Антисоветчик Мюнхгаузен
Не могу попутно не заметить, что где-то в середине семидесятых мне в руки случайно попало издание одной из цензурных инстанций под таким, примерно, названием: «Список литературы, запрещенной к распространению в торговой сети, библиотеках, учебных и дошкольных учреждениях и т. д.» Издание, само по себе уже запрещенное, /Мюнхгаузена, кстати, там не было/. Неделю после того я спотыкался от удивления о собственную нижнюю челюсть: кроме детского поэта, еврея Льва Квитко и великого множества других, неизвестных мне, фамилий, в разделе на букву «Л» я обнаружил около тридцати работ …Ленина. И это в стране, облепленной лозунгами и призывами, где все и вся круглосуточно состояло под надзором знакомых с детства лукаво прищуренных глазенок. В стране, где меня не допускали к сессии, если я не предъявил нескольких тетрадей с конспектами работ классиков марксизма-ленинизма, а преподаватель, дабы воспрепятствовать их передаче от студента к студенту, во время зачета «компостировал» каждую специальным шилом. Иными словами, при обнаружении у меня одного из таких произведений отца советской власти, я мог запросто загреметь на несколько лет за преступление, совершенное против этой власти, т. е. за антисоветчину!
Именно в доме учительницы, увидев на серванте портрет бородатого мужчины и, безуспешно пытаясь его идентифицировать, я впервые в жизни услышал из ее уст фамилию «Солженицын» Был на излете 1971 год, эпоха «застолья» наливалась градусом, маразм крепчал, а Солженицын в прошлом году успел стать не выездным нобелевским лауреатом.
Тогда я не сумел ей объяснить, почему написал о Мюнхгаузене, только тупо и невразумительно бормотал: «Нравится!..Интересно!..» Сейчас, когда бывает муторно, а еще одна рюмка, падая на дно души, только вздымает эту муть, я ставлю диск с гениальным фильмом М. Захарова и Г. Горина «Тот самый Мюнхгаузен». И думаю, что нельзя считать жизнь состоявшейся, если ни разу не покачался с любимой на качелях Луны, не летал на своих ядрах, не выпивал и не спорил с Сократом, не вытягивал себя за волосы из чужого и особенно собственного дерьма, не выворачивал наизнанку душу, с затаившимся в ней свирепым от одиночества медведем-гризли, не попал ни в одну голову косточкой - эмбрионом откровения и не взрастил ни в одном сердце благоухающее вишневое дерево добра, любви и красоты.
Свидетельство о публикации №216030602256