Прах. Книга первая. Глава VI

Мне стало легче. Теперь можно идти к ней. Я не хочу казаться ей жалким, поэтому уныние и нытье оставил у Альва. От него мне предстоял долгий путь… Из всех трёхсот двадцати станций метро, на котором держится транспортная система перегруженного и перенаселённого города-государства, моя станция – самая крайняя. Конечная. Наиконечнейшая. Дальше – некуда. Дальше – неприступное бетонное ограждение. Что за ним – я не знаю. Возможно, ров с пираньями или бдительные и вооружённые сторожа. Попытка преодолеть стену в двадцать метров завершается смертной казнью. Я видел однажды, ещё в детстве, как преступника повесили у самого Дома Закона.

Дом Закона – это голова Регула. Она мыслит, анализирует, делает выводы, что отражаются в новых табу или в ужесточении старых. У Дома Закона миллиарды глаз по всем улицам и столько же – внутри общественных мест. Не исключено, что и в наших квартирах он следит за нами. И все наши шаги отображаются на множествах экранов, что полностью занимают один из этажей Дома Закона. Вот я сейчас иду в стремительной толпе, а меня показывают на мониторе, но никто не догадывается, о чём я думаю. Но что же на других этажах?.. Что-то ещё более ужасное? Например, разработки технологий, когда уже можно будет сканировать мысли? У меня не наберётся вариантов на число этажей. Ведь это здание своей высотой готово коснуться неба или, быть может, превзойти его пределы. Вавилонская башня…

Как раз тогда, когда я шёл от Варди до ближайшей станции метро, я видел издали самую макушку Дома Закона. Остроконечная, гладко-металлическая, напоминающая шпиль – это смертельное острие старательно затачивал сам Король. Ах да, у меня глупая привычка называть его Королём. У этого есть своя история. По-своему милая, трогательная история… Моё отступничество началось именно с неё, когда…

- Куда ты лезешь, урод?! – громогласный рёв обрушивается на меня. И через мановение ока я перелетаю через что-то внезапно преградившее мне путь. Падаю на раскалённый асфальт. Содранные ладони и колени обдаёт жжёние, словно кожу окатили кипятком. Я споткнулся обо что-то твёрдое, как можно понять по онемевшим от боли пальцам ног. Переворачиваюсь, но не встаю. Снизу вверх смотрю на того, кто так любезно, но – увы – несвоевременно пытался меня окликнуть. Человек этот стоит на фоне ярко-синего, знойного неба. Сначала виден лишь атлетический, широкоплечий силуэт с рельефами мышц на руках. Потом из тени проявляется лицо, а на нём – улыбка, буквально слепящая глаза белоснежностью. Спустя мгновение разбираю, что это не столько улыбка, сколько усмешка и оскал. О, я его знаю! Этого парня показывали по ящику. Говорилось, что он доблестно обличил вольнодумца, за что последний направился – за наказанием. А герой сейчас направляется в новое жильё, что в качестве вознаграждения было вручено самим правительством. Он перевозит свои вещи: именно о его огромный чемодан на колёсах я только споткнулся.

Наверное, кто-то следящий за экранами в Доме Закона сейчас тоже усмехнулся на моё падение. Не сдерживаёте себя! Смейтесь! Откровенно хохочите над нелепостями и недоразумениями таких, как я. Смейтесь до того момента, когда слёзы наберутся в морщины сощуренных глаз, а скулы будет ломить от напряжения. Он упал, потому что не был бдителен, как велят правила. Его посадили в тюрьму, поскольку он имел неосторожность сказать лишнего при доносчике. Его прилюдно казнили за неповиновение. Вы слышали, как хрустнули спинные позвонки, как дыхание дрогнуло в последний раз. А после – раздался победный и торжествующий смех. Смейтесь – повелеваю! И от шквала самодовольного и вопящего глумления рухнут стены вашего Дома Закона не хуже иерихонских стен. И это вас погубит.

Эти мысли пронеслись шквалом в моей голове.

…Герой постоял надо мной, поверженным и никчёмным, ещё пару секунд и решительно пошёл дальше, без усилий везя за собой массивную поклажу. Я поднялся. Но моя ноша представлялась мне невообразимо тяжкой. Я нёс в себе себя.

До входа в метро оставалось всего лишь несколько метров. Паутины сотен и сотен путей и переходов – баснословный проект, который говорит тебе: «От наших глаз тебе не скрыться и под землёй. Под землёй тебе не будет покоя». Своды станций так высоки и обширны, что, кажется, поместится ещё один городской район. И они так белоснежны, что, кажется, ты находишься в холодном необъятном облаке. Прозрачные эскалаторы несут тебя над бездной. Осторожно заглядываю в лица людей, стоящих на ступенях рядом со мной: не страшно ли им находиться над пропастью? Нет, они ничего не боятся. Они знают, Регул любит их.

Два часа занял мой путь до дома. К счастью, пересадок не требовалось. Я смог поспать немного. Пригрезилось, что сегодняшний погибший пришёл ко мне. С ним всё было в порядке – ни единого повреждения, что странно. Но он был другой, не такой как все. Он мне сказал, что я тоже бы прыгнул, потому как часто думал над тем, чтоб покончить с этой жизнью. Я неловко отнекивался, но сам понимал, что вру.
Когда я очнулся, то задумался над тем, что и впрямь планировал суицид, но до практики дела не доходило. Я делал два шага навстречу смерти, но тут же появлялось нечто, что хватало меня за шиворот и тянуло обратно. Это было чувство ответственности, не позволяющее мне уходить из этого мира. Под моей охраной и надзором находилось то, за что меня тут же уничтожат. И под моей опекой была та, за которою я готов убить.

Мой дом, как я уже говорил, находился на самой отшибе. Глухой район, где вечные проблемы с водой, где постоянная стройка с пылью и скрежетом. Здесь здания, уже не такие высокие до головокружения; они лишены гладкости и холодной стати. Они упрямо, отупело и с бессмысленным упорством смотрят друг на друга пустыми глазами окон. Они так близко один к одному расположены, что могут разглядеть любую запыленную морщину и изведать любой секрет. Любой секрет…

В вечереющий час, когда я подошёл к входу в свой дом, то остановился отдышаться. Солнце уже не истязало прямыми яростными лучами: оно не проникало в такие узкие и обветшалые переулки. Ещё квартал – и возвышалась непреодолимая стена, ограждающая этот город от целой вселенной. Через неё пролетал лишь песок пустыни во время бурь. И сейчас он лежал седой пылью на дорогах, запечатлев нечастые следы. Казалось, что ничего не изменилось, но некое веяние взыграло в плотном воздухе. Пахло тяжеловато, то всё же просачивался запах чего-то особенного и даже живого.
Я никогда не был на пруду или на каком-либо водоёме – этого просто не предусмотрено в Регуле. Здесь есть много аквапарков. Некоторые даже с имитацией моря. Но это другое. Сейчас мне казалось, что в воздухе висит и ленно плывёт запах болотистой воды, осоки… Когда я долго-долго смотрел на картину Моне «Пруд с кувшинками», то захотел понять, каково это – дышать тем миром. Я набрал целый таз ледяной воды, купил на последние деньги лилий и освежитель воздуха «Свежий бриз» и всё это соединил. Я много времени пробыл возле своего колдовского чана. Не могу сказать, что это время было самым плохим.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА: http://www.proza.ru/2016/03/06/2422