55. Малашка без еды и без воды

                (Фрагмент романа "Крепостная герцогиня" Июнь 1712 года.)


 
    В тот же день явился царь к царедворцу, дабы на коня (поневоле криминального) глянуть. Узрел и аж дара речи лишился, коий токмо по возвращении домой к нему вернулся.

    На другой день вызвал самодержец собутыльника своего:
    - Ну чтО, Алексаня? Совсем от жадности   страх потерял? В сей папке данные о хищениях твоих беспримерных и беспринципных. За поведение таковое омерзительное потребно поставить кол! … И тебя на сей кол посадить!
    - Хотелось бы что-нибудь менее острое и более умное, … то бишь ещё более умное!
    - Есть вариант. Своими талантами воинскими и златолюбием сравнялся ты с победителем Спартака Марком Лицинием Крассом, коему победившие его парфяне залили во глотку злато расплавленное…
    - А нельзя ли, мин херц, в память о дружбе нашей многолетней всего лишь главу усечь?
    - Сие почти что помилование, коего ты не достоин… Ладно уж! Токмо ради дружбы!
    - Позволь, друг мой, просьбу последнюю.
    - Валяй.
    - Горевал я, что не успел подарить тебе Архимеда к минувшему недавно сорокалетию твоему. Мечтал подарить к следующему дню рождения. Но ибо усекновение главы моей произойдёт ранее конца мая следующего, дозволь подарить его сей же час.
    - А ты не токмо взяткобратель оборзевший, но и взяткодатель умелый! Ладно, Алексашка, поживи ещё чуток!

55. Малашка без еды и без воды
        А теперича вернёмся во Мценск. Отбыл оттуда Роджер, и в тот же час прибыли во град сей дамы загостившиеся. Час-то тот, а вот день …
    Прочла Наташа эпистолу Роджера и опечалилась зело. Не успением сестры своей конкурировавшей и зависть вызывавшей, а тем, что столь приятный визит прервать придётся. Аглая же насупротив (хоть и не явно) возрадовалась. Не токмо потому, что духовно (а по сравнению с ней опять-таки «не токмо»!) нищая Наташа утомила ея, а ещё и потому, что баболюбивый супруг ея стал на прелести гостьи заглядываться плотоядно.

    Явилась Наташа в Курск лишь чрез 5 дней опосля успения Глафиры, тело коей всё время сие в погребе холодном пребывало. Подходя к дому своему, повстречала Роджера Смита, из столицы расейской возвращающегося.
    Ввалилась барыня в комнату служанки и узрела оную спящей на кровате в одежде. Взбодрила барыня Малашку тумаками и повелела:
    - Айда твою сеструху «герцогиню» закапывать.

    … Пока читал священник у могилы то, что положено, взирал Роджер на любимую свою. Была Малашка, и так-то далеко не румяная бледнее обычного.
    Наконец, опустили гроб в могилу и стали землю туда кидать. Бросила Малашка невезучая свою горсть и … в ту же могилу свалилась!
    Захохотала барыня ея, ибо токмо такой юмор был ей понятен. Засим нагнулась и без отрыва от хохота выволокла служанку за ногу.
    Малашка пребывала в глубоком обмороке. Послали за эскулапом местным. До его прихода окружающие «перемыли косточки» служанки обморочной. Оказалось, что за все пять дней никто не лицезрел ея, ибо сидела в комнате своей, аки барин повелел.
    Явился доктор и дал пациентке нашатырь понюхать. Очнулась Малашка и молвила:
    - Простите, люди добрые, что насмешила вас в момент сей скорбный. Сие не специально, ибо когда хочу я рассмешить специально никто, … то бишь почти никто не смеётся.
    При словах сих глянула Малашка на Роджера и на Никиту, аки бы глаголя, что к ним сказанное не относится.   
    Осмотрел доктор малолетку послеобморочную и молвил:
    - Мыслил я сперва, что причина недомогания Малашки в чувствительности ея в связи с успением сестры горячо любимой…
    - При словах сих захохотала Наташа вновь:
    - Она любила Глашу, … аки Архимед ея же! Надо будет мне с Малашкой поосторожнее – не то лягнёт!
    Все засмеялись, и даже служанка комментируемая улыбнулась самокритично.
    Продолжил работник медицинский:
    - Но оказалось, что причина обморока девы сей худосочной – в худосочности ея! Изголодала несчастная аки боярыня Морозова старообрядная, гладом уморенная.  Но Маланья наша пошла далее Феодосии Прокофьевны, ибо та хоть воду пила, а сия – ни капли, чем организм свой хилый обезвОдила. Видать, порешила дева влюблённая порешить себя из-за любви безответной, ибо пока не родился тот, кто на любовь ея ответить готов.
    Улыбнулся Роджер влюблённый и помыслил:
    - Значит, я ещё не родился!
    Глянула служанка на барина, и ответствовал доктору Василий Никитич:
    - Не от любви она усохла предосудительной, а от послушания похвального. Повелел я ей комнату не покидать, что и было исполнено в точности.
    - Виновата, барин! – молвила Малашка. – Хоть формально и выполнила я повеление Ваше не казать носа из комнаты, но фактически нарушила чрез три дня, когда ночью ведро за собой вынесла, опосля чего оное не наполнялось, ибо нечем.
    - Аки же ты умудрилась, девка хитрющая, и указание моё формально выполнить, и ведро своё вынести? Ужли в окно выплеснула?
    - Пощадила я обоняние своё же и вынесла ведро в отхожее место.
    - То бишь приказ мой нарушила!
    - Отнюдь. Накрыла я главу свою простынёй. И даже коли наблюдал бы за мной лазутчик вражеский чрез трубу подзорную, не узрел бы он носа моего, коий запретили Вы мне казать. Рада безмерно, что никто не видел меня той ночью под простынёй сей и за привидение не принял.
    - Так ведь могла бы, придурочная, ведро вынеся, хотя бы из лужи напиться! Али не догадалась?
    - Догадалась, но отказалась. Суть наказания Вашего, барин в том, дабы покарать меня за предсказание убиения сестры моей несчастной Архимедом затюканным. Но коли продлилась бы голодовка моя безводная ещё пару дней, планировала я, вновь простынёй накрывшись, ночью к луже присосаться, ибо заповедь «не убий» подразумевает в том числе саму себя.

    Вскоре явилась к Роджеру Наташа говорливая с очередным сеансом трепотни своей. Вопросил ея британец:
    - Слышал я что-то где-то, будто у Малашки ранее другой хозяин был. Хотелось бы подробнее узнать.
     - Не токмо у Малашки, но и у Глашки. Покойница сия глаголила мне … пока покойницей не была…, историю занятную. Прежний хозяин ея был некий Мишка придурочный. Возлюбил он крепостную свою красавицу Агашку, да и та была не прочь ножки свои крепостные раздвинуть. Но был сей праведник женат. Ни одного нормального барина сие бы не остановило, но Мишка сей ненормальным был. И тут приехал к нему погостить батюшка мой, супруга коего токмо что мною отяжелела. Но сие мало ему показалось, и возлёг он на Агашку прекрасную, кояя от радости отяжелела Глашкой. Засим папаша восвояси отбыл, то бишь во другой конец того же Курска. И был у Мишки крепостной ущербный ликом Прошка, с детства безответно во прекрасную Агашку влюблённый. Прознал он о тягостном положении девушки своей мечты, … то бишь уже бабы своей мечты и подвалил к хозяину со предложением брачным. Тот не стал ждать увеличения пуза до размеров неприличных и по-быстрому обвенчал влюблённых, то бишь влюблённого с терпящей его не от хорошей жизни. Глашка родившаяся почиталась дочкой Прошки. Счастливый аки бы папаша убедил мамашу, что ещё счастливее станет, коли общее чадо родится. В итоге зародилось недоразумение аки сам Прошка страшенное, коее опосля рождения Малашкой нарекли… Три года назад матушка моя преставилась, и батюшка бесстыжий забрал у Мишки и взял в дом свой красавиц Агашку и Глашку. К сожалению превеликому пришлось ему взять Прошку с Малашкой. Ну, а когда Агашка со Прошкой утопли, пожалела я, милосердная, сироту придурочную и взяла Малашку служанкой своей.
    Вспомнил Роджер свой разговор с Меншиковым и понял, что бывший хозяин Малашки «некий Мишка придурочный» суть славный негоциант Мойша Шафиров. 
               
                ***