Мышеловка

Мышеловка




Глинкин
Котов

Кабинет Глинкина, директора крупного завода в провинции. Этот человек практически владеет целым городом, но в его поведении есть весь спектр отношений между трудом и капиталом. Он одновременно и восточный сатрап, и тайный рядовой член компартии, и безумный мот и транжир во время зарубежных поездок, и примерный муж и отец, озабоченный своим моральным обликом в глазах городских пенсионеров. Сейчас Глинкин взволнован, напряжен, и в его действиях сквозит непривычная для него самого суетливость. Иногда он как бы со стороны смотрит на себя и неодобрительно качает головой. Но что делать - он просто трусит.
Телефонный звонок.

Глинкин (по селектору, секретарше). Слушаю...Как фамилия?.. Котов... Значит, хотел бы встретиться со мной... Давно не виделись... да... А вы ему объяснили, кем я работаю и много ли у меня свободного времени?.. А он?.. А поточнее, что он ответил?.. Ах, так... Значит, проездом и очень хочет... Ну что ж... что же тут... поделаешь... Ну, соедините нас, что ж тут... Ах, он в приемной? А почему сразу не сказали?.. Ладно, мы с вами потом поговорим. Пусть войдет.

Входит Котов. Он как будто не очень понимает, как себя вести.

Глинкин (протягивает руку). Здорово. Садись.

Котов садится.

Глинкин. Ну, что скажешь, Антон? Антон? Не ошибся?..
Котов. Антон. А тебя как-то...
Глинкин. А ты меня зови по отчеству - Палыч. Палыч и Палыч. И как бы просто и в то же время с уважением.
Котов. Ну, ладно. Палыч так Палыч.
Глинкин. Только ты быстрей привыкай.  Времени у нас мало. Хозяйство очень большое.
Котов. Да, хозяйство у тебя, Палыч, как у Дюпона.
Глинкин. И комплименты можешь... в письменном виде, по почте. Что привело?
Котов. Да... проездом я, понимаешь...
Глинкин. Понимаю. Значит, жилья тебе не надо. По службе ты не относишься. Что, вспомнить молодость решил?
Котов. Ну да!
Глинкин. Ты знаешь, сколько стоит моя минута?
Котов. Сколько?
Глинкин. Много.
Котов. Да я понимаю...
Глинкин (поднося часы к уху). Всем хороши часы... А вот не тикают... Очень дисциплинировали, когда тикали... Так ты в моей группе учился?
Котов. Ну да. Что, не помнишь?
Глинкин. Все я помню.  Все. Поэтому и сижу здесь. Ну, давай дело! дело! дело! Что привело?
Котов. Да я ж говорю - проездом...
Глинкин. Это я уже слышал.
Котов. Ну а...  что добавишь? Ехал в поезде, знакомые места. Дай, думаю, выйду. Родина все-таки. Родился, учился... Ты ведь не здесь родился?
Глинкин. Родился не здесь, но живу здесь.
Котов. Вот. А я здесь родился. Вижу из окна - вместо моего озера, где я в детстве купался - черная лужа...
Глинкин. Это которая?
Котов. Да ты не знаешь.
Глинкин. Ну-ну... Дальше?
Котов. И решаю - надо выходить.
Глинкин. Так. Я думал, ты с личной просьбой, а здесь оказывается...
Котов. Ну да. Походил, поговорил, и везде слышу: Глинкин, Глинкин. Такой город большой, а везде - Глинкин, Глинкин. Я думаю, что же это за Глинкин? Уж не Палыч ли? Ты же в институте не очень был, а?
Глинкин. А ты - очень?
Котов. А я - очень.
Глинкин. Не пойму, что это я тебя слушаю вот уже (смотрит на часы) четыре минуты и все как-то общо. Общо! Давай по теме.
Котов. По какой теме?
Глинкин. По теме приезда.
Котов. Да ты же знаешь.
Глинкин. Я?! Откуда?
Котов. Я ведь тебе только что сказал - проездом.
Глинкин (пауза). Не хочется быть невежливым...
Котов. Ну, Палыч, ты как не родной.
Глинкин. ...но боюсь, что... (встает, опираясь кончиками пальцев о стол) дальше нам так беседовать не имеет смысла.
Котов. А ты меня выгони.
Глинкин (садится). А чего это я тебя буду выгонять?
Котов. А почему ты меня не спрашиваешь, где я работаю?
Глинкин. А чего это я тебя буду спрашивать?
Котов. Неинтересно, что ли?
Глинкин. Ну... где ты работаешь?
Котов. Секрет.

Пауза.

Глинкин. Слушай, Антон... Давай... давай нормально, а? Как люди?
Котов. Давай.

Пауза.

Глинкин. Ну... Значит, ты приехал...
Котов. Как видишь.
Глинкин. Остановился где?
Котов. Да где я остановился? В гостинице хотел остановиться. Вот. Потом в другой гостинице хотел остановиться.  И остановился я на улице Песочной, дом восемь, квартира девяносто два.
Глинкин. Это кто у нас там?
Котов. Да это друг один.
Глинкин. Ясно... Не тесно?
Котов. Ничего.
Глинкин. А может, переедешь?
Котов. Куда?
Глинкин. В нормальный номер. С хорошим обслуживанием.
Котов. Зачем? Я же проездом.
Глинкин. Слушай, ну - хватит! Дурачим друг друга.
Котов. Это ты меня дурачишь.
Глинкин. Хорошо, я дурачу, я. Больше не буду.
Котов. Вот и хорошо.

Пауза.

Глинкин. Ну вот - ты приехал...
Котов. Приехал.
Глинкин. Как там, в Москве?
Котов. Что?
Глинкин. Ну, что там слышно, помимо программы "Время"?
Котов. Так ты знаешь, что я в Москве живу?
Глинкин. Слышал. (Встает, грозит Котову пальцем.) Все я знаю! Все! (Подходит к двери, открывает ее.) Людмила Павловна, пару стаканов цейлонского, с бальзамчиком! (Выходит, закрывает за собой двери. С минуту его нет. Возвращается, садится в кресло, снова грозит пальцем Котову.) Ах вы, конспираторы! И где вы только научились, новые русские. Демократы.
Котов. Вот это я и хотел выяснить.
Глинкин. Что?
Котов. Так кто там у вас сидит? Кого вы закупили?
Глинкин. Где?
Котов. Хорошо.  Адаптирую: откуда тебе было известно о том, что я еду?
Глинкин (пауза). А мне это неизвестно было.
Котов. Ты же сам сказал, что знаешь все. Нехорошо, Палыч.
Глинкин. Да нет, мне совершенно ничего неизвестно! Просто до меня донесся слух, что ты в Москве. И вот я вижу тебя перед собой. Путем сопоставления этих двух фактов я прихожу к выводу, что ты - р е в и з о р...
Котов. Нет, Палыч, здесь тебе не выкрутиться. Конечно, своих людей надо беречь и не отдавать, но уж если обнаружена утечка информации, и ты к этому причастен, то надо быстро сознаваться. Ну? Говори, говори.
Глинкин (пауза). Собственно, это... случайный звонок...
Котов (подвигает листок бумаги). Пиши фамилию.

Глинкин, помедлив, пишет.

Котов. Это кто же такая? Секретарша?
Глинкин. В бухгалтерии.
Котов. Подарками брала?
Глинкин. Дай слово, что останется между нами?
Котов. Ты ведь ей давал слово о том, что все останется между вами? И не сдержал. Так чем брала?

Пауза.

Глинкин (обреченно вздохнув). Да ничем.
Котов. Как это?
Глинкин. Ну, понимаешь...
Котов. Да ты что? Ай-я-яй. Ну, Палыч! Для того, чтобы быть в курсе... (смеется) ты с ней... Ну, молодец... (Смеется.)
Глинкин (не зная, как реагировать). Да ничего такого и не было...
 Котов. Ах, вот даже как! Это что же получается? Ты регулярно
пользуешься информацией, но ничем эту информацию не оплачиваешь? Она, видите ли, ждет, что ты вот-вот падешь, как перезрелый плод, и вы, наконец... мда... А ты каждый раз ускользаешь.
Глинкин. Ну ты уж меня совсем, в таком свете!..
Котов. Так значит, все-таки было?
Глинкин (совершенно сбит с толку). Тебе так все и расскажи!
Котов. А остальные как же?
Глинкин. Что?
Котов. Остальные как платили?
Глинкин. Какие остальные?
Котов. Не хочешь же ты сказать, что на каждого из вас там сидит по информатору.
Глинкин (медленно). Ты намекаешь на то, что вся отрасль (пауза, значительно) вся! возглавляется нечестными людьми?
Котов. Я тебе, Палыч, ни о чем не намекаю.
Глинкин. Может быть, ты прекратишь называть меня Палычем?
Котов. Ну, хорошо. Хорошо. Действительно, ты себя как-то подкосил этим при встрече.  Потерял лицо. Ну что это такое - Палыч? Ты же крупный администратор, а представляешься, как завхоз. Испугался, что ли?
Глинкин (с видимым облегчением). Испугаешься, когда такое творится... А зачем надо обязательно нагрянуть? Обязательно поймать? Что, иначе не проверить? Сейчас концы спрятать практически невозможно, ты знаешь.
Котов. Зачем нагрянуть? А затем, чтобы трепетал постоянно и чувствовал ответственность.
Глинкин. Ответственность... Круглые сутки только и чувствую ответственность. Жизни не чувствую.
Котов. Да брось ты.
Глинкин. Что - брось? Ты спроси меня, когда я в последний раз с детьми разговаривал не формально.
Котов. Когда?
Глинкин. Давно.
Котов. А что это ты об обслуживании говорил?
Глинкин. О каком обслуживании? (Звонит телефон, Глинкин берет трубку.) Да... Ага... так... ясно... (С улыбкой поглядывает на Котова.) Спасибо, а как там насчет чайку? Ну-ну, ждем. (Кладет трубку.) Так что ты хотел?
Котов. Ты об обслуживании говорил.
Глинкин. Говорил. Но ты-то уже устроен.
Котов. Устроен.
Глинкин. Ага. (Откидывается в кресле, сцепив руки на животе, задумчиво смотрит на Котова.) Давно жду этого вопроса. И, знаешь, при всем уважении к мужскому полу, представителем коего являюсь сам, должен сказать - слабы мы. Ведь как бывает: не пьет, бессребренник, Дон-Кихот в вопросах жизни и труда, а стоит ему как бы вскользь, знаешь, намекнуть о некоей такой... о как бы незнакомке, о музыке там, о будуаре или как там у них, и - все! Он уже ни о чем другом думать не может. Его уже эта незнакомка за шторой за горло взяла и не отпускает. Но ты-то, Антон, устроен? (Смеется.)
Котов. Устроен.
Глинкин (смеется). Извини... Так ты меня сегодня... потоптал, что не могу удержаться... Но я бы тебе все-таки советовал - нормальный номер с хорошим обслуживанием!
Котов. Да что ты?
Глинкин. Конечно! Жизнь, я тебе скажу, Антон, имеет цену, когда что-то получаешь даром. Идешь, например, а на тебя смотрит тугой бумажник. Или, допустим, лег на обследование, а у тебя простой гастрит. Но самое, Антон, прелестное, это когда приехал, допустим, на Песочную, дом восемь, квартира девяносто два к Гараевой Ирине Михайловне и достиг, можно сказать, границ запретного, а тебе вдруг совершенно ослепительная незнакомка делает знак, а?
Котов. Да уж, конечно.
Глинкин. Ладно, хоть ты и иезуит, хоть ты еще в институте вел себя так, по-хамски, помню я! (Делает ладонью прихлопывающий жест.) Ты же человек прямой, да? Ты же говоришь, что думаешь? Ну вот. В "Юбилейной" гостинице на втором этаже...
Котов. Ты напиши. (Подвигает бумагу.)
Глинкин. Зачем?
Котов. Пиши, пиши. Это секретарша для тебя узнавала про улицу Песочную? А почему же она год рождения Гараевой Ирины Михайловны не узнала, матери моей?

Пауза. Телефонный звонок.

Глинкин (поднимает трубку). Да!.. Пошли вы со своим чаем! Я с вами потом поговорю обо всем! (Бросает трубку.) Но кто же знал, Антон?!..
Котов. Пиши.
Глинкин. Что?
Котов. Рекомендательную записку. К этой... за шторой.
Глинкин. Да зачем же... Тебя подвезут... покажут...
Котов (терпеливо). А ты напиши, напиши. Чтобы не было потом какого-нибудь недоразумения.

Глинкин, пожав плечами, пишет записку. Его безропотность можно объяснить лишь абсолютной растерянностью.

Котов (придвигая записку).  Вот. Спасибо... А они как оплачиваются?
Глинкин. Кто?
Котов. Ну эти, незнакомки? Где-нибудь в цехах числятся? Нет, если тебе не хочется, не отвечай.
Глинкин. Ну, а что... Числятся, конечно... Ты же знаешь все эти... дела.
Котов. Ну да.

Пауза.

Глинкин. А почему ты все время молчишь?
Котов. Потому что ты сам все рассказываешь.
Глинкин (пауза). А мне скрывать нечего. Все так живут.
Котов. Да уж, конечно, все! Скажешь тоже.
Глинкин. Но мы же не на собрании с тобой. Мы знакомы двадцать пять лет, лет двадцать не виделись и можем вполне откровенно поговорить друг с другом о... о жизни, о проблемах?..
Котов. Можем, а что ж не мочь.
Глинкин. У тебя какая-то странная манера выражаться. То ли ты подсмеиваешься, то ли привычка такая...
Котов. Не обращай внимания.
Глинкин. Ты меня извини с этим моим... (вздыхает) с этим глупым смехом... (Пауза.) Как-то растерялся, знаешь. Какие-то личные разговоры пошли... М-да... Обычно как бывает: встретишь комиссию, какой-то протокол существует, регламент. Посещение предприятий, знакомство с перспективным планом. А тут - приезжает инкогнито друг, можно сказать, и начинает тебя, как волка, флажить... Не знаешь, в чем и оправдываться.
Котов. Что, так много всего накопилось?
Глинкин. А что может накопиться? Что? Ты же неглупый человек, Антон, и наверняка понимаешь, что если система не дает возможностей для инициативы, то инициативным людям она обрывает руки и головы! И единственное, что может сделать хозяйственник любого ранга - это поставить ограждения! И чтобы все крутилось заведенным порядком.
Котов. Мрачная картина.
Глинкин. Да! Веселого мало! И когда обыватель начинает рассказывать басни о том, что о н и  т а м живут как короли, а  м ы  з д е с ь едва сводим концы с концами и в соответствии с этим можем тащить все с производства и итальянить, то на этом все и замыкается! Бифштекс ведь должен кто-то приготовить, а простыни - соткать!
Котов. Замечательные слова.
Глинкин. Кто ты вообще? Зачем ты приехал?
Котов. Ты же знаешь.
Глинкин. Да! Я ждал ревизора, ждал, в конце концов, следователя, но не бывшего однокурсника, который мстит неизвестно за что!
Котов. Успокойся.
Глинкин (у него почти истерика). И я не привык! На меня можно повысить голос, если имеешь право, затопать ногами, если уже вообще сверху, но издеваться над собой я не позволю!

Котов наливает ему воды в стакан. Глинкин пьет и немного успокаивается.

Котов. И что ты так нервничаешь? Почему?
Глинкин. За что ты меня так ненавидишь? За что?!
Котов. Если тебя только это волнует - тем более успокойся.  Я отношусь к тебе совершенно равнодушно.
Глинкин. Нет. Я знаю, за что ты мстишь.
Котов. За что?
Глинкин. За долгие годы, когда ты сидел в старших инженерах, когда ты бесился, что тебе не дают ходу, когда ты ждал своего часа! И теперь ты его дождался! Теперь ты отыгрываешься на мне! Тебе тоже хочется сладкого пирога!
Котов. Откуда тебе известно, что я был старшим инженером?
Глинкин. Откуда?  У тебя же нетерпение  в  глазах!  Вожделение!..
Правдолюбец! Хотя бы начинал чистыми руками! А ты начинаешь с мышеловок! С ненависти!
Котов (тихо). За то, что вы сделали со страной... За то, что вы тихо, за одно поколение, позволили ее разграбить, за то, что вы развратили людей своей ленью, равнодушием... за то, что тайное и тупое стало синонимом власти... может быть, вы еще наград ждете за это?!..
Глинкин (неожиданно успокаиваясь).  Так. Вот теперь, кажется, мне все ясно. Продолжай.
Котов. Как вы любите слово "система"! Незыблемая! И вы у нее в охранении! Вы создали представление о системе, как о бесчеловечном монстре! Ведь человеческие, общественные отношения всегда подвижны, гибки. И, если их хотят оформить в нечто застывшее, то ищи, кому это выгодно! Это выгодно вам, тупицам.
Глинкин (почти весело). Но-но! Без оскорблений!
Котов. Что, может быть, рассказать тебе о твоей некомпетентности? О круговой поруке? У тебя целый букет достоинств.
Глинкин. Да.  Вот ты уже и проиграл. Едва начал - а уже проиграл. Ты понимаешь, что твои выводы совершенно голословны? Ты понимаешь, что ты - человек с кухни? Что ты ревизор по недоразумению?
Котов. Да брось ты.
Глинкин. А я-то испугался! Загадочные, думаю, времена настали! Таинственные люди! А вы - всего лишь кухонная оппозиция! Храбрые комарики! Мелюзга!
Котов. Вот теперь и мне все абсолютно ясно. Ты знаешь, Палыч, как-то в детстве еще я смотрел один фильм. Там мучитель и эксплуататор попадает в плен к своим подданным. И он вдруг становится жалким, ласковым человеком...
Глинкин (строго). У меня для вас больше нет времени. Я занят. Прошу выйти.
Котов. И еще.  Пока общество молодо и баснословно богато, оно может позволить себе такую роскошь, как использование дураков не по назначению. Но наступают моменты, когда их услуги слишком накладны...
Глинкин (вставая).  У нас с вами не может быть общих тем для разговоров. До свиданья.
Котов (также вставая). Считаю, что предварительное знакомство было для меня очень полезным. И надеюсь, что деловым отношениям уже не будет мешать ничто личное. (Смотрит на часы.) Через два часа прошу собрать руководство для моей беседы с ними.

Выходит.
Глинкин садится, протягивает руку к телефону, задумывается. Затем презрительно усмехается, берет трубку.

Глинкин. Соедини-ка меня с Никитиным. Да... Борис Николаевич, это Глинкин. У меня к тебе... А... Ну, понятно... Я позже... Людмила, дай-ка Дроздецкого... Виктор Иваныч?.. Нет? Он что, в отпуск... Совсем?.. Ясно...

В дальнейшем в поведении Глинкина появляется все более неуверенности, судорожности.

Глинкин. С Лубкиным соедини... Георгий Александрович, Глинкин говорит... Да... Что у тебя слышно?.. Да ты что?.. (слушает) Что, и в гостинице остановился?.. И ходил как бы... (слушает). Слушай, что народ подумает!.. Это же черт знает что!.. (слушает). А ты?.. А он?.. Слушай, это же черт знает что!.. (слушает). Слушай, мне, конечно, все это понятно. Мне все эти контры совершенно ясны! Мне, знаешь все эти подводные течения абсолютно... вижу я их, короче, совершенно четко!.. Но вот что меня больше всего волнует, Гоша... Нет, ты меня послушай! Я тебе скажу, что больше всего меня волнует... Ты слышишь?.. Народ что подумает, ты понимаешь? что подумает народ! Это что значит: снова ВЧК, снова жди ночных гостей, так, что ли? Ведь народ этого не поймет! Народ уже сыт этим по горло! Он уже напился крови на триста лет вперед! Что они там, наверху, не понимают? Это что же получается - только-только вырастили элиту, аристократов, можно сказать, для руководства всеми этими лодырями и прогульщиками - и всех нас снова под корень? И кто же будет у руля? Вчерашние комсомольцы? Это которые еще в детском садике собрания проводили? Или их Россия-матушка совсем уже не интересует? Они уже в Швейцарии живут, а? И это все рыжий водит, рыжий!.. Ну как это какой рыжий?.. Да какие там Штаты, о чем ты говоришь? Ты в облаках витаешь! Я говорю об этом, на букву "Ч"... Да что ж тут непонятного?! Ты меня вынуждаешь, да! но я не боюсь! Плевал я!.. Ну, наконец-то! Конечно же он - Ч у б а й с! Это какой-то заговор рыжих! Не зря их так не любит народ! Нет, Гоша, меня моя собственная судьба давно уже не волнует. Меня волнует единственное - что обо всем этом подумает народ! Вот это действительно больно и страшно. А я или ты - мы ведь не пропадем, ты же понимаешь. Но будет очень обидно, если он погибнет. Как же мы без народа-то? А?.. И не говори. Ну, будь здоров.