Авиаперекрёсток отрывок

АВИАПЕРЕКРЁСТОК

СОФИ ГИД


Вымышлено всё, ну или почти всё. Автор.



1

Здравствуйте, и позвольте представиться: я – чемодан.
Полагаете – неудачное начало для детективной истории? Посмотрим, посмотрим. Здесь не всё так просто и гладко. И именно без меня никак не обойтись.
В добрые старые времена, ещё до моего рождения, а точнее до рождения моего первого собрата, у меня был предок – джомадан. Персы так называли коробки прямоугольной формы, в которых путники перевозили, переносили и хранили свои вещи. Раньше, когда люди обходились пешими путешествиями, они обходились шкурами, кожей животных, войлоком и первыми тканями, изготавливая из них котомки и мешки, что, согласитесь, было не очень удобно. Просто кошмар, как с ними можно было покрывать большие расстояния, таская их на себе?
А затем люди стали кочевать не только пешком, но и на домашних животных. Появилось и колесо. В ход пошли мешки побольше, похожие на какие-то футляры и корзины, даже сундуки, которые должны были быть приспособлены к спинам вьючных животных или повозкам. Чем дальше – тем эти ёмкости становились всё многочисленнее и разнообразнее: перевозили нужные вещи, а у людей их становилось всё больше - одежда, посуда, книги, воинские принадлежности, порох… Попробуй с такими грузами путешествовать с громоздким багажом. Колесо привело к появлению транспорта: велосипеды, поезда, автомобили. И с ними стали появляться новые приспособления для хранения и перевозки вещей. Деревянные ящики, коробки, сумки; а футляры для переноски женских шляпок? К тому же, всё это хотелось иметь в удобном виде: не перевязанным на верёвочках и тесёмках. И у каждого, даже состоятельного путешественника, на специальных площадках сзади или сверху кареты размещались многочисленные сундуки и короба.
Для людей более или менее состоятельных в 19-м веке началась эра саквояжей. Sac (de) voyage (с родного французского)  буквально: дорожная сумка, выполненная из уцелевших частей старого ковра. Позже дорожный практичный и долговечный саквояж стал элементом обеспеченности; ведь его тканевая основа была заменена на дорогостоящую кожу.
Сын столяра из Франш-Конте Луи Виттон  в возрасте четырнадцати лет пешком отправился в долгий путь до Парижа (целых 90 льё) поискать счастья и через пару лет поступил учеником к мастеру по изготовлению дорожных сундуков. Не сразу же конечно, но этот смышлёный малый не просто стал умелым мастером, но и изобретателем: взял, да и соединил воедино саквояж с сундуком. Его плоские «саквояже-сундуки», называемые Трианонами, обтянутые одноимёнными непромокаемыми тканями, которые удобно было открывать и складывать один на другой из-за плоских поверхностей, стали расходиться как горячие пирожки. Были ещё и круглые сумки для шофёров, которые было удобно размещать в отверстии запасного колеса, непотопляемые чемоданы для водных путешественников на воздушной подушке, кофр-секретер, используемый и как письменный стол в самых неожиданным местах и условиях, но именно чемоданы поставили его на один уровень с такими своими выдающимися соотечественниками, как Ампер  или Верн. Именно Виттон придал нам стройность своими плоскими и жёсткими гранями как у сундуков, облачив при этом в мягкие одежды, как у саквояжей и мешков. И вещи перестали мяться и пылится. А это стало так важно именно в тот момент, когда ритм жизни резко ускорился, в начале эпохи массовых миграций.
Девиз торгового дома Луи Виттона совпадает с мечтой любого чемодана: «Каждый чемодан должен сочетать в себе высокую мобильность и лёгкость». Почти олимпийский девиз! Императрица Евгения, жена Наполеона III , и та признала выдающийся талант Виттона, и в 1853 году он стал её личным упаковщиком! Полученный статус позволил ему открыть собственную мастерскую в Париже на улице Neuve des Capucines.
Да, согласитесь, с тех пор мы сильно изменились и усовершенствовались: разноцветные, разногабаритные, с замками-молниями, защёлками, цифровыми замками, с одной или двумя ручками, статичными и выдвижными, из кожи натуральной или искусственной, из материи, древесины, металла, фибры, пластика… Но мы так и остались коробками в основном прямоугольной формы для хранения и транспортировки вещей.
Так что я лично – не просто чемодан, а, потому что изготовлен в одной из знаменитых мастерских этого торгового дома, я – «Луи Виттон»!
У каждого приличного чемодана должен быть хозяин. Или хозяйка. Когда я появился на свет, и меня вместе с другими собратьями стали развозить по магазинам, я молил бога только об одном – пусть меня поскорее купят! Вот я и прибыл в своё временное убежище. Да, я не попал в шикарные парижские магазины рядом с «Гранд-Опера» , но это было не так уж и важно. Наконец наступил тот момент, как на меня повесили бирку с ценой (в уходящих франках и в приходящем взамен евро) и выставили на нижней полке магазина города L примерно на юго-западе Франции. Это бессмысленно: положите карту на место и не мучайтесь розысками этого места, вы и так его хорошо знаете. Нет, это не тайна – полное название города L, расположившегося на берегах реки V. Если хотите – это даже административный центр одного из департаментов, то есть префектура, город и коммуна. С населением больше ста пятидесяти тысяч населения. Только в городе или вместе с коммуной? Не будьте столь любопытны, всему своё время. Город как город, такой же симпатичный и процветающий, как и любой другой город во Франции его размеров. И не только в день 14-го июля . В нем имеется даже два вокзала, один из которых протянул свои рельсы до самого Парижа, а второй – до побережья. Есть и довольно крупный аэропорт – от магазина, куда я попал, до него езды ровно четырнадцать минут на такси.
Мне там понравилось – это заведение высшего разряда славилось в городе своей чистотой, хорошим ассортиментом, видом с разделённой на две части витриной на неширокую полосу асфальта, окаймлённую с двух сторон тротуарами с разными вывесками на невысоких зданиях, называемую величественно проспектом Гарибальди, любезностью продавцов. Покупателей, правда, было не очень много, но это были люди, зашедшие сюда исключительно по важному делу: подобрать себе одну из самых интимнейших вещей в жизни – сумку, саквояж, чемодан! Именно мы становимся так близки с нашими хозяевами, как никто – хотя бы на то время, пока они проводят с нами время в дороге. Они стараются не выпускать нас из рук и смотрят на нас такими глазами! Словно на возлюбленных. Особенно во время отпуска. Вам часто показывают посторонние содержимое своего чемодана или сумки, если только вы не таможенник? Только заглянув в нас, вы можете узнать, какое нижнее бельё (не обязательно вызывающее своим видом похоть) носят наши хозяева, без каких вкусностей они не могут обойтись нигде, что они предпочитают читать и что боятся выбросить на глазах у посторонних, и поверьте, что это не всегда – обёртки от съеденных конфет. Да и мало ли ещё какие тайны нам доверяют. С некоторыми хозяевами явно не соскучишься.
Это какую-то другую вещь можно купить наспех, когда выбор не требует особого ума, расчета, опытного и зоркого глаза, способности многое предугадать, умения особо анализировать. При такой покупке никак нельзя дать себе самому возможности себя же и уговорить. Даже если вы молоды, беспечны, доверчивы, к тому же ещё делаете такую покупку самостоятельно впервые, это не позволительная роскошь – делать такой шаг легко и без оглядки. Это решение, я бы сказал: поступок. Где вы видели, чтобы человек зашёл в магазин, тут же направился к продавцу и, указав на первый же попавшийся на глаза чемодан, произнёс: «Я его беру». Это вам не футляр для очков и не чехол для мобильного телефона. Нас, особенно чемоданы, надо покупать руководствуясь самыми строгими правилами и законами, без небрежной быстроты, взвешивая и размышляя, что в нас будет уложено и в каких условиях нам придётся бывать без присмотра хозяев. Только тогда мы будем самыми безупречными вашими компаньонами в пути.
Мне самому по части спокойствия умения было не занимать. Но день своей покупки я помню до сих пор. Если не считать того, что каждое утро с меня тщательно смахивали пылинки, я величественно отдыхал в абсолютной тишине с шести вечера до десяти утра среди своих братьев и сестёр, выстроенных на разных полках-этажах вдоль непроницаемых стен магазина. Не считая выходных по воскресеньям. А в рабочее время я бодро и горделиво поблёскивал всеми своими сверкающими частями, причём проделывал это ещё более живо, когда в магазин входил хоть кто-нибудь. Это не оттого, что я очень уж дорогой, хотя ценник мой был самым внушительным в магазине, нет. Любого покупателя надо встречать с приятным чувством, богат он или беден на вид, ибо он – твой потенциальный хозяин.  И потому спокойный, вместительный, красивый, а главное, как близкий друг, который его не только давно знает, но, как кажется, и любит настолько, что ему можно доверить свою самую сокровенную тайну, встречал я каждого входящего. Или входящую.
Конечно же, многое зависит и от продавцов. А здесь они были вышколены, как швейцары в пятизвездочном отеле: встречают каждого какой-то такой особенной улыбкой, что человеку становится очень хорошо и приятно только от того, что его посещению уделяют столько внимания, и он ощущает себя долгожданным гостем и светской личностью одновременно, стараясь уже и самому держаться этого образа от одной только этой улыбки. И тогда на авансцене появляюсь и я во всей своей пленительной красе: рассматривайте, ибо я не принесу вам разочарования, прикасайтесь к восхитительному «Луи Виттону» из бесподобной кожи, сногсшибательными замками, всей этой дивной работе мастеров. Мы вдвоём с покупателем, как на первом любовном свидании. Отставь в сторону свой ненужный зонт, явно имеющего китайское подданство и ощути мои прелести своим нежным прикосновением. Не ошибись, ибо только я достоин покупки! Как бы там ни было, моё ожидание растянулось на три недели.
В тот день появился ОН. Я интуитивно понял, что это ОН. Если бы у меня было чем, то я схватил бы его за руку с тем, чтобы никогда уже не отпускать от себя и укатить с ним в наше первое совместное путешествие. ОН был молод, но опытен – это чувствовалось по его уверенным шагам, когда он прохаживался от полки к полке. Объяснил продавцу, что ему предстоит перелёт и ему хочется подобрать среднего размера чемодан. Тут ОН поравнялся со мной. Мы встретились взглядами, моя смуглая кожа покрылась мурашками и сердце моё вздрогнуло от восхищения. Вдыхая аромат его шикарного парфюма, осознаю, что и я предстал перед ним во всем своем блеске: не очень большой, вовсе не тяжёлый, крепко сбитый, но стройный, с лоском новой великолепной на ощупь кожи, с зеркальными цифровыми замками, благородно – пахучий своей новизной. ОН попросил продавца меня открыть. Можете представить, что со мной творилось целых две минуты, когда меня бесстыдно раскрыли перед ним, обнажив все мои девственные глубины. Наконец меня закрыли, я замер в ожидании, готов был закричать от стыда  – а Он просто кивнул, даже не спросив, какова моя цена. Может ОН и рассмотрел исподволь мою бирку с ценой, но я этого не заметил. Я мечтал о нём всю свою жизнь – и ОН появился!
– Вам его запаковать? – заботливо спросил его продавец.
Потрясающий факт: он отказался. Он нуждался во мне прямо сейчас, это было понятно.
– Думаете, стоит? – ответил он вопросом на вопрос. – Нет, буду только долго возиться.
Какое счастье, что он даже эти первые минуты будет находиться в поле моего зрения. И мы вышли из магазина вдвоём. Он открыл мне заднюю дверь своего автомобиля и предложил улечься на сиденье – сколько в этом было внимания! Всю дорогу до его дома мы молчали. Я был прав – он очень во мне нуждался. По приезду он тут же начинает укладывать вещи: я не обращаю на них никакого внимания, мне не до того. У него зазвонил мобильник и из разговора я понимаю, что он собрался на Лазурный берег и берёт меня с собой. Сегодня же я увижу Средиземное море. Конечно, я может бы и предпочёл в первый день остаться здесь, в уютной спокойной атмосфере его дома, в окружении уже ставших близкими ему вещами. Но раз уж так всё сложилось…
Он вызвал такси, подхватил меня и передал в руки водителю, который вышел ему навстречу и фривольно уложил меня в багажник. Я не обиделся на своего хозяина, ибо понимаю, что в жизни есть определённые социальные условности. Мне не удалось разглядеть свой уже родной город L, но меня и это нисколько не огорчило. Меньше чем через полчаса крышка багажника открылась, я прищурился от ярких солнечных лучей, и водитель заботливо передал меня в руки хозяина. И мы вдвоём вошли в здание аэропорта с надписью «Aeroport international de L» . Здесь я впервые испытал некоторую нерешительность, граничащую с неврастенией, которую я тщательно скрывал от своего хозяина – так много здесь людей, проходящих мимо нас. К тому же здесь множество каких-то шумов, и периодически внезапно возникающий в зале слишком громкий женский голос с объявлениями вроде «Уважаемые пассажиры, рейс авиакомпании Твин-джет из Лондона совершил посадку…» спокойствия мне не добавляли. Он на целых полминуты оставил меня на какой-то ленте, протолкнувшей меня с другими чемоданами через короткий тоннель. Но ожидание того момента, когда средиземноморское солнце вскоре подсластит пилюлю такого стресса, всё же перевешивало все эти неприятности. Я всё же мог себе позволить наслаждаться чувством своего обретения, мыслью о том, что обладаю наконец хозяином. Пока он сидел у стойки бара и пил кофе, я смотрел на своих соседей, которые имели не такой восторженный вид, как у меня, и почему-то не настолько гордились тем, что их плотно набили всем необходимым. А я чувствовал к хозяину даже какую-то благодарность от этой тяжести!
Хозяин посмотрел на часы, и, подхватив меня, пошёл по залу аэропорта. Подойдя к какой-то стойке, он стал о чём-то разговаривать с женщиной, которую я не рассмотрел. Хозяин поставил меня на какую-то поверхность, погладил меня, словно пытаясь приободрить, женщина повесила на меня какую-то бирку. И вдруг меня взяла чья-то чужая рука и закинула на какой-то стол. Я не видел рядом хозяина, не слышал его голоса и у меня появились первые признаки беспокойства. Я стал успокаивать себя, что хозяин вот-вот появится и заберёт меня. Но этого почему-то не происходит. Я вдруг осознал, что рядом не было ни одного человека, но почему-то вокруг было множество моих сородичей, причём самых разномастных. Некоторые были замотаны в какую-то плёнку. Часть из них казались на вид потрёпанными, видавшими виды, с глубокими порезами и вмятинами на боках. Иногда издали доносились чьи-то громкие голоса, свист, металлический лязг. Устав от напряжённого ожидания, я даже стал погружаться в  полудремоту... как вдруг, как раз в ту самую минуту, когда я уж совсем было уснул, меня вдруг подхватило, приподняло, как на лифте, потом метнуло вниз по какому-то рукаву, по мне забарабанили всем весом мои родственники и оглушило таким грохотом, что я дико закричал в полном убеждении, что началось страшное землетрясение и аэропорт рушится в какую-то преисподнюю, но получил такой страшный удар, что ринулся куда-то вниз по склизу, так как пол подо мной внезапно разверзся, и я снова покатился по какой-то ленте конвейера, настигаемый ужасным скрежетом. Полуживой, мотаясь, как пьяный оборванец, я задыхался, отчаянно ловил на ходу воздух, а остальные мои родственники остервенело налетали на меня, ничуть не жалея, отбивали и обдирали мою дивную кожу, яростью влетая в меня замками и углами как попало. Я получал удары то по спине, то в подбрюшье, мне отбили все мои причиндалы. Никогда бы раньше не подумал, что при всей моей ловкости, меткости, прыти, изворотливости, мои собратья умудрятся наносить мне ужасные удары и окажутся настолько умными, сильными, злобными животными. Мне, «Луи Виттону»! Наконец я столкнулся с ещё одной сумкой, и меня выбросило от этого через какую-то перегородку на бетонный пол.
Страшнее всего было ожидание нового удара. Я задыхался, обливался потом, пока пролежал минут десять без движения, как вдруг увидел рядом с собой какого-то человека в униформе аэропорта. Дело было ясно: я выбился из коллектива. Но грохот и лязг рядом со мной не прекращался. Человек в униформе и с блокнотом был очень занят своими подсчётами, так что, не заметив меня, наткнулся на меня на ходу. Я заскрежетал зубами, но даже не отозвался на его пинок – мысленно я был к нему готов после предыдущей остервенелой битвы и потому не потерял рассудок. Я решил не сдаваться просто так и был готов биться за свою жизнь. Позвать кого-нибудь на помощь? Но хозяина рядом не было видно, а пришедшие на ум проклятия показались мне неуместными. Да и потом: кричащий от ужаса чемодан – что может быть унизительнее такой картины? Человек пнул меня ещё раз – теперь уже намеренно. Он показался мне безобразным: бледный рыжий тип, молодой и недалёкий. Но прочности мне было не занимать. Он наклонился было, чтобы приподнять меня, но вдруг передумал и направился прочь от меня. Его жалкая задница в штанах на размер больше положенного была бы прекрасной мишенью, если бы у меня под руками был «Кольт», но – увы! Это всего лишь моё воспалённое воображение рисует кровавые картины возмездия, а его уход не был похож на трусливое бегство.
Но он вскоре вернулся и не один, а в сопровождении полицейского с собакой.
– Вот этот, – показал на меня пальцем рыжий. – Видно перелетел через ограждение, но лучше проверить. Видно дорогой.
Ко мне медленно подошёл пёс на поводке и стал обнюхивать со всех сторон, иногда щекоча усами и касаясь лапами. Вот он фыркнул и посмотрел на лысого, багрового полицейского с орлиным носом и чуть раскосыми глазами, напоминающие раскрытые устрицы.
– О чём задумался, дружище? – отозвался тот. – Что-то тебе не понравилось?
Лохматый пёс в ответ отодвинулся от меня подальше и замахал хвостом.
– Всё в порядке, – сказал полицейский. – Он ничего не учуял. Разбирайся теперь, куда его деть.
Нас оставили один на один – меня и рыжего. Он посмотрел на мою бирку, подхватил одиноко стоявшую небольшую пустую тележку, закинул меня на неё и покатил по длиннющему ангару с конвейерами. У склиза с номером 23 он остановился и перекинул меня на большую тележку поверх остального багажа. Потом к нам подъехал электрокар, прицепился за сцепку и вывез из этого ужасного места на бетонное поле. Я стал жадно хватать грудью свежий воздух, но при этом едва не задохнулся от паров авиационного керосина и мутным взглядом смотрел на облачное лохматое небо над нами. Но оно мне уже не доставляло удовольствия и предвкушения счастливого приключения. Я стиснул зубы от обиды и тихо бормотал про себя: «Терпи, ведь ты – «Луи Виттон»!» А в сущности, что мне ещё оставалось?
Подкатив к одному из самолётов, электрокар остановился около направленного в багажный отсек конвейера и я самым первым попал на борт железной птицы.