6. Сказки

— Да мы давно поссорились, — говорит Фень, — уже два месяца не разговариваем, вернее, он со мной, я-то с удовольствием поболтаю. Пишу иногда, звоню, заглядываю на работу, но смысла в этом меньше, чем во всей мировой ерунде сразу.



Линн приходит ко мне поздно вечером, ложится рядом, устраивая голову на плече, и просит:

 — Расскажи сказку.

— Я же только вчера рассказывал! — делано возмущаюсь я. — Имей совесть, я всё-таки не автомат, доверху набитый текстом. Впрочем…

Но Линн меня уже не слушает — зачем-то срывается с постели и спустя мгновение возвращается с огромной клетчатой шляпой, которой, кажется, у нас никогда не было, плюхается на кровать и ставит шляпу между нами. Я пытаюсь делать вид, что ничуть не удивлён.

 — Автомат! — хихикает Линн, глядя на мои бесплодные попытки. — Если я хочу сказку, то я в любом случае получу сказку, только способ получения, видимо, придётся несколько изменить.

 — Сейчас всё поймёшь, — говорит Линн, на секунду прикрывает глаза, и шляпа на треть наполняется полосками бумаги. Я киваю — ну конечно! — и повторяю её действия. Автомат. Всё понятно.

Линн берёт верхнюю бумажку — я различаю на ней свой мелкий почерк — и с ехидцей читает:

 — Он пошёл длинной дорогой, оставив своих верных друзей на перекрёстке, и они стояли и смотрели ему вслед… Ты серьёзно? Я и подумать не могла, что у тебя в голове такая каша из романтичных и трагичных историй.

Я фыркаю и достаю следующую бумажку. На ней в лучших традициях Линн нацарапано коротко: «и это был ещё не конец».

 — Кто бы говорил, — смеюсь я, — сама-то хороша. У меня хотя бы есть минимальные шансы выдернуть из этого предложения сюжет, а вот как ты будешь выкручиваться — понятия не имею.

Линн фыркает и пытается меня пнуть. Я хватаю её за лодыжку, она разворачивается и сшибает локтем шляпу. Бумажки взлетают в воздух. Я обнимаю Линн, не давая ей вырваться.



 — И вот я, — говорит Фень, — хожу по улицам и громко-громко думаю: чудо, где ты, чудо, чудо, чудо, ты мне сейчас нужнее всего на свете, явись, пожалуйста. Долго ходила, часа три, вымерзла до костей. И в один прекрасный момент мне просто захотелось домой, в тёплую ванну, и послать к чертям всё это.

— И, представляешь, — говорит Фень, — только я разворачиваюсь, как мне прямо в руки падает куча разноцветных бумажек. Я понятия не имею, откуда, там вроде из зданий только корпус университета был… Правда, поймать мне только одну удалось, остальные упали и намокли, не стала поднимать.

Я протягиваю руку, она кладёт мне на ладонь маленький жёлтый прямоугольничек, на котором ровно посередине мелкими круглыми буквами аккуратно выведено два слова.

— И тут, — говорит Фень, — ты не поверишь, всё так резко изменилось, что я до сих пор не могу в это поверить. То есть он позвонил и сказал, что был не прав и хочет извиниться. Это, конечно, капля в море, но в данном случае — практически всё, чего только можно желать. Не знаю, что и думать.



 — Хорошая сказка, — говорит Линн, — понятия не имею, почему ты так не любишь их рассказывать. Что, кстати, там было написано?

Я молчу. Спустя пару минут Линн кивает и улыбается.