Личное дело сенатора Лопухина

По ходу написания данного текста в общении с первыми его читателями, прежде всего, всплывал вопрос: а имеет ли смысл вообще разбирать продукцию подобную книгам Воробьевского? Слишком уж большое сомнение вызывает их уровень! Но… это ведь уровень не одного лишь Воробьевского – а всей той среды, которую он отображает. И в подтверждение – на стене ФБ, словно подсказка свыше, проплыла ссылка на книгу «Тайная архитектура. Христианский взгляд на масонство» (Одесса. Издательство ХГЕУ. 2009). Её автор – Павлюк Петро Аркадійович – доктор служіння (Dr. Min), професор, в своем творчестве также много внимания уделяет масонской тематике. Из его монографии узнаём, в частности, что:
- «Распространению этого зла (то бишь масонства. – О. К.) способствуют многие талантливые писатели и журналисты, всевозможные СМИ умело пропагандируют антибиблейский способ жизни, моральную распущенность и прямые извращения. Совсем недавно люди с психическими заболеваниями находились в специальных лечебницах. Похоже, что сегодня весь мир превращается в сумасшедший дом. Этому способствуют опять-таки масоны. Они выбраковывают лишних людей и способствуют уменьшению человеческой популяции, что и является основной задачей этой глубоко эшелонированной организации»;
- «В смысле популяризации масонства книга Л. Н. Толстого «Война и мир» сделала не меньше, чем вся историческая литература. В письме Верксхагену Лев Николаевич писал: «Меня очень радует, что я, сам того не зная, был и есть масон по своим убеждениям. Я всегда, с самого детства, питал глубокое уважение к этой организации и думаю, что масонство сделало много добра человечеству»;
- «Большой вред человечеству принесла поэтизация демонизма и зла как такового известных писателей К. Случевского, Ф. Сологуба, В. Брюсова, К. Бальмонта, Д. Мережковского, Л. Андреева, М. Булгакова, В. Орлова и других. Большинство из них были масонами»;
- «Когда-то масон Виктор Гюго в своем романе о Французской революции «Девяносто третий год», романе очень жестоком и антирелигиозном, изрек: «In daemone deus» – «в дьяволе Бог». И это основная формула сатанистов – (дьявол есть бог). И это же масонский трюк – подменить Бога дьяволом»;
- «Масонство – непримиримый враг христианства. Оно ставит своей целью разрушение Церкви, войну со всеми религиями, потрясение основ национальной христианской государственности и организацию революций во всем мире».
Таким образом, видим, что дело вовсе не в Воробьевском, равно как и ни в каком другом авторе лично, – а в стереотипе общественного сознания, свойственном – что интересно – не только тем, кто считает себя глубоко-православным (повторим: считать и быть суть разные состояния), но и самому широкому обывательскому кругу. Не замечать это было бы попросту неразумно – и потому столь большое внимание уделяем мы разбору различных инсинуаций. Тем более что всё это имеет непосредственное отношение к основному предмету нашего исследования.

Конкретный масон

Так что же на самом деле представляет собой учение мартинизма вообще и моральный облик русских мартинистов в частности? Пойдём опять-таки от обратного – от случая той самой клеветы, о которой писал Антошевский. В книге Воробьевского «Пятый ангел вострубил» находим следующий пассаж об интересующей нас личности:       
«Характерен пример Лопухина, автора «возвышенных» масонских трудов «Духовный рыцарь» и «Некоторые черты о внутренней церкви». По свидетельству его современника графа Ф.В.Растопчина, Лопухин «человек безнравственный, пьяница, преданный разврату и противоестественным порокам», соглашался пойти на какие угодно дела…» Любопытная сцена. Однажды Лопухин был приглашен на обед императором Александром с целью назначить его министром просвещения. Даже в этой ситуации масон так налег на выставленные напитки, что решение о назначении отпало само собой… (См. Русский биографический словарь, С.-Пб., 1914 г.)» (164).
На что обратим внимание? Во-первых, что данная книга издана «по благословению…» – что сие значит? Надо думать, что за всё написанное в ней непосредственно отвечает благословивший и вся подведомственная ему организация? Во-вторых, что дело касается чести и достоинства конкретного человека. В-третьих, что приводятся названия его работ, добросовестность которых не просто ставится под сомнение, а опровергается – кавычками в слове «возвышенных». В-четвертых, что на основании двух – не совсем внятных – «свидетельств» человек обвиняется во многих грехах – и заметим, что всё это сосредоточено в небольшом абзаце – производится, так сказать, одним росчерком пера. И раз это дело чести – оно и решено должно быть по чести. Абсолютно ничего не меняет, что человек давно умер – напротив, к чести тех, кто сам уже ответить не может, нужно относиться ещё более ответственно.
Итак, кто же такой Лопухин? В недрах интернета находим его биографию, которую – ввиду краткости её и ясности, а также несомненной ценности как для нашей темы, так и для всех, кто всерьез интересуется российской историей – имеет смысл привести почти целиком:    
«Иван Владимирович Лопухин (24 февраля 1756 года, село Воскресенское, Орловская губерния (ныне Кромский район Орловской области) – 22 июня 1816 года, село Воскресенское, Орловская губерния) – государственный и общественный деятель, философ, публицист, мемуарист; издатель, сенатор. Один из видных представителей русского масонства. Действительный тайный советник (1807 год).
Происходил из старинного дворянского рода Лопухиных. Его отец был обер-комендантом Киева. В начале 1780-х вступил в орден розенкрейцеров. Записан в гвардию в младенчестве (в 1756 году), в 1782 году произведен в полковники и перешел на статскую службу – советником, а затем председателем Московской губернской уголовной палаты.
В 1785 году в чине статского советника уходит в отставку. В судейскую практику внес новый взгляд на исправительное значение наказаний и боролся за их умеренное применение. Выступал за смягчение закона о религиозных преследованиях.
В 1792 году начались преследования масонов со стороны правительства. Были закрыты типография и магазины, лидеры были частью арестованы и заключены в крепость, частью сосланы в деревни. Лопухину, памятуя о заслугах его больного девяностолетнего отца, в качестве наказания определили ссылку, конфисковав значительную часть имущества, и все-таки затем оставили в Москве под строгим гласным и негласным наблюдением. С воцарением императора Павла I, покровительствовавшего масонам, положение радикально изменилось. И. В. Лопухина вызывают в Петербург, назначают статс-секретарем при императоре, производят в тайные советники. Но и в отношениях с императором Лопухин проявлял свою независимость и твердость в суждениях, осмеливался даже возражать. Придворная служба тяготила его, и вскоре он был назначен сенатором в Москву.
В своей деятельности в Сенате И. В. Лопухин продолжал придерживаться прежних гуманных взглядов. Неоднократно ему приходилось ревизовать многие губернии, оставляя своей справедливостью добрую память. Известный в свое время литератор А. Ф. Воейков говорил о нем: «И. В. Л. принадлежит к тем людям, коих память воскрешает в душе сладкое и тихое чувство умиления любви, а не удивление страха. Имя его произносится с благоговением, с признательностью, со слезами. Он всему на свете предпочитал добродетель; его жизнь – непрерывная цепь благотворений». Особо следует отметить его деятельность по защите духоборов на Украине и работу в Крымской комиссии, за что в 1807 году был произведён в действительные тайные советники.
Во время Отечественной войны 1812 года, он, по поручению Александра I, занимается организацией земского войска и ополчения, упоминается на памятной плите в храме Христа Спасителя в Москве. После завершения войны окончательно уходит в отставку.
Оставил прекрасные мемуары, являющиеся одним из выдающихся памятников русской словесности и философии XVIII века, а также целый ряд уникальных архитектурных ансамблей в своих имениях. Наиболее знаменито из них село Савинское Богородского уезда близ Москвы, где по его проекту был создан знаменитый медитационный философский парк. Известный историк В. В. Ключевский так охарактеризовал И. В. Лопухина: «С умом прямым, немного жестким и даже строптивым, но мягкосердечный и человеколюбивый, с тонким нравственным чувством, отвечающим мягкому и тонкому складу его продолговатого лица, вечно сосредоточенный в работе над самим собой, он упорным упражнением умел лучшие и редкие движения души человеческой переработать в простые привычки или ежедневные потребности своего сердца».
Итак, во всём тексте биографической справки, изложенном весьма логично – последовательно и убедительно – видим нечто противоположное тому, что заявил Воробьевский. А свидетельства Воейкова и Ключевского – современника и потомка-исследователя – вносят в сказанное необходимые объёмные измерения. Но не будем торопиться с выводами, ведь у каждого человека есть друзья и недруги, почитатели и противники, и потому косвенные свидетельства – ввиду их субъективности – не могут быть сходу приняты в качестве веских доказательств. Необходимо подтверждение из первых рук – для чего вводим в оперативное пространство два раритета – две книги собственноручных сочинений нашего героя: «Записки сенатора И. В. Лопухина» (М.: Наука, 1990) и «Масонские труды: Духовный рыцарь. Некоторые черты о Внутренней Церкви» (М.: Алетейа, 1997).
Прочтя первую из них, убеждаешься, что биографическая интернет-справка составлена правдиво. Полностью подтверждается моральная заострённость деятельности Лопухина в судебной сфере. Не иначе как профессиональным кредо можно считать следующие его высказывания: 
«Я думаю, что предмет наказаний должен быть исправление наказуемых, и удержание от преступлений. Жестокость в наказаниях есть только плод злобного презрения человечества и одно, всегда бесполезное, тиранство» (5).
«Желание показать свой разум в открытии виноватого, весьма легко, и нечувствительно может заставить найти его в невинном. Те только судьи не будут подвержены таким ошибкам, которые стараются делать правду для самой правды, всем сердцем любя ее, а не для того, чтоб ему прославиться: или которые во всяком ими судимом сердечно видят прямо ближнего своего» (6).
«Что касается до смертной казни, то она по мнению моему и бесполезна, кроме того, что одному только Творцу жизни известна та минута, в которую можно ее пресечь, не возмущая порядка его божественного строения» (11).
Думаю, никто не будет спорить, что высказывания эти обозначают позицию истинного христианина. И это – не просто декларация, не просто красивые слова и благие пожелания, – это обращение вглубь – к первопричинам, как то видно из последующих рассуждений: 
«В школах и на кафедрах твердят: люби Бога, люби ближнего; но не воспитывают той натуры, коей любовь сия свойственна; как бы расслабленного, больного, не вылечив и не укрепив, заставляли ходить и работать. Надобно человеку, так сказать, морально переродиться. Тогда Евангельская нравственность будет ему природна, тогда он будет любовию к Богу любить ближнего, и очень возможно будет ему исполнение заповеди, обращать другую щеку, ударившему по одной; заповеди, которой смысл есть конечно тот, чтоб в самом глубоком смирении и без гнева сносить обиды» (21).
Ещё – из сферы законодательства – высказывание, никак не утратившее актуальности и поныне:  «Я думаю, что чем труднее обязательства закона, тем осторожнее издавать его должно. Ничто столько не ослабляет силу законов, как их неисполнение. А требовать исполнения невозможного, или крайне трудного, есть только умножать виноватых» (110).
А вот – также сохранивший всю свою актуальность – ответ на вопрос: «Что же сказать о жизни придворной? – Картина ее весьма известна – и всегда та же, только с некоторою переменою в тенях. Корысть идол и душа всех ее действий. Угодничество и притворство, составляют в ней весь разум: – а острое слово – в толчок ближнему – верх его» (87).
Итак, пред нами предстаёт в высшей степени высоконравственная личность. В правдивости же самого автора – в том, что он фиксирует в своих записках – сомневаться нет никаких оснований. А посему встаёт вопрос о том, как же тогда классифицировать направленный против него выпад нашего современника Воробьевского?
По этому поводу на ум приходят строчки из песни Владимира Высоцкого:

Некий чудак и поныне за правду воюет,
Правда, в речах его правды на ломаный грош,
Чистая правда со временем восторжествует,
Если проделает то же, что явная ложь.

Очевидно, что Воробьевский в усердии своём стремится быть, что называется, святее папы римского, – на поверку же вся его борьба за «высшую правду» оказывается скроенной из самой что ни на есть разнузданной лжи. Таким образом, обличитель дьявола сам попадает в его когти. Ведь что такое дьявол? В нашем понимании – это отсутствие Бога, следовательно, отсутствие любви, отсутствие правды, то есть ЛОЖЬ. Недаром ведь говорят что дьявол – отец лжи.
К сожалению, ситуация усугубляется тем, что автор вещает не от себя лично, а «по благословению» – оказывая, таким образом, медвежью услугу всему православию, подрывая, как писал Антошевский, авторитет представителей Церкви. А ведь резолюция эта – «по благословению» – наверняка ставится чисто механически, а также – в силу невежества тех церковных чиновников, задача которых – фильтровать поток проходящей по их каналам печатной продукции – отделять зёрна от плевел, овец от козлищ.   
Впрочем, то же невежество наблюдалось и во времена Лопухина, что хорошо видно на примере т. н. духоборов. В чём там было дело? Высочайшим императорским повелением сенатору Лопухину было поручено разобраться на месте (в Слободско-Украинской губернии, г. Харьков) с ситуацией вокруг названной секты. Духоборы (или духоборцы) – секта, отвергавшая все внешние стороны христианского культа и признававшая исключительно внутреннюю его суть. За что её представители были нещадно преследуемы, по словам Лопухина: «Разными образами истязывали их, заключали в самые жестокие темницы. Некоторые из них сидели в таких, где ни стоять во весь рост, ни лежать протянувшись нельзя было. Это мне сказывал, хвалясь своим распоряжением, один из начальников тех мест, в коих они содержались» (138).      
Комиссия Лопухина прежде всего восстановила законность, отменив несправедливые решения – то есть по сути взяла сектантов под защиту закона. Но это вовсе не значит, что сам Лопухин разделял взгляды духоборов – этот момент он подробно объясняет в своих записках. А значит это, что во главу угла он ставит закон, который для него являлся синонимом справедливости. Вывод же его по данному делу выходит далеко за пределы гражданской законности – в сферу богословия: 
«Не постигающий силы духа и внутреннего качества Христианского, и заключающий все в одной внешности, боготворит ее, и ею соблазняется. Разница в литерах, в каком нибудь обряде, соблазняет и совращает его. <…> На сем совратившихся самое большое число. В подвиге усердия непросвещенного, при суеверном обожании внешности, гораздо удобнее слабостям человеческим удовлетворять ее исполнениями, нежели сражаться со страстьми и отрицаться самолюбия»  (136). – Исходя из этого вывода можно судить как о взглядах и особенностях мышления самого Лопухина, заключавшихся в поиске глубинных причин, так и о том, что между взглядами Лопухина сотоварищи и основами, на которых стоит православие, антагонизма по сути нет. В этой связи можно вспомнить и митрополита Платона, желавшего чтобы побольше было христиан таких как Николай Новиков, или же следующее место из «Записок Лопухина»:
«В сии истинно мирные дни моей жизни (1804 г. – О. К.) составил я книжку, напечатанную под именем: «Отрывки для Чтения Верующим», которую посвятил другу моему Архиерею Черниговскому Михаилу» (161). 
Именно благодаря своей кристальной честности – а также профессиональным качествам – Лопухин достиг высоких служебных постов при Павле и Александре. Но в чём же тогда камень преткновения? Чем объясняются нападки на него при Екатерине, а также теперешняя напраслина в его адрес? И здесь опять-таки масонский след. И у нас появляется возможность сказать: ВОТ КОНКРЕТНЫЙ МАСОН! Что же он КОНКРЕТНО из себя представляет?
Весьма основательное объяснение тогдашних событий можно найти в его «Записках»:
«И так в конце 1784 года, открылись давно уже продолжавшиеся негодования и подозрения двора против нашего общества. Коварство, клевета, злоба, невежество и болтовство самое публики, питали их и подкрепляли. Одни представляли нас совершенными святошами, другие уверяли, что у нас в системе заводить вольность; а это делалось около времени Французской Революции.  <…>  У страха, говорят, глаза велики. Вот от чего прямо родились и возросли негодования оные и подозрения. <…> Много также действовали предубеждение и ненависть, которыми с невежеством исполнены люди, против строгой морали и всякой духовности, коими отличались издаваемые нами книги. Все сие усилилось началом революции в Париже в 1789 г., которой произведение тогда приписывали тайным обществам и системе философов; только ошибка в этом заключении была та, что и общества оные и система были совсем не похожи на наши. Нашего общества предмет был добродетель, и старание, исправляя себя, достигать ее совершенства, при сердечном убеждении о совершенном в нас недостатке – а система наша, что Христос начало и конец всякого блаженства и добра в здешней жизни и будущей. Той же философии система отвергать Христа, сомневаться в бессмертии души, едва верить что есть Бог, и надуваться гордостью самолюбия. А обществ оных предмет был заговор буйства, побуждаемого глупым стремлением к необузданности и неестественному равенству» (26-27).
Из чего следует два заключения. Первое: каждое действие рождает противодействие, – о чём говорит Папюс: «Но каждое действие вызывает одинаковую реакцию в смысле противоположном, всякая попытка пропагандировать новую истину возбуждает негодование не только в мире видимом, но и в невидимом». И потому самым естественным объяснением реакции Екатерины является не какая-либо масонская вина и даже не их помыслы, а элементарная мысль: как бы чего не вышло! Тем более что любая законспирированная форма сама по себе вызывает подозрения в тайных – и, конечно же, нехороших! – замыслах, – а для чего ещё нужна конспирация? Если же там что-то глубинное, недоступное для понимания окружающих, то это вызывает раздражение, злобу, зависть, клевету и т. д.    
Второе заключение связано со взглядами самого Лопухина. И здесь мы видим, что обвинения его справа – в чём всячески обвиняют масонов, то есть в подготовке революций, – не просто не имеют никаких оснований, а находятся в прямом противоречии с истинным положением дел. Ведь – в отличие, скажем, от Радищева с его осуждением крепостничества в «Путешествии», с его свободолюбивой одой «Вольность» – масон Лопухин стоял на позициях самого что ни есть консервативного монархизма, о чём однозначно говорится в «Записках»:
«В России ослабление связей подчиненности крестьян помещикам опаснее самого нашествия неприятельского, и не в настоящем положении вещей. Я могу о сем говорить беспристрастно, никогда истинно не дорожив правами господства, стыдясь даже выговаривать слово: – холоп, до слабости, может быть, снисходителен будучи к слугам своим и крестьянам. Первый, может быть, желаю, чтоб не было на Русской земле ни одного несвободного человека, если б только то без вреда для неё возможно было.  <…> И в сих-то чувствах я уверен, что ничего не может быть пагубнее для внутренней твердости и общего спокойства России, как расслабление оных связей, внушения никакие не помогут, ежели действия соответствовать не будут!» (171) 
Возникает вполне резонный вопрос: как такое отношение к человеческой личности может вязаться с нравственностью? На это противоречие обращает внимание Герцен, в 1859 году напечатавший «Записки» в лондонской своей типографии: «Странно встретить, – пишет он в предисловии, – при столь хорошем развитии и гуманном, закоснелое упорство Лопухина в поддержании помещичьей власти».
Можно, конечно, списать всё на особенности времени – но перед нами живой пример Радищева! – и потому дело вовсе не в этом. Тогда в чём же? При всей своей неоднозначности загадка эта вполне разрешима. 
Самую неожиданную параллель находим в религиозной традиции Индии – в «Бхагавад-Гите». Критикуя разбираемое положение с христианских позиций, Александр Мень в книге «У врат молчания» (М.: Фонд Александра Меня, 2002) пишет:
«Гита не просто видит в человеке сына своей среды и эпохи, она требует, чтобы он был таковым. Кшатрий должен сражаться, шудра должен оставаться отверженным низшим существом. Долг человека – это не борьба со злом во имя правды, а слепое повиновение традиционной этике. Лучше плохо исполнять свою «дхарму», чем хорошо чужую. Разделения людей извечны, они коренятся в самом порядке вещей» (112).
Исходя из этой мысли, можно сказать, что Лопухин является убеждённым монархистом, защитником существующего порядка вещей и противником революций по той причине, что в основе его взглядов лежит ТРАДИЦИОНАЛИЗМ. И потому вся его натура – против поспешных решений и действий. Он пишет: 
«Что ж принадлежит до скорости, то она по мнению моему гораздо вреднее медленности в судопроизводстве. Лучше истцу подождать, но получить принадлежащее ему, нежели оного лишиться чрез необдуманное по скоропостижности решение. Лучше просидеть год лишний в тюрьме невинному, нежели от незрелости уважения поспешного суда отправиться на каторгу. <…> Спешить и хорошо делать естественно разве на пожарах; но и на них часто ломают лишнее в напрасный убыток людям» (201).
И далее: «Могут, конечно, и законы быть хуже и лучше; и нужно переменять их иногда, так сказать, по времени и возрастам народов. Перемену сию удобнее, думаю, делать частно, ознакомывая людей постепенно с каждым новым узаконением. Перемена же вдруг целого круга законодательства в Государстве, самым уже тем громом, который сопровождать ее должен, может произвести в умах колебание, коего последствий вред или пользу трудно прежде угадать» (202).
Единственной же истинной опорой, а также действительным двигателем как личностно-человеческого, так и общественного развития признаётся никак не внешняя законность – и уж, конечно, не революционные преобразования – а благая субстанция – животворящий Дух. И надо сказать, что суждение это в изложении сенатора Лопухина звучит не просто конкретно и однозначно, но и весьма убедительно:   
«Злоупотребление власти, ненасытность страстей в управляющих, презрение к человечеству, угнетение народа, безверие и развратность нравов – вот прямые и одни источники революции. Все законодательства, все училища, все устройства без истинного живого духа веры – без духа Христова – без света премудрости Божией, суть то для тела политического, что без кровоочистительных, лекарства и пластыря, могущие залечивать наружные болячки – для больного, у которого кровь нечистотами испорчена» (28).


Издательская деятельность Н. Новикова

Эдак углубившись в тему масонства, создается впечатление, что очень уж мы ушли в сторону. Действительно, что мы рассматриваем? предмет литературы? философии? публицистики и движений общественной мысли? Однако этот уход в сторону только кажущийся, ибо предмет пристального нашего внимание есть РУССКАЯ КУЛЬТУРА, которая и сейчас – а в конце XVIII века и подавно! – является, прежде всего, интегральным целым, включающим в себя и литературу, и философию, и публицистику. Поэтому уяснить смысл, содержание и значение русской литературы конца XVIII – начала XIX века не представляется возможным без углубления в сопряженные с ней пространства.
Для отечественного же исследовательского процесса до сих пор было характерно фиксирование на отдельных разрозненных фрагментах, что не давало целостной и органичной картины. К личности Новикова, например, в советское время отношение было весьма благосклонное – но только лишь как к просветителю и диссиденту. В списке изданных в советское время сочинений Новикова видим несколько переизданий (1951, 1959, 1961, 1985), плюс к этому – различные антологии, как то: «Русская проза XVIII века» (в серии «Библиотека всемирной литературы»), «Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века», «Русская сатирическая проза XVIII века», «Антология педагогической мысли России XVIII века». Но во всех этих сборниках находим лишь статьи периода «Трутня» и «Живописца» (1769–1774), и полное отсутствие какого-либо следа позднего (масонского) периода (1778–1784) – когда Новиков издавал журналы «Утренний свет», «Московское издание» и «Прибавление к Московским ведомостям». То же самое наблюдается и в вышедшей в серии «Библиотека русской художественной публицистики» книге «Смеющийся Демокрит» (Советская Россия, 1985): «В сборник включены статьи известного русского просветителя, писателя и журналиста XVIII века – тексты сатирических журналов "Живописец", "Пустомеля", "Кошелек", а также "Опыт исторического словаря о российских писателях" и "Пословицы российские"». 
Искомое – то есть несколько статей масонского периода – можно найти в «Избранных сочинениях» Новикова 1951 года издания, а также в книге «Н. И. Новиков и его современники» (М.: Изд-во АН СССР, 1963) и в содержащей перепечатки и ссылки на неё хрестоматии «Русская философия второй половины XVIII века» (составитель Б. В. Емельянов, Свердловск, Изд-во Уральского университета, 1990). Но что характерно: хотя в сборнике представлен ряд фрагментов из статей именно масонского периода – «Предуведомление» к первому выпуску журнала «Утренний свет», «О достоинстве человека в отношениях к Богу и миру», «Заключение журнала под названием «Утреннего света»», «Предисловие» к первому номеру «Московского ежемесячного издания» и «О главных причинах, относящихся к приращению художеств и наук» – но при этом их автор попадает не в «Раздел IV. Идеалистическо-мистическая философия. Масонство», а в «Раздел I. Просветительная философия». Объяснение такой классификации можно найти в справке об авторе: «После Пугачевского восстания Н. И. Новиков вступил в масонский орден. Хотя он и сочувствовал многим положениям масонского учения, своим просветительским идеям остался верен». – Иными словами, остался всё же просветителем, а масонам лишь сочувствовал.
Казалось бы, что за беда? В разные эпохи интерес, прежде всего, фокусируется на тех аспектах, которые соответствуют доминирующему мировоззрению. И если в советское время во главу угла ставился материализм и атеизм, то идеи просветительства, конечно же, почитались неизмеримо больше туманного масонского мистицизма. Однако в подходе таком прослеживаются причины, ведущие к фрагментации исследовательского процесса: это, во-первых, противопоставление и разделение – вместо синтеза; во-вторых, неспособность различать внешнее и внутреннее. Конечно, он остался просветителем, но изменилась внутренняя суть его просветительства. Потому что просветительство в данном случае это внешнее, а внутреннее – как раз масонство. Новиков не просто сочувствовал многим положениям масонского учения, а был – наряду с Иваном Григорьевичем (Иоганном Георгом) Шварцем – ЛИДЕРОМ русского масонства своего времени. Недаром ведь именно он, а не кто другой (Шварц умер в 1784 году) больше всех пострадал в результате екатерининского погрома масонов. 15 (!) лет заточения в крепости – таков был приговор. К счастью, отсидеть пришлось лишь 4 года – в связи со смертью Екатерины и воцарением Павла.
Так в чём же состояло его просветительство и в чём – масонство? Просветительство – это деятельность, направленная вовне, на расширение оперативного пространства, масонство же – взгляд вовнутрь самого себя, поиск первоначальной причины, стремление установить связь с единым центром – не в смысле всемирной масонской организации, а в смысле единого интегрального источника мироздания. То есть масонство в данном случае – это прежде всего определяющая идеология.   
Поэтому и подход, когда Новикова признают лишь просветителем, – крайне поверхностен, направлен на обмеление исследовательского процесса и – в конечном результате – на фрагментацию и преуменьшение предмета русской литературы XVIII века, ведёт к непониманию её интегральной сущности.   
Но и просветительская деятельность подаётся весьма выборочно и фрагментарно. В той же хрестоматии говорится: «В 1784 г. он создал «Компанию типографическую» и начал издавать (перечисляется периодика. – О. К.), а также сотни наименований разнообразных книг по всем отраслям науки и культуры, в том числе по философии, переводы Руссо, Вольтера, Монтескье, Локка, французских энциклопедистов, оригинальные работы русских писателей».
Характерно, что из «сотен наименований» приводятся всего лишь несколько имен французских просветителей, а также их предшественника в идеях Просвещения английского философа Локка. Таким образом, делается вводящая в заблуждение совершенно произвольная фокусировка. Конечно же, дать представление о том, что такое русское масонство XVIII века, такой подход не может. Напротив, он парадоксальным образом упрощает и в то же время запутывает вопрос. 
О размахе книгоиздательской деятельности Новикова, а также о том, что такое интересующее нас «просветительное масонство», представление может дать «Роспись книгам, печатанным в университетской типографии у поручика Новикова», составленная по приказу Екатерины с целью выявить незаконно напечатанное. Документ приводится в книге М. Лонгинова «Н. Новиков и московские мартинисты», изданной ещё в 1867 году и в первозданном своём виде выложенной на сайте ImWerden (переиздания этой полезной книги, судя по всему, не было).
Всего здесь представлено 362 выявленных на тот момент в продаже наименования в основном списке плюс 3 – «книги отпечатанные, но в продажу не поступившие», 55 – «находящиеся в тиснении», а также 38 наименований, «в оной же лавке продающихся», но напечатанных в других типографиях, 26 из них – в типографии Лопухина (как известно, одна из двух типографий масонского «Дружеского общества» в 1783 году была открыта на имя Лопухина, другая – на имя Новикова).
При анализе «росписи» очевидно, что «просветители», коих обнаружено лишь четыре наименования – Вольтера, Сатирические и философские сочинения; О блаженстве, из творений Ж. Ж. Руссо; Разсуждение на Монтескиеву книгу о разуме законов; Тактика г. Волтера (в переводе Ермила Кострова); – составляли лишь малую толику книгоиздательской деятельности Новикова сотоварищи. Наиболее же обширной была религиозно-христианская литература – самая разнообразная по форме и происхождению. В том числе: Августина Блаженного, Единобеседование души с Богом; Беседы Святаго Отца Василия Великого, на шестоднев; Вера, Надежда и Любовь, учения богословского состав; Житие Святаго Григория Назианзина; Житие Преподобнаго Отца нашего Сергия Радонежскаго Чудотворца; Златая книжица о прилеплении к Богу; Иоанна Златоустаго, книга о девстве; Руководство к познанию Бога по лествице сотворенных вещей; Святаго Дионисия Ареопагита о Небесной Иерархии; Путешествие христианина и христианки, 2 ч.; Блаженнаго Августина о Граде Божии, 4 ч.; Христианин размышляющий, разглагольствующий и кающийся; Святаго отца нашего Григория Палама, десять бесед.
Отметим также: Образ жития Енохова; Разсуждение против атеистов  (сочинение Гуго Гроция); Истина религии, 2 ч.; Драгоценная книжка о внутренней духовной гордости, о глубокой, несведомой и сокровенной злости во всех человеческих сердцах, для чтения всякому человеку весьма нужная и полезная; и ещё Путеводитель к истинному человеческому счастию, 3 ч. – оригинальный философский трактат русского учёного и просветителя Андрея Тимофеевича Болотова (1738-1833). 
О широте взглядов свидетельствует проникновение в другие религиозные традиции: Ахукамукхама шалымнабы, или книги богословии магометанской; Описание жизни Конфуция; О древних мистериях или таинствах, бывших у всех народов.
Важнейшее место – в органичном единстве с христианской традицией – занимала алхимическая и собственно масонская литература, в частности: Парацельса, химическая псалтирь; Иоанна Масона, о познании самаго себя, 3 ч.; Райские цветы (Ангела Силезского); Избранная библиотека для христианского чтения, 2 ч.; Апология вольных каменьщиков; О заблуждениях и истине (Сен-Мартена).
Наконец, художественная литература – образцы изящной словесности как европейской: Библиотека немецких романов, 3 ч.; Донкишот новой, 2 ч.; Золотой осел, 2 ч. (как мы помним, в переводе Ермила Кострова); Поэма Потерянный рай; Путешествие Гулливеровых, 4 ч.; Робинзон Крузе, новой; Похождения Родрика Рандома, 2 ч. (роман Тобайаса Смоллетта); Мессия, поэма, часть I (Клопштока); так и российской: Поэма Владимир возрожденный (Хераскова); Собрание полное сочинений Сумарокова.
Ну и всячина – для самой широкой публики, например: Умозрительный путешественник, или Важныя и смешныя забавы, сочинения г. дю-Френи ; Сказки русския, 10 ч. (признанные, кстати, митрополитом Платоном «сумнительными»); французские сказки Тысяча и одно дурачество, 8 ч. авторства Нугаре, его же Картина глупостей нынешняго века, или страстей различнаго возраста, а также такие книги как Любовный лексикон; Карманная, или памятная, книжка для молодых девиц, содержащая в себе наставления прекрасному полу с показанием, в чем должны состоять упражнения их – в общем, для всех и каждого и на всякий случай жизни – необходимая для издательской деятельности коммерческая составляющая. (Особенно экстравагантно выглядят сегодня такие наименования как Способ нынешняго лечения от угрызения бешеной собаки и от уязвления змеи и Онанизм, или разсуждение о болезнях, происходящих от онанизма, сочинение г. Тиссота).
Мы умышленно привели столько необычных для нашего уха названий с той целью, чтобы почувствовать дух времени – и увидеть, насколько реальная картина отличается от того стереотипного представления, которое внедрялось посредством фрагментарного тезиса «о Новикове-просветителе, издававшем сатирические журналы, Вольтера и Руссо». Да, издавал – но это лишь небольшой фрагмент, как внешней его деятельности, так и мировоззрения, масонская суть которого это – сумма знаний, интеграл, единство в многообразии, постижение единого источника, который также является и единственным смыслом всех знаний, ибо из него все знания вытекают, к нему и возвращаются. Об этом он сам говорит в «Предисловии» к первому номеру «Московского ежемесячного издания»:
«Хотя многие между людьми прославилися в некоторых частях учености и имена свои предали бессмертию, однако они при всей своей славе могут быть сущие невежды. Всех познаний и наук предмет есть троякий: мы сами, природы, или натура, и творец всяческих. Ежели ученый не соединит оных трех предметов воедино и все свои познания не устремит к совершенному разрешению оной загадки – на какой конец человек родится, живет и умирает, и ежели он при учености своей злое имеет сердце, то достоин сожаления и со всем своим знанием есть сущий невежда, вредный самому себе, ближнему и целому обществу». – И далее: «Разврат в науках и проистекающее от оных роду человеческому зло происходят, как кажется, от незнания источника, из которого науки проистекли, и от незнания предмета, куда они текут и пиющих чистейшую их воду за собою стремиться возбуждают». (Цит. по книге: Русская философия второй половины XVIII века: Хрестоматия. Свердловск: Изд-во Урал. Ун-та, 1990. – СС. 161-162)

Как шило в мешке

В той же хрестоматии в разделе IV – «Идеалистическо-мистическая философия. Масонство» – размещены фрагменты произведений двух авторов: «Некоторые черты о внутренней церкви» И. В. Лопухина и «Отрывки из лекций» И. Г. Шварца, а также анонимное «Рассуждение о бессмертии души», принадлежащее, по всей видимости, перу того же Шварца. Два автора – две стадии русского мартинизма. Шварц символизирует зарубежное его происхождение, прививку на русской почве; Лопухин – высшую степень его органичного – русско-христианского – развития. 
Но прежде чем перейти к разбору взглядов Лопухина, обратим внимание ещё на одного представленного в хрестоматии автора. Статья «Рассуждение о бессмертии души» – весьма неудобоваримая в силу своей архаичности сегодня – названием отсылает к другому произведению, представленному в том же сборнике – к философскому трактату Александра Радищева «О человеке, его смертности и бессмертии». С мыслями, изложенными в этом трактате, можно соглашаться или опровергать их, изучать по ним состояние на то время естественных и общественных наук, но – углубляясь и постигая – неминуемо приходишь к выводу: СЕ ЕСТЬ ШЕДЕВР – произведение виртуозной мысли, равно как произведение изящной словесности. Примером тому возьмём следующее место из самого его начала: 
«Прежде нежели (как будто новый некий провидец) я прореку человеку, что он будет или быть может по разрушении тела его, я скажу, что человек был до его рождения. Изведши его на свет, я провлеку его полегоньку чрез терние житейское, и дыхание потом исторгнув, ввергну в вечность. Где был ты, доколе члены твои не образовалися; прежде нежели ты узрел светило дневное? что был ты, существо, всесилию и всеведению сопричастное в бодрственные твои лета? Измерял ли ты обширность небесных кругов до твоего воплощения? или пылинка, математической почти точке подобная, носился в неизмеримости и вечности, теряяся в бездне вещества? – Вопросы дерзновенные, возлюбленные мои! но вопросы, подлежащие моему слову!»
Могут возразить, что, дескать, язык архаичен и не мы ли сами несколькими строками выше назвали статью Шварца неудобоваримой по причине её архаичности? Но архаичность становится причиной неудобоваримости от недостатка движения, от неумения пользоваться в совершенстве языком, от того, что мысль не в состоянии отобразить все нюансы. Но разве не виртуозность мысли и изящество формы находим мы у Радищева: «Твое воображение клокочет и кипит, и где бы ты мысленно ни носился, пускай возницы твои легчае звука и быстрее света, о тварь, се точка, и ты на ней!»
Что же до особенностей тогдашнего языка, то бишь архаизма, то ведь именно в этом и заключено своеобразие эпохи. Пусть язык не был настолько плавен и гибок, каким мы его видим у Пушкина, но ведь и нравы, и представления, и вся тогдашняя жизнь также были другими – не столь плавными и гибкими. Однако меньшая утончённость это вовсе не основание рассматривать эпоху не саму по себе, а в приложении к эпохе последующей – более утончённой. Державина выбрали как предтечу Пушкина, но Радищев, Лопухин, Херасков – вовсе не предтечи, это самостоятельные планеты, громадные глыбы чистой породы, содержащие не познанный доселе смысл. Его постижением мы и занимаемся.
В этом и необходимость постижения смысла русского масонства – а точнее мартинизма, неразрывно связанного со смыслом русской культуры. Ведь в силу неправильной подачи масонской идеологии, мы имеем весьма искаженное представление о тогдашней эпохе, и о литературном процессе в частности.
Тема эта болезненна как для «демократического», так и для советского времени. Её всегда пытались увязать с революционным движением, тайными обществами карбонариев. Наглядным примером такого прочтения может служить «Повесть о братьях Тургеневых» Анатолия Виноградова – автора интересует исключительно социально-политическая, революционная составляющая. В том числе и в отношении Радищева и Новикова, с которых, собственно, и начинается данная повесть – так как Тургенев-отец был напрямую связан с обоими. Болезненность же темы заключается в её мистицизме, ибо смысл истинного масонства (мартинизма) – в его религиозной основе. Не просто нравственной, а в глубоко-религиозной. И этот момент – как шило в мешке.
Тот же Новиков – о бессмертии души: «Желал бы я более говорить о важности нравоучения, но отвлекает меня другой мой предмет, о котором говорить должен, то есть благотворная польза, приносимая уверением о бессмертии души. Привидение доказательств о бессмертии оной за нужное теперь не почитаю, ибо, кажется, довольно уже было о том рассуждаемо во многих местах нашего журнала. <…> Сие чувствование, что душа наша бессмертна, есть надежнейшее правило всех наших благородных великих и человеческому обществу полезных деяний, без которого правила все человеческие дела были бы малы, низки и подлы» (из статьи «Заключение журнала под названием «Утреннего света»»).
Но если в советское время – шарахались мистицизма, всякой изначальной религиозности, поэтому и масонов старательно обходили, то нынешнее состояние дел – полная дезориентация на местности. Как говорил классик, всё смешалось в доме Облонских (впрочем, «Лев Толстой и масонство» – тема отдельная!) Изменились знаки: раньше ругали царей и церковь и всячески прославляли революционеров, теперь наоборот – только вместе с революционерами ругают еще и масонов, которых называют не иначе как безбожниками и сатанистами. Интересная метаморфоза – ведь именно религиозный мистицизм отпугивал от масонов советских исследователей, нынешние же российские вешают на них нечто прямо противоположное!
Вот, например, Борис Башилов в книге «История русского масонства», в главе «Духовный отец русской интеллигенции масон А. Радищев» пишет: «Радищев занял более крайнюю революционную позицию, чем большинство русских масонов того времени. Радищев выступает открыто как убежденный противник монархии и веры в Бога». (http://www.bibliotekar.ru/rusMassonstvo/84.htm)
Но вот свидетельство самого Радищева, взятое из трактата «О человеке, его смертности и бессмертии»: «Одна первая причина всех вещей изъята из сего быть долженствует. Ибо, поелику определенные и конечные существа сами в себе не имеют достаточной причины своего бытия, то должно быть существу неопределенному и бесконечному, поелику существенность являющихся существ состоит в том, что они, действуя на нас, производят понятие о пространстве и, существуя в нем, суть самым тем определенны и конечны, то существо бесконечное чувственностию понято быть не может и долженствует отличествовать от существ, которые мы познаваем в пространстве и времени. А поелику познание первыя причины основано на рассуждении отвлечением от испытанного и доказывается правилом достаточности, поелику воспящено и невозможно конечным существам иметь удостоверение о безусловной необходимости вышшего существа, ибо конечное от бесконечного отделено и не одно есть; то понятие и сведение о необходимости бытия Божия может иметь Бог един. – Увы! мы должны ходить ощупью, как скоро вознесемся превыше чувственности».
В той же книге Башилова захотелось найти и «красноречивые свидетельства» о Лопухине. Долго искать не пришлось: «Граф Ф. В. Ростопчин сообщил Великой Княгине Екатерине Павловне (дочери Павла I), что однажды у Новикова "30 человек бросало жребий, кому зарезать Императрицу и жребий пал на Лопухина"». (http://www.bibliotekar.ru/rusMassonstvo/85.htm)
Вот и получается, что главным злодеем, безбожником и сатанистом, согласно Башилову является именно Лопухин (в другом месте он его и называет «главой русских масонов»). Из чего вытекает необходимость познакомиться с его философским наследием. Ибо именно в трудах Лопухина мы находим религиозно-философскую формулировку главных идей русского масонства. Из них мы можем узнать о том едином источнике, о котором писал Новиков и без которого наука не наука и литература не литература.