тот момент. Забывать, и совершать необдуманные поступки. А самые лучшие фотообои… Оно и видно. Мужики впадали в шок от такого наряда блондинки. Забывали обо всем и выкладывали Каджин весь свой запас сочиненных комплиментов, вставая перед ней на колени. Некоторые даже сознания лишались, едва рассматривали кто по улице вышагивает, как по подиуму. Дамы, завидя ее, тут же бледнели и начинали усиленно прихорашиваться. Пытались даже подражать наряду зеленоглазки… Но куда, нахрен, с целлюлитом и родинками на пузе и спине, против стройной, подтянутой, от создания невероятно красивой Каджин Шабат Муньи Кластерной?! Но они этого не осознавали. Махали веерами, краснели, бледнели, скрипели зубами, и злились. Их ухажеры напрочь о них забывали, бросая. Все цветы и подарки дарились Каджин. Все комплименты предназначались ей. Все взгляды были устремлены на нее. А она, как акула в чистой воде, плавала во всеобщем обожании, улыбающаяся, счастливая, гордая.

   Хатзорг с Петровым тоже скрипели зубами, еле сдерживаясь от хохота. Смотрели только под ноги и старались ничего не слышать. Щитки шлемов были опущены до предела и затемнены.

   Вскоре обожатели Каджин запрудили всю улицу. Продвигаться стало невозможно. Блондинка остановилась, окруженная толпой. Держала в руках несколько внушительных букетов, и слушала, позабыв о дворце, спутниках, прочем. Обо всем позабыла. Стоял гомон, шум. Одни – перекрикивали других. По рукам передавали подарки, цветы, угощения. Иные – подпрыгивали постоянно, пытаясь еще раз глянуть на зеленоглазку, или залазили на возвышения, крыши домов, заборы, окна. Аплодировали. В двух-трех местах вспыхнула драка, грозя перерасти в общую “свалку”. За, для, ради, во имя Каджин, местные “перцы” были готовы поубивать друг друга. Лишь бы она похвалила или улыбнулась победителю, хотя бы.

   Но, видимо ей это самой надоело. Или действительно хотела во дворец. Она исчезла…




- Ты оденься, Каджин. Шлем одень, со щитком. – Хатзорг крутил пальцем у виска. – Они же с ума посходили все. Убивать друг друга уже начали.

- Да, Каджин, оденься во что-нибудь. – вторил ему Петров. – Так мы точно до дворца не дойдем. Тебе и самой, похоже, надоели эти придурки.

- Ладно, мальчики, одеваюсь. – она вздохнула с наигранным сожалением.

 Осмотревшись по сторонам, развернула тяжелый истребитель.
  Полезла за комплектом одежды…



- И бронежилет…
- Зачем?!
- Чтобы фигуру скрыть.
- Ладно…
- Плечевую броню одевай.
- И автомат тоже. А то как-то не смотришься.
- Хорошо…
- Нет, не этот, Каджин. Вон тот, с подствольником. У него дуло помассивнее, закроет больше.
- Вы бы меня всю обвешали! Всю мою красоту спрятали бы!
- Во дворце и снимешь. Всего-то, дойти… Потерпи, уж, маленько, Каджин.
- Ладно, уговорили. Одеваю…
- Пулемет на спину. Гранатки, вот…
- Куда столько оружия-то?!
- Надо.
- Бля, давайте еще пушку с истребителя снимем и на меня повесим!
- Не горячись, Каджин.
- Подонки!
- И вот этот шлем.
- Шлем?!
- Да, Каджин. Шлем. Иначе все труды пропадут даром… Одевай, одевай. 
- Ох-х-х-х…
- Щиток опусти. Затемнение включи.
- Как я смотреть-то буду?
- Ночное зрение включишь, если уж совсем плохо будет.
- Гады!
- И кобуру набедренную.
- Она скроет мои стройные…
- Одевай, говорю.
- Задолбали!
- Во дворце снимешь, не переживай… Вот вторая кобура.

     …Теперь от ее стройности и красоты не осталось и следа. Возле истребителя возвышался здоровенный бронированный штурмовик, увешанный оружием под завязку. Такие, обычно, в одиночку вырезают целые отряды противника, пользуясь темнотой и внезапностью. Нагоняемым страхом.
Стволов было больше чем у истребителя.

    Петров с Хатзоргом полюбовались делом рук своих, отойдя на пару метров. Удовлетворенно закивали.
- Совсем другое дело. Ни один абориген не разглядит в тебе женщину. Даже если рядом пройдет. Ни один.

- Пошли уже. – она подвигала плечами, привыкая.



И действительно. Мужики как будто поослепли все. Всё так же важно прохаживались туда-сюда, не замечая ничего вокруг. Думали.
Дамы, теперь, оживились. Едва завидя троицу, сразу же останавливались, стараясь встать на пути. Улыбались и махали веерами, ожидая когда их похвалят трое странно одетых незнакомцев.
  Но те проходили мимо. Молча. Даже шагов не замедляли. А двоих – вообще оттолкнули.

   Вслед неслись шипения и недовольные возгласы. Буравили спину возмущенные взгляды… И вообще. Казалось бы, чего этим дамочкам надо? Если уж так хочется греть уши нежным и горячим словом, выходили бы на побережье и сдавались в плен к голодным имперцам. А там – все гораздо больше и лучше, нежели на острове. В сотни раз лучше. Больше. Горячее. Новее, наконец. Но нет. Они торчат здесь и крутят нервы присутствующим. Видят одни и те же рожи, изо дня в день. Слушают приевшееся и стандартное, много раз уже озвученное до этого. Соревнуются с такими же, как и они, в подобии красоты. Пытаются казаться манерными и утонченными. О империях и знать не хотят.

   Так уж задумала природа, повелев им жить под защитой береговых скал, болот, и племени дикарей-отморозков в лесах южной стороны острова Хнит. Ну и нескольких оборонительных крепостей.




Дворец, что странно и против ожиданий, оказался обычным одноэтажным зданием, но очень большим по площади. Этакий городок под одной, общей, крышей. Внушительный городок. Простыми словами – универсальная дача царицы, официальная и всесезонная, с успехом заменяющая дом, резиденции, и прочие личные здания. Тут она живет постоянно, принимает гостей, казнит провинившихся, указы пишет, законы выдумывает, налоги высчитывает, окружение гоняет, правит своим островным государством, да и вообще жизни радуется. Царица же. Поступает как настоящая независимая, ополчившаяся на соседей за океаном, свободная женщина.

       Внутри этого “городка в городке” располагалось всё, что нужно для нормальной и роскошной царской жизни, когда не приходится себе ни в чем отказывать и ни в чем себя ущемлять. Бассейны, в коих не стыдно искупаться в жаркий и душный летний день. Оранжереи, где можно отлично провести время в обнимку с бутылочкой пивка, пардон, вина, и тетрадкой призванной коллекционировать твои мысли. Сады, и как только влезли, в тени которых весьма приятно прогуливаться, неспешно, и наблюдать за ростом лично тобой посаженной ядерной коноп… Аллеи, где можно просто гулять, ни за чем не наблюдая. Бальные залы, просторные и вместительные. Спальни, так и тянущие поспать прилечь, просто полежать, или… Комнаты, где добро личное, непосильным трудом нажитое, пылится. Галереи, где картины предков висят, скучные и грустные, аж от самого начала прошлого тысячелетия. Кабинет рабочий, личный, овальный, где не стыдно и указ новый выдумать, где можно матом ругаться, выгоняя посетителей, где можно напиться в хлам и всех критиковать, и где можно считать себя личностью. В общем – жить можно. И неплохо.

        Чем хорош один этаж? Да всем, практически. Не приходится из спальни топать невесть куда, разыскивая туалет. Оттуда – заниматься продолжительной прогулкой до ванны или бассейна, что на других этажах вообще находятся. Помывшись – устало брести в столовую. Из нее, с полным пузом, и с хмурой рожей, чапать в гардероб. С гардероба – в кабинет. В сад. В оранжерею. В приёмную. В туалет. К придворным. В столовую. В сад. В… Да от такой жизни свихнешься, насмерть истощившись. Похоронят в маленьком легоньком гробике, и забудут постепенно… По крайней мере – нет лестниц, с которых все падают постоянно, и что-нибудь себе ломают. Вплоть до шеи.

        Как и во всяком городке – во дворце было много обитателей. Элита острова Хнит. Весь цвет Имаоранского государства здесь присутствовал. Землевладельцы-арендаторы, военные рожи, простые толстосумы, поэты, писатели, художники, философы, просто мыслители. Все, кто чем-либо выделялся из общей массы царских подданных. Кто – богатством. Кто – умением командовать. Кто – подвигами. Кто – способностью творить и созидать. Кто – тягой к якобы умной болтовне. Ну а кто – и просто наделенный красотой. Да, именно, красотой. Именно дамы.

        Такие здесь были. По крайней мере являлись красивее тех, что в изобилии приставали на улице. Неспешно прогуливались в одиночестве, редко группой, по садам, галереям, аллеям. Глаза были слегка припущены грустью, как и полагается, говоря о том что все вокруг нахрен надоело и вообще тоска замучала смертная. Вот если бы появился богатый и умный мужчина, умеющий произвести впечатление и словом и делом, то тоска пропала бы… Настоящие женщины. Красивые, по сравнению с той же Сеуной. Такие и трезвому понравятся. А уж если все-таки успел налакаться – глаз не отведешь, будешь как истинный абориген комплименты ляпать десятками, говоря только правду, правду, и правду.

        Каджин малость успокоилась. Знала, что не так уж и сильно превосходит этих красоток обликом и телом. Перестала ругаться на спутников из-за своего наряда. Те тоже успокоились, перестав хихикать. Получили возможность смотреть по сторонам, не боясь вновь потерять контроль над собой. С радостью, глазной, сравнивали скучающих красоток со своими идеалами, находя немало сходств… Но тут возникла другая проблема. Чем красивее приближенная ко дворцу островитянка – тем больше у нее запросы. Как к облику вероятного кавалера, так и к, собственно, умению произносить комплименты, восхвалять, делать приятное ушам. Ну и к финансовым вопросам – само собой.

      Ладно. Деньги не проблема, можно еще один ломбард ограбить. Но вот как произносить несколько поднадоевшие комплименты? Ведь запас слов почти исчерпан… Хатзоргу повезло больше; мог магией пользоваться. А вот Петров – мог только болтать, выкручиваясь. Магией не обладал. Ростом наделен не был. Опыта – только прошедший день.
       Скис…
   


Каджин разоблачилась и поскидала все в кучу, едва нашла удобное для этого место. Еще и пнула пару раз сброшенное, брезгливо морщась.

Петров, пользуясь моментом, угнал набедренную кобуру с пистолетом. Хатзорг сделал вид что не заметил угона. Но вот заметить пропажу автомата пришлось… Штука опасная.

  Отобрав автомат, бросил его обратно.
- Нельзя. Понял?

- Понял…

- Мальчики, вы долго будете еще учить друг друга?

- Мы идем, Каджин. Все уладили уже.

- Вот и хорошо.

      …А навстречу неслись комплименты. Каджин ловила их, улыбаясь. Чтобы задеть опешивших красоток, одаривала поцелуями особо настойчивых ее почитателей. Иногда поцелуи затягивались надолго. Иногда… В общем – Петров и Хатзорг скоро опять одни остались. Бродили бесцельно по дворцу, разглядывая и убранство и его обитательниц. Не улыбались.
  Каджин их догнала. Повела вглубь дворца.



- Великолепная Каджин, со спутниками! – объявил глашатай, едва они вошли в Тронный Зал.

     Народу было много…
Люди, всех нарядов и мастей, прохаживались по гигантскому помещению туда-сюда. Собирались весьма большими компаниями, что-то обсуждая. Сидели на диванах, беседуя. Вино пили. Некоторые рисовали. Иные – пели. Иные – им подыгрывали на музыкальных инструментах. Кто-то – спал, не стесняясь никого. Кто-то – пьянствовал усиленно, в компании таких же. Мужичок, стоя на возвышении, читал стихи никому. Руками размахивал выразительно. Три красотки в мяч играли. В одном из углов, правом дальнем, дрались на мечах, собрав прилично зрителей.
В общем – разгул пороков, творчество, дворцовые страсти. Три в одном.
    Народу было много…

 Посреди Зала восседала сама царица. Их повели к ней…



- Опять, поди, в похвалах рассыпаться? – Петров озирался по сторонам, идя рядом с Хатзоргом. – Опять?

- Придется, Алексей. – Страж вздохнул, разведя руками. – Ничего не поделаешь. Главное не теряться.

- Я уже весь свой запас словарный исчерпал, Хатзорг… Одна только похабщина в голове осталась.

Страж погрозил кулаком. Предупредил:

- Не вздумай грубить. Мы во дворце.

- Может, я немым притворюсь?

- Нет. Я один за двоих отдуваться не намерен. Ты вполне сносно их хвалишь, так что не вздумай отмалчиваться. И шнурки поправлять – тоже!

- Хорошо…


Их подвели к царице. Оставили.
   Она являлась довольно симпатичной особой, зрелой женщиной, вполне понимающей толк в жизни и удовольствиях. Таких обычно на телевидение берут, ставя в пример незабвенный Кластер, и их приятные лица целая Империя разглядывает. Кто завидует. Кто уважает. Кто – вообще письма пытается слать на абонентский ящик.
  Красоты добавляло еще и царское величие, а оно, как известно, даже Сеуну облагородит…

    Слева от нее сидела молодая девушка. Справа – такого же возраста парень. Видимо дети еёшние? Наверняка. Не советники же…

- Царица Брилита Четвертая Имаоранская. – представилась она, едва разглядела Хатзорга с Петровым. – Каджин мне о вас рассказывала, господа. Она говорила что вы пришли издалека. Пришли вместе с ней.

   Хатзорг вспомнил об обычаях. Поклонился и сказал:
- Я счастлив находится в вашем дворце, прекрасная царица Брилита. Счастлив лицезреть ваше милое лицо, грациозность, величие, и шарм. Меня зовут Хатзорг.

- Прелестно, Хатзорг! – Брилите понравилось. – Мне понравилось.

  Перевела взгляд на Петрова.
 Ростом и умом, на вид, не отличался Петров. Но царица глянула из приличия. Не знала, что этот паренек может так круто завернуть в оборотах, что… Не знала. Ожидающе приподняла бровь. Мол; ну чего же ты, паренек, мне скажешь? Чем мое сердце порадуешь? Чем? Каким сравнением? Каким комплиментом? Ну?

 “Паренек” встал на одно колено. Поднял щиток шлема. Приложил эту же руку к груди. И, не краснея и не запинаясь, смотря царице прямо в глаза, начал:
- О, Великая Брилита! Вы достойны править миром. Достойны восседать на троне Мироздания, влияя на Сущее и попирая ножками сверхновые звезды. Ваша красота достойна запечатления на полотнах в мириады пикселей. Ваше величие затмевает даже богов, ибо они меркнут рядом с вами. Прекраснейшая из прекраснейших. Великолепная из великолепнейших. Душа моя трепещет, в унисон сердцу, когда смотрю на Вас. На Вас, воплотившую в себе все мечты людские… День с ночью поменялись для меня, прошедшего тысячи километров. Я шел сюда, и знал что смогу увидеть Вас. Пища потеряла вкус для меня, ибо спешил я, не в силах сдерживать это мое скромное желание. Вино перестало радовать сердце, ибо наступил голод душевный. Пустота душу мою наполнила. Грустная пустота. Мрачная пустота. Мертвая пустота… И вот теперь, взглянув на Вас, о Великая Брилита – я счастлив. Пустоты в душе больше нет. Я вновь могу есть и пить. Ночь и день встали на свои места. Все хорошо. Ибо вижу Вас!... Вы позволите мне остаться в этом прекраснейшем, стильно выполненном дворце на некоторое время?... Опа… Третья!

      Петров вскочил на ноги и заозирался.
   Каджин молчала, пораженная. Сидевшие по обе стороны от трона парень с девушкой молчали, глядя то на царицу, то на Петрова. В глазах читалось изумление. Придворные молчали, обступив еще тогда, когда Лёха говорил. Теперь были в замешательстве. Хатзорг еле сдерживался от смеха, стоя рядом. Мелко трясся. Молчал.

 А “паренек” не знал что ему делать. Или бежать прочь из дворца, простреливая себе путь. Или остальных присутствующих валить наповал такими же “шедеврами” речи. Опустил на всякий случай щиток, собираясь дорого отдать свою свободу. Драться он теперь умел.

    Каджин заговорила. Первой:
- Алёшенька, ты специально так сделал?

  Петров помотал шлемом, отступая на шаг… Хатзорг, не в силах сдерживаться, растворился в воздухе; донесся его удаляющийся хохот… Но его исчезновения никто не заметил; все смотрели в тот миг на Петрова.
   Где-то в углах еще веселились, пьянствуя и не зная что произошло за последние пять минут. Здесь же, возле трона, была гробовая тишина.

    …Брилита, застонав, пошевелилась…

  Тут ожили и все остальные. Засуетились, предлагая царице свою помощь. Кто-то зааплодировал. Кто-то – облегченно вздохнул. Один – перекрестился.

Царица опомнилась. Оттолкнула пару придворных. И, указав на Петрова, томно выдохнула:
- Отвести в мои покои. Немедля…

Лёха попятился. Споткнулся. Упал… Но его подхватили на руки и куда-то понесли. Аплодировали вслед…

    Каджин поняла теперь, почему эти двое так хохочут; они не в первый раз поступают подобным образом, судя по последним словам “речи” опекаемого, наповал сражая своих слушательниц. Царица была третьей в их списке.

- Подонки! Мне ни одного лестного словечка! А этих… этих…
 Психанув, вскоре нашла какого-то поэтишку. Прижала грудью к стенке. Заявила:
- Читай мне свои стихи! Быстро!

- Как скажете, богиня!

    А потом и вовсе успокоилась, так как ее пригласили позировать трем сотням художников…



    … Петрова закинули в покои царицы. Ушли. Вскоре и она сама появилась. В ее глазах читалось одно. Стандартное. Характерное. Интимное.
- Иди ко мне, мой сладенький сладкоголосый гость. Истосковался, говоришь? Пустота в душе? Ну я ее сейчас заполню… – шла, раздеваясь, прямо на него. Глаза горели похотью дьявольской. – Иди ко мне. Ты победил.




       Утро осветило Имаоран своим солнцем. Пробудило жителей, заодно. Освежило их ветерком прохладным.
 За утром – принеслась весть с Шестой Оборонительной Крепости. Гонец соскочил с коня, и заорал:
- Валорцы высадились на побережье!!! Беда!!! Все к оружию!!!

  Столица ожила. Засуетилась, забегала. Опасность действительно присутствовала; могли отнять всех красавиц, если Крепость не удержит высадившихся.


      Петров, пользуясь тем что похотливая ведьма-царица еще спит – тихонько сполз с кровати и отыскал все свои вещи. Оделся так же тихо. Выскользнул за дверь, собираясь сначала поесть основательно, а потом и вовсе из дворца убежать. Встречаться с Брилитой снова – не хотелось. Уж лучше в лесах жить, пережидая пока Каджин свое самолюбие натешит, и соизволит лететь в другой мир, чем вот так вот.

  Не успел выйти в коридор, как сверху раздалось:
- Стоять! Ты куда собрался?

Петров поднял глаза.
   Два здоровенных солдата возвышались по обе стороны дверей. Охраняли, оказывается, покои царицы. Вооружены копьями. Хмурые и не выспавшиеся. Явно шутить не станут. Забросят обратно в покои с легкостью, да еще и эту дуру царственную разбудят. А там…

  Петров придал себе важный вид. Возразил:
- Я гость. А не пленник.

- Поогрызайся, ещё, пацан! Зайди быстро обратно!

Петров опустил щиток.
- Не пойду. А если будете настаивать – поколочу.

 Говоривший с ним здоровяк ухмыльнулся. Взял Петрова за грудки и поднял вверх на уровень своей небритой рожи. Спросил:
- Ты чё, малой, храбрый что ли? Я ж тебя…

  Петров ударил его в нос. Как учили.

… Удар вышел отменным. Солдат выпустил его и рухнул на пол, громыхнув доспехами. Замер, распластавшись…

   Второй здоровяк удивился. Шагнул ближе и наставил копьё.
- Не шали. Зайди в покои царицы!

Петров, как учили, вцепился в копье и потянул на себя. Быстрым сочетанием ударил ногой в колено и пах. Зарядил другой ногой в голову, едва противник опустился и завыл от боли. Ещё раз… Ещё…

  Положил отобранное копье рядом. Оправив одежду, пошел прочь от покоев. Хотелось есть.


Через пару поворотов встретил Хатзорга. Тот ожидал его, прислонившись к стене. Курил, пуская кольца в потолок.

     Петров остановился.
- Ну как, насмеялся? 

- Да. – Страж был серьезен. – Еле смог совладать с собой. Пришлось холодную воду на голову лить. Ну а ты как время провел?

- Выспался.

- С кем?

- А то ты не знаешь.

   Страж улыбнулся.
- Тебя прямо обожают на этом острове. Особенно твои речи.

- Брилита дура полная. Вот и полезла…

- Ты сам виноват, Алексей. Мог бы и попроще похвалить ее, а не заворачивать так круто.

- Кто же знал, что она так быстро очнется… Кстати, а где Каджин?

- Она обиделась на нас. Хамами назвала, за то что мы ей такие речи не посвящаем.

- Да ей весь город рукоплещет! Что ей, мало?

- То – чужие, пойми. А она хочет, чтобы мы ей такое говорили. Мы, ведь, не посторонние для нее.

- Понятно. – Петров кивнул. – Надо будет при встрече сказать чего-нибудь.

- Да. Ты прав, Алексей. Надо будет.

   … Колыхнулся воздух…

- Слушаю внимательно, мальчики!

     Петров от неожиданности отшатнулся, взмахнув руками. Опомнился:
- Привет, Каджин… Ты сегодня красиво выглядишь.

     Она шагнула к нему:
- И это все, Алёшенька?  Все?

- Нет, Каджин… Я просто растерялся… Ты так неожиданно появилась… Могу попробовать еще раз.

  Хатзорг расплылся в улыбке.
- Ты тоже, Хатушка, не отвертишься!

  Улыбка покинула лицо Стража…

Каджин глянула на Петрова. Известила:
- Слушаю.

  Тот вздохнул. Спросил:
- А обещаешь похвалить меня только устно?

    …Хатзорг, расслышав, исчез. Донесся его хохот…

 Лёха втянул голову в плечи.
- Только не ругайся, Каджин. Я нечаянно спросил… Только не ругайся…

- Да ну вас, козлы поганые! Сговорились, что ли?!

   …Тоже исчезла. Обиделась конкретно…

           Петров вздохнул облегченно. Продолжил поиски завтрака. Следовало подкрепиться основательно. А потом отыскать зеленоглазку, и извинится за нечаянный вопрос, оказавшийся ядреной шуткой.

  Не успел пройти пару поворотов, как услышал тревогу. Кто-то орал о каких-то валорцах, высадившихся на побережье, и что они начали штурм какой-то шестой оборонительной крепости. Миг спустя – по коридору пробежало несколько солдат. Были встревожены и хмуры. При оружии.

   Хатзорг боролся с новым приступом хохота, где-то пропадая. Каджин – в жуткой обиде, похоже там же. Петров остался один. Принял решение все же поесть сначала. А уж потом готовится к обороне от неведомых валорцев. Встретив какую-то девку, растопил ее сердце простеньким комплиментом. И пожаловался на свое голодное состояние. Та его вполне поняла, выслушав. Пожалела растопленным кровяным насосом. Отвела на кухню, и вкусно накормила до отвала. Сама же сидела напротив и смотрела, не моргая, как он набивает желудок.
   Петров поблагодарил ее и покинул кухню, направляясь в то место, где Каджин сложила свое оружие и броню.

       …Кучу так и не тронули. Всё было на месте. Даже брошенный Хатзоргом автомат. Петров подождал критики, но никто так и не появился. Тогда он спокойно вооружился до зубов. Теперь можно в любой обороне участвовать. Любых врагов порвать. Даже этих, как их там, валорцев. Пусть только попробуют появиться – здесь и полягут штабелями. Попрыгав на месте, повесил пулемет на спину. Автомат с подствольником взял в руки, собираясь им пользоваться в ближайшем времени. Пошел искать выход из дворца. Следовало поспешать. Могла проснуться Брилита. Проснуться и приказать схватить Петрова. Баба-то сочная и ненасытная. Наверняка с утра любит “зарядку” совершать… Майся потом, на ней, силы последние отдавай. Перетопчется, царица чертова. С гостями так нельзя поступать. Гости мигом осердятся и дворец поломают.

   Попав в сад, осмотрелся. Заметил трех полу-красоток, прогуливающихся в дальнем конце, двоих солдат, с копьями у другого входа, и смотрящего на него странного парня, в десяти метрах слева. Явно неспроста так пялится. Чего-то спросить хочет. Но вот чего?

 Сделав к нему несколько шагов, поинтересовался:
- Чего смотришь?

 Тот оглядел Петрова с ног до шлема. Зажмурился, видимо считая за глюк. Открыл глаза.
- Откуда у тебя кластерное вооружение?

 Петров насторожился, отступив на два шага. Передернул затвор автомата.
- А тебе какое дело?

- Я не чувствую в тебе магию. Ты обычный смертный. И не должен бродить по мирам. Где взял оружие?

- Нашел. Давече.

Незнакомец улыбнулся. Явно не поверил. Указал на автомат:
- Можешь опустить. Пули не причинят мне вреда.

- А гранаты?

- Слушай, паренек, опусти оружие. Не доводи до плохого. Я сейчас отберу у тебя эту пукалку, а самого на ближайшем дереве вздерну, если не успокоишься.

- А ты бессмертный?

- Естественно.

- И неуязвимый?

- А как же. Ну что, договорились?

    Петров пожал плечами.
- Давно хотел убедиться, что вас пули не берут…

- Слушай, паренек, ты даже выстрелить не успеешь!

- Да ну.

   Договорив, открыл по этому хмырю огонь. Целился в голову…

      Того откинуло назад. Ударило об дерево. Но на вид остался целым; голова не разлетелась месивом, дырок на теле не наблюдалось. Выходит, не обманывал. Выходит – действительно бессмертный и неуязвимый.

   Девки разбежались с воплями. Солдаты с интересом наблюдали, не боясь.

 Парень поднялся, потряс головой, восстанавливая порядок. Тут в него попала граната… В полете догнала еще одна… Третьим взрывом его отбросило вообще в угол сада.

    Петров прошел чуть вперед. Чтобы быть наверняка уверенным, бросил в бедолагу еще и две ручные гранаты. Одну осколочную, другую тепловую.

   Через пару минут тот поднялся. Был весь закопченый и практически без одежды. Свирепо глядел на Петрова, собираясь долго его истязать за такое с собой обращение некультурное. Сделал шаг вперед. Второй…

  Лёха стрельнул последней гранатой. Свалил того опять. Расстрелял обойму. Вставив запасную, расстрелял и ее…

Но противник упорно поднимался. Уже начал визжать и материться от бессилия. Грозил сотней жутких смертей. Орал, что живьем по кусочку съест. Петров его не слушал, расстреливая весь свой боезапас. Хохотал в случае удачного попадания. Увлекся этим занятием настолько, что не заметил как патроны и гранаты иссякли.

        Пришла очередь пулемета. А в нем много чего есть…

    Пострелять из такого оружия не дали. Появился хмурый Хатзорг, и забрал игрушку. Потом и Каджин прибыла. Такая же хмурая. Взяла за руку. Сказала:
- Идём, Алешенька. Нас опять нашли.

   Петров вздохнул смиренно. Указал на истерзанного и изумленного противника в покореженном углу сада:
- Но…

- Иди, Алексей. Я с ним сам разберусь.

- Хорошо, Хатзорг…

       Не дали поиздеваться. Как всегда. Эгоисты.





Петров сидел за стойкой бара и тоскливо ковырялся вилкой в салате. Постукивал пальцами свободной руки по поверхности. Молчал. Изредка прикладывался к стакану пива, вспоминая о нем.

  Каджин сидела напротив. Ворожила с напитками, составляя какой-то ядерный коктейль экспериментальный. Настроение у нее было повыше, деловое и не тоскливое. Подливала пиво, если кончалось. Вновь ворожила. Молчала, сосредоточившись на пропорциях, градусах, цветах.

     Где-то через полчаса налила Петрову небольшую рюмочку. Пододвинула, решив разговорить. Самой уже надоело молчать.
- Попробуй, террорист.

  Петров перевел взгляд с тарелки на рюмку.
- Я не помру?

- Бессмертного запугал до безобразия, а от этого коктейльчика помирать собрался. Не смешно?

- Не смешно…

- Брось грустить, Алёшенька. – она налила себе. – Не стоит переживать из-за какого-то придурка.

- Да я…Я только… А тут…Тьфу!

      Опрокинул рюмку в рот, не понюхав даже. Передернулся, распробовав. Продолжил уже без пауз:
- Я только его связать собирался, а тут Хатзорг пулемет отобрал. Так не честно. Самостоятельности хочу. Сам хочу с врагами разбираться. Лично.

  Каджин выпила свое. Поморщилась:
- Ну и гадость.

- Нормальная гадость. Ну так вот:
   Лёха отпил пива из стакана. Продолжил:
- Хочу попасть в какой-нибудь мир, где можно будет самому передвигаться. Без присмотра. В города заходить. В местными контактировать. Другое.

   Каджин стала смешивать по-новой. Сказала, читая надпись на одной из бутылок:
- Вот Храмин прибудет, ее и попросишь.

- А кто такая Храмин?

- Наша знакомая общая. Она добрая и красивая.

- Я к тебе привык, Каджин. Зачем мне Храмин?

- И к ней привыкнешь, Алёшенька. Меня-то не будет.

    Петров удивился. Хлебнул пива. Спросил:
-  В смысле?

- Я уеду по делам. На пару месяцев.

- Жаль.

  Петров решил все же выдать комплимент, заодно и вину загладить. Закончил:
- Без твоих потрясающих глаз, Каджин, я засохну. За два месяца.

- Спасибо. – кивнула, улыбнувшись. Но от бутылки не оторвалась. – Запоздало, но искренне.

  Петров почувствовал что может еще чего-нибудь сказать. Завелась пара мыслишек.
- Старался. Могу еще.

- Хватит. Надо было на поверхности этим заниматься.

- У меня нечаянно вышло, извини. Соберись я с мыслями, такое выдал бы, что Брилита и не слышала.

- Забудь про этих дур. И попроси у Храмин красивый мир. Иначе так и будешь на страшилок по пьяни залазить.

   Петров вспомнил мельком. Передернулся. Задал мучавший уже две секунды вопрос:
- А Храмин какими магиями обладает?

- Она может облик менять.

- Как Хатзорг?

- Да.

- И всё?

  Зеленоглазка смешала что-то по-быстрому. Налила Петрову. Сообщила заговорщическим тоном:
- Может из воздуха всякие предметы доставать.

Лёха представил возможные перспективы. Уточнил заранее:
- Лихо. А истребитель достанет?

- Она и линкор достанет.

      Хорошая, должно быть, эта самая Храмин. И истребители таскает, и линкоры. Уж простой-то автоматик поди подарит, если за язык потянуть намеками. Чего ей? Раз – и все! Держите, Алёшенька, автоматик. Вот и обоймы к нему. Вот и глушитель. Вот и подствольник. Гранат запасных не желаете? А пистолетик? А пулемет? Хорошая магия. С такими женщинами можно дело иметь. И очень даже неплохо это имение будет протекать. С пользой для обеих сторон. Большой пользой.
       Нет, но линкор из воздуха – это круто!

- Ух ты! Правда?

- Истинная. С Храмин хорошо в ресторан ходить. Останется только спиртное заказать. Остальное она сама все достанет из воздуха.

- А спиртное, выходит, не может?

- В ресторан со своим не ходят, Алёшенька.
Указала на рюмку:
- Пробуй. И побыстрее, Хатзорг и Храмин уже на подлёте к кораблю.

- Хорошо.

   Выпил. Поморщился. Признал:
- Больно крепкая, Каджин.

     Она перегнулась через стойку. Поцеловала Петрова. И прошептала на ухо:
- Я ушла. Буду по тебе скучать…

- А…

     Но Каджин уже не было в баре. Растворилась в воздухе.

   Петров вздохнул тяжко.
- Всегда вот так…

    Слез со стула. Обошел стойку. И начал смешивать что попадалось под руку, почувствовав как настроение поднимается. Захотелось еще чего-нибудь употребить, чтоб уж и вовсе хорошо стало. Все равно – пока машину в ангар поставят, пока поднимутся, прочее, можно успеть не один раз выпить. И не два.



             Едва узрел вошедшую женщину, чуть дара речи не лишился. Забыл, что держит в руках стакан. Сглотнул судорожно. Пошатнулся и стукнулся спиной о холодильник. Выронил посуду. Не моргал.

    Вошла не просто женщина. Вошло сочетание всех желаний, явных и тайных. Вплыло. Сосредоточение всех мечтаний в одном облике. О более красивом и мечтать не возможно. Нереально выдумать. Предел уже достигнут. Абсолютно. Нереальные одежды облегали нереальное тело. Нереальные волосы обрамляли соответствующее. Большущие глазища, совсем как у Каджин. Но только другого цвета. Голубые. Или даже синие. Так же живут, дышат, переливаются, притягивают. Казалось, стоит только пошевелится – и Она исчезнет. Растворится, обратившись в дымку. И вовсе рассеется, спустя пару мгновений. И никогда больше Её не увидишь. Лишь память будет сладко замирать, бесконечно прокручивая перед глазами короткий момент встречи с Ней. С взглядом Её голубых глазищ. Колдовских, полных ледяного огня, глазищ. Высохнешь весь от потери аппетита, изведешься нервами, зачахнешь от тоски, на мир будешь смотреть как на отвратительный. И будешь вспоминать. Вспоминать. Вспоминать…

    Из реального у нее только громадный двуручник металлического оттенка, без разделения.

   Порог бара переступила Первый Страж Создателя. По совместительству и Богиня Целомудрия Кластера. Храмин Тарида Лексисс Первая. Красивейшая женщина Зеленой Зоны, самого Кластера, и прочего окоёма. Обладательница удивительных, как уже было сказано, глаз. Самое приближенное к Лексу его Создание. Пример для подражания, образец поведения, эталон слабого пола, стандарт желаний, и много-много всего правильного, нужного, чистого, и непорочного. Лекс ее любит больше всех остальных Стражей. От этого у Храмин огромные силы, огромные привилегии, и первостепенные Магии. Он ее частенько в пример ставит, когда кого-нибудь воспитывает в профилактических целях.

    Также, поговаривают, у синеглазки есть все Великие Коды от входов в Полость Кластера. Иными словами она может вывести весь имеющийся там флот, и так чердак обидчикам встрясти, что мало им не покажется. А ее Магия Материализации, тоже болтают, может сотворять боевые гранулы “Атлакантов”. Хатзорг мог бы и сразу обратиться к ней, почти год назад, вместо Каджин, но побоялся что опекаемый просто рассудка лишится, при встрече, от флюидов величия Храмин, прошибающих даже стены. Поэтому и позвал Пятого, а не Первого Стража. А теперь, когда Каджин внезапно устала и захотела немного дольше погостить в Тат-19, да и опекаемый покрепче стал, можно и к Храмин подойти, ища поддержки, помощи в воспитании, и прочего нужного. Дескать, помогла бы, Храмин, Создатель же тебя уважал и баловал. Вот и ты, тоже уважай и балуй. После – зачтётся с лихвой. Станет еще больше любить. Уважать. Баловать.

      Хатзорг зашел следом. Прикрыл за собой дверь. Решил  представить гостью:
- Это, Алексей, Храмин. Она будет путешествовать с нами.

   Петров кивнул раз десять. Молчал.

     Вошедшая красавица улыбнулась ослепительно. Хотела заговорить, но не успела; Петров сполз по холодильнику, потеряв сознание…

   Она обошла стойку. Встала над ним. Констатировала:
- В обмороке. Странно…

Хатзорг подошел тоже. Кивнул.
- Ты кого угодно чувств лишишь, Храмин.

- Ну я же не специально… Думала, что он крепкий на это дело.
   Присела на корточки, заскрипев кожаным нарядом. Забеспокоилась:
- Надо бы его в чувство привести. Негоже на полу-то валяться. Тем более – ему.

  Хатзорг взял одну из бутылок. Попробовал на вкус. Успокоил:
- Он очнется сам. Не беспокойся, Храмин.
 Указал напротив:
- Садись. Новостями поделишься. А то надоела информационная недостаточность уже.

- Не мог в машине спросить?

- Я на тебя смотрел. Соскучился.

- Похабник.

Храмин обошла стойку обратно. Элегантно подобрала полы плаща, присаживаясь на стул. Внушительный клинок приставила сбоку, не став никуда его ложить. Вытащила из воздуха бокал с красным вином, сигару, и пепельницу. Раскурив от пальца, поведала:
- Война началась. Кластерная.

- Ну это я знаю. Она уже давно идет. Как Планетарный Совет уничтожили, так и воюют.
  Хатзорг поискал среди открытых бутылок, выбирая что повкуснее. Не найдя – начал смешивать.

Храмин достала из воздуха пиво. Поставила.
- Держи. Не страдай.

- Спасибо.

 Она отпила из бокала. Продолжила делится новостями:
- Тенавр все пытается в Оранжевую Зону пролезть. Отправил туда кучу бойцов, но так и не добился успеха. Лекс в пограничном мирке такой шухер навел, и так все взбаламутил, что под силу разобраться только ему самому. Даже магию Порталов оттуда вытащил.

- Солидно. Ну а приспешники его?

- Не слышно. Будто провалились куда-то. Скорее всего пьянствуют, или какой-нибудь мирок укрепляют.

  Хатзорг допил бутылку. Отставил. Глянул на то, что успел смешать.

Храмин еще одну вытащила.
- Маги, же, все на Кластере обосновались. Во всех Империях по одному. Каждый неплохо разбогател, и обжился. Пикана даже Императрицей стала… Это, вроде при тебе началось еще, помнишь?

- Помню. Милена, когда, с Кароном, к Красным приперлась?

- Именно. – Храмин кивнула. – Серые, теперь, с главного мира не вылазят и вовсе. Хоть силком их оттуда тягай. Орут что-то про инспекции своих Храмов. Про отдых. Про нейтральность. Козлы, в общем.

- А Черные Маги?

- После того как их хозяев мы в ссылку отправили, начали бродить по мирам. Видимо ищут.

- А если найдут?

- Второй Страж их там же и оставит. За компанию.

- Весело. Кто же тогда напал?

  Храмин пожала плечами.
- Скорее всего – одиночка. Или просто случайность.

- Вряд ли. Случайный посетитель не прятался бы. А этот – сидел и ждал удобного момента. Чуть не дождался…

- Слышала я, что Алёшенька его потрепал малость. Это так?

  Хатзорг улыбнулся, вспомнив.
- Так. Расстреливал из всего, что имелось под рукой. Разозлил бедолагу до невозможности. Я когда появился, Алексей уже пулемет хотел использовать… Еле отобрал.

- Хороший парень растет.
    Она перегнулась через стойку. Посмотрела на Петрова. Села обратно. Добавила:
- Боевой.

- Он отлично усваивает все наши уроки. Я обучил его стрелять и водить технику. А Каджин – научила драться, и мужчиной сделала.

- Уже?! Ему ведь… ведь, одиннадцать только!

Хатзорг возразил:
- По развитию – больше. Он немного быстрее развивается, чем обычные смертные. Ему – где-то шестнадцать лет.

Храмин полыхнула голубым огнем глаз. Стряхнула пепел с сигары:
- Каджин всегда шлюхой была. Хоть и притворяется честной. Как член увидит – так разум теряет.

Хатзорг ухмыльнулся. Прищурился:
- Храмин… Помолчала бы, а?

- Твоя прямота, Хатушка, постоянно все краски портит! Нельзя так!

- Оскорблять тоже нельзя.

   Она допила вино. Поменяла бокал на полный.
- Ладно. Погорячилась я. Но все равно Каджин рано на него залезла. Следовало подойти к этому делу года через два, и со всей тщательностью. Чтобы из Алёшеньки вышел полноценный мужик. Без всяких отклонений и комплексов.

- У нее все получилось как надо, Храмин. Алексей не имеет ни комплексов, ни отклонений.

- Чего-то я неуверена…

   Хатзорг отставил вторую бутылку. Решил получить третью, а уж потом предложить что-нибудь.
Получил. Предложил:

- А ты, если сомневаешься, – возьми и проверь на практике. Приведи Алексея в чувство. И проверь.

- Хам!

   Страж получил пощечину воздухом. Съязвил тут же:
- Спасибо, Храмин. Так мне и надо… За прямоту.

- Сволочь ты, Хатушка!

     Она фыркнула и переоделась в наряд штурмовика взмахом руки. Опустила щиток шлема. Замолчала.

 Хатзорг примирительно погладил ее по руке.
- Да ладно тебе…

- Не трогай меня.

- Я больше не буду.

- Знаю я тебя, хвостатый. Стоит мне заулыбаться – ты тут же вставишь какую-нибудь колкость.

- Обещаю этого не делать.

- Точно?

- Да.

     Наряд сменился на короткую юбку и высокие сапоги на каблуках.

- Поскромнее, Храмин. Иначе Алексей и вовсе из обмороков выходить не будет.

- Ладно.
   Добавилась белая рубашка. И еще одна бутылка пива.
- Пойдет?

- О да.

   Храмин подвинулась поближе. Провела рукой по щеке Хатзорга. Призналась внезапно:
- Давно мы вот так вот с тобой не сидели, в барах. Лет тысячу уж прошло…

Тот кивнул, расчувствовавшись.
- Да. Давно.

- Ты все где-то бродишь, с неизвестными целями. А я все скучаю… Думаю, где же мой Хатушка скитается? В каких же мирах? По каким туннелям носится?... А милый мой – сверкнет хвостом, и опять исчезает надолго. Любит туземных девок толпами, а ко мне между ног и не заглядывает…

  Хатзорг кашлянул смущенно.
- Могла бы и известить. Во время нашей последней встречи, ты вела себя очень странно. Я уж подумал…

- Ты неправильно подумал. Я тогда не в себе была.

- А теперь?

       Она и вовсе без одежды осталась.
- А теперь хочу в спальню. Пусть и немного вина выпила, но все равно хочу. Хочу.

- Нам нельзя оставлять Алексея одного.

- Давай уйдем в другой мир.

- Пожалуй можно… А какой?

  Храмин в долю мига переместилась на один из столиков. Соблазнительно на нем устроилась.
- Каджин говорила, что Алёшенька хотел самостоятельности. Предлагаю Шатод-7.

    Хатзорг очутился рядом. На стуле. Спросил:
- А не жёстко?

- Мы будем за ним следить, Хатушка.

- Согласен.

  Оказалась у него на коленях.
- Ну что, в спальню? Осьминожками побудем.

- Это можно.

Любовь двух Магов Формы – явление редкое и удивительное. Имея возможность принимать любой облик и форму, ничем не ограничены. Она – гайка, он – болт. Она – пирожок, он – вилка. Она – розетка, он – опять вилка. Она – сосуд, он – жидкость. Она – ваза, он – цветы. Всем известное – даже и приводить не стоит… Ну и так далее.

Маги Формы используют также преимущества тел и предметов. Например: осьминог. У него – щупальца. Их можно употреблять как … Как восемь … Или … , в зависимости от настроения. Можно отрастить и двадцать щупалец. Сто двадцать. Чем больше – тем удовольствие красочней.

  Видели когда-нибудь, как осьминоги любовью занимаются? Нет? А как эти два “осьминога” – точно нигде не увидите. Хоть все океаны исследуйте – такого не найдете. На “такое” даже мутанты не способны.
               




          Петров пришел в себя. Поднялся на ноги. Осмотрелся. Помотал головой, не веря. Зажмурился даже.
- Наверное почудилось…

   Взял стакан с пола.
- Но глаза красивые…

     Заметил у стойки громадный двуручник. Замер.
- Не почудилось…