На приисках

На приисках


   Действующие лица
Минаев, 40 лет
Карл, 35 лет
Лысак, 35 лет
Достоевский, 50 лет
Шофер, 25 лет

1948 год, конец октября. АЯМ (Амуро-Якутская магистраль).
Небольшой костер на обочине дороги. За сценой - две машины. Поодаль от костра стоит Карл, в ватных брюках, в ватнике, в суконной шапке с завязанными ушами. Минаев, сидя на корточках, протягивает к костру руки. Он в кепке, старом драповом пальто, в кирзовых сапогах.

Минаев (обернувшись). Иди, погрейся, фриц.
Карл. Я - Карл.
Минаев. Один черт... Что ж ты - разжег, а сам не греешься?
Карл. Костер должен гореть, а зэк должен работать.
Минаев. Я не зэк, Карл. Я - ссыльный.
Карл. Я тоже ссыльный.  Но я знаю - разжег костер и отойди.  Смотри на него. Думай. И никогда не замерзнешь.
Минаев. Думай...  Думай!.. Ты что? Кто это тебе, фюрер, что ли, думать разрешил?
Карл. Я - из Немповолжья! Я - антифашист! (Подавив раздражение.) Один в Казакстане сказал мне: эсэс! Потом жалел...
Минаев. Да знаю я вас! (Вздыхает.) Вечно заварите кашу, а русский - расхлебывай. Ты антифашист, а сидишь. Я - машинист, и тоже сижу. (Оглядывается с тоской.) Я и не знал раньше, что такие места есть... Подохнем мы тут, Карл, на этом Дальнем Востоке.
Карл. Надо иметь цель, семью. Может, не подохнем.
Минаев (тихо). А ты кладбище видел, у Крестовки?.. А-а... То-то...

Пауза.

Минаев. Ты что, действительно портной?

Пауза.

Карл. А ты портной?
Минаев. Я?..  У меня отец закройщиком работал.  Пиджак не смогу, а вот брюки скрою. И юбку скрою.

Пауза.

Карл. Мне покажешь? Я... очень благодарить буду.
Минаев. Вот ты какой, оказывается... гусь.
Карл. Я тебе заплачу. Весь год буду платить. Оставлю себе на кусок хлеба, а остальное тебе отдам. Только научи.
Минаев. Значит - два шага вперед - и уже и кладбище не страшно? А?.. А русский, значит, лезь в болото с тачкой! Русский с кайлом шурфы бей, так? А ты с иголкой будешь у печки сидеть. Ловко!
Карл. Каждый хочет жить.
Минаев. Только за чей счет? А?..
Карл. Я буду платить. Правда!
Минаев. Платить он будет...

К костру идет Достоевский. Минаев вытягивается по стойке смирно.  Достоевский присаживается на корточки, греет руки. Пауза.

Минаев. Может, им помочь? Шоферам?
Достоевский. С зажиганием что-то... Вы ведь портной?
Минаев. А?.. Конечно. Но, может, что-то подержать или толкнуть?
Достоевский. Они скажут.

Пауза.

Минаев. А поселок большой?
Достоевский. Большой.
Минаев (оглянувшись на Карла). Это хорошо.
Достоевский. Грейтесь.
Минаев. Спасибо.

Присаживается, тянет руки к огню. Подходят Лысак и шофер.

Шофер. Прошлый месяц к Алдану подъезжаю, а у меня масло погнало. Чуть не замерз... А это что?

Подходит, бьет Минаева сапогом в зад. Тот летит в костер. Вскакивает. Отбегает с гримасой боли.

Шофер (присаживаясь на корточки к костру). Сволота власовская... Сколько мы их передавили. Гнида поганая.
Лысак. Ты что, в пехоте был, что ли? Не на машине?
Шофер. Да это я уже здесь выучился. А там я два года на броне катался. И до того они, суки, упорные - не идут в плен, и все! Себя рвет гранатой. А в плен не хочет. Я к немчуре спокойно отношусь, а этих видеть не могу. (Минаеву.) Ну? Сгинь!

Минаев отбегает еще дальше, отворачивается, ссутулясь.

Лысак. Да этот, по-моему, не воевал. Портной.
Шофер. Да, портной... Все они сейчас портные, булгахтеры, писаря... Ну, машина мне досталась, друг! Это не описать, как я под ней ползаю.
Лысак. У нас ничего на прииске. Ничего техника.
Шофер. Да я знаю. У вас, конечно, НКВД. У вас порядок. Столовая одна чего стоит. Пельмени такие, знаешь, с лучком. И пиво... Откуда у вас такое бочковое, а? Все хочу спросить.
Лысак. Да зэк у нас есть.  Варит. И колбаса у нас тоже по восемнадцать рублей килограмм. А? Брал?
Шофер. Нет, я в магазин не хожу. Я только в столовой.
Лысак. А ты зайди. У нас продснаб работает.
Шофер. Карточки отменили, теперь можно зайти, конечно.
Лысак. Заходи.

Пауза.

Достоевский. Там надолго ремонт?
Лысак. Да сейчас свечи подсушу... (Достает из кармана ватника свечи, укладывает их у костра.) Потом подергаем по очереди ручку. Должна завестись.
Достоевский. Нам до пяти надо успеть. Их оформить в управлении, и в общежитие поселить.
Лысак. Шофера я бросить не могу в беде. Это даже говорить не стоит.
Достоевский. Если не заведется, возьмем его с собой.
Шофер. Это вы хотите, чтоб я сел, что ли? Машину на дороге оставил, да? А сам поехал садиться?
Достоевский. Надо было выезжать на исправной.
Шофер (встает).  А я виноват, что мне такую дали? Ты... меня не зли! Я ведь... начальников не боюсь! Я тебе честно говорю!
Достоевский. А ты зачем незнакомого человека ударил?
Шофер. А ты его пожалел?
Достоевский. Я за него отвечаю. Что у него теперь с руками?
Шофер. Ничего. Заживет.
Достоевский. Ему с иголкой надо работать. И с ножницами.
Шофер. А мне на пятидесятиградусном морозе руки в лохмотья рвать?.. Да? Это ничего?
Достоевский. Сам выбрал такую работу.
Шофер. Я их, гадов, уничтожал, а теперь он будет в тепле сидеть?
Достоевский. Иди, ремонтируй машину.
Шофер. Ах ты какой! Вот ты оказывается... Ты, значит, их защищаешь? А!
Достоевский. Лысак. Поехали.

Встает.

Лысак. Что ж мы его, замерзать оставим?
Шофер (он в истерике). Их, гадов, не добили! Так я их сейчас... Я их сейчас добивать буду!..

Убегает.

Лысак (встает, обеспокоенно). Сейчас монтировку возьмет. (Карлу, Минаеву).  А ну в лес! В лес бегите! (Достоевскому.) И вы тоже. От греха.

Карл и Минаев быстро уходят. Достоевский, помедлив, идет следом.
Врывается шофер с монтировкой.

Шофер. Ну? Где?.. Этот где? И два фашиста?
Лысак. Зассали.
Шофер. У, суки!.. (Швыряет монтировку.) Ты понял, друг? Он меня здесь оставит, а сам чай будет пить! Начальник, тоже! Я этих начальников!.. Начальников этих!.. Сколько они нас... утопили... на переправах!.. а без артогня?.. Ты знаешь, друг... без артогня - вперед!
Лысак. Да брось... Что теперь.
Шофер (глубоко вздыхает, смотрит на руки). Снова... трясучка напала...
Лысак. Ты с ними не связывайся... Ну их. Не стоит.
Шофер (садится на корточки). Они тут, понимаешь... на брони они просидели, всю войну... И машины себе... вылизали... А мне металлолом, значит... Как поеду - так ломаюсь на каждом шагу!
Лысак. Да сейчас мы ее заведем.
Шофер. Я не знаю, что б без тебя делал, друг. Наверно, замерз бы. Тебя как зовут?
Лысак. Николай.
Шофер. А я - Рэм. Революция, Энгельс, Маркс. Но вообще - Роман.
Лысак. Ну что, пошли попробуем?
Шофер. Сейчас, обожди... Сейчас я... отойду немного.

Пауза.

Шофер. С полоборота я завожусь, Николай... Себя не помню... Не помню я себя... Он что, чин?
Лысак. Да нет. Маркшейдер. Две звездочки в петлице.
Шофер. Летеха. А уж старик.
Лысак. Один живет. Фамилия - Достоевский.
Шофер. Что-то знакомое. Слышал где-то.
Лысак. Да какой-то такой был. При царе.
Шофер. А.
Лысак. У вас гараж-то теплый?
Шофер. Ну.
Лысак. Ты литр спирта поставь слесарю, он тебе заменит карбюратор.
Шофер. Да мне уж меняли. Что толку.
Лысак. А ты еще раз смени. Иначе где-нибудь на перевале застынешь.
Шофер. Мы этих власовцев...  Одного взяли...  Ты представляешь - троих
убрал, зверюга. Так мы ему глаза ложками вынули. Живому.
Лысак (пауза). А что... пьяные?
Шофер. Нет. Трезвые. (Встает.) Ну, пошли, что ли?

Лысак берет свечи. Уходят. Появляется Минаев, Карл, Достоевский. Минаев, дрожа, подбегает к костру, греется.

Минаев. Наверно, подохну я здесь... подохну...
Достоевский. Ничего, сейчас заведемся и поедем.
Минаев. Сколько здесь еще... километров?
Достоевский. Километров тридцать.
Минаев. Не доеду... В кузове не доеду... Немец доедет... немец доедет, а я - нет... Вот будет... смеху... Привезете портного...
Карл. Возьми рукавицы.
Минаев. А... чего там...
Карл. Возьми.

Минаев берет.

Карл. Я тебя прошу. Чтоб держался.
Минаев. Что я ему сделал? Что?.. Ну, машинист я, железнодорожник! Ни в полиции не был! Ни у Власова! Что ж меня - от семьи и сюда? Подыхать?
Достоевский. Терпи.
Минаев. Терпи!..  А тебя - сапогом! За что?.. У меня дочь - невеста! А отца - по сраке!
Достоевский. Работы будет много.  Ничего.  Будешь шить костюмы. Деньги будут.
Минаев. Нет, я не выживу. Не выживу я. У меня давление... повышенное давление у меня. Гипертония.
Достоевский. Здесь больница хорошая. Главврач молодая, Анна Ильинична.
Вообще люди неплохие. Не голодали. Неплохие люди.
Минаев. Нет... Я уж не могу... Не хочу я жить.

Плачет. Слышно, как крутят ручкой маховик машины, раз
за разом.  Затем все стихает. Только судорожные рыдания Минаева слышны.

Карл. Это не добрая земля. Как будто яд.
Достоевский. Нет. Здесь как раз ничего. Это у вас там, на БАМе, смертность. А у нас в зоне ничего. Даже лечат.
Карл. Один сосед у меня, Биркин, не полюбил другого соседа, Божко. Как пьяные, так подерутся. Однажды Биркин лег в огороде с двустволкой, прострелил Божко руку. Через полгода приходит к Божко Биркин, просит соль. Божко стреляет Биркину в колени. Получает два года. Биркин без ног в инвалидной коляске развозит с рынка за деньги. Пьет. Жену колошматит. Потом жена его и отравила. Зачем жил тот? Другой? Зачем жена? Инвалидная коляска? Не понятно.
Достоевский. Такое время. А может быть, Земля летит в каком-то злом космическом пространстве.

Смотрит вверх.  И Карл дотошно исследует небосклон. Один Минаев сидит, нахохлившись, неподвижно.

Карл. Немецкие философы...
Минаев. Заткнись! И чтобы этого слова я не слышал! Давай шапку!

Карл, помедлив, развязывает шапку, подает. Нахлобучивает на уши минаевскую кепку.
Снова невдалеке гремят ручкой, пытаясь завести машину. Снова безрезультатно. Но гремят и гремят.

Достоевский. Нет, не завести им.
Карл. Должны. (Пауза.) У меня семья.
Минаев. У него одного семья! Вали отсюда! Ну? Иди в лес!

Карл молча смотрит на него.  Минаев тянется рукой к монтировке. Карл уходит.

Достоевский. Боже, где мне найти место?.. (Встает.) Чтобы вас не видеть! Никого!..

Почти безостановочно яростно гремит ручка, и вдруг пробивается один чавкающий звук, другой... Машина при вдавленном акселераторе жутко взвывает, затем начинает работать на малых оборотах. Прибегает радостный Карл.

Карл. Завелась. Я говорил.

Подходит Лысак.  Достает папиросу, присаживается к костру. Молча курит.
Подходит шофер.

Шофер. Ну, спасибо, друг! В Невере будешь, приходи... (Нагибается за монтировкой, показывая на Минаева.) Во, видишь. Уже немца раздел. (Замахивается.) Собака!

Минаев сидит неподвижно, не глядя на него.

Лысак. Ты все-таки замени карбюратор.
Шофер. А, ладно! Как-нибудь. (Мнется.) В общем, счастливо тебе, Николай!

Лысак молчит. Шофер уходит.

Лысак. Ну, что? Поехали, граждане! (Громко, безобразно ругается матом.)

Уходят. Одна машина уезжает на юг. Другая - на север.
Только костер еще какое-то время будет светиться на обочине.
А затем он начнет дымить, погаснет и от него останется несколько головешек.
Но пока он горит - есть нечто завораживающее в его недолгой жизни.