Записки Феникса-11 2 Кроличья Шубка

Кап. Кап. Кап. От соприкосновения со стеклом снег превращался в ленивые капли, и не понять, то ли окно плакало, то ли нынешняя рваная зима. В отличие от прошлогодней, эта и приморозила, и заснежила. Столбик термометра резко обвалился ниже нуля на двадцать градусов аккурат 31 декабря, и те, кто страдал по новогодним атрибутам, были довольны: и метели, и узоры на стеклах, и сугробы обнаружились в таком изобилии, словно Дед Мороз развязал свой ледяной мешок с подарками.
Я бродила по продрогшему лесу одна и вспоминала зиму без снега, друидский костер и черного котенка. Кое-где попадались машины с горячими чаем и кофе. Кто-то охотно отогревался. Мне же белый лес и черный чай казались несовместимыми. Здесь, в лесу, оставалась оледеневшая (по крайней мере, так мне думалось) часть души. И каждый раз меня болезненно тянуло на лесные дороги, будто спрятала там свое горе от чужих глаз и хожу, достаю из потаенного места, любуюсь….Глупые мысли. В лесу я им разрешаю побродить по лабиринтам моего сознания.
Здесь живет моя тоска, под плакучей ивой,
Слезы веет из песка, шелестя строптиво.
Ива горькая, не гнись, клад не откопаешь,
Потому что, надо знать то, чего не знаешь.
Ива плачет и молчит. Огрубела кожа.
Рана больше не болит. Замела пороша.
Стихи сложились не то чтобы слишком печальные, но уж сильно настораживающие. Пороша – при ясном, солнечном дне?   
По синему небу пробежала тучка, остановилась, быстро разбухла и застила небо. Безо всякого анонса посыпал снег, застал кого где. Самая большая компания радостно загоготала у озера. Ни дать ни взять, гуси на зимовке.
Снег трусил и трусил, отдельные сухие снежинки сбились к мягкие комья, падали и падали, превращая мир в ватную норку: бело-тепло-все-что-было-прошло-что-будет-лес-рассудит.
Все-таки я зашла слишком далеко. Вокруг чернеют монументальные дубы, на их могучих ветках налипли комья снега. Дальнее озеро засыпало быстро, только по сухому камышу и видно. Я быстро пробежала Триозерье и остановилась передохнуть у новенькой деревянной беседки под тонкими осинками над ближним берегом длинного озера. Рядом асфальтовая дорога (как бы набережная), шлагбаум, гостиница, зимнее кафе, - не страшно и дотемна.
Январь из снега, снегом нежно ищет,
Кого бы убаюкать на века.
Январь из снега шаловливо свищет,
Зовет и завлекает в облака.
Кажется, неплохое четверостишие, нужно записать, а то забуду. Они – стихи – появлялись внезапно, ниоткуда, и столь же быстро исчезали. Словишь за «хвостик» - твое, нет – ушло навеки, не восстановить ни за что. Могут прийти похожие слова, но те самые – никогда.
Поэтому я и носила с собой карандаш, а бумаги всегда полны карманы: чеки из магазинов, рекламки, записки. Я нырнула в беседку, чтобы удобнее было записать, и обрадовалась, увидев столик. Чудесно, эти строчки останутся со мной, как и ощущение ласкового снега, и белый лес, и весь этот заснеженный день, быстро впадавший в вечер.
Комья сменились обычным мелким снегом, колючим и холодным. Повеяло сыростью. Я вышла из домика и упала, зацепившись за невидимый в сугробе кабель. Точнее, упала бы и раскроила голову, ударившись об угол стола, если бы не чьи-то руки, схватившие меня сзади за одежду.
От ужаса, что кто-то вторгся в мою одинокую прогулку, в мой печальный ритуал, ноги подкосились и я все-таки уткнулась носом в сугроб.
Какое там «нежно», какое «убаюкать»! Снег оказался обжигающе сырым и холодным, колючим, что твоя терка.
Магия леса ушла. Досадуя на саму себя, я поднялась, струсила налипшие комья снега (ох уж этот снег!) и увидела свою спасительницу. Она стояла спиной ко мне, смотрела на длинное озеро.
Мне отчего-то стало стыдно. Поколебавшись, подошла, тронула за плечо:
- Извините,….спасибо большое! Вы спасли меня.
Женщина вяло дернула плечом, показывая,что услышала и приняла мою благодарность, этого достаточно, я могу идти.
Именно эта отстраненность у кого-то, а не у меня, заинтриговала. Взыграло любопытство. Чем-то эта женщина показалась мне знакомой. Я осторожно дернула ее за рукав шубки. Женщина дернула рукой, желая освободиться, но не завершила движение, сообразив, что поступает очень невежливо.
- Простите, может, предложить вам чаю? У вас рукав мокрый. Вы давно стоите здесь, на перекрестке метелей, замерзли.
Женщина обернулась. И я вспомнила друидский костер и ритуал жертвоприношения.
- Вы? Надо же! – растерялась я.
- Я вас сразу узнала. – женщина неожиданно приветливо улыбнулась. – Спасибо и не переживайте. Мне просто так спокойно сейчас, здесь, как давно не было.
- Простите, что отняла у вас…- я запнулась. Слишком хорошо знала, что эта женщина имеет в виду.
- Ничего, ничего. Все равно, скоро стемнеет, пора домой.
Женщина скользнула взглядом по беседке, по отсвечивающему фиолетовым снегу (метель прекратилась) и улыбнулась еще шире:
- Торопитесь? Может, действительно, пройдемся? Нам ведь в одну сторону? 
Мы медленно пошли по свежему снегу. Дорогу расчистить, естественно, никто не успел, поэтому шагали по нетронутой белизне. 
- Все хочу спросить, - не выдержав, начала я, - вы проводите ритуалы? Те, друидские? Конечно, может, об этом нельзя говорить.
- Нет, - она нахмурилась. – Тот костер, с вами, был последним.
- Жаль. Хочется бесснежную и теплую зиму, как в прошлом году. 
- И только?
- Нет, конечно. Желаний слишком много, и мне даже стыдно.
- О, как хорошо их иметь! – перебила она меня. – Желания. Как замечательно!
Мы вышли на развилку. Налево короткая аллея выводила к оживленной дороге с трамвайными рельсами, направо – снежная целина, под которой погребена новая асфальтированная аллея. Сгущались сумерки, фонари в лесу несмело загорались оранжевым светом, снег блестел, и неясно было, куда идти: к треньканью и теплым окнам слева, к застывшему пламени золотого купола новой каменной церкви, - или в фиолетово-оранжевую загадочность искрящегося нетронутого снега. Женщина в кроличьей шубке свернула направо, во тьму. Было что-то волнующее в том, что ты первым ходишь по чистому снегу, как по чистому листу. Будут лишь твои следы. Женщина замедлила шаг. Скоро мы дойдем до местного Стоунхэнджа.
- Ничего. Совсем ничего. – Разочарованно проговорила она. Было очевидно, что моя попутчица погрузилась в собственные невеселые мысли и разумнее всего было бы, извинившись, вернуться к развилке и пойти налево, мимо церкви, к огням и шуму мегаполиса,  - но любопытство пересилило. Вспомнила друидский костер, сумерки, черного котенка. Показалось, это не я была и не со мной они спорили, и не меня приносили в жертву.
Мороз становился все крепче, с каждым нашим шагом снег искрился все ярче и ярче, а скрип ломающихся под нашими ногами снежинок напоминал не чавканье, а смачный хруст.
- Вы куда хотели пойти на развилке? – вынырнув из раздумий, спросила меня женщина. – Направо? Налево? Прямо? Куда?
- Никуда. – Я пожала плечами. – Мне хотелось пообщаться с вами.
- «Хотелось!» Как вы понимаете, что вам чего-то хочется? – Похоже, самокопание у нее сменилось страстным желанием поделиться своими переживаниями. Я не сомневалась, что услышу эмоциональную исповедь.   
- Не знаю. Хочу – и все. Скажем так, без этого мне будет нерадостно, дискомфортно. Мне это нужно.
- Но ведь вам не нужно идти со мной? И дискомфорт без меня вам уж точно не грозит. Почему вы не пошли своей дорогой?
Вопрос загнал меня в тупик. И правда, почему?
- Мне кажется, мы не договорили тогда, у костра. – сказала я правду и покраснела. Надо думать, от мороза. – Хочу знать, почему стала жертвой.
- А я ничего не хочу. Ни-че-го. – Женщина вздохнула, от нее отделилось облачко пара. – Живу, как автомат.
Мы остановились. Невдалеке виднелась та самая роща, сейчас расплывающаяся черным пятном, и невидимый в ночи Стоунхэндж. Мне стоять не хотелось, я шагнула вперед, но женщина схватила меня за рукав и махнула рукой в сторону рощи, - пойдем, мол.
- Нет, - твердо ответила я, - сейчас там темно и холодно. И вообще уже поздно. Пора домой.
-Да, поздно. – Согласилась она. – Слишком поздно.
Мы пошли дальше, к редким сквозь деревья огням по ту сторону леса. Там были кварталы старой застройки, шума и огоньков поменьше, и все-таки это жизнь.
- Зачем вам желания? – Я хотела побыстрее добраться до тепла, скоротав время и расстояние разговором. – Куда лучше без них. А то сплошные терзания, хочу то, хочу сё. И неужели вам ничего не хочется?
Она молча ускорила шаг. Видимо, тоже замерзла. Мы вышли на гребень, до жилых кварталов рукой подать. Здесь было много фонарей, кофейни на колесах и люди. На гребне женщина остановилась, схватила меня за руку и проговорила:
- Хотите правду?
- Хочу!
- Хорошо, расскажу. Тогда жертвой должна была стать я. Все было готово, но вдруг появились вы, и все пошло наперекосяк.
- Что «все»? Вы могли повторить ритуал. – А замерзла и внезапно разозлилась. 
- Такое не повторяется. – Женщина покачала головой, отпустила мою руку, мы медленно пошли вниз с гребня, по пологому склону. – Я все вам расскажу, если вы так уж хотите. Слушайте. Меня спас Кофейник. Я любила здесь гулять, мы были шапочно знакомы, и в тот день он заметил за мной что-то неладное. Как обычно, я купила у него стакан чая без сахара. Было лето, почти ночь, и он закрывался. Обычно я бывала в лесу раньше, а тут вдруг почти полночь. Он почти собрал все, но заварил мне чаю и говорит: «Последний чай вам». Я согласилась, что последний. И ушла в лес. У меня…у меня тогда было желание. Одно.
Женщина замолчала. Черный мех шубки топорщился, отчего казалось,что моя собеседница нахохлилась.
- У меня было одно желание – покончить с собой. – сказала, как вытолкнула, она. – После меня к Кофейнику подошел Тренер, у него собака убежала. Они вместе нашли собаку, Кофейник рассказал Тренеру обо мне, они зачем-то пошли посмотреть, что я делаю в темном лесу. А я и не собиралась вешаться. Меня висельники пугали с детства. Я сидела на пне и кушала таблетки. Одну за одной. И запивала их остывшим, едва теплым, чаем. Такой они меня и нашли.
- Вы попали в больницу?
- Нет, я мало таблеток съела. Но сила желания была так велика, что часть меня, видимо, отмерла. Та, где желания.  С тех пор у меня желаний нет. Тренер и Кофейник познакомили меня с Друидом. В тот день, когда вы к нам попали, должен был свершиться сложный ритуал, к которому я серьезно готовилась: они хотели вызвать ту часть меня, что ушла в иной мир, или отправить оставшуюся часть меня Туда, чтобы или вернуться цельной, или взять силы для новых желаний, самых простых, как для растения: желание тепла, желание света, желание воды и желание земли. Затем постепенно, как считал Друид, появились бы и человеческие желания.
Мы дошли до крошечной кафе-палатки на самом краю леса. Странно, что кафешка-палатка работает зимой. Я предложила женщине согреться чаем и она, равнодушно пожав плечами, нырнула вслед за мной под пленочный полог.
Всего один столик, прилавок чуть больше столика, бутыль с водой, электрочайник. Непритязательно, если замерз и жаждешь хоть какого-то тепла. Но в кафешке было тепло от тепловентиллятора, гудевшего в углу. Мы заняли столик, попросили у пожилой веселой официантки два чая и несколько минут наслаждались теплом. Чай поспел быстро, официантка, уяснив, что больше от нас заказы вряд ли последуют, внезапно утратила свою веселость и устало поплелась к табуретке в противоположном углу, где успокоилась, как ворона на ветке: вроде бы глубоко задумалась, а глазом вcе вокруг сечет и замечает. Я колебалась, говорить женщина или нет то, что думаю по поводу ее рассказа.
- Значит, вы считаете меня виновной в том, что у вас нет желаний?
- Да. – Она не удивилась. – Если бы не вы….
- Если бы не я. Хм…Если я виновна, скажите, чем могла бы искупить.
- Ну, я не знаю, - растерялась она.
- А я знаю. – я наклонилась к ней и впервые хорошо рассмотрела. Немолодая холеная женщина. Тонкая белая кожа на лице отсвечивает белесым. Глаза цвета кофе с молоком, прозрачные и тусклые одновременно. Из-под темного берета кокетливо выбиваются белые, крашеные, как солома, пряди. И только шубка, длинная и местами потертая кроличья шубка вызывает ощущение диссонанса. – Я верну вам ваши желаний, безо всяких ритуалов, прямо сейчас.
Прикинув расстояние, я толкнула к ней стаканчик с чаем. Остатки чая выплеснулись на нее. Женщина взвизгнула, но не вскочила, как я ожидала, а схватила свой почти полный стаканчик и бросила в меня со словами:
- Как же я хочу вам отомстить!
Официантка, застыв от восторга, вцепилась обеими руками в свою табуретку и нетерпеливо ерзала по ней, ожидая потасовки. Но ничего не произошло. Стаканчик пролетел мимо и упал в мусорную корзину, забрызгав полиэтиленовый затоптанный пол. А женщина удивилась:
- Я сказала «хочу»?
- Сказали, сказали, сама слышала, - отозвалась официантка. – Ловко вы его швырнули, ха! Только чур, не драться.
- Не будем. Мы уже уходим. – сказала женщина. – Ведь так?
- Так.
Мы вышли и сразу попали в метель. Опять белые комья, легкие и прохладные, сейчас они были даже приятны. Мы покинули лес и шли по волшебной от света окон и фонарей, вывесок и реклам, городской улице.
- А вам удалось исправить то, что вы испортили. – улыбнулась женoина и скрылась в метели.
- Ведь я этого хотела! – Крикнула я ей в спину. – И этого хотели вы!
Услышала она меня? Не знаю. Знаю только то, что боялась своих желаний. Всех без исключения. Есть у этой женщины тайна. Ее хранят лес, друиды и особенно то место, где она пыталась отравиться таблетками.
Хотелось бы мне узнать ее тайну!