Учиться или не учиться?

                УЧИТЬСЯ или не УЧИТЬСЯ?


      Шла весна 1956 года. Закончился в школе последний экзамен. На дворе теплая солнечная погода, молодая душа поет, солнечная энергия активно сочетается с душевной, тянет на подвиги, но вместе с тем, не покидает одна тревожная мысль, какой выбрать путь дальше.  Наша дружная дворовая компания по-прежнему собиралась в своих облюбованных местах и в обсуждениях уже всплывали взрослые мысли о нашем будущем – учиться дальше или выбрать иное направление, продолжить обучение в техникуме или пойти работать на завод. Лозунг вождя пролетариата В.И.Ленина неукоснительно призывал – «Учиться, учиться и учиться ...» однако за нашу короткую жизнь, настолько это навязло в ушах, что слышать об этом не хотелось.
      Много лет спустя, я как-то, посчитал, сколько же лет я потратил на все возможное обучение и ужаснулся: школа (7 лет); строительный техникум (4 года); институт МИИТ (5 лет); академия внешней торговли (3 года); курсы итальянского языка (3 года); вся остальная учеба – институт марксизма-ленинизма, курсы повышения квалификации, курсы руководящих работников Минвнешторга, экзамены кандидатского минимума (слава Богу, не пошел в аспирантуру), и вся прочая муть, все это заняло в моей жизни, немало не много – 25 лет!
      Направление дано было, может быть и правильное, но желанного продолжения не имело – и невольно возникал вопрос, «а жить-то когда?».
Во всех политических призывах и лозунгах указатель четко направлял всех «в светлое будущее – Коммунизм ...», который празднично выступал, как «морковка», фокус старый, но надежно действующий. Большую, красивую, вкусную, сочную морковку показывали или из под стола, или из-под шкафа (место особого значение не имеет) и оппонент невольно тянулся губами к лакомству, при этом широко раскрывая рот, в тот же самый миг, желанных плод исчезал, а оппонент делал глупо-удивленные глаза и смущенно вытирал рукавом влажные губы. Где-то в небесах звучал бархатный партийный голос «Подожди, до следующего раза – Дружок!».
      В конечном счете, каждый выбирал свой путь, но в тоже время, мы внимательно прислушивались к тем доводам, которые звучали от каждого из нас. Наш кругозор был в то время крайне узок и в основном ориентировался на услышанное от родителей или от старшего окружения, остальное перемалывалось в наших неокрепших умах, порой не всегда с правильными суждениями. Ясно было одно, школа со своими правилами и распорядками, так осточертела, что у всех нас было одно неистребимое желание вырваться на свободу и убежать куда угодно. На протяжении семи лет обучения школьные учителя так постарались отбить у нас охоту к знаниям, что мы готовы были бежать вприпрыжку, и не оглядываясь, что бы больше не видеть их никогда. По прошествии многих лет я смотрю на них, как на людей выполняющих ненавистную трудовую повинность. Что творилось в их головах, с какими мыслями приходили они на урок, нам это было неведомо, но их внешний вид говорил сам за себя, «с каким, же говном нам приходиться иметь дело». О каком вдохновении, любви к своей профессии, любви к ученикам можно говорить, если их собственное воспитание было не пронизано природной культурой, да и свое призвание в выборе профессии было не верным, им больше подходила профессии фрезеровщиц, слесарей, токарей, но ни как не обучение и воспитание молодежи. Учить – это особый дар данный человеку, который посвятил бы свою жизнь воспитанию детей.    Многие качества необходимы учителю: терпение (объяснять какому-нибудь дуролому одно и то же несколько раз), вдохновение (излагать материал так чтобы все ученики слушали тебя, как завороженные), знать предмет не только в рамках учебника, а гораздо шире с тем, чтобы увлекать за собой учеников, усердие (за полночь проверять тетради, готовиться к занятиям), можно привести еще много примеров, но самое главное – любовь к твоим подопечным. Детские сердца ощущают проявленную любовь и теплоту, лучше самого чувствительного электронного счетчика, точно так же они хорошо отличают лукавство и фарисейство.

      До 1954 года обучение было раздельное (девочки учились отдельно от мальчиков) и соответственно школы именовались мужская и женская. Знания были одни, а получал мы их порознь. Для нас такое положение дел было странноватым, а для чиновников ГОРОНО было приведено 7 отличительных признаков поведения и восприятия учебных материалов для мальчиков и девочек, но существовало и неписаное правило – строго блюсти моральные принципы строителей коммунизма. Объединили нас в1954/55 году. По первому времени все испытывали какую-то неловкость все-таки рядом девочки, тем более, что по мере взросления, женский пол начинал интересовать нас с большей силой (мать природа, куда от нее денешься). Присутствие женского пола делало нас более осмотрительными и требовательными к себе и к внешнему виду. Вид распущенных соплей или  дырка в штанах на заднице исключалась, в таком затрапезном виде общаться с девчонками становилось стыдным, да и наудачу во взаимности рассчитывать было сложно. А дружить уже очень хотелось! У многих ребят «дружилки» начали покрываться редкой растительностью, по ночам галлюцинации девичьих образов сменялись  обильными поллюциями утром, гормон давил изо всех щелей. Странным оставалось то, что мы «продукт» военного времени, многие с элементами военного рахитизма, а ведь надо же подавай им свежую трепетную плоть, да и только. И невольно руки потянулись к ней ... По-разному реагировали наши однокашницы, после процедуры «шаловливых ручонок» запускаемых, то ненароком под платье, в трусики, теребя пушистый комочек, то вдруг неумело и грубо вцеплялись в девичью грудь, как питбуль. Все вели себя по-разному, одни девчонки начинали истошно орать, другие царапались, от третьих можно было получить оплеуху, некоторые создавали видимость раздражения и, наконец, были совсем странные особы, которые ни как не реагировали на наше вторжение в девичье лоно природы, словно ты хватаешься за ручку трамвая, а не за сокровенные части девичьего тела.
      В целом, девчонок мы берегли и любили, они были нашими соратниками, незаменимыми помощниками, в части, списать домашнее задание или своевременно получить подсказку. Они с терпением и пониманием относились, к нашим шалостям, без зла, и даже быстро прощали, наши «атаки»? они не носили постоянный характер, а проявлялись по мере возникновения внутренней тревоги в юношеском организме.
      Если в основной своей массе, ребята думали, заканчивая десять классов, или уходить из школы, то в отличие от нас девчонки в основном все хотели продолжать обучение. Большой грусти расставания со школой не было, равно как и с девчонками. Тянуло в другой новый мир, хотелось узнать побольше, попробовать свои силы, в другом ранее неведомом деле, приобрести относительную свободу, частично освободиться от родительской опеки, столь ненавистной за годы обучения в школе. С семилетним аттестатом об окончании школы, куда-то пойти, по сути, путей было не так много, а точнее – три. Остаться в школе и продолжить обучение, поступать в техникум или прямым ходом идти на завод, работать учеником, получать профессию. Многие мои сверстники жили в мало обеспеченных семьях и нуждались в деньгах, для них немало важную роль играли деньги. На заводе – это понятно ты получаешь зарплату, в техникуме нужно постараться получить хорошие отметки и претендовать на стипендию – это опять, хоть и малые, но деньги, а вот за обучение в школе денег не платили, и все нагрузка ложилась опять на плечи родителей. Как таковой вопрос выбора профессии не стоял, мы были не готовы осознанно говорить о той или иной специальности. Для нас звучало одинаковым отдаленным эхом, что металлургия, что медицина, что строительство, что машиностроение и другие профессии. Тем более, наш уровень школьных знаний находился на низком уровне, и рассчитывать на престижные профессии нам было сложно. Тыкались с документами в разные учебные заведения (техникумы), предварительно узнавая, где поменьше конкурс. В отличие от техникумов на завод конкурс всегда отсутствовал и всегда присутствовал дефицит в рабочей силе. Эффект стадности присутствовал и поначалу все мы направились в техникум машиностроения, как наиболее близкое от нашего поселка, но смутило и отпугнуло большое количество желающих поступить. Наиболее решительный из нас и более подготовленный Толя Кулаков решил не забирать документы и попытать счастье, сдавая конкурсные экзамены. Остальные разбрелись кто куда, мы вдвоем с Женей Леваковым направились в строительный техникум. Трудно сказать сейчас, почему же выбор пал на строительную отрасль, возможно, то, что мой отец работал строителем. Для моего приятеля, выбор не имел серьезного значения, так как, он в семье был «пасынком», люто ненавидимым отчимом и поэтому, он готов был идти куда угодно только подальше от дома, и опять же «за компанию». Радость переполняла всех нас, когда мы узнали, что все поступили, и теперь с нетерпением ждали 1 сентября. Окончание лета пролетело быстро, и мы уже в новом для себя качестве, сидим в аудитории. Не слушатели и не студенты, а по-прежнему ученики, но не школьники. Новые требования, замысловатые предметы (котельные установки, отопление и вентиляция, геодезия, сопромат и многое другое), некоторые из них настораживали, некоторые интересовали, но в целом режим обучения существенно отличался от школьного и скорее был близок к институтскому распорядку. Стипендии были назначены всем, правда, после первого семестра список «стипендиатов» существенно сократился. Всем прозрачно намекнули, платить будут только за хорошую успеваемость. Тем не менее, первую «получку, то есть стипендию» решено было отметить, как это водится у взрослых (да и в кино частенько показывают) выпивкой. Горячие головы не могли долго выбирать место для торжества и расположились неподалеку от «Альма-матер» за углом ближайшего магазина стоя. Закуска была такая же легкомысленная, как и место расположения. Молодые души, не привыкшие к горькому прозрачному вину быстренько «сквасились», кто-то потихоньку начал блевать. По всемирному закону подлости, кто-то из преподавательского состава проходил мимо злополучного магазина на свою трамвайную остановку и, конечно, воочию лицезрел весь наш стоячий пикник с шумом, громко высказываемыми лозунгами (типа того, «всем пить до дна!» …). Опьянение, да нет, отравление, наступило своевременно и теперь уже дружный коллектив начал повторять рвотные движения одновременно, иногда с рычащими громко пугающими звуками. После желудочной очистки, коллектив начал распадаться и кто к тому времени еще не приземлился, виляющей походкой начал выползать из-за угла магазина, кто-то остался отдыхать на земле в причудливой позе.
      Через несколько дней участников «маевки» начали приглашать в Учебную часть, потянулись расспросы очень похожие на допросы. Преподаватель-свидетель признал всех действующих лиц спектакля под названием «пикник». Разговор был серьезный и даже встал вопрос об исключении из техникума, на помощь пришел один из преподавателей, он же секретарь партийной организации, который нас защитил, сославшись на нашу не осознанную глупость, горячую юность, ведь, в конце концов, мы же не горькие пьяницы. Да потом и преподавателям было страшновато, отчислить  двенадцать человек, тем самым оголить почти весь первый курс, одним словом «пронесла нелегкая».
      Закончен первый курс. Первая производственная практика в слесарных мастерских здесь и: получение навыков слесарного дела, и как держать напильник, зубило, ножовку, и как ударять молотком (движения могут быть по отдельности – кистевыми, локтевыми, плечевыми и всеми частями руки одновременно), как затачивать сверла, постигнуть основы термической обработки металлов и электродуговой сварки и многое другое. Общение с рабочими «бок о бок» это многогранная тема жизни. Одним словом – пролетариат!
      Ранним утром, когда мы приходили на работу и пересекали порог мастерской, нас встречал, обволакивая запах машинного масла, металлической стружки, керосина, горелого электрода, добрые глаза мастера и прикрепленных слесарей-наставников. На первых парах, попасть молотком по зубилу несколько раз подряд было невероятно сложно, на третий или четвертый раз обязательно следовал удар по рукам и хорошо, если молоток с круглым бойком, а не с квадратным, и вот эти 400-600 г с размаха врезаются в руку, при этом, выть хочется во все горло и на всю улицу. Следует не вынужденная пауза, наставник, работающий у соседнего верстака, с нескрываемым любопытством поглядывает на наши художества, изредка поправляя неверные движения. После второго попадания в то же самое место, есть неистребимое желание этим же молотком тюкнуть мастера либо наставника. В отличие от наших судорожных конвульсивных движений у профессионалов каждый удар точен, выверен, рационален и ни одного лишнего движения. Казалось бы, чего проще отпилить по разметке полосу металла ножовкой, однако нет. На практике это оказывается весьма сложной процедурой, металл это не листок бумаги, где ты отклонился от намеченной линии, то легким движением исправляешь допущенное отклонение и продолжаешь дальнейшее движение. С металлом гораздо сложнее, любое отклонение устранить выравниванием полотна невозможно, выход один приступать к новой разметке и пилить, либо криво отпиленную заготовку обрабатывать напильником постоянно проверяя измерительным уголком соответствие прямого угла.
      Моим наставником оказался слесарь-лекальщик шестого разряда лет
55-ти малоразговорчивый, но сильно пьющий, как говорили старожилы. У него была еще одна отличительная особенность, практически отсутствовали зубы, протеза тоже не было. Во рту присутствовало всего лишь два полусгнивших зуба, два уцелевших клыка, один сверху в левой, а другой снизу в правой части полости рта, расположенных по диагонали, по этой причине его речь было сложно понимать, так он умудрялся еще шутить, когда было холодно, он говорил:
      – Зуб на зуб не попадает.
При этом ежился, подергивая плечами. Невольно возникал вопрос – это как же могли эти два зуба в теплое время года, даже в очень жаркое, попасть друг на друга?
      Через два верстака от меня расположился еще один удивительный персонаж приблизительно тех же лет, что и мой наставник, очевидно из группы слесарного «театра». К полудню, он успевал крепко опохмелиться, и сохранять у верстака вертикальное рабочее положение было крайне сложно. Он, как человек творческий, придумал фантастическую вещь, вместе с заготовкой в тиски он зажимал свой широкий солдатский ремень, брал наизготовку напильник и в такой чудовищной позе засыпал мертвецким сном, но стоило его зацепить кому-нибудь проходящему мимо него, он тот час же, во сне, размеренно начинал обрабатывать поверхность заготовки. Обо всех этих и других слабостях знали мастера цеха, да и руководство мастерских было в курсе событий, но все делали снисходительный вид, что так и должно быть. Берегли кадры!
      Медленно, но верно мы постигали премудрости слесарного дела. На нашем пути возникло препятствие, по программе обучения, сравнимое с широкой пропастью, которую во что бы ни стало необходимо преодолеть – это шабрение. Как гласит технический словарь, шабрение – это технология прецизионного (высокоточного) выравнивания поверхности специальным режущим инструментом. Из всего перечня слесарных работ – шабрение, наиболее трудоемкий вид. Если у вас возникали натянутые отношения с мастером, то вы могли работать над маленькой заготовкой и месяц и два. Проверка готовности заготовки осуществляется с помощью образцовой поверхности поверочной плитой или линейкой. На заготовку наносится цветная паста (краска) и затем она снимается линейкой. После этого на поверхности остаются пятна краски, чем их больше, и чем они меньше, тем лучше обработана поверхность. Достичь хорошего результата новичку очень сложно, и мы пытались концом спички подрисовывать маленькие пятнышки. Когда мы предъявляли работу мастеру, он молчаливо стирал краску о рукав спецовки, вновь наносил пасту на поверхность, убирал лишний слой линейкой и указательным движением руки направлял тебя обратно к верстаку. Совершенно другое отношение со стороны мастера и наставников было к нашим девчонкам, они прекрасно понимали, что девочки вряд ли будут работать слесарями, токарями, поэтому спокойно закрывали глаза на все изъяны в работе. Старались, как могли, не подпускали к станкам. Наставники рассказывали, что несколько лет тому назад одна девочка не совсем хорошо убрала волосы под косынку, а в этот момент она работала на сверлильном станке, и на ее беду придвинула лицо, пытаясь разглядеть что-то, настолько близко к вращающемуся шпинделю, что прядь волос вмиг намотало на шпиндель, изуродовав до неузнаваемости молодое лицо.
       Хотя в нынешнее время есть один разительный пример, когда из рядовой фрезеровщицы вдруг выросла миллиардерша (олигарх) и как настойчиво говорит ее муж все это добыто непосильным трудом и только благодаря ее неукротимой энергии и финансовым способностям (Грохочущая ложь! Но муж свято верит в это).
      Шел 1957 год, Москва готовилась к Всемирному молодежному фестивалю. Впервые горожане узнали, что грузовые машины, оказывается, могут быть не только темно зеленого цвета, а голубые, оранжевые, желтые. Начала появляться удобная одежда (джинсы), раньше мы их видели только в кино. Плотная голубая ткань простроченная белыми нитками, на правом бедре (чуть пониже) достаточно узкий карман (назначение, которого, я узнал позже – карман для ножа). С завистью смотрели мы на счастливых обладателей «американских штанов». Невообразимо далекая и загадочная страна представала перед глазами, под названием Америка! Несколько позже в 1959 году в Москве появится первая американская выставка со своими волшебными машинами, пепси-колой (с длинными очередями желающих хлебнуть диковинный напиток), чарующими каньонами и панорамным кино, небоскребами, статуей Свободы и много еще чего. За две недели работы выставки ее посетило более 1 миллиона человек!
       По Москве растеклись 34 тысячи гостей жаждущих общения, стремящихся дружить. Напряглись уши и зрение КГБ, МВД, корпус осведомителей, заработала инквизиторская машина – выявлять, наказывать. Наступили веселые времена кого в кутузку (за связь с иностранцами и обменом сувенирами), кого за 101 км (это касалось девчонок с «огоньком»), кого остричь наголо (под ноль) в принудительном порядке (девочек желающих познакомиться поближе с иностранцами), бдительные осведомители трудились не покладая рук.
      Не все так плохо, как кажется на первый взгляд, к фестивалю построен красавец стадион Лужники, метромост там же, открытый бассейн «Чайка», ряд концертных объектов по Москве, но самое главное вопреки противостоянию партийных лидеров наступила «оттепель» железный занавес приоткрылся. По старой привычке карали, но не расстреливали, высылали из Москвы, но не сажали в тюрьму. Правда, не прекращали работу на идеологическом фронте «глушилки» по-прежнему подавляли резким шумом радиоволны, на которых вещали на русском языке «Голос Америки», «Свободная Европа». В сталинское время за прослушивание «вражьих голосов» можно было легко угодить в лагеря лет на десять, а поскольку большинство москвичей жили в коммунальных квартирах, то сообщить в «Органы» мог любой жилец, просто так из любви к подлости или по злобе. Поэтому тот, кто и пытался послушать зарубежные новости, подвергали себя и своих близких большому риску и делали это, сводя регулятор громкости звука до минимума.
      Учеба в техникуме подходила к концу, вместе с ней уходила пора ранней наступала пора зрелой юности. В ушах еще продолжал звенеть завет «великого Ленина», а в голове, вновь вставал вопрос так все-таки, может быть хватит или продолжать учиться?
      Время покажет, что учиться и учить других, мне еще придется очень много, много лет. Путь окажется тернистым, но проходимым, для этого потребуется упорство и терпение в достижении намеченной цели.
      Время, как вольный ветер надувал наши паруса мечтами и гнал нашу лодку в неведомые доселе края, таящие в себе и романтику, и опасные бури, и тихие заводи, выбирай любое направление. Жизнь вынесла нас на свои необъятные просторы.


14.08.11                Москва