Прогулка

               

                1
   Я стар. Я очень стар. Я живу так долго, что вряд ли вспомню, когда мои глаза впервые увидели свет звезд. Иногда  мне кажется, что я существую бесконечно. Что я много старше и этой  планеты, на орбите близ которой находится мой корабль,  и звезды, вокруг которой она вращается, и миллиардов других миров. Старше этих, вложенных одна в другую, словно матрешки, вселенных.
   Не знаю, куда меня забросит следующая Карта. Какой будет звезда, на планете близ которой я появлюсь. Какими будут формы жизни, вместе с которыми мне предстоит  жить. Возможно, меня забросит в пространство, – как это бывало не раз – где нет известных мне измерений. Ни времени, ни пространства, ни материи, ни энергии. Тогда мое существование будет чем-то большим, чем жизнь – чистой, ничем не обусловленной экзистенцией. Существованием-в-себе, свободным от описания при помощи слов и не нуждающемся в определениях.
   Чем старше (наверно, стоило бы сказать: «дряхлее») я становлюсь, тем чаще вспоминаю одиннадцатое октября 198… года; вспоминаю тот вечер, когда я покинул родную планету, ту самую, на которой когда-то появился на свет. Сейчас, по прошествии бессчетного количества лет, после многих тысяч планет, на которых я побывал, мне кажется, что моей родиной была Земля, третья по счету планета от Солнца – звезды, находящейся на окраине одной из галактик Железного Пояса, но не могу это утверждать наверняка.
   Память избирательно сохраняет события. По неизвестному принципу, над которым никто не властен. Я забыл красоту Аквалона, гостеприимных жителей Иневии, разумные синие леса Колитсо. Я забыл то, чем восхищался, то, что – как когда-то мне казалось – я не смогу забыть никогда. 
   Но события, произошедшие одиннадцатого октября, до сих пор хранятся в моей памяти.
               
                2
   Мне с детства нравилось смотреть на звезды. Если небо было чистым, то, как только наступали сумерки, я потихоньку удирал от своих товарищей по играм,  находил место, в котором меня никто не мог отыскать, и смотрел на звезды. Они весело подмигивали мне с высоты, и на душе у меня становилось легко и покойно. Я улыбался им, а они мне. Мы общались без помощи слов. Зачем нужны слова, если свою любовь можно выразить без помощи этих весьма сомнительных посредников? Когда это чистое и волшебное чувство ты излучаешь глазами? И знаешь, что тебя понимают и отвечают взаимностью.   
   Дом, в котором я жил, обыкновенная девятиэтажка-«свечка», располагался на окраине города в недавно построенном жилмассиве. Летними вечерами я стелил себе постель на балконе и, подложив руки под голову, смотрел на звезды: мы жили на девятом этаже, и небо было близко; казалось – стоит только протянуть руку и можно дотронуться до луны.
   Особенно я любил наблюдать метеорные потоки, правда, в то время я не знал, что это природное явление носит такое название. Для меня это были «падающие звезды». Я пристально вглядывался в ночное небо и ждал, когда зажжется и мгновенно – в падении – сгорит еще одна звезда. Когда чиркнет по небу добела раскаленная точка. Когда она вспорет ослепительным скальпелем раздутое брюхо немого темного неба.
   Я слышал о традиции загадывать желание во время падения «звезды». Но ни разу не преуспел в этом. Не потому, что не успевал загадать, а потому, что у меня не было желаний. Странно, не правда ли? Я был человеком, который ничего не хочет. Это, в общем, не соответствовало действительности. Желания у меня, конечно, были, но я не был озабочен ими до такой степени, чтобы просить помощи у неба. Мне казалось, что оно выполняет только сокровенные желания, те, которыми не делятся ни с кем.   
   Наверно, я знал, хотя не мог объяснить откуда, что звезды всё видят в моей душе и прекрасно осведомлены и о том, что мне дорого, и о том, чего я хочу. Иначе чем тогда объяснить тот факт, что все мои желания исполнились.
   Однажды летом на пустырь возле моего дома пригнали несколько экскаваторов и с десяток самосвалов и за несколько дней выкопали котлован.  Потом привезли строительные вагончики, и стройплощадку за несколько дней огородили по периметру забором из горбыля. Заселившиеся строители  смонтировали и установили башенный кран. Первого сентября, когда мы пошли в школу, на стройке закипела работа. За пару недель рабочие связали каркас из арматуры и залили его бетоном. В считанные месяцы подняли стены, затем сколотили стропила и перекрыли красным шифером крышу. 
   Через полтора года под моими окнами красовалось трехэтажное строение из силикатного кирпича с красивой четырехскатной крышей, на которой были специальные балкончики, о предназначении которых  мы частенько спорили с ребятами.
   И вот забор, огораживающий стройку, убрали. В один погожий апрельский день мы возвращались из школы и увидели новенькое, с иголочки, здание, в надраенных до блеска окнах которого отражалось яркое весеннее солнце. Мы подошли к крыльцу и взглянули на вывески из красивого синего пластика, прикрепленные при помощи  латунных болтов к стенам по обе стороны от дверей. На той, что висела слева, в самом верху был изображен величавый герб Советского Союза, а ниже золотом шла надпись – Клуб Юных Техников. Под надписью красовалась эмблема клуба – Самоделкин, железный человечек из некогда популярной сказки Юрия Дружкова. На правой вывеске вверху тоже был герб, а ниже строгими печатными буквами было написано –  Министерство среднего и специального образования СССР.
   Я набрался храбрости и открыл высокую тяжелую дверь. Мы вошли в широкий коридор, поднялись по трем широким мраморным ступеням, края которых были окованы для защиты от истирания стальным уголком, и оказались внутри просторного светлого холла. В холле по периметру стояли новенькие блестящие витрины из плексигласа, на полках которых находились всевозможные поделки, механизмы, устройства, в общем, всё, что может изобрести человеческий разум и собрать человеческие руки. В молчании – нарушать тишину в этом храме науки казалось нам кощунством – мы осматривали экспонаты. Двигаясь вдоль витрин, мы подошли к большому – от пола до потолка – стенду, на котором висело  расписание занятий.  Мы с интересом стали читать названия кружков. Авиамодельный, судостроительный, картинга, радиоэлектроники… Все надписи были сделаны на специальных картонных вставках, а буквы красиво выполнены чертежным шрифтом темно-зелеными чернилами и покрыты прозрачным лаком. Только внизу название одного из кружков было сделано по  трафарету синей шариковой ручкой: астрономический. 
   Рядом со стендом была ниша, которую мы заметили не сразу, до  такой степени  были увлечены разглядыванием экспонатов. В ней находилась обшитая рейкой и огороженная со всех сторон стеклами конторка с восседающим за ней вахтером, пожилым усатым мужчиной, который молча наблюдал за нами. 
   - Здравствуйте, ребята, - сказал он, и когда мы поздоровались, спросил. – Записываться пришли?
   Я мотнул головой.
   - Можно мы здесь все посмотрим? - я провел рукой вокруг, а ребята в знак согласия кивнули головами.
   - Пожалуйста, - улыбнулся вахтер.

                3
   Вскоре я начал ходить в астрономический кружок. Занятия были два раза в неделю. Я завел тетрадь, в которой зарисовывал контуры созвездий и записывал названия входящих в них ярких звезд. Бетельгейзе, Ригель, Сириус, Процион, Вега, Альтаир, Денеб… Первыми я запомнил названия звезд Большой Медведицы, вернее, ее ковша: Дубхе, Мерак, Фекда, Мегрец, Алиот, Мицар и Алькор, а в конце ручки – Бенетнаш.
   Арабские и латинские названия звезд только подчеркивали их тайну. Плеяды – дочери Плейона, Гиады – идущие за дождем…  Вот бы хоть разок добраться до них, посмотреть на их красоту вблизи! Случись это, я был бы самым счастливым человеком на земле.
   Летом наш кружок отправился в экспедицию в Узбекистан.  Лагерь находился в десяти километрах от ближайшего города  в выжженной безжалостным среднеазиатским солнцем степи. Днем мы отсыпались, а проснувшись, готовили еду или занимались обустройством своего быта и подготовкой оборудования к ночным наблюдениям.
   Никогда прежде я не видел такого великолепия! Все небо было усыпано звездами, и звезды были огромными, яркими, словно разноцветные лампочки на новогодней гирлянде. И они не мерцали, не плыли от движения воздуха, а горели ровно и ясно. Миллиарды солнц посылали свет в бесконечность, и я чувствовал себя счастливым оттого, что вижу этот свет…
   Да, без сомнения, это были лучшие дни моей жизни.

                4
   Достигнув верхней отметки отроческого возраста,  мы с одноклассниками стали коротать теплые осенние вечера в заросшей сиренью беседке вместе с ребятами из соседних дворов. Наша компания собиралась в небольшом сквере возле дома, который местные жители называли «верблюдом». Он состоял из трех частей, разных по высоте, поскольку находился на холме, а в центре средней части была сделана арка. Четвертый этаж средней части дома равнялся по высоте пятым этажам боковых частей. Это была местная достопримечательность, которую показывали родственникам, или друзьям, приезжающим из других городов.
   Каждая компания в нашем городе носила свое название, связанное либо с местоположением, либо с деятельностью ее членов. Были «Багдад», «Центр», «Завод», «Фазанка», «Башня» и прочие. Наша компания носила название «Верблюд» и была самой многочисленной и, как следствие, самой разношерстной. Мы бренчали на гитарах, мастерили и запускали в небо пороховые ракеты или ходили в расположенный неподалеку лес упражняться в стрельбе из поджигов. Когда делать было совсем нечего, мы слонялись по улицам в надежде найти какое-нибудь интересное занятие.
   В один из октябрьских вечеров мы с ребятами пошли прогуляться.  Между «верблюдом» и тридцатой школой проходила аллея, по обеим сторонам которой росли невысокие молоденькие липы. Мы шли по асфальтовой дорожке, и опавшие листья шуршали под ногами. Небо было безоблачное, Луна еще не взошла. Самые яркие планеты – Венера, Юпитер и Марс – были хорошо видны. Венера стояла совсем низко над горизонтом, ее металлический блеск завораживал и притягивал: невозможно было оторваться от нее. Я щурился, глядя на Венеру, и лучи ее, преломляясь на ресницах, становились разноцветной паутиной, непрестанно меняющей длину образующих ее нитей. Хилый красный Марс гнался за желто-белым  здоровяком-Юпитером и готовился настигнуть его в окрестностях Альриши, альфы созвездия Рыб. 
   Мы шли вдвоем с Костей, пареньком, учившемся  в параллельном классе, и я показывал ему планеты. После планет я перешел к летним созвездиям,  клонившимся к горизонту, затем стал показывать Пегас, Андромеду и Треугольник, присовокупив, что в Треугольнике располагается самая известная, наверное, спиральная галактика М 33. Я поддерживал Костю за локоть и показывал рукою в том направлении, где находилась М 33. Мы шли, и я, увлекшись, стал рассказывать о зодиакальных созвездиях, их самых ярких звездах, их блеске и спектральном классе. Я рассказывал о расстояниях между звездами и орудовал световыми годами так запросто, что могло показаться, будто долететь от одной звезды до другой такое же плевое дело, как сходить в булочную. 
   Потом я начал строить предположения о существовании обитаемых миров, о  способах, при помощи которых их жители намерены обратить внимание других разумных существ на себя, и об аппаратуре, выуживающей из космического беспорядка крупицы информации, вкратце пересказав «Глас Господа» Станислава Лема. И в заключение поделился своей мечтой: путешествовать между звездами и общаться с обитателями других миров. 
   И тут я услышал смех. Смеялись сзади, и я обернулся, чтобы выяснить причину веселья.
   Оказалось, что пока я шел и рассказывал о звездах, Костя отстал, и я вел свой монолог, обращаясь к незнакомому мужчине, которого я, не догадываясь об этом, подхватил под руку, когда он поравнялся со мной.
   Незнакомец с интересом слушал меня.   
   Подмена и развеселила ребят; я в растерянности умолк.
   - Что же ты замолчал? – густым басом спросил незнакомец, а в тоне его прозвучала легкая насмешка, но отчего-то ничуть не обидная. – Мне нравится, с каким жаром ты рассказываешь о космосе.
   Я посмотрел на незнакомца. Лица не было видно: темнота скрывала его, словно наброшенный капюшон, но готов поклясться, что увидел в его глазах лукавые искорки.
   Я совсем смешался и почувствовал, как лицо мое заливает краска. Хорошо, что было темно, и никто из приятелей не заметил мое смущение, иначе потом засмеяли бы.   
   - Ты действительно хочешь путешествовать между  звездами и общаться с инопланетянами? – спросил он.
   - Да! – с вызовом ответил я и спросил. – А что, нельзя?
   - Можно, - согласился он и добавил, - мечтать.
   Вдруг незнакомец выкинул такую штуку: он протянул руку и дотронулся до моего лба. Мне показалось, что от его прикосновения мозг нагрелся, затем мгновенно расплавился, словно сливочное масло на раскаленной сковороде, и стёк в грудную клетку, в район солнечного сплетения, по пути расплавив и вобрав в себя зрение, слух, обоняние и осязание. Все чувства смешались, и я начал слышать коленями, а видеть адамовым яблоком. Синестезия длилась считанные мгновения: наверно, я упал в обморок, потому что совершенно потерял ощущение реальности; меня закрутило, как щепку в водовороте, и выбросило прочь из сознания на обочину безвременья.   
   Придя в себя, я обнаружил, что все так же стою на асфальтовой дорожке в липовой аллее, а ребята все так же находятся метрах в десяти от нас, будто ничего и не случилось.
   - Ты готов сию минуту отправиться в путешествие? – тихо спросил незнакомец.
   Я все еще не мог поверить, что он говорит серьезно. Кивнул головой.
   - Неужели ты готов бросить все: родителей, друзей, школу, астрономический кружок, рыбалку, утренний туман, теплый летний дождь, шорох опавших листьев, пушистый снег, весенние ручьи, первую зелень на полях, то есть свою родную планету ради неизвестности, ради полуосознанных детских мечтаний? Ты готов пожертвовать еще непознанной любовью?  Счастьем, что доставляет нам общение?  Радостью побед, горечью поражений? Жизнью своей, и теми возможностями, которые она дарит нам?.. Ради того, что может принести тебе боль, да что там боль! - может просто погубить тебя? Ты тысячу раз пожалеешь, что согласился стать межзвездным скитальцем.  Ты даже представления не имеешь, чего ты хочешь! Это ОДИНОЧЕСТВО…
   Он замолк, нервный спазм перехватил ему горло.
   - Да, ты будешь постоянно один, - продолжи он бесцветным голосом минуту спустя. – Ты станешь гигантской записной книжкой, хранилищем информации, которая, возможно, никогда никому не пригодится. Ты будешь запоминать и запоминать, но однажды память твоя переполнится, и ты начнешь забывать. О, как это страшно! Тебе захочется отсеять важное, чтобы сохранить его, от второстепенного, но не у кого будет спросить совета, по каким критериям это следует сделать. 
   Однажды тебе надоест такая жизнь, и ты захочешь умереть. Возможно, что даже неосознанно. Но и это будет тебе недоступно. Потому что на твоих плечах будет покоиться мироздание. И ты не сможешь уничтожить эту красоту, покончив с собой.
   Мои товарищи за время нашего разговора не сдвинулись со своих мест ни на шаг. Присмотревшись, я увидел, что не только они застыли в неподвижности. Всё замерло кругом, хотя день был ветреным. Сидящая на кусте ворона превратилась в собственное выпотрошенное чучело. Кошка, охотящаяся в кустах, занесла, было, лапу над жертвой, да так и застыла в неподвижности. 
   Я спросил у незнакомца, в чем дело. 
   - Взамен ты кое-что получишь, - ответил он, усмехнувшись, и, как я его ни расспрашивал, отказался дать мне объяснение происходящего.
   Мы помолчали.
   - Так ты согласен стать скитальцем? – серьезным тоном спросил он.
   Мне показалось, что спросил он больше для проформы. Думаю, он принял решение, когда дотронулся до моего лба и понял, что я действительно хочу побывать на других планетах и пообщаться с инопланетянами, что я искренен в своем желании.
   - Да, согласен, - как можно тверже ответил я.
   Он широко развел руки над головой, будто приготовился поймать огромный  надувной мяч, который вот-вот должен был свалиться на него. Между разведенными руками сверкнул трезубец ярко-синей молнии. Запахло озоном, будто только прошла гроза.
   В вышине зажглась белая звезда. Яркость ее росла с каждой секундой, вскоре я мог смотреть на нее, только прищурив глаза. Потом она разделилась на три неравных фрагмента, которые с огромной скоростью устремились к земле. Не долетев сотни метров до поверхности, они мгновенно, будто совершенно не имели массы и, следовательно, инерции, остановились. Одновременно из них появились оранжевые лучи, которые образовали кольцо по неизвестному закону природы, согласно которому свет мог распространяться не только прямо, но и криволинейно. 
   - Я выхожу из Круга, - загудел незнакомец, - и я ввожу в Круг. Я вручаю Ключи от всех Замков, и я закрываю Замки. Я приветствую Новое, и я прощаюсь со Старым.
   Он отдышался.
   - Не бойся ничего, - скороговоркой, словно в бреду, жарко заговорил он, - о тебе позаботятся. Ты славный парень. Ты представить себе не можешь, как долго я ждал тебя. Я рад, что мы встретились, и мне жаль, что все окончилось, - тут он улыбнулся, - так быстро. Три миллиарда лет не в счет.
   - Теперь ты – Скиталец, - он сунул мне в руку небольшой замшевый мешочек, в котором покоилось что-то тяжелое и угловатое.  – Совсем скоро ты поймешь, что это значит. Прощай. И спасибо тебе.
   Он присел на корточки, как лучник –  выставив ногу вперед, натянул тетиву и послал стрелу, острием которой был я, вверх, к ожидающему меня кольцу.

                5
   Брат Оо. Его звали Брат Оо, ударение на первый слог. Он был первым представителем внеземного разума, с которым я встретился тогда, на орбите возле родной планеты.
   Это был среднего роста мужчина с круглым и гладким, как коленка, черепом и черными внимательными глазами. Темно-красная с мелкой искоркой ткань свободно свисала у него с плеч, перехваченная на поясе ободком, чем-то напоминая длинную, до щиколоток, тунику.
  Брат Оо посмотрел мне в глаза, и от его взгляда в голове появился микроскопический пузырек, который сразу же начал расти. Он рос, пока полностью не занял пространство, отведенное природой для мозга, после чего стенки его растаяли, а содержимое, полыхнув приятной теплотой, впиталось в серое вещество, превратившись в мысль инопланетянина, которую он передал мне:
   - Приветствую тебя, Скиталец.
   Несмотря на то, что процесс передачи и восприятия информации показался мне долгим, он не был таковым. Любое занятие,  которым человек занимается первый раз, кажется ему более продолжительным, чем есть на самом деле – субъективное время не совпадает с реальным, ибо такова природа восприятия. После того, как я приобрел навык общения, продемонстрированный Братом Оо, мне даже стало казаться, что речь, которой пользуются люди,  занимает гораздо больше времени, чем  тио – так называлось общение напрямую, без слов.
   Я ответил ему так, как мог ответить пятнадцатилетний мальчишка:
   - Здравствуйте.
   Я сказал «здравствуйте» вслух. Брат Оо  резко кивнул своей круглой головой, отчего на мгновение стал поход на взбрыкнувшую лошадь. Мне стало понятно, что нужно не говорить, а лишь четко формулировать свою мысль.
   Брат Оо дернул головой, и я услышал:
   - Делай, как я: просто думай.
   Я тут же подумал:
   - Я не умею!
   В ответ я получил послание:
   - Но у тебя прекрасно получается.
   Слова Брата Оо имели эмоциональный фон: в них чувствовалась улыбка, теплая улыбка близкого человека, и забота, какую проявляет старший по отношению к младшему. Я не столько ощутил это, сколько – как ни странно это звучит – увидел.
   - Вы – инопланетянин? – спросил я, и внутри у меня всё сжалось в ожидании ответа.
   Вопрос был далеко не самым умным, но я все еще отказывался верить в то, что происходящее реально. Я ущипнул себя, стараясь отогнать наваждение, но круглоголовый представитель внеземного разума так и остался стоять в двух шагах от меня. 
   Кем бы ни был Брат Оо, юмора ему было не занимать:
   - Самый настоящий, инопланетнее не бывает. 
   - Но Вы так похожи на человека!
   Брат Оо в подтверждение кивнул головой.
   - Это так. Человеческая форма часто встречается во Вселенной.
   Затем он добавил:
   - Покажи мне Ключи и Замки, которые вручил тебе Скиталец.
   И тут же добавил, ответив на мой немой вопрос:
   - Твой предшественник. Кстати, можешь Ключи и Замки называть Инструментом.
   Тут выяснилось, что, оказывается, я держу в руке мешочек, который вручил мне незнакомец. Я ослабил шнурок, затягивающий горловину, и достал из мешочка пруток из блестящего металла диаметром около десяти миллиметров и длиной сантиметров двенадцать, и черный матовый октаэдр величиной с коробку хозяйственных спичек за две копейки.  Несмотря на то, что грани октаэдра были непрозрачными, внутри него была видна сложная геометрическая структура, меняющаяся при повороте октаэдра.
   Брат Оо взял у меня пруток и октаэдр. Затем шагнул к возникшему как по волшебству иллюминатору, сквозь который была видна вся в оспинах, словно переболевшая ветрянкой, огромная мертвенно-бледная Луна.
   - Они не очень-то похожи на инструмент, - заметил я.
   - В данном случае Инструмент не функция, а название, - ответил Брат Оо и позвал меня, -  подойди ближе.
   Я подошел к иллюминатору.
   Брат Оо положил октаэдр на пол, а пруток начал крутить в пальцах, будто разминал сигарету. От его манипуляций пруток превратился в сложный инструмент с множеством выступающих фигурных частей, а октаэдр стал чем-то, сильно напоминающим небольшой сейф с отверстием в верхней части дверцы.
   Брат Оо вставил Ключи в Замки, отчего раздался звук, похожий на лопнувшую басовую струну, и сказал:
   - Смотри.
   От его действий помещение, в котором мы находились, погрузилось в темноту, словно мы оказались в кинотеатре, в тот самый момент, когда освещение перед началом сеанса уже выключили, но фильм еще не начался. Иллюминатор исчез,  растаял, и сквозь отверстие, образовавшееся на его месте, я увидел скрытое от глаз великолепие.
   Мне показалось, что в одно мгновение я очутился в месте, настолько прекрасном, что его невозможно описать словами; внезапно у меня появилась твердая уверенность в том, что именно сюда меня звало сердце.
   Я жадно впитывал глазами чудеса, творящиеся передо мной, невозможные и очевидные, несуществующие и совершенно реальные, как все, что только есть во вселенной. Передо мной происходили миллионы событий, которые не могли происходить одновременно, ибо нарушали причинно-следственную связь, но, тем не менее, происходили; я видел рождение и гибель светил, словно это были  мотыльки-однодневки; я видел великое и прекрасное, зовущееся вселенной, всю ее, от начала и до начала; я видел проявление Жизни во всем ее многообразии, ужасающем и величественном; я жил; я проживал альтернативную, другую жизнь; я рождался; я умирал; я парил; я исчезал; я превращался, но не понимал, в кого; я был тем, кем я не был, и я был всем; у меня возникли  органы чувств, которыми я улавливал вибрации вселенной, понимал их значение и пользовался ими, как команда фрегата, поднимающая паруса, почуяв попутный ветер; все происходящее во вселенной каким-то образом проходило сквозь меня, я был малой, но неотъемлемой частью всего сущего.
   Калейдоскоп событий настолько захватил меня, что я не заметил, как все закончилось. Только что я был в самой гуще событий, только что я был частью незабываемого великолепия… 
   С самого первого дня, как я пошел в школу, мне по ночам стал сниться сон, каждый раз один и тот же; с завидной регулярностью снился он до наступления летних каникул. Сон этот был четким и абсолютно реальным.  Начинался он всегда одинаково: над унылой равниной появлялся краешек огромного кроваво-красного солнца, и я, будучи бесплотным, устремлялся к нему, словно меня притягивало магнитом. Я несся к горизонту, а разбухшее солнце восходило  все выше, становилось оранжевым, затем желтым и, наконец, ослепительно-белым раскаленным диском, и тогда я плавился и сгорал в его безжалостных лучах.
   Другая часть меня – каждый знает, что во сне можно быть одновременно и действующим лицом, и зрителем, –  в это время принимала участие в ином действе: я входил в необычайно высокое здание, в котором проводилась межгалактическая выставка произведений искусства. Я был там своим: инопланетяне, большей частью человекоподобные существа, приветствовали меня как старого знакомого, когда я проходил мимо, направляясь к жемчужине выставки –  Детерминанту, определителю возможности.
   В моем сне Детерминант выглядел как облако тьмы, имеющее правильную кубическую форму со стороной около трех метров. Грани его плыли, словно воздух над раскаленным асфальтом, вызывая неприятное ощущение в глазах – на них не удавалось зафиксировать взгляд. Внутри Детерминанта царила темнота, изредка нарушаемая слабыми  вспышками.
   Я становился напротив Детерминанта, в руке у меня неизвестно откуда появлялся свисток, я подносил его к губам, и тогда Детерминант оживал. В одно мгновение я оказывался внутри Детерминанта, становясь частью его. Тайны мироздания, его красоты и чудеса открывались передо мной, словно я получал доступ в святая святых Вселенной, его главную мастерскую, где не известный ни одной живой душе творец создает  свои шедевры. Затем все происходящие события сливались в один вращающийся с огромной скоростью пульсирующий огненный шар; я сгорал в его лучах и просыпался.
   И то, что я видел несколько мгновений назад, было как две капли воды похоже на мои детские сны!
   Брат Оо протянул мне Инструмент. Я положил его обратно в мешочек и затянул шнурок.
   - Что это было?
   - Карта. Твоя первая Карта.
   - А что такое Карта, Брат Оо?
   Брат Оо улыбнулся уголками глаз и ответил:
   - Когда-нибудь ты сам ответишь на вопрос, который только что задал. Однажды  ты скажешь мне, чем является для тебя Карта. Ибо не существует общего ответа на этот вопрос, ответа, который бы удовлетворил всех.
   - Сколько всего Карт?
   Брат Оо задумался; очи его повернулись внутрь черепа, отчего мне показалось, что у него на глазах бельма.
   - На этот вопрос нет ответа, - наконец проговорил он. – Вернее, он есть, но зависит он от тебя.
   - От меня?
   - Совершенно верно. От тебя, и ни от кого другого.

                6
   Мы подружились с Братом Оо. Скажи мне кто-нибудь неделю назад, что я буду общаться с инопланетянином и жить в самом настоящем космическом корабле, я бы только покрутил пальцем у виска. Но с каждым днем я все больше привыкал к моему внеземному учителю.
   Он возникал из ниоткуда, стоило мне только проснуться. Пока я умывался и делал зарядку, Брат Оо садился на вырастающее навстречу ему кресло и молча наблюдал за мной.
   После трапезы, которая состояла в пристальном рассматривании солнца в позе чемпиона (отчего-то мне на ум пришло такое название), то есть с поднятыми вверх руками с ладонями, обращенными к светилу, мы беседовали обо всем на свете, и я задавал ему множество вопросов.
   Однажды мы разговорились о социальном устройстве, существующем на других планетах, и, в конце концов, заговорили об Олеоне – родной планете Брата Оо.
   - На нашей планете когда-то была такая же неразбериха, что сейчас царит на Земле, - говорил он. – Земляне еще не преодолели барьер, который возведен их собственным эгоизмом. Чувство голода, страх смерти и половое влечение, то есть те инстинкты, которые люди называют основными, являются не только механизмами, обеспечивающими гомеостазис, как разумного существа, так и общества, но и  теми силами, которые закрывают  перед человечеством дверь, ведущую к изменениям. Если прибавить к этому еще и появление универсального средства расчета – денег, то у землян только один шанс из миллиона выбраться из ловушки, в которую они попали благодаря своей биологической природе и негласно выбранному способу реагирования на внешние обстоятельства.  Поверь, ваша раса не единственная, которая столкнулась с подобными трудностями. 
   - Сейчас на Земле существует две большие политические системы, одна из которых скоро прекратит свое существование, - продолжал Брат Оо, – несмотря на благородную идею, лежащую в ее основе. Да, идея, лежащая в ее основе, хороша, но она не ко времени. Вторая система, основанная на зверином естественном отборе, вооруженном страстью к накоплению универсального средства расчета, протянет не намного дольше. Страх смерти, настоянный на половом инстинкте, питает ее. Как странно получается! Для успешного выживания во враждебном мире люди объединялись в общины, ибо охотиться, заниматься собирательством и кочевать удобнее и безопаснее группой. Но как только они приспособились к жизни в этом мире, они сразу же забыли о сотрудничестве и стали паразитировать друг на друге.  Появилась конкуренция, в основе которой опять-таки лежит страх смерти и половой инстинкт. Умри ты сегодня, а я завтра! Теперь на секунду представим, что вместо конкуренции возникали бы задачи, которые необходимо было решать. Попросту говоря, люди не конкурировали бы друг с другом, а объединялись для решения различных задач, как, например, сейчас объединяются, забыв распри, научные сообщества. Развитие человечества пошло бы по совершенно иному пути. 
   К сожалению, у людей жестко зафиксирован существующий порядок вещей. 
   - Но у истории нет сослагательного наклонения, - Брат Оо скрестил руки на груди и быстро-быстро заморгал, - и мы имеем то, что имеем. Наша цивилизация тоже когда-то зашла в тупик. Но, к счастью, появился Аа. Душа его была чиста как только что выпавший снег, поэтому он получил доступ к Основе. Единственный из всех обитателей  Олеона, он сам, без помощи извне, смог пройти нелегкий путь к вершине знаний, Атайе, Истине без Слов.  Да, нам повезло, благодаря Аа наша цивилизация  вытянула счастливый билет. 
   - Аа обладал даром внушения, - Брат Оо, как самый настоящий землянин, поскреб пятерней подбородок, -  и к тому же был превосходным оратором. Когда он говорил, люди, забыв обо всем, внимали ему. Речь его лилась плавно и спокойно и доходила до сердца каждого, ибо он обращался одновременно и ко всем, и к каждому в отдельности. 
   После обретения знания он начал странствовать по миру. Он шел из города в город, и после каждой его речи число учеников его увеличивалось вдвое. Вскоре его движение приобрело массовый характер. Он и его адепты стали реальной политической силой, с которой стали считаться власть имущие. Потом он собрал правительства всех стран Олеона и убедил отдать ему на воспитание рождающихся детей, для того чтобы с их помощью возродить в мире гармонию и порядок. Он основал в Адне,  местности, окруженной со всех сторон горами, государство, в котором все служило одной цели: воспитанию нового поколения, которое не ведало бы страха, эгоизма, жестокости и других негативных качеств, стягивающих, словно Нессовы одежды,  личность,  и у которого культивировались бы творческое мышление, любовь,  бескорыстие, доброта и уважение к себе и другим.   Для воспитания детей он привлек тех из своих адептов, кто выдержал испытание Правдой – людей,  поступки и слова которых в течение всей их жизни только положительно влияли на остальных, либо тех, кто очистился от Скверного Хвоста (так говорил Аа) при помощи Возвращения к Рождению – процедуры, требующей большой силы воли и полного отречения от себя. Дети росли в атмосфере любви, доброжелательности и понимания. Их с малых лет приучали к труду, дисциплине, порядку и ответственности. Они учились помогать друг другу и заботиться друг о друге. В школе у них, кроме общеобразовательных предметов, были еще и специальные: умение концентрироваться на поставленной задаче, развитие интуиции, система нестандартных взглядов на отражение мира, оживление формы и прочие.
   Стоило Аа уединиться в Адне, как консервативно настроенные политические деятели при помощи своих подручных устроили охоту на его сторонников и практически всех перебили. Только небольшому количеству его учеников удалось спастись и добраться до Адны. От них Аа узнал, что готовится вторжение в созданную им страну. Он отправил гонцов  во все населенные пункты с приказом собраться в столице всем жителям вместе с воспитанниками. Через несколько дней войска консерваторов вступили в столицу Адны, но никого не обнаружили.  Казалось, что люди всего пару минут назад покинули свои жилища: в домах на столах стояли чашки и тарелки с еще горячей едой, лилась вода из открытых кранов, а заводные игрушки еще двигались и разговаривали, будто люди лишь на секунду оставили свои дома. Захватчики перевернули столицу вверх дном, отыскивая Аа и его учеников, но безуспешно – Аа словно под землю провалился. Напоследок они в отместку сожгли город, после чего отправились, несолоно хлебавши, восвояси.
   Тем временем повсюду в мире росло число сторонников Аа – людей, стремившихся к познанию истины. 
   Годы летели. Воспитанники Аа повзрослели, и у них тоже появились дети, которых они воспитали точно так, как воспитывали их.
   Наконец наступил день, когда Дети Аа (так они себя называли) вышли в мир по ту сторону гор.
   И мир пал к их ногам.
   Брат Оо замолчал.
   - Кстати, на Земле есть народ, который весьма близко подошел к постижению Атайи, - немного погодя, добавил он, - поэтому у землян еще есть шанс и, думаю, он даже больше, чем один на миллион.


                7
   Однажды Брат Оо отправился на Землю, оставив меня одного. Я стал бесцельно бродить  по кораблю, заглядывая в попадающиеся по пути иллюминаторы и любуясь закутанной в облака Землей.
   Наконец  я очутился в помещении, находившемся в центре корабля. Это было единственное место на судне, где царила невесомость. Я оттолкнулся от пола, служившего одновременно и стеной, и потолком, и, уворачиваясь от перекладин, закрепленных в самых неожиданных местах, полетел к противоположной стене, для устойчивости разведя руки, словно крылья, в стороны.   
   Я подлетел к стене и схватился за поручень, напоминающий спираль ДНК, некоторые связи которой были разорваны и торчали в стороны. Присмотревшись, я понял, на что похож поручень – на Ключи, в которые в первый день нашего знакомства Брат Оо превратил заурядный, на первый взгляд, металлический пруток.
   Тотчас мне захотелось исследовать головоломку, называющуюся Инструментом. Брат Оо легко воспользовался им. Отчего бы мне не попробовать добиться того же?
   Я выбрался из помещения и быстрым шагом пошел в каюту.
   Мешочек с Инструментом был на месте. Я ослабил горловину и достал его. Положил Замки на пол и сел рядом с ним. Стал вертеть в руках Ключи, нажимая на него в разных местах. Затем стал скручивать его, словно вывинчивал лампочку из патрона. Потом начал изгибать во всевозможных направлениях. Толку от моих действий не было никакого. Пруток так и оставался прутком.
   Я положил Ключи рядом с Замками. Лег на живот, локти упер в пол, а голову положил на ладони и стал пристально рассматривать Ключи.
   Я долго вглядывался в него, прежде чем обнаружил на блестящей поверхности матовую точку. Моргнув несколько раз – глаза мои заслезились от пристального всматривания – я снова сфокусировал взгляд на точке.  Только это была не точка, а маленький комочек грязи, прилипший к прутку, и я решил соскрести его ногтем. Недоумевая, как мог просмотреть на блестящей поверхности прутка грязь, я  тронул комочек пальцем. Он оказался на удивление твердым. Тогда я вдавил его внутрь ногтем большого пальца. В мгновение ока пруток ожил и дунул мне в руку струей теплого воздуха. От неожиданности я выронил его. Пруток не упал, а завис в воздухе, словно находился в невесомости. Из него стали выдвигаться фигурные части, и вскоре он превратился в Ключи.
   Пока я наблюдал за трансформацией, Замки тоже изменился. Он приобрел вид обыкновенной двери, висящей на невидимых петлях, которую то открывает, то закрывает сквозняк. 
   Я протянул руку, взял Ключи и вставил его в Замки. Скважина, будто живая, обволокла Ключи, так, что наружу стала выступать лишь малая часть; затем Ключи стал проворачиваться, будто его крутила невидимая рука, и раздались первые аккорды «Money», известной композиции «Pink Floyd». Затем дверь хлопнула о невидимый косяк, да так, что судно заходило ходуном, и я потерял сознание.
   Сколько я был в отключке, неизвестно. Очнувшись, я обнаружил, что нахожусь в толще красно-коричневого мира, по своей вязкости напоминающего пластилин.  Рот мой кривился в крике, но я не издавал ни звука, поскольку нечем было кричать – легкие отсутствовали. Так же, как и глаза, нос, руки, ноги и само тело… Я практически не имел объема, и в то же время я был огромным, как линейный корабль. Две гигантские и твердые ладони, между которыми я очутился, размалывали и перетирали меня, словно мельничные жернова, превращая в плоскую и липкую субстанцию, не имеющую толщины. А ладони все размалывали  и размалывали меня…  Мне казалось, что эта мУка будет длиться бесконечно. Боли я не чувствовал – нет тела, значит, и болеть нечему, – но осознание того, что экзекуция не закончится никогда, делало дальнейшее существование бессмысленным. Мне хотелось проснуться, вынырнуть прочь из этого  бреда…
   Я не знаю точно, каким образом чувствовал происходящее. У меня создалось впечатление, что оставшаяся, потайная часть сознания, та, о которой я прежде и понятия не имел, воспринимает окружающий мир напрямую, без помощи органов чувств.   
   Но вот с каждой секундой, проведенной в этом кошмаре, у меня стало крепнуть ощущение, что скоро мои страдания закончатся. Это иррациональное чувство, непонятно как возникшее, приободрило меня.
   Вероятно, что именно оно послужило сигналом к окончанию кошмара.
   Внезапно я обнаружил, что превратился в материальную точку, не имеющую ни массы, ни объема, но обладающую системой распознавания окружающей действительности, весьма похожей на человеческое зрение. Я парил в метре над поверхностью озера, гладкой и прозрачной, словно стекло. Было раннее утро, только взошедшее солнце тускло светило сквозь дымку, стоящую над водой. Было так тихо, что можно было за десяток метров услышать комариный писк.  Птицы, глашатаи утра, еще молчали, неторопливо стряхивая с себя сонную дремоту.
   Неизвестная сила овладела мною, и я стал медленно дрейфовать в сторону берега. Я проплывал над застывшими в неподвижности зарослями камыша; его темно-коричневые головы, словно давшие обет молчания буддистские монахи, невозмутимо взирали на меня. Я достиг пологого берега, на удивление ровного, поросшего сочной изумрудной травой, и двинулся в сторону растущих на пригорке берез. 
   Как только я перенесся из красно-коричневого кошмара в безмятежное утро, у меня возникло чувство, что вскоре произойдет счастливое, судьбоносное событие, которое до неузнаваемости преобразит мою жизнь. И чем ближе я подлетал к березам, тем сильнее оно становилось. До берез оставалось десять метров. Затем пять метров. И вот всего один.
   Брат Оо сидел, прислонившись спиной к березе, и смотрел на меня.  От его взгляда я начал наполняться приятной тяжестью, которая мягко, но неумолимо повлекла меня вниз. И только я коснулся земли, как включился некий механизм, воплотивший мое сознание обратно в тело. Мне показалось, будто точку, которая была моим сознанием, надули как воздушный шарик, имеющий форму человеческого тела; затем субстанция, которой меня наполнили, полимеризовалось и приобрело соответствующую человеческим внутренностям   плотность.
   - Интересная Карта, - прищурив глаза, сказал Брат Оо.
   Затем он двумя пальцами поднял с земли сухой березовый лист и положил его на ладонь. Лист съежился, словно брошенный на горячую конфорку полиэтиленовый пакет, и превратился в темно-коричневого в желтую крапинку жука с длинными усами, который, неторопливо прошествовав до края ладони, взмыл в воздух.
   Из озорства я поднял с земли сучок.
   - Абракадабра! – прокричал я на весь лес и начертил сучком в воздухе окружность.
   Тотчас очерченный круг, будто тяжелая заплата, которая в одно мгновение перестала держаться, упал на землю к моим ногам, а из мрака, который скрывался за ним, потянуло ледяным холодом.
   - Интересная Карта, - повторил Брат Оо и шагнул в отверстие.
   Я шагнул вслед за ним. 

                8               
   Мой друг-инопланетянин стоял, подняв руки с вытянутыми к солнцу ладонями, возле иллюминатора – подпитывался энергией. Он взглянул на меня и мотнул головой: присоединяйся.
   - Тебе нужно восстановить  силы, - сказал он.
   Я положил Инструмент на стол и встал рядом с ним.
   Корабль медленно вращался вокруг своей оси. Мы стояли и впитывали солнечные лучи: ладони нагрелись, запульсировали, и живительная энергия, словно теплая волна, побежала, заструилась мириадом электрических покалываний вниз по рукам, вошла в плечи, прошла сквозь трепыхнувшееся сердце, затем сквозь солнечное сплетение и впиталась в нижней части живота, наполнив тело покоем и умиротворением. 
   Наконец судно повернулось настолько, что солнце ушло из иллюминатора. Тотчас звезды, эти вечные жительницы Вселенной, снова показались в темноте. Я смотрел на созвездие Льва. Вот его трапеция, снизу справа – Регул, альфа Льва. Но что это за звезда рядом с ним? Совсем близко, не более нескольких секунд дуги от него? Желтая звезда, примерно третьей величины?
   Я повернулся к Брату Оо, чтобы сказать об увиденном.
   Выслушав меня, он только улыбнулся, на мгновенье став похожим на донельзя довольного кота, объевшегося печенки.
   - Такая Карта, - сказал он и добавил, - у тебя, несомненно, талант. И призвание.
   Я спросил у него, что это значит.
   Брат Оо снова улыбнулся, но не ответил ни слова.
   Я терялся в догадках. Что же это такое – Карта? Неизвестная доселе часть Вселенной, проявляющаяся под воздействием Инструмента? Одно из возможных, вероятностных состояний мироздания, доступных обладателю Инструмента? Параллельный мир? Или всего лишь созданная неизвестно кем декорация? И почему Брат Оо сказал, что у меня талант и призвание? Талант к восприятию всего вышеперечисленного? Призвание к наблюдению несуществующих вещей? И при чем тут новая звезда?  Звезды не появляются вот так запросто на небосклоне. Сначала вспыхивает Сверхновая, которая через десятилетия становится Новой, затем Новая теряет яркость и превращается в заурядную звезду.
   И я решил при первой же возможности выяснить интересующие меня вещи.

                9
   После третьей Карты наш корабль отправился прочь из солнечной системы. Сделав последний виток вокруг Земли, Брат Оо включил ускорение, и мы стали медленно дрейфовать, направляясь к Юпитеру. Я попросил Брата Оо задержаться возле Громовержца: мне хотелось взглянуть на Большое красное пятно, а также увидеть вблизи спутники Юпитера, поскольку раньше доводилось видеть их только в телескоп, и я не мог отказаться от такого случая.
   Удовлетворив любопытство, мы двинулись прочь и вскоре оказались за пределами солнечной системы. Рисунок звезд изменился, но незначительно. Солнце превратилось в тускло горящий в темноте фонарик с подсевшими батарейками. Планеты стали слабенькими звездочкам не более пятой величины, исключение составляли планеты-гиганты: Юпитер и Сатурн еще пыжились и отражали солнечный свет, а Уран и Нептун сдались, даже не пытаясь с ними соревноваться. Вскоре блеск Солнце стал не ярче свечи, горящей в сотне шагов от наблюдателя.
   Как важно для человека знать, что он находится рядом со своей планетой, со своим домом! Пока наш корабль находился на околоземной орбите, у меня было спокойно на душе: мой дом был рядом, ибо вся планета была моим домом. Теперь же, когда я оказался в самом что ни на есть глубоком космосе, когда лишь с трудом мог отыскать Солнце в гуще звезд, мне было не по себе. Я не испытывал страха: Брат Оо как-то сказал, что наше судно выдержит прямое попадание любого небесного тела с массой, равной нашему кораблю, и автоматика безопасности обнаружит и устранит любой возникший дефект на его борту, но гнетущее чувство постоянно владело мною.
   Возможно, человечество просто не создано для космоса. Людям необходимо видеть линию горизонта, будь то прямоугольные контуры небоскребов или бескрайняя гладь океана, будь то смычка вечернего неба и пустынной саванны или золотящиеся в лучах восходящего солнца верхушки деревьев. Людям нужна возможность вздохнуть полной грудью, чтобы насладиться ароматом цветов. Взбираться в горы, любуясь дикой, первозданной красотой природы. Прилечь в тени деревьев и слушать сказки, которые они рассказывают отдыхающему путнику. Людям нужно ощущать, что они члены большой дружной семьи, которая зовется человечеством. Людям нужно дарить любовь и чувствовать любовь. 
   Брат Оо преподал мне несколько уроков по управлению кораблем, словно чувствовал, что меня надо отвлечь от хандры. Хотя я и пытался успокоить себя тем, что скоро мне предстоит общаться с разными видами разумных существ, обитающих во Вселенной, но это было слабое утешение.
   Теперь мы, словно космонавты, питались консервированной пищей. Вкус продуктов был мне незнаком, но приятен. Он чем-то напоминал фруктовую смесь.
   Однажды я спросил Брата Оо, когда же мы наконец  достигнем какого-нибудь обитаемого мира.
   В ответ он протянул мне Инструмент.
   - Не нужно иметь космический корабль, чтобы путешествовать. Ты хочешь попасть на обитаемую планету? Пообщаться с туземцами? Пожалуйста!
   - Так Инструмент – установка для нуль-транспортировки? Совсем как в фантастическом романе?
   - Нет. Тем не менее этот факт не помешает тебе добиться своей цели.

                10
   Вскоре Брат Оо покинул корабль, сказав, что ему нужно уладить кое-какие дела.
   В то время я практически не бывал на судне – новые миры, словно магнит, влекли к себе.
   Я побывал в мире, где люди жили на внутренней части неподвижной сферы, в центре которой находилось светило. Приливы и отливы внутри солнца  попеременно освещали то одну часть сферы, то другую, создавая день и ночь. Давление, оказываемое светом, было так велико, что рост людей был не более метра, а самых высоких деревьев – не более пяти.   
   Я побывал на планете, вращающейся вокруг погасшей звезды. На этой планете все живые существа выделяли свет: эволюция нашла выход из положения. Были созданы искусственные спутники, вращающиеся по определенным орбитам вокруг планеты и состоящие из живых существ под наблюдением людей.
   Я побывал на планете, движущейся по сложной траектории вокруг системы двойных звезд, имеющей общий центр масс. Для того чтобы переход с одной орбиты на другую произошел успешно, людям, живущим на этой планете, приходилось раз в пять лет всем собираться в одном месте и влезать на высотное техническое сооружение, чтобы менять центр тяжести планеты.
   Поистине, многообразие Вселенной не имело границ!
   Тогда я поставил перед собой цель – побывать на всех обитаемых планетах, сколько бы их ни было во Вселенной.

                11
   И вот теперь я стар. Я очень стар. Я живу так долго, что вряд ли вспомню, когда мои глаза впервые увидели свет звезд. Иногда  мне кажется, что я существую бесконечно. Что я много старше и этой  планеты, на орбите близ которой находится мой корабль, и звезды, вокруг которой она вращается, и миллиардов других миров. Старше этих, вложенных одна в другую, словно матрешки, вселенных.
   Я часто думаю о том осеннем вечере, о том решении, которое тогда принял. Думаю, что было бы, если бы я тогда отказался. Как сложилась бы моя жизнь? Был бы я счастлив? Не сожалел ли о своем выборе?
   Я постоянно спрашиваю себя об этом, но не нахожу ответа.
   Иногда мне хочется выбросить Инструмент прочь,  затем покончить с собой. Я не вижу смысла в дальнейшем существовании. Только инерция жизни, накопившаяся во мне за много лет, не дает сделать это.   
   Наверно, бесконечное существование не для человека. Даже бессчетные чудеса Вселенной ничего не могут поделать с усталостью, которая со временем поселяется в сердце. А усталость и зовет, и манит в покой, в нерушимый покой, который может дать лишь смерть. 

                12
   Я вернулся из Карты. Самочувствие было неважное: мне пришлось несколько суток бодрствовать, отправляя вместе с туземцами их культовый обряд, и теперь меня сильно клонило в сон.
   Я лег спать. А когда проснулся, то увидел, что кто-то сидит в кресле и прихлебывает из захваченного с Карты кубка. Протерев глаза, я убедился, что не сплю.
   В каюте было сумрачно: свет Смилы, мертвенно-бледной, с зеленоватым оттенком луны отражался от бритого черепа пришельца, делая его похожим на покойника. Темная ткань туники превратила его в привидение, и были видны только очертания круглого черепа. Казалось, что неопознанный шарообразный  предмет висит в воздухе прямо над креслом. Я был уверен, что это Брат Оо. Больше здесь некому было взяться.   
   Я поздоровался с ним. Мы подождали, пока корабль повернется к солнцу, и стали впитывать солнечную энергию.
   После насыщения Брат Оо предложил мне сесть и сам сел в кресло напротив.
   Он долго молчал, видимо, решая, с чего начать.
   - Мы давно с тобой не виделись, - наконец вымолвил он.
   В глазах его притаилась улыбка.
   - Три с лишним  миллиарда лет по земному счету, - отозвался я.
   - Неужели? – изумился он.
   Я чувствовал, что изумление его наиграно.
   - Зачем ты пришел?
   Он посерьезнел.
   - Ты хочешь уничтожить Инструмент?
   В его голосе была тревога.
   - Хотел. Теперь не хочу.
   - Почему ты передумал?
   - Потому что этим ничего не изменишь. Я сам загнал себя в ловушку любопытства. И заплатил за это прожитой впустую жизнью. Я побывал в неисчислимом множестве миров, общался с их обитателями. Я приобрел поистине безграничные знания, но стоит ли это простой человеческой жизни?
   - Это философский вопрос, - он почесал кончик носа. - Я постараюсь ответить на него. Но не сердись, если мой ответ тебе не понравится.
   Брат Оо немного помолчал, собираясь с мыслями.
   - Начну с того, что все, видимое в космосе, есть продукт твоего труда и твоего таланта, - он плутовски улыбнулся, увидев мое недоумение. 
   - Как это?
   - Давай договоримся: когда я закончу рассказывать, ты спросишь обо всем, о чем пожелаешь, - Брат Оо твердо посмотрел мне в глаза, - но мне кажется, что у тебя не возникнет вопросов.
   - Около восьми миллиардов лет назад по земному счету, - начал он, - Вселенная выглядела совершенно не так, как сегодня. Время двигалось в обратном направлении, поэтому звезды, вместо того, чтобы испускать свет, поглощали его. Вселенная сжималась, причем скорость сжатия была обратно пропорциональна объему Вселенной. Эти процессы начались после того, как Вселенная в своем развитии достигла стадии Отражения. Для того чтобы макрокосм не обрушился в себя, Реликт установил в центре сжатия  некое Сито, служащее чем-то вроде анизотропного преобразователя. Достигнув Сита, звезды, планеты и целые Галактики входили в него и трансформировались, приобретая свойства тел с нулевым объемом. После того, как последнее светило Вселенной вошло в Сито,  наступил миг Трансформации. И с другой стороны Сита появилась одна-единственная звезда с вращающейся вокруг нее одной-единственной планетой.
   Это были Солнце и Земля.
   Затем в дело вступили мы, Хранители Вселенной. Мы пестовали биосферу планеты, и через четыре миллиарда лет на Земле появилось человечество. С помощью способности, дарованной нам Реликтом (кстати, я снабдил тебя ею), мы отыскали первого Скитальца. И предоставили ему Инструмент. Между прочим, ты видел Скитальца. Помнишь, тогда, в аллее?
   Скиталец был человеком, получившим классическое образование. Вследствие этого на земном небе появились планеты и их спутники – космические соседи Земли, ибо ему очень хотелось, чтобы у Земли были друзья-планеты. Все они были названы в честь греческих и римских богов. И богинь. Вот что значит классическое образование! Затем Скиталец принялся за звездотворчество. Он занимался этим несколько миллиардов лет.  Сейчас общее количество известных вашей науке звезд составляет, по самым скромным оценкам, около единицы с двадцатью четырьмя нулями. Поистине, титаническая работа!
   Пойдем далее. Здесь у тебя должен возникнуть вопрос: выходит, что остальные планеты солнечной системы, равно как и звезды, появились после того, как человечество выросло из колыбели и стало вполне самостоятельным (твой предшественник родился в начале девятнадцатого века), а это противоречит фактам, так как и планеты, и звезды были известны уже в глубокой древности: исторические источники свидетельствуют об этом. На самом деле, никакого противоречия нет.  Время на планете было замкнуто,  ибо до достижения Порога Устойчивости Скиталец, владеющий Инструментом, замыкает время на себе; после каждой новой Карты, сотворенной твоим предшественником, время возвращалось в точку возникновения человечества, и история цивилизации переписывалась заново.               
   После достижения Порога Устойчивости – наличия определенного количества звездных систем – время покинуло Скитальца, разомкнуло круг и устремилось в будущее. Тем не менее тот, кто в данный момент является Скитальцем, может останавливать и вновь пускать локальное время. 
   Когда численность миров достигла Порога Устойчивости, Вселенная начала расширяться. Это сразу заметили земные астрономы. Красное смещение, открытое Слайфером, затем закон Хаббла… Вселенная подкинула нам очередной парадокс: численность звездных систем влияет на направление течения времени.
   Вскоре мы заметили одну странность: несмотря на то, что Скиталец продолжал  творить звезды с такой же скоростью, как прежде, их количество увеличивалось лишь в незначительной степени. Мы послали наблюдателей во все уголки макрокосма и узнали, что у Вселенной появилась некая граница, достигнув которой звезды исчезают в никуда. Один из наблюдателей сказал, что зрелище исчезания звезд весьма похоже на водопад, льющий свои воды во всепоглощающую пустоту, только вместо воды в том водопаде звезды. Мы отправили одного из нас исследовать границу, но он, как и следовало предполагать, исчез. 
   Проанализировав явление, мы установили, что исчезание звезд напрямую связано с направлением течения времени из прошлого в будущее. Мы пришли к неутешительному выводу: если число звезд в нашей Вселенной станет ниже Порога Устойчивости, время остановится, замрет на месте, после чего начнется его коллапс, который приведет к свертыванию пространства; масса Вселенной, в один миг достигнув своего порога, породит мощнейший импульс. Направленный в Сито, импульс уничтожит его, а волны, образовавшиеся после уничтожения Сита, разойдутся по разные стороны от него, чтобы, встретившись, поглотить друг друга.
   Если это случится, больше не будет ничего. Исчезнет Реликт, исчезнем мы. Это будет конец, полный конец. Последняя жирная точка, поставленная на существовании Вселенной.
   Теперь ты понимаешь, насколько важно то, что ты делаешь на протяжении трех с лишним миллиардов лет?!
   Да, я не сказал тебе об этом. Возможно, я поступил неправильно. Я решил, что будет лучше, если ты будешь считать, что твое предназначение – общаться с инопланетянами, исследовать новые миры. Что бы ты сказал, если узнал бы, что все звезды, все планеты, которые ты посетил, все обитатели далеких миров, с которыми ты общался – плоды твоего разума?! Получается, что каждый раз, когда ты общался с кем-то, ты общался всего-навсего с реализованной частичкой себя?!
   На самом деле, все не так просто, как кажется. Ты действительно творил эти миры. Ты действительно общался с разумными существами. Да, твой разум породил их. Но ведь родители любят своих детей, а дети – своих родителей. Это универсальный закон Вселенной, который, кстати, установил тоже ты. Все, кого ты создал, с кем общался,  любят тебя. Пойми это, наконец! 
   И все же, я чувствую себя виноватым перед тобой. Поэтому обещаю, что выполню любую твою просьбу, которая будет в моих силах.
   Брат Оо замолчал. Отсутствующим взглядом смотрел он в иллюминатор и ждал, что я отвечу ему.
   Я ничего не хотел у него просить. Теперь, когда все открылось, разве я мог хоть что-то просить у него?  Разве я имел на это моральное право? Смысл моей жизни заключался в том, чтобы познавать это великое чудо, называемое Вселенной; открывать его секреты; любоваться им; просто любить его… Даже если я его автор, разве оно становилось от этого менее загадочным, менее интересным? Разве общаясь с инопланетянами, я не познавал что-то новое, что-то доселе мне неизвестное? Разве я не испытывал радость, когда созерцал красоту Вселенной? Разве я не был счастлив, предвкушая новое путешествие? 
   Я так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как корабль в своем вращении  отвернулся от солнца. В каюте стало темно.
   Вдруг я вспомнил то, что мучило меня на протяжении многих лет.
   - У меня есть один вопрос, Брат Оо. Зачем ты рассказал мне об Олеоне, ведь, как я понимаю, такой планеты вовсе не существует?
   -  Для того, чтобы ты не сбился с пути, - улыбнулся он.
   И тут меня осенило. Я знал, о чем попрошу Брата Оо. Мы оба будем в выигрыше. Я был в этом уверен. 
 
                13
   Было темно. Я сидел на лавке с удобной наклонной спинкой. Наверно, я сидел уже давно – холод проник сквозь одежду, заставив меня поёжиться.
   Наконец глаза привыкли к темноте. Я встал и огляделся.
   Лавка стояла в кустах. Я вышел на неширокую асфальтированную дорожку, проходящую мимо кустов. Шагах в пятидесяти от меня шла компания подростков и шумно что-то обсуждала. Я быстрым шагом догнал их. Впереди шел оживленно жестикулирующий отрок, который, судя по всему, обращался к невидимому собеседнику – рядом с ним никого не было. Остальные подростки приотстали и сдержанно смеялись над своим жестикулирующим товарищем: видимо, он походил на сумасшедшего, либо на ученого,  из числа тех, что малость не в себе, и ребятам хотелось как следует насладиться этим зрелищем. Я поравнялся с отроком и стал слушать его.
   Будто почувствовав, что я иду рядом, он подхватил меня левой рукой под руку, а правой стал показывать звезды.
   - Смотри, это Рафит, альфа Зеркальца, - с восторгом говорил он, - а левее и ниже – Аль-Гати, бета Зеркальца.  – А вон там, - он указал рукой на другую звезду, -  Рака, бета Паломника. Если снизу вверх провести линию через Рафит и Раку, то увидишь Полюсный флаг – вон она, прямо над школой. Блеск – минус полторы единицы. Это навигационная звезда, указывает направление на север.  Находится в созвездии Кувшина. Слева от нее расположилось созвездие Колесницы, на которой, согласно легенде, Аполлон каждый день пересекает небосвод. Под Колесницей созвездие Моллюска – видишь, он приоткрыл свою раковину: вот они, два почти правильных эллипса.
   Он крепко держал меня под руку и говорил, говорил…
   Один из отставших ребят вдруг громко засмеялся. Мальчик обернулся, чтобы узнать, чем вызвано веселье, и увидел меня. Недоумение было написано на его лице. Он выпустил мою руку и остановился.
   - Ты хочешь путешествовать между  звездами и общаться с инопланетянами? – спросил я.
   Сначала он опешил, но быстро взял себя в руки. Гордо вздернул подбородок.
   - Да! – с вызовом сказал он и спросил. – А что, нельзя?
   - Можно, - согласился я и добавил, - и не только мечтать.
   Я остановил локальное время, положил мальчику руку на лоб и заглянул внутрь него, так, как учил меня Брат Оо. Искра Творца, подобно утренней звезде, ярко сияла в сознании мальчугана.
   Я привел множество доводов против, желая, чтобы отрок осознал, что принятое им решение может изменить всю его жизнь, но он остался непреклонен. Тогда я передал ему Инструмент и отправил на корабль, где его ждал Брат Оо.
   Затем включил время.
   Подошедшие ребята окружили меня.
   - Ловко ты его заарканил, - смеясь, говорили они, - Костян приотстал, и ты этого мужика хвать под руку! Он быстро шел, торопился, наверное. А тут ты! Он сначала дернулся, попытался освободиться, но ты держал крепко. Тогда он смирился и стал слушать тебя, даже на небо смотрел по твоей указке. Если б Пашка не заржал, ты до сих пор ему про звезды рассказывал бы.
   - Кстати, а где он? – спросил один из ребят. – Только что здесь был!
   - Не думаю, что мы его когда-нибудь увидим, - отозвался я.
   Я поднял голову и посмотрел на созданные мною звезды, а они улыбались с высоты, благословляя меня, мою вновь начавшуюся жизнь, на родной и горячо любимой планете – Земле. 
   А если Вселенная опустеет, и потребуется творить новые миры, Брат Оо знает, где меня искать.