Вчера был хороший год

(Alexey Menschikov ill.)


Эпиграф: «Тут, брат, такие дела: чем толще и длиннее струна, тем ниже ее тональность; чем тоньше струна и короче, - тем выше ее звучание».



Вчера был хороший день. Женька взял бутылку советского шампанского, поставил ее на белый уголок ванны, забрался под пену, - и закряхтел. Потом он налил себе полный бокал, - и выпил. Налил себе снова, пригубил, прилег, чтобы стало удобно – над бездной покоя торчала теперь только его голова и высились белые длинные пальцы с бокалом. С закрытыми глазами он видел, как сильно подтаяла его дорога домой - на пути из консерватории. И снова ему стукнуло двадцать.

*

Он сел за фортепиано – и заиграл. Сегодня мелодия шла уверенная и печальная. На подоконнике стояли высохшие цветы, а перед ним, на крышке музыкального инструмента, - пустая бутылка от дорогущего алкоголя – подарили ему в переходе на Пушкинской – там было темно, - не разглядел Женька как следует хорошего человека – сказал только «спасибо» - и вечером выпил бутылку, и даже всплакнул.

*
Женька хвастал своими трофеями – алкоголем, который дарили, который себе покупал в удачные дни. Не то, чтобы бухал он часто – держался, пока была воля. И – музыка в нем.

*

В обшарпанном туалете Женьки висела физическая карта мира, с фрагментами от убитых мух в разных странах. Над входом в кухню была насажена на гвоздь пластмассовая голова от детской лошадки.

*

На пятидесятилетие ребята скинулись – подарили ему белую жилетку. На пятьдесят один год ему привезли с Аляски галстук в цветах американского флага - жаль было, что отношения с США снова испортились, - а то бы Женька носил его.

*

Тридцать лет назад модно было украшать стены картинками, вырезанными из журналов. Знал про то Женька - лучше многих. Мадонна и Леннон, Антонов и Алла Борисовна, Лужков и Вера Алентова, девушки в купальниках, увлеченно занимающиеся аэробикой – все было приклеено на его стене, стык в стык, - все это заставляло выдумывать лучшую жизнь, - с друзьями, когда они собирались молодость вспомнить, - с собой, когда он приходил уставший.

*

Женька начал карьеру музыканта еще в перестройку, - не постеснялся пойти в люди. Сначала играл на гитаре, пел песни о власти, о скорой желанной свободе. Потом перешел на аккордеон – он громче звучал в переходах и людных местах. Его не гоняли менты – они уважали, они приглашали играть для себя – на дни, когда кто-то родился, женился и помер.

*

На красном ковре его висел колокольчик; на тумбочке стоял телевизор, а справа - портрет отца в военной форме. Женька усаживался на диван в холодные дни, подкладывал под бок подушку, закидывал ногу на ногу, раскладывал тетрадь на своей коленке – и - записывал в свой дневник правду, - то, что хотел сказать миру.

*

Еще у него стояло в углу три баяна – друзья подарили, вернувшиеся из Афгана – они не хотели играть.

*

А всюду были разложены вещи. Шкафа у него не было. На двух книжных полках стояло самое дорогое, читанное до наизусть – иное он раздарил. В его узкой коммунальной комнатке работал натруженный холодильник «Зил» – он выполнял две задачи: создавал впечатление какого-то родственника рядом и помогал держать ритм, когда Женька репетировал новую песню.

*

И Женькины мысли терялись, - они его растворяли и плыли в потоке его настроений. Любил он играть одно и то же, - возьмет что-нибудь радостное, или затянет тоскливое – и говорит, говорит, повторяет, пока оно само себя не погубит. В такие моменты люди перед ним сновали, не задерживаясь – играл он отменно, - не всякий прохожий мог вынести боли его, счастья его, клетки его, - хотел сбежать в нечто новое для себя…

*

Женька мог поднять настроение. Садился он на футляр аккордеона на улице - и улыбался так, что было видно где у него не хватает зубов, - кучерявые волосы выбивались из-под его шапки, глядел он куда-то вдаль, поверх коробки для мелочи – лилось от него щемящее, просило, показывало, - где кому не достает любви, - и узнавало себя, - влекло обернуться каких-то теток с сумками, очнуться - унылых мужчин и хорошо одетых женщин – идущие мимо чувствовали сотворение мира его, и любовались его началом.

Плохое, нечаянно даже, Женька заливал алкоголем – отлеживался, и так и старался исчезнуть. В такие моменты перед его взором плыли какие-то тени, какие-то призраки шли, шагали тяжелые ноги тревожных людей, шумели какие-то крылья над головой – один раз приснился священник, с которым он говорил на одном языке.

*

Некоторые прохожие останавливались у Женьки. Они были пьяны. Они были честны. Они были с ним – с одной и той же планеты.

*

Иногда к Женьке присматривались бандиты. Иногда рядом с ним отирались какие-то алкаши. Иногда бомжи принимали его за своего парня.

*

Бывало, когда собирались, он брал гитару, бренчал за столом, - показывал класс – тогда подпевали все гости! Иногда он ходил по своей холостяцкой комнатке абсолютно голым - с бутылкой водки в правой руке, и с рюмкой - в левой: он наливал себе, пил – и он кружился среди разложенной всюду одежды.

*

Бывало еще, что в какое-нибудь время года он придумывал себе Новый год – да, он устраивал себе праздник – покупал шампанского, смотрел на идущие пузырьки – и слушал через открытую дверь, как там набирается ванна. Потом он сбрасывал тапки, снимал свои трусы – и шел в свой следующий год.