Фарфоровая кукла

-  Засыпай… Становись безвольной куклой… Кукла станет ненужной и ее выбросят…
Так шептала девочка на заднем сидении моей машины. Она смотрела в одну точку и мерно раскачивалась из стороны в сторону. Это было столь необычно, что мне с трудом удавалось удерживать безразличную маску на лице и вести машину. Как правило, они кричат, вырываются и плачут. Тогда им приходится вкалывать снотворное.  Я не люблю, когда они начинают плакать. За это я почти ненавижу детей.
-  И когда ее выбросят, она откроет глаза… И ты сможешь проснуться… Засыпай… Становись безвольной куклой…
Она все шептала, и я видел через зеркало заднего вида, как стекленеют ее глаза. Мне даже стало немного жаль ее. Но это было бы ошибкой - начать жалеть жертву, тем более не мою. Поэтому я лишь выжимал газ, и стрелка спидометра поднималась к отметке 100. Не очень быстро, но это заставляло уделять больше внимания дороге и отвлекало от девочки, сидевшей на заднем сидении.
Ей ведь лет тринадцать, не больше. Столько же, сколько и моей дочери. Включаю поворотник и иду на обгон, краем глаза взглянув на водителя черной приоры. Моя дочь сейчас сидит, наверное, в большой квартире Ганса и читает новую книжку. Ганс постоянно таскает ей книги, чтобы она не сильно скучала. Иногда он сам разговаривает с ней, рассказывает удивительные истории, от которых ее глаза загораются неподдельным интересом, и она часами слушает его с открытым ртом. Это выглядит слишком идеально, чтобы быть правдой. Я ненавижу Ганса. Его бледное лицо и худое больное тело я слишком часто вижу в кошмарах. И его голос, мелодичный и почти приятный, повторяющий: “Малыш, я знаю, что лучше для тебя.” Слишком девчачий голос для взрослого мужчины. И для него все вокруг были малышами, даже я - двухметровый бритый громила. Никто не мог ему перечить, никто никогда не возражал ему.
Я незаметно для себя ушел в мысли и очнулся лишь подъезжая к воротам. Слишком давно я езжу по этим дорогам и уже на автомате добираюсь до дома Ганса.
Припарковавшись, я вышел из машины и осторожно открыл заднюю дверь. Девочка перестала раскачиваться и просто сидела, не двигаясь, лишь изредка моргая. Решив, что вкалывать ей снотворное нет смысла, я просто поднял ее на руки. Она даже не вздрогнула. Преодолев путь от машины до дверей квартиры, я позвонил. Встретивший меня Йенс, выполняющий роль дворецкого Ганса, провел меня в кабинет. Конечно, я и сам бы мог пройти, но хозяин квартиры не любит нарушений традиций. Он уже ожидал меня, приветливо улыбаясь. С виду добрый и открытый человек. Человек, приходящий каждую ночь в мои кошмары. Профессиональный манипулятор и шантажист. Игрок. Хранитель - как он называет себя. Он хранит деньги, бумаги, терабайты информации. Но больше всего он любит хранить детей.
-  Малыш, что ты ей вколол? Она будто под… - его лицо стало еще бледнее обычного, и я понял, что сейчас он будет кричать, долго и противно. - Ты знаешь, кто эта девочка?! Это дочь…
Дальше он ударился в политику. Я не слушал, просто ждал, когда он закончит. Мне не надо было слушать, чтобы понять, кто она и для чего. Все дети в квартире были важными экземплярами и выполняли особую функцию. Они были маленькими рычажками своих отцов, находящиеся в руках заботливого Хранителя.
Он кричал, хотя, я знаю, мог бы и сдержаться. Но не стал, видимо, надо было выпустить пар. Когда он закончил, мне даже не пришлось объясняться. В повисшей в комнате тишине Ганс все таки расслышал шелестящий шепот, повторяющий:
-  Засыпай… Становись безвольной куклой… Кукла станет ненужной и ее выбросят…
Он неодобрительно покачал головой, но уже успокоился.
-  Кукла... Кукла… - тихо пробормотал он и ткнул длинным пальцем на диван, - положи сюда.
Я осторожно опустил девочку на кожаный диванчик и сцепил руки за спиной, ожидая дальнейших указаний. Ганс побарабанил пальцами по столешнице, хмуря брови. Я знал, о чем он сейчас думает. Кукла не будет играть роли. Она не заплачет, когда ей прикажут плакать и умолять своего отца делать то, что нужно Гансу. Меня передернуло. В голове всплыла картинка двухлетней давности, где моя маленькая Джул обливалась слезами и кричала, а я быстро подписывал все, что мне приказывали, отказываясь от дома, от денег, от себя. Но со мной все было ясно, а вот девочка-кукла вызывала сомнения.
Ганс был расстроен. Рыбка сорвалась с крючка, а крючок продолжал шептать:
-  Засыпай… Становись безвольной куклой…
Кукла станет ненужной и ее выбросят, - повторил я про себя. Глаза мои расширились, и я невольно отступил на шаг назад. Картина, которую я видел сейчас, казалась ужасной карикатурой. Ганс, маленький капризный мальчик, и новая кукла, которая не хочет работать. В моем воображении мальчик топнул ногой и со злостью швырнул куклу о стену. Она разлетелась миллионами осколков, звонко разбрызгиваясь по стенам и полу. Этот звук разбившегося фарфора заставил меня вздрогнуть. Ганс задумчиво вертел пистолет в своих длинных белых пальцах, а девочка-кукла смотрела стеклянными глазами, и на ее груди проявлялось яркое красное пятно, а губы шевелились, выдавая последнее:
-  Она откроет глаза… И ты сможешь проснуться…