Луиза. Редактирование

Луиза. Редактирование.

пьеса


Удивительная комната: вся оплетена растениями. Поэтому – а еще из-за полумрака – комната кажется бесконечной. Но нет – становятся видны потолки, стены, - не очень большая по питерским меркам комната в коммунальной квартире, метров тридцать.
 Луиза в инвалидном кресле движется среди растений с неправдоподобной скоростью и виртуозностью: здесь для нее весь мир.
Сегодня Луиза не так стремительна. Она подолгу останавливается у каждого растения, что-то шепчет им. Иногда она гладит листья, иногда отчего-то негодует и отводит ветку с досадой.

Луиза. Бедная…Бедная моя… Никто тебя… и никогда… Прости.

Луиза у окна. Она тянется, выглядывая в глубь улицы. Не получается. Она привозит зеркало, вешает его на раму на приготовленный когда-то для этого гвоздь, и смотрит уже без напряжения, снизу вверх. Через какое-то время Луиза срывается с места, привозит плеер, маленький магнитофон. Включает микрофон.

Луиза. Проверка записи… Один, два, три… восемь, семь, шесть… Приём… приём… приём… Sos! (Перекручивает пленку и выслушивает записанное). Нет, кому это нужно… Никто не станет слушать дальше… (Перекручивает на начало. Снова диктует) Кто-нибудь, кто услышит меня… Пожалуйста, выслушайте меня до конца… Я не займу много времени… Когда вы услышите меня, меня уже не будет, поэтому слушайте спокойно, ко мне не надо торопиться, меня не надо спасать… Слушайте, как радиопередачу с того света. Вы ведь любите остренькое… Нет, зачем я это… Не обращайте внимания. А вернее – пусть это будет как жизнь, и хорошее, и плохое, и правильное, и неправильное рядом. Слушайте. Я – Луиза. Зачем мама дала мне такое имя, она и сама не знала. Ей хотелось, чтобы я отличалась от других. Вот я и отличаюсь… Вы не знаете меня? Да, конечно, вы меня не знаете. Я – урод. Вернее, внешне я даже привлекательная, но это не имеет абсолютно никакого значения. Моя привлекательность или непривлекательность даже не рассматривается. Мои ноги неподвижны, вот и всё. И говорить после этого о том, мужчина я или женщина или домашнее животное уже не нужно. Всё понятно. Вы спросите, почему в таком случае я к вам обращаюсь? Да, это интересный вопрос. Видите ли, когда человек готовится исчезнуть с лица земли, то его поддерживают под руки мысли о родных и близких. Ему кажется, что память о нём будет долгой. Что на могилу будут приходить дети и внуки. Что его имя будет упомянуто в каких-то книгах и статьях. Что…  Да мало ли что! Вот…  У меня ничего этого нет. Мамы давно нет, уже больше семи лет. Какие-то рифмы дурацкие, простите…  А я живу. Я живу среди растений. Это моя любовь. Я вижу, как они дышат, я различаю их характеры. Среди них бывают люди…  простите, растения, цветы, которые меня не выносят. С самой первой встречи как невзлюбили меня, так и продолжают щетиниться. Но я их прощаю. Мне не дано любить и прощать людей. Я прощаю растения. Значит, человек создан уже таким. Он должен не только любить, но и ненавидеть, и обижать. А потом – прощать. Это у него такие же признаки, как уши или колени. Видимо, и растения такие. Только мы не замечаем. Нам кажется, что мы болеем и умираем из-за каких-то микробов, вирусов. А нас, может быть, убивают растения, которые почему-то ненавидят нас. Кого-то ненавидит крапива, кого-то герань. А кто-то враг дуба. Мне могут возразить, что на Севере растений нет, а люди умирают. Нет, есть там растения. Вы только присмотритесь. И окажется, что у вас в комнате растут травинки. Лишайники, мхи… Да мало ли… Растения бывают такие тонкие, что они не видимы взглядом. Вам кажется, что вы одни, вас никто не видит, а за вами в это время в сотни глаз наблюдают совершеннейшие из живых существ – растения. Растению не нужен язык или другие способы передачи информации. Они знают, когда наступит весна, когда упадёт заморозок, когда придёт дождь. Вы думаете, что они одиночки? Не-ет. Они живут в связи со всеми другими растениями во всём мире. Они обмениваются информацией о погоде, о состоянии земной коры, о космосе. Они тут же заполняют пустыри, тут же начинают разрушать дома, из которых ушли люди. Растения воюют с животными, со всякими червячками, пауками, насекомыми. Они изобретают против них новые виды ядов. Они бы давно победили насекомых, если бы не человек. Человек непредсказуем. Он поступает так, как ему хочется в данную минуту. Только что дерево не боялось за свою жизнь, а человек вдруг взял топор и убил его, потому что оно загораживало ему свет.  Поэтому растения не в силах бороться с человечеством, как видом двуногих. Они могут только убивать людей поодиночке. Вы спросите, а почему растения не изобретут такие яды или болезни, чтобы убивать людей массово? А почему вы думаете, что они не изобретают такие яды и болезни? Откуда появились СПИД, астма, рак? Кто об этом знает?.. Но я говорю сейчас ужасные вещи. Могут подумать, что все растения такие. Нет! Растения, если их не трогаешь, не ломаешь, не топчешь – они добрые и веселые. Когда их поливаешь, они закрывают глазки от наслаждения, у них корешочки в это время начинают плясать. Они просто как дети в летний дождик. Ты ему льешь воду, а оно смотрит сверху и только приговаривает «ещё! ещё!.. Ой, хватит! Хватит, я же сказало!» Ведь нет ни одного живого существа среднего рода кроме растений. Правда, есть и растения разнополые, например, облепиха. Но это редкость. Поэтому растения такие умные, что им не надо тратить силы на половой отбор, на разные сражения на этой почве. Они только живут. Они живут интенсивно, как только возможно. Цели их жизни не понятны. Нет… Как и мои. Зачем я жила? Зачем столько страдала из-за своего уродства? Всё ведь было понятно сразу, когда в четвертом классе мне сказала учительница, которую пригласила мама на дом проверить уровень знаний: «Зачем тебе это, девочка? Лучше тебе меньше знать…» А я всё читала, читала… И верила, что наука мне поможет. Это у людей так называется способ самообмана – наука. Раньше люди верили, что всё исправит Бог, а потом решили ускорить наступление счастья и придумали науку. Вообще люди мне не нравятся. Нет… Ладно, я всё это сотру, но сначала скажу то, что думаю. Я скажу вам честно: люди жадные. Все. Все люди стараются что-то присвоить. Дети этого не скрывают: они просто тащат всё к себе и ревут, когда у них что-то отбирают. А взрослые… Вот я скажу о любви. Это ведь самое высокое человеческое достижение: любовь к ближнему. Допустим, матери к своему ребенку. А вы докажите ей, что это не её ребенок, что ей ребенка подменили в роддоме. И – что? Она тут же бросится за своим, а этого даже не вспомнит… Хотя… Нет, я не знаю. Не знаю. Это я со зла. Я не хотела. Прости меня, мама! Я всё это сотру. (Перекручивает пленку на начало.) Я скажу вам… Вот… Сказать без раздражения ничего нельзя… Всё как-то сразу становится ни к чему… Не с кем бороться, некого ужалить… Если у Ленина отобрать способность ненавидеть… Или у Робеспьера… Или даже у Эйнштейна отнять способность ненавидеть своих научных оппонентов… Вот, скажем, Лев Толстой: он так ненавидел зло! Ведь зло как будто бы такое большое, что его вполне достаточно для любой ненависти. Так нет. Лев Толстой еще ненавидел ортодоксальную церковь и Шекспира. За что? Ведь Шекспира, может быть, и не было на самом деле. Это англичане, чтобы не расшатывать своих вековых устоев, рассказывают о Шекспире всякие небылицы. А на самом деле он был неграмотный и расписывался крестиком. А Лев Толстой всегда говорил о своей любви к неграмотным людям. Почему же он тогда так не любил Шекспира? Вот ведь загадка… Может быть, Лев Толстой заставлял себя любить неграмотных людей, а на самом деле тайно ненавидел их из-за того, что они не могли прочесть его романы? И очень злился на себя из-за того, что вынужден был лицемерить. А досталось в конце концов ни в чём не повинному англичанину… Что-то я распоясалась… (Перекручивает пленку на начало.) На самом деле мне совсем не весело… Я могу шутить напропалую, но это юмор приговорённого… У меня уже не осталось времени. Мне кажется, что ничего в моей жизни не изменилось, а я уже мертва. Это уже совершенно очевидно. Это только отсрочка. Я сама себе назначаю отсрочку – в этом всё отличие от какого-то судебного решения. Но если в суде можно подать куда-то апелляцию и ждать помилования,  то мне её некому подавать. Некому.  Так всегда… (Задумывается.)  Всегда так. Ты думаешь, что кому-то важно что-то. Но никому и ничего не важно. Это в начале жизни, когда сил много, когда весь мир готов обнять, тебе кажется, что в жизни есть что-то важное. Что ты всех научишь чему-то важному. А потом люди понимают, что их волнует только своя жизнь. Да и то – до поры до времени… Что-то я снова не то. Не то. Мне надо о важном самом, о себе, а я говорю, что вообще важного в жизни нет. Неправда. Сейчас и окончательно. «Навсегда». Нет, «навсегда» все же предполагает – а вдруг? А вдруг не навсегда? Человек даже придумать не решился правильного слова, чтобы обозначить бездну, например. Бездна – это уже не бездна. Ставишь знак вопроса и получается «без дна?» Или слово бесконечность. В этом слове корень – конец. Значит, конец все же есть? И конец здесь не в том смысле, что – крышка, ****ец, а в смысле запертой куда-то двери. А я сейчас хочу решить эту филологию. Сейчас я приму яд кураре. Или что-то более красивое: белладонну. Пусть растение меня убьет. Как лучший слуга, когда враг уже ворвался на улицы твоей столицы и стремится прямым ходом во дворец, чтобы захватить живым царя своих врагов. И лучший слуга дает тебе яд. И видит, как твое лицо бледнеет и дыхание исчезает. И лучший слуга закрывает твое лицо плащом, а сам неслышно уходит через потайной ход. И долгие годы он хранит память о том, как дал выпить яд своему господину. Для чего он хранит память? Если даже имя свое он постарался вытравить из памяти, если ждёт каждую минуту, что за ним придут… И иногда завидует своему господину, которого он убил… Нет, не то!.. (Перекручивает пленку на начало.)  Это Луиза. У меня была одна подруга в жизни. Это моя соседка по квартире. Ей двадцать восемь лет. Она проститутка. Этим зарабатывает на жизнь. Еще она дружит со мной. Она ходит в магазин за продуктами, говорит со мной. Ее зовут Лена Миронова. Она такая красивая. Лена ушла на работу четыре дня назад. И не вернулась. Может быть, над ней издевались клиенты, а потом убили. И выкинули труп в лесу. Я не стала звонить в милицию. Я не люблю чужих равнодушных людей, которые приходят и копаются своими злобными лапами в моей нежной жизни. Пусть уж тогда эта жизнь сама себя потихоньку источит... Я засекаю время. Вот. Еще пять минут... Нет, пятнадцать! Пусть будет четверть часа. И я уйду. (Подъезжает к окну, смотрит через зеркальце на темную улицу). Лена Миронова... Где ты?.. Ты ведь в жизни не будешь никому так  нужна, как мне... Ты приносишь мне хлеб. Ты помогаешь мне в ванной. Ты добрая и веселая. А тебя любая скотина за копейку ставит раком и заражает своими болячками. Вначале ты лихо гусарила. Тебе казалось, что это так весело: тебе делают сладко и еще платят за это деньги. А потом ты их разглядела.  Все они гады. Даже самые лучшие. Потому что не ставши гадом, человек не может другого человека поставить раком... И что уж тогда ждать пятнадцать минут? (Едет в глубь комнаты). Стакан воды и глоток яда. Вся философия жизни. Может быть, даже мама отдыхает сейчас от меня. А я явлюсь туда и скажу: здравствуй, мамочка! Я снова с тобой, твоя мучительница... И что? Если это так, то как мне вырваться и перестать жить навсегда? Если всё по кругу, бесконечно? Значит, где-то есть мучитель, который запустил эту карусель? А может быть, он ее запустил, а сам вышел куда-то и забыл о нас? И мы уже никогда не остановимся? И потом мы начнем вспоминать о том, что это уже было, и это! И это!!.. И будем только с ужасом ждать следующего сюжета, где нас в очередной раз убивают!.. Нет, не может быть... Только глоток яда... И всё... Отмучилась Луиза.

Звук остановившейся машины под окном. Звук хлопнувшей дверцы. Звук открываемой двери в парадной. Звук лифта. Звук ключа. Звук захлопываемой двери в прихожей. Звуки песни "Ой, Самара-городок!.." которую поет Лена Миронова. И они не кончаются, пока Луиза не исчезает во тьме.