глава 1

               
                Первые сомнения.
Скелетированные человеческие останки, сухие листья, разнородный хлам шуршит и хрустит под подошвами моих ботинок. Вокруг немало разбитых автомобилей, водители теряли сознание во время езды. Люди умирали в панике, не понимая почему это происходит.  В этом городе нет ни единого человека кроме меня и вот уже третий день я брожу, по в буквальном смысле, вымершим улицам, оглядывая неприветливые темные окна заброшенных зданий в надежде увидеть признаки присутствия человека. Мой верный пес, болонка по кличке Фридрих, вероятно, тоже не прочь напоследок увидеть какую нибудь таксу или на худой конец кошку, что кстати сказать не редкость. Так же как и я, он тоскливо озираясь по сторонам, уныло плетется в неизвестность. Шорох и хруст моих шагов, сопровождавший меня все эти три дня, скоро станет предметом меланхоличной ностальгии. Звуки этого мира я буду вспоминать там, на станции, где условия жизни доведены до идеала и где нет места лишним шумам.  Наручный хронометр, писклявым сигналом, оповестил меня о времени приема капсулы с антиазотом. Тубус с капсулами я оставил в орбитомобиле рассчитывая к этому времени вернуться. Впрочем, я уже шагал по направлению к нему. Останется сообщить на станцию что в городе А12 людей не найдено, поставить систему на автопилот и приняв снотворное забыться на несколько часов. Этот город умер.
Орбитомобиль я по старой своей привычке оставил на главной площади. Модель его, пусть и не новая, но по надежности не уступает самым последним разработкам Главного Института. Во всяком случае за три года службы в отделе поиска, ни одного сбоя в его работе не было. Я почувствовал головокружение, если не приму капсулу в ближайшие пол часа, то могу остаться здесь навсегда. Повышенное содержание азота в воздухе дает о себе знать. Через пять минут я уже стягивал со своего транспортного средства маскирующее полотно. Маскироваться в сущности не от кого, но двенадцатый пункт инструкции для агентов поиска гласит - "Строго запрещается оставлять аэромобиль без маскировки". Нарушивших инструкцию ждет неминуемое увольнение. Так случилось с одним моим знакомым. Он искал в городе  Е11 и нарушил двенадцатый пункт. Сигнал об этом был послан системой на станцию и по прибытию он был уволен. Я помню его глаза, полные отчаяния и безнадежности. Его перевели в отдел ремонта и в считанные месяцы из жизнерадостного, веселого парня он превратился в унылую развалину. Мне тоже предстоит три недели бесцветной, идеальной жизни. Отсутствие голода, холода, ярких красок, умеренные физические нагрузки три раза в день, белые стены, серые полы,  двадцать один день беспросветного отчаяния и вновь трехдневная командировка, долгожданная и незабываемая.
Фридрих тоскливо заскулил уткнувшись мордочкой в штанину моего костюма. Присев на корточки я провел ладонью по гладкой шерсти. Умные, карие глаза пса словно просили остаться здесь. Это уже ритуал, в конце каждой командировки Фридрих скулит и мы с грустью смотрим друг на друга испытывая одно и то же чувство. Надо заметить, с собакой мне повезло, Фридрих не восприимчив к азоту и может жить без капсул.
Подчиняясь сорок третьему пункту инструкции, прежде чем запустить турбины, я смотрю ускоренную перемотку видеозаписей с камер установленных мной в городе, но и на них единого признака жизни. Я ставлю режим самовозвращения и перевожу пилотское кресло в режим кровати. Я достаточно утомлен и пытаюсь уснуть без снотворного. Неожиданно, до моего слуха доносится стук, как будто кто то стучит во входной люк. Стук повторяется раз за разом и не веря собственным ушам я включаю наружную камеру и... вижу живого человека! Не помня себя я нащупываю кнопку аварийной эвакуации, нажав ее оказываюсь вытолкнутым наружу специальным механизмом. Человек стучавший в люк поворачивается ко мне лицом и лицо его до боли знакомо.
- Марк, просыпайся, ты дома, - говорит он, и уже более протяжно - Маарк, ну как ты приятель?
Передо мной, словно из тумана, возник друг детства Аркадий Левицкий, и я понял что все что я видел было сном. Аркадий был медиком от Института и его обязанностью было следить за здоровьем агентов поиска. Он нас провожал и встречал, вечно закрепляя какие то датчики на руках, ногах, голове, что нервировало неимоверно. Были случаи что агенты бросались на Аркадия с кулаками, за что их увольняли. Побывать "там" не потеряв способности жить на станции дано не каждому. Слева от меня играла какая то симфония, они вечно встречают нас с музыкой. Приподнявшись я попросил воды, из капсулы аэромобиля я, как оказалось, был извлечен. Люминесцентная лампа слепила непривычным белым светом, холодные белые стены навевали уныние, за три дня я успел позабыть этот созданный кем то мир.
- Здравствуй, давно не виделись, - через силу я улыбнулся.
- Добро пожаловать домой! - декламировал Аркадий и продолжал, - из ада в рай! Шутка ли? Немудрено, что в себя прийти не можешь.
"Если бы у меня был неограниченный запас капсул, то я остался бы там. С Фридрихом мы отлично бы справились с любой бедой ожидающей нас". Левицкий едко улыбнулся, словно прочитал мои мысли.
- Сны смущают вас? - задал он колкий вопрос.
- Уже лет десять не видел снов - соврал я, поднялся на ноги и жестом поманил собаку.
Виляя хвостом пес подбежал ко мне и как тогда уткнулся в ногу словно ища защиты или спасения, он все скулил, скулил и я, наклонившись потрепал его висячие уши пытаясь взбодрить.
После череды привычных процедур; дезинфецирующий душ, анализ крови, в заключении стандартный психологический тест, я наконец оказался в своей комнате номер 416. Комната не имеет ничего примечательного за исключением обилия полок заставленных книгами, парни побывавшие на земле много читают. Читать "ту" литературу для обычных служащих роскошь непозволительная, им инструкция предписывает узкоспециальные книги. Для нас же, агентов поиска, узкоспециальной считается литература времен земной жизни, от античной философии до бульварных романов. Но сейчас не до книг. Я открыл холодильную камеру и привычным жестом достал и откупорил банку пива.
Проснувшись я насчитал на полу четырнадцать опустошенных банок, пятнадцатая оказалась лишь слегка отпитой и к ней я прильнул губами жадно впитывая содержимое. Допив остатки я смял опустошенную банку и бросил в стену, отскочив она упала мне под ноги и я пнул ее ногой в угол.  В этот момент в дверь постучали. Фридрих залился звонким лаем и чтобы успокоить пса, я взял его на руки. За дверью оказался Борис Фельдман, он был начальником пищевого обеспечения станции. Высокий и сухой, он с презрением смотрел на меня своими прищуренными, бесцветными глазами.
- Вы не нуждаетесь в увеличении командировачного пайка? - спросил он и морщины на его высоком лбу выделились отчетливее.
- О нет, все отлично! - ответил я притворно рассмеявшись, - Единственное на что я могу жаловаться, так это на чрезмерную длительность командировок!
Лицо Фельдмана исказилось в кривой улыбке. Сделав запись в журнале он пожелал мне всего доброго и удалился. Я смотрел ему вслед, серые брюки, пиджак и весь он сама серость. Этот самый Фельдман, когда то так же, как и я летал на землю для поисков оставшихся, но за какие то нарушения был уволен. Теперь он ненавидел поисковиков.
 Дни тянулись монотонно, по утрам час занятий по методике поиска, днем чтение литературы и физическая подготовка, пиво вечером. "Город не умирает до тех пор пока в нем живет хотя бы один человек", с этих слов начиналась каждая утренняя лекция. Монитор в зале обучения показывал нам мир таким, каким он был до катаклизма. Завораживающий, яркий, красивый, сложный мир, он не был идеален и в этом была его прелесть. Да, он не был лишен боли, страдания, но зато в нем было место радости и счастью. Катаклизм уничтожил людей. С того момента существует только две орбитальных станции населением около десяти тысяч человек каждая. Почти ежедневно агенты поиска находят выживших. Как правило это люди с повышенной переносимостью к азоту, но часто бывает, что сохранив жизнь, они теряют рассудок. Хороший материал для отдела изучения психических аномалий Главного Института.
Наконец настало время отправки. Экипировавшись я плюхнулся в кресло и закрыл люк. Верный пес улегся подле моих ног и нетерпеливо забил хвостом по полу. Нынешняя цель - город В121, три дня назад я видел его в видеофильме, на лекции. Райское место наводненное людьми, занятыми и спешащими, праздными и веселыми. Каждый из них знал чего хотел.  До меня в В121 было три экспедиции, все три безрезультатны и я был почти полностью уверен что удача не улыбнется мне и в этот раз. За свои двадцать командировок я не нашел никого. Впрочем это обычное явление. Установив маршрут и запустив двигатель я выпил снотворное, машина сама доставит меня на место. Но на этот раз снотворное не подействовало и я около часа я пролежал погрузившись в свои мысли. Смутные воспоминания детства рисовались в моем сознании наполняя душу нестерпимой тоской. На момент наступления катаклизма мне было около трех лет и воспоминания из той жизни навсегда останутся в моей памяти. Я помнил родителей, помнил домашний уют и веселые игры с другими детьми. Тогда я мало что понимал. В то утро какие то люди надели мне на голову кислородную маску, было очень страшно, я плакал пытался сорвать ее с себя, потом провал и я очнулся уже на станции. Сейчас то мне известно, в то утро проводилась эвакуация выживших, большей частью детей. Как выяснилось человек в зрелом возрасте хуже переносит азот и большую часть взрослого населения спасти не удалось. На станции всем заправляют ученые, преимущественно физики и наверное с этим связанна та холодная, сухая психологическая атмосфера царящая там повсеместно. В так называемом доме детей, был очень строгий распорядок дня. С момента попадания на станцию, нас пичкали самыми разными знаниями, в основном точными науками. Как же я ненавидел уроки математики, а она была основным предметом! Детство и юность прошли в невыразимой скуке. Белые стены кабинетов, безвкусная пища, ортопедическая кровать. На уроках физкультуры не было игр, мы занимались индивидуально, на специальных тренажерах. Когда мне исполнилось двадцать я прошел отбор в службу поиска. Это считалось большой удачей, так как открывало широчайшие возможности. После первой командировки стажером, мне была выделена личная комната. Отныне я мог упиваться пивом, что мне очень нравилось и изучать литературу. Я никогда не забуду первую книгу прочитанную мной! Это была повесть русского писателя Максима Горького, называлась она "Мать". Я долго не мог понять чем недоволен тот парень, герой книги и сейчас часто размышляю над этим. Потом я познакомился с рядом других произведений и понял что читать неплохо бы все по порядку. Теперь я выработал особую тактику и изучаю мировую философию, историю и литературу в последовательности, с древнейших времен до наших дней. И это главное мое увлечение, впрочем других увлечений на станции почти нет. Мой знакомый Левицкий изучает вымерших бабочек, ему пришлось выбивать разрешение на это, так как он всего лишь медик. Но это в порядке исключения. Как правило же любимое хобби обитателей станций деятельность доставшаяся им по распределению. Отделы астрономии, биологии, механики, медицины сплошь состоят из фанатов своего дела и это приносит неплохие результаты. Еженедельно в фильмах нам показывают сделанные достижения, главная цель которых изменить атмосферу земли для повторного ее заселения.
 Послышалось пиликанье оповещающее о приближении к цели, я вздрогнув, открыл глаза, казалось я задремал всего несколько секунд назад. На экране был вид города с верху, орбитомобиль завис прямо над ним. Я выбрал площадку которая показалась мне главной площадью и пошел на посадку.
Город был большим, но время командировки мне определили на двое суток. Это был больше формальный подход, так как управлением станции было определено прочесывать города не реже одного раза в месяц и, так как в В121 искали уже неоднократно, меня отправили на минимально возможный срок. Выйдя из капсулы я вдохнул полной грудью. Воздух здесь совсем не тот, что на станции. В этой части земного шара стояла середина осени и воздух был прозрачен и чист, в нем едва улавливались пряные, благородные нотки иссыхающих листьев, часть которых пожелтев облетала с косматых крон деревьев. Я поднял большой, с желтизной переходящей в алость, лист. Он был весь в весь в ветвистых прожилках, а формой напоминал изображение на  флаге одной из существовавших ранее стран, который я видел в видеофильме. "По прилету обязательно начну изучать виды деревьев", пришло мне в голову. Осмотревшись по сторонам я двинулся в путь.
Город ничем не отличался от предыдущих, виденных мной, городов. Все те же разбросанные по улицам машины, черепа с пустыми, пугающими глазницами, здания, некоторые из которых имели следы пожара и все тот же шорох и хруст шагов. Фридрих весело носился вокруг меня. Ласковое осеннее солнце приятно грело голову сквозь кепку.
День подходил к концу, смеркалось и я выбрал место для ночлега. Это была небольшая часовня, выглядела она вполне ухоженной, а внутри не было человеческих останков и мусора. Раскатав спальный мешок, я забрался в него, а мой пес юркнул в специальный карман, предусмотренный для собак. Напоследок закинув в рот две таблетки; антиазот и снотворное, я устроившись поудобнее сомкнул веки. В голову пришла мысль о том что если город не умирает до тех пока в нем есть хотя бы один человек, то значит пока я здесь, он тоже жив. С этой мыслью мое сознание растворилось в туманной дымке сонного небытия.
Меня разбудил заливистый лай моего пса. Даже спросонья я узнал его, словно по голосу узнаю знакомого человека. "Снова кошка" - мелькнуло в голове.
-Фридрих, Фридрих - позвал я пса, - успокойся, дай поспать.
Собака не унималась, пришлось включить фонарь. Облезающие штукатуркой стены осветил белый свет и в тот же миг моя правая рука рванулась за пистолетом.
- Стоять приятель, не советую тебе двигаться, руки в верх, -крикнул я, одновременно чувствуя как растворяются в воздухе ноги и руки и как сам я казалось вот вот окажусь облаком смешанных эмоций переполнивших меня и лишивших всякой возможности оказать сопротивление. Но человек, застигнутый так же внезапно, как и я сам, беспрекословно поднял руки над головой.
- Кто ты? - крикнул я по английски.
- Я живу здесь, я горожанин, выживший - на мое удивление, на чистом английском, выпалил он.
- И как же ты выжил? - по инструкции тренированным голосом, с угрозой - крикнул я.
- Не знаю, я просто убежал, но видимо настало мое время, - добавил он и усевшийсь на пол  тихо запел.
- Моя рука напишет нет,
  Моя рука поставит точку.
  За отрицательный ответ,
  Выкатывай портвейна бочку!
Мелодичный тихий голос сменил не менее мелодичный свист, вторивший мотивам песни, но тотчас же оборвался кашлем.
 - Кончай цирк! - притворно грозно рявкнул я, - поднимайся на ноги!
 - А что, вы заберете меня в свою тюрьму? Убийцы! - говоря это он, как то странно улыбался, мне стало не по себе. Только сейчас, окончательно взяв себя в руки, я смог разглядеть его как следует. Одет он был примерно так же как те люди из видеофильмах о прошлом городов, лоб морщинист и высок, лицо энергичное, взгляд пытлив, только белые, как лунный свет, волосы, выдают преклонные годы. Человек поднялся на ноги.
- Ну что, вперед. Мне уже все равно - сказал он и протянул мне запястья. "Откуда он знает про наручники?" - подумал я.
По рации я передал на станцию сигнал, о том, что выживший найден. После этого мы тронулись в путь, к орбитомобилю. Спутник молчал. Меня так и подмывало задать ему хотя бы несколько вопросов, но инструкция запрещала. Остается надеяться что он начнет говорить со мной сам, от скуки. Звуки его шагов, какой то особенною музыкой, согревал слух. В молчании мы прошли до конца пути, но когда я обнажил орбитомобиль, сдернув с него полотно, мой спутник оживился.
- Знаю, переубеждать вас в чем то бессмысленно, - пробормотал он, - но все же хочу сказать что вас обманули. Они уничтожили города, но немало людей спаслось, я не знаю для чего они это делают. Если хотите останьтесь здесь на земле, я отведу вас к людям. - взгляд его был умоляющим.
- Мне плевать, - оборвал я его.
В орбитомобиле, я указал ему место в которое он сел, автоинъекция снотворного усыпила его и мы добрались до станции без приключений. Только мысли вихрем носились в моей голове, а воображение нельзя было унять. Что значили его слова? Кем я обманут? И почему его не нашли до меня? Что все это значит?