Отшлифованные камни. Путевые заметки

Когда-то после одного не очень благопристойного поступка, я получил из рук бабушки Библию с требованием обязательно прочесть ее.
«Вначале было слово...» Слов от разгневанной бабушки получил в избытке. Куда еще! Но  втянулся. Не скажу, что быстро, но постепенно не только осилил, но и заинтересовался. Даже стал почитывать литературу по древней истории. Хотелось самому посетить колыбель, но путь за пределы своей страны был заказан. Полагал, что навсегда. Но все когда-нибудь кончается. Кончилось это затворничество и для меня. И вот уже при первой же возможности...

Выйдя из лайнера в полу сомнамбулическом состоянии после тринадцатичасового перелета,
нырнул в длинную кишку, ведущую в вестибюль аэровокзала.
В кондиционированной прохладе  тут же покрылся испариной. Но пока дошел до выхода, успел обсохнуть и окончательно сбросить с себя неудобство самолетного кресла. Тут же попал в объятия встречающих и после взаимо приветствий взмолился: дайте несколько минут выкурить сигарету (все-таки столько часов воздержания) и прийти в себя окончательно. Мне пошли навстречу. Я отошел от друзей, чтобы не делать их пассивными курильщиками, и вдруг почувствовал, что вдохнул воздух как будто другой планеты. Даже не стал закуривать.
На вопрос, что так быстро, я что-то промычал невразумительное, и мы пошли к машине.
По пути  вели оживленный разговор — не  виделись уже добрый десяток лет. Но мне хотелось скорее выбраться  на волю, чтобы снова вдохнуть этого необычного воздуха.
В машине работал кондиционер  Я не мог попросить разрешения открыть окно, потому что увидел на приборной доске тридцатиградусную отметку. Так что приготовился  долго ждать возможности снова сделать такой желанный вдох.
Полчаса от аэропорта пролетели  незаметно. Поставили машину на стоянку и вошли в дом. Пока хозяева хлопотали на кухне,  вышел на балкон. Тут  мне никто не мешал вдыхать  полной грудью этот волшебный воздух. Мысленно пытался сравнить его аромат с запахом воздуха в других странах, где я бывал, но ничто не напоминало этот вкус.
После легкого завтрака пошли прогуляться по городу. Куда ни бросишь взгляд — деревья , кусты хибискуса, цветущие апельсины, оливки, гранатовые деревья. Меня не покидало странное чувство. Казалось, сквозь подошвы сандалий я ощущал древность, и это ощущение преследовало меня все время, пока я оставался на Святой земле.
«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром...» и далее по тексту. Эти строки так когда-то захватили мое существо, что прежде всего  захотелось оказаться там, где разворачивалось  действо. Я понимал, что ничего не осталось от дворца Ирода, по сводами которого Пилат вершил свой суд, но был уверен, что даже над обломками древнего строения витает дух участников этой сцены.
Ближе всего была Кейсария. Туда в первую очередь и направился. За полдня облазил все развалины. Может быть потому, что ходил один, отовсюду слышались голоса. Люди разговаривали на непонятном наречии. Раздавались чьи-то команды. Наконец, тропа вывела меня на ипподром. В самом его начале  рвутся вперед стилизованные колесницы, сооруженные из толстых металлических жердей. Мне казалось, что слышу крики возниц и вопли подбадривающих их возбужденных зрителей. Пошел по ипподрому и вышел к амфитеатру. И тут стало понятно, чьи голоса мне слышались на развалинах дворца. Это шла монтировка радио и осветительной аппаратуры для концерта, который должен был состояться вечером. Все-таки не отказал себе в удовольствии посидеть на каменных сидениях амфитеатра, отшлифованных за тысячелетия до меня седалищами древних зрителей.
Следующим дворцом-крепостью царя Ирода была Мосада, где до сих пор слышится плач женщин и детей, звон оружия и возгласы героев, пожелавшие быть убитыми, но не порабощенными.
Но уж когда вооруженный фонарем по колени в воде прошел вдоль ручья Гихон, по которому царь Давид вместе со своими соратниками проник в Иерусалим.  По-настоящему прочувствовал себя участником  похода воинов, которые более трех тысяч лет назад  завоевали город. Единственное не укладывалось в моей голове — как по такому проходу, местами столь узкому, что даже мне, далеко не гиганту, приходилось протискиваться, пробрались воины да еще в полном вооружении.
Вынырнув из сводящего ноги холода, промокший до колен, снова попал под палящие лучи не знающего пощады солнца. Я направился вниз к долине Хинном. Уж очень хотелось взглянуть на геену огненную. Месту где — как   обещают различные проповедники — грешнику вечные огненные муки. Пока смотрел на заросшую долину, где когда-то происходили жертвоприношения, с моих джинсов и сандалий полностью испарилась вода, считающегося священным ручья.
Но все же ощущение древности не сравнится с тем, что испытал в городе Давида — глубоко под Иерусалимом, ступая по камням, тысячелетиями шлифованными   подошвами  жителей города, где приглушенные временем голоса нашептывают старые легенды.
Но где же Претория? Пошел искать построенную Иродом крепость Антония.  На месте башни Антония женский католический монастырь Сестер Сиона. В его дворе две часовни: Часовня Осуждения и Бичевания. И плиты пола, сохранившиеся с тех времен, холодили подошвы каким-то загробным холодом. И снова в памяти возникли сцены суда, а в ушах слышался свист бича Крысобоя. И, хотя весь этот путь уже не однажды  прошел по страницам Евангелия, почему-то все картины в памяти возникали в виде цитат из романа Булгакова. Видимо так глубоко западают в душу  образы из хорошей литературы. Может быть это и к лучшему. Пусть это и художественная литература, но благодаря ей гораздо лучше  запоминаются страницы  истории или документалистики.
И все же, пройдя весь скорбный путь от места осуждения до места казни, не покидает ощущение присутствия.
Покидая страну, поклялся при первой же возможности  снова оказаться здесь. Вдыхать этот сказочный воздух, пропитанный таинством причастности к событиям давно ушедших дней.