Двойная смерть

9 июля 1968 года американский учёный Джон Кэлхун начал 25-й эксперимент из целой серии, которую объединяло название «Мышиный рай». Если коротко, он заключался в следующем – в некоторую камеру (где могли бы без вреда друг для друга спокойно жить порядка 4 тысяч мышек; питание и вовсе же было рассчитано на вдвое большее количество) поместили 4 мышиные пары, т.е. 4 самца и 4 самочки.
Условия были созданы близкие к идеалу – животные имели возможность пить и есть в соответствии со своей необходимостью.  Без каких-либо ограничений. В качестве крова им было оборудовано 256 «общежитий» с температурой, оптимальной для мышиной жизнедеятельности. Каждое из помещений вмещало 15 особей.
Не удивительно, что подопытные экземпляры стали жить в своё удовольствие, довольно бурно поначалу увеличивая собственное поголовье. Но так продолжалось только до определённой отметки – едва их количество превысило шесть сотен, как в мышином сообществе стали происходить перемены. Выражаясь современным языком, произошло распределение социальных ролей. Но более ясно отражает положение понятие «кастовая система».
Интересно, что первыми обособились изгои, отвергаемые более благополучными собратьями. Обитать бедолагам приходилось в центральной части помещения. В то время как «общежития» располагались по периметру. Кроме определённой им территории, отличить от остальных изгоев можно было по следам агрессии на шкуре, которую покрывали многочисленные царапины, ссадины, кровоподтёки, вырванная и висящая на тонкой кожице шерсть.
Появилась эта «каста» именно благодаря благополучию в экспериментальном сообществе – еды и питья вдоволь, отсутствие хищников.  Соответственно, увеличивается длительность жизни отдельной особи. Появляются «старожилы», от нечего делать вступающие в конфликт с молодым, неопытным ещё, поколением. И в силу своего опыта отвоёвывающие себе самые лучшие, жирные и тёплые места. Вот тогда молодняк, не найдя себе места в нормальной среде, удалялся в низшую прослойку мышиного «социума». Распадались социальные связи, и впоследствии гибло всё сообщество.
Молодняк, в силу своей подавленности, падал духом и отстранялся от жизни – они почти не проявляли агрессии. Даже в тех случаях, когда атаке подвергались их беременные самки. Если они и позволяли себе напасть, то только на тех, кто был ещё слабее. И, разумеется, в той же низшей касте.
В ответ агрессия начинала проявляться теперь у самочек, вынужденных защищать своё потомство. Только в дальнейшем уже и потомство это подверглось атаке со стороны своих «мамаш». А самцы в это время всё больше предавались самолюбованию, избегая драк с противниками. Всё больше чурались они и своих «подружек».
Постепенно таких становилось всё больше, и в конце концов мышиное сообщество деградировало, утопая в гомосексуализме и каннибализме (это при условии всеобщего изобилия!) на фоне поголовной детской смертности и нулевой рождаемости.
Тогда Джон Кэлхун попытался повлиять на обстоятельства и искусственно отделял по несколько самцов и самочек, создавая им наиболее благополучные условия. Тем не менее мыши-индивидуалисты твёрдо стояли на своём и не желали воспроизводить потомство, предпочитая самолюбование. Как результат такого их поведения – всех настиг «преклонный» возраст и неизбежная смерть от старости.
Вот тогда-то Джон Кэлхун и озвучил свой вывод – двойная смерть. В первую очередь умирает некий мышиный дух (если такое определение уместно по отношению к этим животным), каждый замыкался в себе.  А как следствие далее, т.е. во-вторых, погибает и их физическое существо. Ещё тогда автор проекта отметил, что гибель духовная ведёт к гибели физической…

Казалось бы – какое нам дело до мышей? Чем их меньше, тем спокойнее человеку живётся. Но проблема в том, что те же самые черты можно легко разглядеть и в человеческом обществе!
В качестве старых и опытных особей в человеческом случае можно назвать всевозможных промышленников-олигархов, которые с помощью современных технологий отвергли значительную часть работников. А что остаётся делать плебсу? – в поисках хлеба насущного очень часто он опускается всё ниже, часто скатываясь до уровня изгоев.
И там, лишённые возможности заниматься именно своим делом, они занимаются чем угодно, лишь бы заработать на кусок хлеба. О каком-то творчестве и речи не идёт – разве что кто-то из пресытившихся пытается выставить искусством откровенную блажь, подкрепляя своё желание материальными аргументами…
… Есть ли среди нас гомосексуалисты или матери-одиночки? – да валом!
А смерть духа… мы ведь считаем себя одухотворённее, нежели какие-то там мыши. И умнее. Так что есть в нас чему загнивать. Начинает болеть? – да вон сколько «обезболивающего»: начиная от безобидных, казалось бы, сериалов, начинённых пустой рекламой и бестолковым сюжетом; и кончая наркотой, замешанной на алкоголе.
В итоге теряется маломальская тяга к чему-либо конструктивному, уступая место пустым развлечениям. И умирает наш дух. Порой с немыслимым зловонием. Хотя полно в толпе, снующей по земному шарику, особей, кичащихся высшим образованием. А уж им-то должно быть известно, что ещё задолго до Кэлхуна о подобном было рассказано нашим Львом Гумилёвым. Называл он это по-другому, но описанные им человеческие симптомы так схожи с Кэлхуновскими мышиными!
Человеку кажется, что он стремится вверх, и он стирает в кровь ладони и колени по дороге к мнимой вершине. А итог… обо всём этом давно и убедительно написано, рассказано. Только в своей алчной погоне за призрачными материальными благами (и считая себя несоизмеримо выше какой-то там мыши!) человек отказывается смотреть под ноги. И от падения его убережёт только чудо!