На протяжении жизни. Феникс. Призма. 1

Книга: На протяжении жизни.
Часть третья: Феникс.
Глава двадцать четвертая: Призма.
Эпизод: 1

После минувшего мордобоя мы с Лордом ходили разукрашенные, как модели боди-арта. Наши лица пестрели цветущими фиолетово-желтоватыми гематомами и засохшими темно-багровыми коростами. Распухшие щёки, заклеенные носы, разбитые губы, выбитые зубы и «фонари» под глазами вкупе с затёкшими кровью глазными яблоками пугали всякого встречного незнакомца, а также слабонервных друзей и родственников. Ну и пусть! Нам это изрядно льстило и, само собой, не могло не нравиться, ведь когда люди от твоего пронзительного взора робко отводят глазки, ощущаешь некую силу и превосходство. Не исключено, что мы сильно преувеличивали. Но Лорд радовался словно ребенок, используя свой облик на полную катушку. Особенно ему нравилось корчить перед девушками жалобные физиономии, видите ли, от этакого зрелища в них рефлекторно пробуждается сострадание и сочувствие. В чём-то он был и прав.

К середине ноября наши побои более-менее подрассосались, и осталось совсем чуть-чуть до преображения наших рож в первозданное состояние. Ничего удивительного, что молодые тела заживали невероятно быстро; вот с психическими травмами дело обстояло абсолютно по-другому. Я, разумеется, утрировал, обозначив внутренние изменения психической травмой, правильнее будет выразиться – поломка мировоззрения. С тех самых пор мы с Лордом воспринимали действительность под несколько иным углом. «Протрезвевшее» сознание позволило взглянуть на всё тот же мир и, если не рассмотреть всю картину с бесчисленным множеством деталей, то, по крайней мере, заметить явные искажения и несоответствия. Но обо всем по порядку.

Я запримечал ещё в былые времена (с появлением на пальце Перстня Веры, мои наблюдения подтверждались гораздо чаще), что мысли какой-то своей сущностью воздействуют на реальность. Случалось так, одно невзначай мысленно сформулированное желание воплощалась в действительности через какое-то время, а то и безотлагательно. Самое же интересное заключалось в том, что реализация осуществлялась невероятным и непредсказуемым способом. Всё как будто раскладывалось по полочкам, – да так, что я и представить не мог! – сливалось в единую сюжетную линию, направление для которой я частенько избирал ошибочно. К сожалению, я только догадывался о важности контроля образа мыслей, контроля его благостного русла.

Мне пришлось немного забежать вперед в рьяных разъяснениях моего понимания человеческого сознания, поскольку полное прозрение произошло спустя не один год (отчасти оттого, что я не больно-то усердствовал). В ту пору я располагал интуитивным восприятием, оно и служило главной опорой. Итак, внутренние предчувствия о «неправильном» существование и измененный взгляд на окружение позволили совершить мощный рывок в процессе саморазвития. Что же я под этим подразумеваю? На этот вопрос мне предстоит отвечать во всех последующих главах. Начать, я считаю, следует именно с пограничного периода, от которого исходят первые истоки моего прозрения.

Как виртуозна и неподражаема техника судьбы! Она сплетает полотно из нитей несуразной расцветки. Но мы сами подбираем нити для своей жизни, а судьба из них всего-навсего плетёт; так что, если нам захочется пожаловаться на скверный оттенок узора, то должно вспомнить: кто был поставщик сырья. Для меня основной ниточкой в течение последних двух лет являлся Лорд; друг со своими настырными советами превосходно вплетался и украшал яркими красками мой жизненный холст. С ним-то всё давно уже ясно! Я же хочу представить другую пёструю нить – преподавателя по политологии; чьи вкрапление в общий рисунок для меня самого стали настоящей неожиданностью.

Читал политологию отставной сотрудник МЧС России. То ли ему не хватало острых ощущений, которые, несомненно, гарантированы на лекциях перед юными и горячими головами; то ли ему просто-напросто нечем было заняться на пенсии, раз он решился тратить личное время на тех, кто в политике ни в зуб ногой, – поскольку версия о дополнительном заработке в должности старшего преподавателя казалась бредовой. В любом случае, его армейские замашки остались при нём и трепали наши нервы как никогда. Виктор Алексеевич Газов был ярым блюстителем буквы закона. Любая провинность вносилась в тетрадку и оборачивалась пересдачей темы лекции на консультации или, ещё того хуже, заявлением в деканат (там, конечно, записки от примерного майора кому были нужны, тем не менее светить своей фамилией перед администрацией лишний раз из нас никто не хотел), поэтому по пришествии первой недели от опозданий и пропусков отрёкся каждый одногруппник без исключения. Едва мы в прошлом семестре распрощались с одним военным (физруком Стёбиным), как объявился новый, – пришлось приспосабливаться.

Внешность Газова соответствовала закоренелому спасателю; он был подтянутый, спортивный, энергичный. Его заоблачный размах тела и пятидесятилетний возраст прибавляли солидности. Орлиный взор и стальной голос ничуть не растерялись, да и сам политолог превосходно сохранился, лишь на одрябшем лице затвердели мимические морщины от закостенелой улыбки. Виктор Алексеевич был человеком строгим, но с чувством юмора, умел отругать так, что вся группа заливалась смехом; сам же виновник постыдно жалел о несчастливом случае попасться под изощрённые насмешки майора. Каждая острая фразочка, сказанная им, у впечатлительных сокурсников становилось летучим «афоризмом» и въедалась в общественное сознание как клеймо на лоб. Так у многих появились новые прозвища, к примеру, белокурая Лиза Краснова за опрометчиво надетую мини-юбку сперва прослыла возбудителем мужских сердец, а после (не без помощи одногруппников) – Виагрой; рыжий Витя Лисицын за поспешные и несмешные шутки прославился как Скорострел; даже наглый и говорливый Лорд притих от сравнения с базарной бабкой. В общем, мы быстро уяснили – майора лучше было не дразнить.

Наши встречи с политологом происходили на лекциях по вторникам и на семинарах по четвергам, где он просвещал нас о жизни общества и о государственной деятельности. Материал, бесспорно, заслуживал пристального внимания, однако, в памяти-то фактически ничего не оставалось. Всему виной – закоренелая вредная привычка безучастного времяпрепровождения. Вот буквально так: вроде бы слушаешь, вроде бы увлекательно, а в голове пусто; получался своего рода сиюминутный подъём образования, когда тебе всё ясно и понятно непосредственно в данный момент без какого-либо ощутимого запаса знаний на ближайшее будущее.

К слову замечу, для меня задача повышения концентрации внимания возымела такой насущный характер, что в черепной коробке беспрестанно заталдычила безудержное желание: «измениться!» Разумеется, я бросал на передовую имеющиеся волевые усилия, но за две недели ноября достиг едва заметного положительного результата. Например, с лекций по политологии унёс домой лишь два понятия: космополитизм и утопия. С техническими дисциплинами ситуация обстояла куда перспективнее, но меня тревожили как раз таки именно гуманитарные предметы. Да вообще, как я тогда считал, невозможно постичь мир в полном объёме и найти ответы на трепещущие вопросы, пока моё внимание рассредоточено в пространстве. Опять же помогла судьба.

Во вторник четырнадцатого ноября затеялось исполнение моего желания. Поэтому лекция по политологии на сей раз не утонула в омуте памяти. О чём это собственно я? Так о том, что всё важные события, запоминающиеся на веки веков и играющие ключевую роль, определяются стечением обстоятельств, кажущихся поначалу обыкновенными совпадениями. В тот день разговор случайно коснулся темы Советского Союза, и если бы не она, то слова майора ещё бы долго пролетели мимо ушей.

Вышло так, что в нашей группе прорастал неистовый противник минувшей эпохи. Для нас его выступление явилось не меньшим сюрпризом, чем для Газова. Позвольте уж, провести небольшой ликбез о сокурснике, а к лекции приступим чуточку попозже, – минувшие события не изменятся и никуда не убегут.

Волин Протас Фомич уроженец областной деревушки Лопухи. Среднего роста, добротно упитанный паренёк с небрежной стрижкой. Среди студентов он особенно выделялся: пухлыми розовыми щёчками, как у поросёнка, немытыми и слипшимися русыми волосами, толстым носярой, наивными карими глазами. Его лицо мне всегда казалось каким-то детским и даже немного глуповатым, ну никак не свойственное человеку придерживающегося твёрдых политический убеждений.

Одевался Протас незатейливо: помятые и потёртые чёрные джинсы, тупоносые кожаные туфли того же оттенка, тёмно-синий свитер на серую рваную футболку; самое же удивительное было в том, что за два года совместного обучения его гардероб практически не менялся, а лишь дополнялся осенней или зимней курткой, шарфом и тёплыми ботинками. Волин подтверждал стереотип жителя далёкого захолустья, где о моде ничего не послышали. Лорд, конечно, тоже когда-то выглядел как сельский придурок, но ему хотя бы был свойственен свой индивидуальный стиль, от Протаса же веяло неопрятностью и безвкусием.

Характер у нашего сокурсника был на редкость упёртым и вредным, вследствие чего в группе для него не нашлось приятелей и единомышленников. Отрешённость, эгоистичность и своенравность – поведение свойственное пареньку. Вышеупомянутые черты проявлялись в его неохоте идти навстречу коллективу в решении общественных проблем, будь то учебные задания или организационные вопросы. При этом отношение к нему одногруппников сохранялось с положительным знаком, ибо в действиях и поступках его не было злого умысла, а без одинокого волка наша экосистема прекрасно обходились. На занятиях Волин куковал за партой как бедный родственник и не стремился что-либо изменить; хотя отыскались оптимисты, ждавшие смены диспродуктивной позиции, полагая, что виной всему обыкновенное стеснение.

– Советский строй – это ещё тот маразм! – резко выкрикнул Протас, прервав монолог Виктора Алексеевича. – Там людям головы так «промывали» коммунизмом, что они были готовы терпеть всё ради несбыточной мечты.

– Вашей-то деревушке, откуда известно? Вы наверняка и не знаете, что мы уже живём в Российской Федерации, – подтрунила Лиза.

Политолог ничуть не смутился маленькому бунту в рядах с непрекословной дисциплиной; мне показалось, что его зоркие глазища ехидно сверкнули, как будто он был рад вызову, коих не наблюдалось уже полтора месяца.

– Барышня-крестьянка, не стрекочите! – незамедлительно и резко пресёк он Краснову и обратился к Протасу: – У государства была великая идея, которая, несомненно, требовала некой жертвенности от простого человечка. Любая здравая идеология для того и создаётся, чтобы формировать в обществе систему взглядов угодную для выполнения поставленной задачи. Да, в то время это был утопический социализм, достижение которого весьма трудное мероприятие.

– Вы хотите отвертеться! – буйствовал Волин. – Не нужно уходить в общие понятия! Мы уже не дети, чтобы нас дурачить! Я говорю, не о чём-то теоретическом и абстрактном, а о конкретном клиническом случае – Советском Союзе. Я не собираюсь принижать стремление к идеалам, я лишь хочу указать на некомпетентность и безграмотность в реализации целей. Там всё делали неправильно!

– Ну, знаете ли, молодой человек, – фыркнул майор, – чтобы делать такие громкие заявления для начала выучите-ка матчасть и не позорьтесь своими категоричными выводами! Я уж размечтался услышать какую-нибудь обоснованную позицию, либо хотя бы мнение, достойную уважения. А Вы сразу двинулись по современной тенденции ругать собственное прошлое. Как не стыдно!

– От деревенщины всегда дерьмом несёт! – втиснулся Витёк. Но неуместная шутка не удалась, никто не рассмеялся.

– Если Вы из один заядлых коммуняк, то неудивительно, что Вам правда глаза кольнула. Из них никто не может смириться с бессмысленно прожитыми годами, – яростно поддел преподавателя Протас.

– Я, как правило, не позволяю устраивать из лекций сверхэмоциональные полемики, если кто забыл, для этого предназначены семинары, – с лукавой улыбкой проговорил Виктор Алексеевич, ничуть не обидевшись на Волина. – Но раз в год и палка стреляет! Да и оппонент попался особо ноющий, как созревший прыщ, который рано или поздно всё равно бы взорвался. Так лучше здесь и сейчас под моим личным контролем, нежели на баррикадах с плакатом. Поэтому давайте поковыряем и подавим созревший гнойничок, заодно продезинфицируем.

– Ты-то, что молчишь? – быстро и тихо шепнул я Лорду. – Ты ведь любишь побалаболить.

– Цыц! – обрезал друг. – Всему своё время… Не отвлекайся, а слушай майора, может чему научишься!

– К исцелению нашего больного подойдём серьёзно, – неспешно и отчетливо запел политолог, перейдя в режим интеллигента, – ведь, если и лечить кого-нибудь, то делать это эффективно. Начнём мы конечно с осмотра и поставки диагноза. Затем окунёмся в теорию заболевания, познакомимся с его симптомами, течением и последствиями. Только тогда можно будет взяться за лечение! Понимание причин и опасностей болезни вносит ощутимый вклад в выздоровление; человек, знающий врага в лицо, имеет больше шансов на победу. В конце мы закрепим результат: поддержим иммунитет ударной дозой витаминизированных наставлений и поговорим о профилактике, чтобы не допустить никаких эпидемий.

Волин не стал возражать, вальяжно развалился за партой, скрестив руки на груди, и предоставил преподавателю право высказаться. Но я не поверил в искреннюю заинтересованность одногруппника в натугах майора, уж слишком мне была знакома подобная манера – сделать провокационный выпад и затихнуть перед следующей атакой.

– Итак, господин Волин выдвинул на общественное обозрение неоднозначное утверждение, якобы в Советском Союзе всё делали неправильно, и завёл всех в тупик, – голосил Газов. – Отличный метод против неискушённых ровесников и несмышлёных спорщиков. Но мы же не такие! Мы с вами желаем разобраться в сути посыла, пусть дерзкого и категоричного, и по обязанности своей переубедить запутавшегося юношу. Для этого нам нужно выяснить суть вопроса, дабы решать конкретную и понятную задачу. Согласны?

Сокурсники одобрительно закивали головами.

– Повторим ещё раз: в Советском Союзе всё делали неправильно. Что же означает глагол «делать»? Одно из значений гласит: делать – совершать, выполнять, производить что-либо. Ну, а рождение и воспитание детей это разве не действие? Действие! Следовательно, наш протестант заявил, что все люди, рождённые и воспитанные в Советском Союзе, неправильные. Учитывая его возраст, он сам, стало быть, тоже неправильный! Могут ли неправильные люди делать что-либо правильно? Мы вправе ответить «да!». Не вдаваясь в глубокие размышления, тотчас вспомним, что существует никем непреодолимая случайность. То есть любой человек в любом строе, в том числе и в Советском Союзе, независимо ни от кого и ни от чего лишь за счёт случайности имеет возможность сделать что-нибудь правильно. Таким образом, мы опровергли утверждение Волина, что в Советском Союзе всё делали неправильно. Может быть, что-то там и делали неправильно, но никак не всё! И теперь вовсе не понятно, что хотел донести до нас Протас?

– Что это за ахинея? Для кого это демагогия? – вновь включился одногруппник. – Я думаю, Вы прекрасно поняли, о чём я…

– Понял! – поддакнул политолог. – Иначе бы не обратил внимание. Тем не менее, если Вы желаете подискутировать, а я вижу, Вы желаете этого чрезвычайно сильно, то формулируйте свои претензии грамотно и чётко. И ещё, попрошу не употреблять субъективную оценку: правильно – неправильно. Поскольку она, как никакая прочая, зависит от личных суждений. Что для одного кажется правильным, то для другого – неправильно.

Протас раздражённо сморщил нос и задумался. Прошло не менее минуты, прежде чем он открыл рот с новыми домыслами.

– Я, само собой, не отойду от темы Советского Союза, мне он противен, и моё мнение не изменится. Как Вы хотели, просто уточняю свою точку зрения: советская социальная политика была далека от справедливости.

– Вы так ничего и не поняли… – недовольно буркнул Виктор Алексеевич. – Как бы Вас направить?.. Вот ответьте, что по-Вашему есть справедливость?

– Справедливость – это когда люди в своём государстве свободны, а не подвластны, как рабы.

– Вам знаком афоризм: «Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого»?

– Ну, знаком и что?

– А то, молодой человек! Свобода не бывает абсолютной, она всегда относительная.
Изречение майора не произвело на оппонента никакого впечатления.

– Соответственно, – спокойно добавил майор, – справедливость, основанная на свободе, да не только на свободе, но и на чем-либо ином, такое же относительное понятие. А относительные понятия переполнены субъективизмом!

– Понятно, – униженно огрызнулся Протас. – Только суть от этого не меняется! В Совке граждан так гнобили, что они вздохнуть не могли! Коммунистическая пропаганда давила индивидуальность и проявление свободомыслия.

– Нет, нет, нет! Вы не правы! То же самое можно сказать о любом государственном устройстве. Везде есть плюсы и минусы, поэтому рассуждать нужно здраво. В данном случае, Вы исключаете из рассмотрения положительные аспекты коммунистической идеи, а сосредотачиваетесь лишь на отрицательных – неудачных результатах. Вы стремитесь не к поиску истины, а к принижению, так нелюбимого Советского строя.

– Почему это? – насмешливо прыснул Протас. – Истина мне давно известна и понятна! Байки же о «великой идеи» я считаю бессмысленными. Есть неоспоримые факты! Как их можно не замечать? Как оправдать преступную развязность государственных структур, беспощадно устраняющих неугодных? Грубо говоря, людям фартило, если их отправляли в психлечебницы или отдалённые уголки родины, а не расстреливали сразу. Как закрыть глаза на нищенство подавляющего числа населения? Ведь кто-то жил впроголодь, а кто-то обжирался чёрной икрой и упивался шампанским! Сюда же прибавим материальное обеспечение! Сплошной дефицит! Ну, а всеми любимая уравниловка? Полнейший идиотизм! Плодятся трутни и лентяи! – Он на мгновение замолк, перевел дыхание и продолжил: – Это малая часть моих претензий к Советскому Союзу. Виктор Алексеевич, я буду гнуть свою линию, потому что отступать в таких серьёзных вопросах мне не позволяет совесть. И обсуждать положительные стороны я не хочу! Так как их не было!

– Ух ты, яйца решили учить курицу! – парировал Газов. – У нас оказывается особо тяжелый случай с обильным заражением мозга. Где Вы такого нахватались? – Майор неожиданно нахмурился и заскрежетал стальным голосом: – Не беспокойтесь, я прокомментирую Ваши претензии, но чуть погодя. А сию секунду останавливаем балаган и слушаем меня! Не то Вы ненароком всю аудиторию перезаражаете. Всякая мысль, воспроизведенная несколько раз, да ещё на эмоциональном фоне, отпечатывается в голове, как самостоятельное умозаключение. С огнём шутки плохи!

Кто-то из одногруппников хихикал, получая удовольствие от развернувшейся перепалки, кто-то остолбенел, не понимая происходящего. Я же воспринимал столкновение непримиримых взглядов, как отменный инструмент для выуживания тонн полезной информации, поэтому прислушался ещё более внимательно.

Политолог продолжил разглагольствовать:

– Вот он – типичный пример, так называемого, «прогрессивного человека». Выделим основные признаки: скрытый комплекс неполноценности, ненависть к прошлому, отрицание авторитета и опыта старшего поколения, активное стремление выражать, какое бы то ни было, несогласие, отсутствие желания развиваться, полнейшая безграмотность, мнимое чувство всезнания и вседозволенности, непоколебимая вера в собственную исключительность, безапелляционные высказывания, беспечное отношение к будущему. Наличие более одного признака свидетельствует о развитии опаснейшего заболевания – радикализации.

Болезнь эта возбуждается в самом обществе. Там, где процветают и поощряются: озлобленность, жестокость, безнравственность, притворство, шаблонность мышления, невежество, праздность, свобода слова и тому подобные гнилостные среды, – там создаются идеальные условия для формирования и развития разрушительного вируса. Он постепенно распространяется и пагубно воздействует на всё большее и большее число индивидов. Наиболее предрасположены к вирусу неопытные и доверчивые юные умы, а также психически неустойчивые и отсталые в развитии.

– Смысл понятен! – нагло втиснулся Лисицын. – Виктор Алексеевич, поясните, почему Вы отрицательно отозвались о свободе слова? По-моему жизненно необходимая приспособа… Она даёт право беспрепятственно выражать своё отношение к чему-либо и создавать альтернативные источники информации.

– Да; Вы точно подметили, что многообразие источников должно способствовать передачи информации в полном объёме. Чем больше выстрелов, тем больше вероятность поразить цель. Но все информационные посылы, в конечном счёте, должны концентрироваться на одной задаче – поиске истины. Иначе, какой от них толк?

В сегодняшнем виде хвалёная свобода слова, в силу разных причин, отдаляет нас от истины. Широта и глубина мысли «слова» утонула в пучине бесконечного и бессодержательного потока обрывистых данных. «Свобода» обернулась вседозволенностью, которая подрывает сознание и наносит колоссальный вред. Вместо чего-то разумного, здравого и пристойного, мы слышим лживое, бредовое и оскорбительное. Этих аргументов достаточно, чтобы отнести свободу слова к негативным признакам государственного устройства.

Мы постепенно переходим к анализу течения болезни; сейчас мои предостережения обретут большую ясность, а вопросы отпадут сами собой. Повторим пройденное: в обществе образовываются гнилостные среды, подходящие для зарождения штамма вируса, люди инфицируются, проявляются первые признаки, далее, наступает расцвет болезни.

Прежде разберем скачок от общественной расхлябанности до тревожных симптомов. Опять же обратимся к пресловутой свободе слова, а именно к различию её интерпретаций. Как уже было сказано, сама идея свободы слова не плохая. Казалось бы, чего плохого в праве человека свободно выражать мысли? Вот только люди все разные, значит и мысли у них разные! Очень важно понимать это; ведь разные помыслы преследуют разные цели. Здесь мы обязаны остановиться и зафиксировать фактор – цель! – политолог взял паузу и дал нам время переварить услышанное. – Она является главной движущей силой для выражения мыслей. То есть свобода выражения мыслей – это свобода в реализации целей. Едва вы предоставите человечку такую свободу, не позаботившись заранее о праведности, чистоте и пристойности его мыслей, то встанете одной ногой на скользкую дорожку неконтролируемого хаоса, сами дадите жизнь разрушительному вирусу.

Смоделируем ситуации. Представим, что некоторые граждане отстояли в некоем отнюдь неидеальном государстве свободу слова. Основной вред, который они нанесли – предоставили корыстным и несправедливым людям дополнительный инструмент к действию. Не нужно рассчитывать, будто последние упустят шанс воплотить свои низменные цели. Последует усиленная информационная агрессия: дезинформация, субъективная интерпретация, раздвоение стандартов, зомбирование; агрессия чем-то сравнима с вирусной атакой на клетки организма. Всё это будет происходить под эгидой свободы слова, якобы каждый волен выражаться, как ему вздумается. Результат агрессии предсказуем – загрязнение и переполнение информационного поля, в котором усложняется отсеивание достоверных данных. В таких условиях иммунитет ослабевает, и вероятность заражения увеличивается. Итог один – распространение недуга! Прикрываясь защитой прав человека, свобода слова наносит колоссальный урон. Так что некоторые граждане, пропагандирующие её, путают ориентиры, борясь с цензурой, как с чем-то преступным. Цензура призвана ограничивать доступ информации не для всех, а для всяких гнусных и дурных личностей, сохраняя государственный строй.

Теперь проанализируем воспалительные процессы, протекающие в обществе. Без действенного и решительного отпора со временем температура раздора в обществе повышается, зреют болячки от недовольства текущей обстановкой, разрастаются злокачественные опухоли в виде свежеиспечённых убеждений. Не встречая сопротивления, параллельно происходит отмирание нравственных принципов: нормы морали становятся объектами потехи и глумления, социальное сочувствие пропадает из приоритетов, жизнь человека теряет всякую ценность. Общество лихорадит: культура и искусство меняют очертания, направляя вектор воздействия с созидания на разрушение. Неминуемый финал – смерть существующей политической системы.

Могу добавить, что смерть или, мягко говоря, смена государственного устройства не так страшна сама по себе, поскольку все нынешние её версии перманентные конвульсии, а не уверенные движения к совершенству. В то же время смена власти насильственным способом не приносит никакой пользы. Мы наблюдаем массовые волнения, гражданские войны, гибель невинных людей. Кто-то скажет, что это необходимо для идей революции; кто-то углядит в этом разумный и выгодный манёвр; мы же назовём это крайней степенью заражения.

Последствия эпидемии очевидны… Первое, внедрение в общественное сознание новоиспечённой вирусной программы, преследующей цели заказчика. Второе, подавление всего организма, то есть установление над определённым народом внешнего влияние, что равносильно колонизации с паразитическим захватом ресурсов. Третье, стирание самобытности и истории – уничтожение народа, как такового.

Лечение следует подбирать в зависимости от динамики болезни и стадии заражения. В лёгких случаях можно ограничиться дезинфекцией – разъяснительной беседой и карантином – изоляцией от очага распространения. В тяжелых случаях нам уже не обойтись без целого комплекса мер: хирургического вмешательства – силового воздействия, внутривенного капельного вливания – замены информационной среды и насыщения гуманистическими идеалами, больничного режима – прививания нового образа жизни и привычек, лечебно-оздоровительных процедур – лекций и нравоучений, врачебных рекомендаций – отстранения от прежнего круга общения и враждебных информационных потоков, формирования самодисциплины – критического подхода к входящей информации. Есть и неизлечимые виды пациентов: психически неустойчивые и отсталые в развитии. К счастью наш подопечный вполне в удовлетворительном состоянии и подаёт надежды на выздоровление.

Политолог ненадолго успокоился, остановился на месте и окинул орлиным взором всю группу. Когда его голубые глазища вытаращились на меня, я почувствовал, как они пытаются зацепить и вытащить те кусочки души, которые раньше ничего не хотели слышать о собственном существовании. Тебя, как будто против воли, выворачивали наизнанку и подталкивали спросить у самого себя: «Я живу или существую? Моё сознание свободно от какого-то ни было влияния?» Ответить на вопросы однозначно не получалось. Взгляд на мне долго не задержался; он вновь приклеился к Протасу, который терпеливо ждал.

– Вернёмся к Вашей персоне и приступим к исцелению вразумлением! – подтрунил нашего толстячка Газов. – Вот теперь, как и обещал, навалимся на Ваши вопросы.

Протас одобрительно кивнул, не желая что-либо комментировать.

– Какие Вы там высказывали претензии к Советскому государству? – поднатужил память Виктор Алексеевич. – Преступность государственных структур, нищенство населения, отсутствие материального обеспечения и уравниловка. Давайте по порядку…

Преступления государственных структур пояснять крайне не просто; одно неаккуратное высказывание вызовет море гнева. Здесь на одной чаше весов лежат неопровержимые факты, на другой – обстоятельства и отдельные лица; поэтому неправильно посыпать голову пеплом – правильно рассматривать ситуацию в целом со всеми нюансами. Да; инциденты, когда людей в Советском Союзе по надуманным предлогам ссылали в исправительные лагеря, к сожалению, встречались. Да; такие деяния компрометируют, вроде бы, всю систему. Но! Подобный подход к вопросу недопустим из-за своей недостоверности! Если провести аналогию с другими государствами, то в них обнаружатся точно такие же проблемы. Может быть, степень и способы воплощение различаются, всё же правонарушения присутствуют; это уже говорит о том, что дело не в виде государственного устройства, а в чём-то ином – обстоятельствах и людях, что было сказано чуть ранее.

В нашем окружении, хоть в мизерном процентном соотношении, но присутствуют люди, намеренно или неосознанно злоупотребляют властными полномочиями; соответственно, вред для всего общества, а не конкретному человеку, причиненный их действиями такой же мизерный. Я никого не оправдываю, я констатирую реалии. Не верьте, когда твердят, что концентрационные лагеря и психиатрические больницы ломились от заключённых по надуманным предлогам. Расстрелы же были, прежде всего, исключением, чем правилом; уничтожать живую рабочую силу – неразумно. Обстоятельства, они же условия, побуждающие человека на поступки, существуют двух типов: внутренние и внешние. Разбирать всё их многообразие по отдельности не позволяют ни время, ни здравый смысл; поскольку для нас представляет значение сам факт их существования, нежели подробная прорисовка.

Далее, Вы, наш резкий критикан, обозначили нищенство простых граждан и совершили непростительную ошибку, так как слово «нищий» к советскому человеку неприменимо. Заявляя о нищенстве, Вы подразумевали сравнение с неким эталоном, на фоне которого наши граждане выглядели неподобающе отстало. Но производить такие сравнения неправильно! Вы выбрали неверный критерий оценки – благосостояние, и самое смешное то, что принялись сравнивать два противоположных направления: коммунизм и капитализм. Не глупо ли сравнивать сталь с чугуном по содержанию углерода и делать вывод, что сталь хуже по причине его малой концентрации? Вы поступили также, соотнеся строящийся социализм, который не преследовал цель обогащать граждан, со всеми восхваляемыми Соединенными Штатами…

– Прошу Вас, не упоминайте Америку! – провопил Протас. – С ней я ничего не сравнивал; она меня не интересует. Вы взрослый человек – преподаватель, а хотите все ошибки Советского строя перевалить на выдуманного внешнего агрессора! – Он нервно выдохнул и договорил чуточку сдержаннее: – Я решил учтиво помолчать и послушать Вас, но не стерпел, едва почувствовав, как Вы отклоняетесь от заданной темы. Рассказывайте, пожалуйста, о Советском Союзе.

– Сколько в Вас агрессии? Неужели наброситесь на меня с кулаками, только потому, что я обхватываю несколько больше, чем Ваши интересы? – ухмыльнулся майор. – Вы ждёте ответ, который подтвердит Ваши домыслы? Или Вы ждёте, что я пойду на поводу Ваших провокаций? Поймите, ни того, ни другого – не будет! Ещё один выкрик, и я проигнорирую Ваши вопросы, сразу перейдя к «промыванию» мозга. Вы этого хотите?

– Мне уже без разницы! Я составил о Вас мнение, как о человеке консервативном и надменном. На Вашей лекции Вы можете говорить что угодно – Ваше право. Если Вам по нраву машинальное вещание учебной программы, а любое иное мнение Вы затыкаете, то вещайте! Я не пророню ни слова за остаток лекции.

– Ваши обвинения беспочвенны! Возможно, кому-то не помешало бы научиться вести диалог… – Виктор Алексеевич обратился к нам. – Молчать не запрещено, запрещено – не слушать! На чём я остановился?

– На едрёной Америке, – подсказал Лорд.

– Благодарю! Добьём эту Америку?

– Да-а! – протянуло полдюжины самых активных сокурсников.

– Вразрез, популярному мнению, советский человек не был бедным и уж тем более нищим. Соединённые Штаты и Европа не должны выполнять роли стандарта, по которому равняют. Капитализм пропагандирует увеличение капитала – обогащение. Обладая логикой, можно сделать вывод, что именно стремление к прибыли расслаивает общество на богатых и бедных. Коммунизм базируется на равенстве; о ней самой поговорим спустя пару минут; сейчас же я пытаюсь донести до вас идею о том, что равенство не предполагает изобилие всех благ, равенство предполагает равномерное распределение необходимых ресурсов. Так как можно сравнивать искусственно вымощенного дядю с американскими потребительскими принципами и новорожденного с социалистическими идеалами? Почему все долбят о недостатках в Союзе в удовлетворение потребительских потребностей и замалчивают нравственную низость, мыслительную скупость, образовательную отсталость в Западных странах – в этом они, как лепечут подростки, лошарики.

По поводу черной икры и шампанского добавлю: во-первых, факты утрированы; во-вторых, только что упомянутые проблемы с неравенством к доступу товарам никто не отрицает; в-третьих, система в качестве стимулирования и мотивации использовала некоторые преференции для работящих и высокопоставленных служащих.

Что же касается материального обеспечения, которое у всех на слуху, то с господином Волиным отчасти впору согласить. В эпоху Советского Союза действительно было туго с продуктами питания, одеждой, бытовой техникой, да и со многим другим. Вместе с тем, дефицит товаров народного потребления не был повсеместным и постоянным, что так интенсивно муссируется и насаждается либералами. Эти демагоги обожают ссылаться на случаи в намеренно выбранных периодах, таких как индустриализация, Великая Отечественная война, перестройка, когда проблема проявлялась особенно остро, как бы теряя из виду, что половина из них была создана умышленным саботажем.

Я не намереваюсь взваливать на себя функции борца с ветреными мельницами и оправдывать упущения и недоработки в планировании, производстве, снабжении и распределении; моя миссия – дать импульс к осознанию того, что вопрос не мог иметь решение в одной плоскости мышления. Например, у выскочек из мнимой интеллигенции, что тогда, что сейчас один-единственный ответ: во всём виновата власть! Сотни взаимозависимых факторов и инертная обратная связь не позволяли взять проблему штурмом и добиться мгновенного результата. А результат-то был! Только он незаметен для разума с меркантильными запросами.

Вот мы и добрались до уравнительного принципа, он же, как посмел выразиться юный антисоветчик, всеми любимая уравниловка. Такие заявления наглядно демонстрируют силу свободы слова и патологическое отсутствие интеллекта. – На лице политолога вновь засияла лукавая улыбка. – Какие забавные эти радикалы; то рвутся в бой против уравнивания как против чего-то несправедливого, из-за которого их, якобы, лишают полного объёма заслуженных благ и привилегий, а также ставят на одну ступень с какими-то простолюдинами; то истошно вопят, едва безжалостная рука рынка коснётся собственной шкуры, и требуют того же самого пресловутого уравнивания только уже под личиной справедливости. Ведь к их удивлению обнаружилось, что капиталистический образ жизни не предполагает никакого улучшение жилищных условий, бесплатного медицинского обслуживания, бесплатного качественного образования, гарантированного трудоустройства и многого другого. По мне так, отсутствие понимания истинного уклада дел и ошибочные умозаключения – вот полнейший идиотизм!

Замечание о размножении трутней и лентяев в условиях равенства оплаты труда отклоню, как не относящиеся непосредственно к коммунистической системе, поскольку суть проблемы скрывается на низших уровнях: в организации работы и в самом человеке. Дисциплину персонала обязан контролировать руководитель; изменение экономического ориентирования не принесёт результата без эффективных методов воспитания и мотивации. Иными словами, трутни и лентяи неплохо благоденствуют и при сегодняшних рыночных условиях: отсиживают часы рабочей смены и имитируют бурную деятельность; сделаю акцент на том, что не всегда их ежемесячное жалование скуднее, чем у сослуживцев. Советское равенство приумножало моральное уважение к мастеровитым и трудолюбивым людям, что уже немаловажно. Да и вообще равенство заключалось в правах, а уравнительный принцип был их реализацией.

Виктор Алексеевич сделал паузу и обратился ко всей группе:

– Вы уяснили, что всё не так однозначно, как осмелился доказывать господин Волин?

– Мы всё понимаем! – прощебетал рыжеволосый тёзка. – Только Деревенщина выделывается и гонит на Совок! Нет идеального государства… Мыслей много, но до реализации руки не доходят.

– Время! – скромно крикнул кто-то с задних рядов.

Ребята опомнились и засуетились.

– Не шуршите! Посвятим минутку профилактике и разработке иммунитета, – жёстко отрезал Газов, посматривая на часы. – Чтобы Ваши доверчивые мозги убереглись от радикализма, всегда предохраняйте голову «Резиновым изделием №1»! Он защитит вас от вредного вируса, в частности от информационной агрессии. Всё видите, всё слышите, но инфекцию к мозгу не подпускаете. Больше непричастности, больше сомнений, больше критики, но в разумных пределах. Определяйте цель информации и её источник. Осветите себе путь вопросом: «Кому выгодно?». Тогда туман в глазах рассеется, а иммунитет возрастёт.