Между Щедриным и Пулинович

Правило безопасности: сначала читать, потом смотреть. Иначе разучишься и смотреть, и читать, будешь потребителем, а какая уж тут безопасность. Нарушать это правило можно только обдуманно – и в редких случаях. Рискну предположить, что спектакль «Маменька» в «Театре на Спасской» - и есть тот случай.

Роман «Господа Головлёвы» написал Салтыков-Щедрин», пьесу «Маменька» по мотивам романа – Ярослава Пулинович. Сказать про неё «молодой известный драматург» - всё равно, что сказать про Щедрина «великий классик»: звучно и скучно, и это ещё полбеды. Оба определения – уловка, чтобы скрыть недоверие. Щедрин сегодня почти забыт, если читать его по-честному, он подкинет массу поводов усомниться в его величии, но слово «классик» как бы отменяет все муки умственного и душевного читательского труда. А «молодой» и «известный» - это вообще ни о чём: и молодость, и известность - не критерий, и непонятно главное – хороший драматург или нет.

Скажу сразу: у меня нет сомнений в том, что Ярослава Пулинович – хороший драматург, а Салтыков-Щедрин – вовсе не обозлённый бородач с мемориальной доски, а тоже хороший писатель, и главное – живой. Но вся пьеса «Маменька», по сути, про то, какие они, Пулинович и Щедрин, разные.

Разная речь. Видимо, даже самым одарённым жителям России двадцать первого века уже не заговорить так, как говорили на этой же территории полтора века назад. Из каждой реплики ясно, где – Щедрин, где – современный автор. Точечная стилизация не помогает. Почему-то внучки называют Арину Петровну «бабонькой». Пройдет не так уж много времени, и на месте дворянских усадеб появятся колхозы, но Щедрин этого не знал, и Арина Петровна у него – «бабушка».

Разная жалость. Щедрин не простил главу семейства Головлёвых, и мы, по счастью, не видим его стихов – знаем только, что он деятельно почитал поэта Баркова. Пулинович Головлёва-старшего жалеет едва ли не больше других персонажей, и в пьесе он сочиняет про цветочки, а недостатков у него всего два – слабый характер и алкоголизм. Вопрос, при чём здесь Барков: какие стихи ты любишь, такой ты и сам, и у Щедрина матерщинник Барков, утонувший, по одной из легенд, пьяным в нужнике, упомянут не зря, а у Пулинович он, по-моему, лишний.

Разное представление о том, как строится ад. Щедрин в романе не показал, каким образом старшее поколение семьи Головлёвых превратилось в упырей. Думаю, он и сам этого не знал – если помнить, что на создание образа Арины Петровны писателя вдохновила его собственная маменька. Ярослава Пулинович в пьесе показывает эти метаморфозы за Щедрина. По сути, половина пьесы – о том, чего нет в романе. Один из ключевых её моментов, если не главный, всё поясняющий, – «сделка с Богом». Арина Петровна молится: «Помоги дельце выкрутить, а то куда же я с дитём?!» Она получает то, что просит, поместье прирастает новыми деревнями, но семья Арины Петровны с тех пор одержима бесом самоистребления.

Это, по-моему, самое непонятное. Сделка подразумевает наличие как минимум двух сторон. Заключить сделку с Богом невозможно априори - Он в сделках не участвует. Если молодая и глубоко несчастная беременная женщина молится глупо или даже пытается торговаться, Господь не карает за это истреблением семьи и сыном-Иудушкой. Если бы карал, нас бы всех тут, наверное, не было. Щедрин, кстати, объяснял гибель семьи Головлёвых тем, что никто никого не любил, а не тем, что во время молитвы кто-то забыл, что его слышат. 

Если бы Юлия Батурина следовала только логике пьесы, спектакль был бы о том, что бизнес-вумен не должна забывать о семье. Если бы режиссёр задала спектаклю тот же вектор, что и Щедрин – своему роману, это был бы памфлет о России. Второе точно не получилось, насчёт первого – посмотрим, может, большинство поймёт спектакль именно так. И если да, то читать роман надо обязательно. Потому что в деградации и распаде семьи у нас разбираются все, а о том, что бывает с территориями, которые занимают – а в итоге освобождают погибшие семьи, лучше Щедрина не сказал никто.