Звездопад

   В жизни каждого человека есть такие места, куда постоянно уводит память, где однажды было хорошо. Такие, дорогие сердцу места, были и у Маринки. Пошёл уже третий год, как из-за чьей-то людской подлости они с Леонидом расстались. И яркий звездопад с рассветом был где-то уже в другом мире, как будто за сиреневым туманом, преодолевать который не было уже ни желания, ни смысла. И всё же она возвращалась в своей памяти туда, где жили её сомнения, а с ней оставались надежды. Она несла ему любовь, верность и желание не разлучаться, пытаясь разгадать тайну, почему именно он стал ей родным и близким и сделал в её жизни что-то огромное, необъяснимое, произведя полный переворот в душе. Время как бы стирало все подробности их редких свиданий, и между звёздной ночью и туманным сиреневым утром существовал провал, а в памяти прокручивались ясные картины прошлого.
   Маринка подошла к калитке, привычно дёрнула за шнурок. Навстречу с радостным визгом летела Люська, Линда же, сидя на цепи, завиляла хвостом. Маринка удивилась: и как это они умудряются узнавать её каждый раз без голоса? Она ласково погладила рыжую спинку Люськи, взлохматила шерстку на холке Линды, от чего та пришла в восторг и, встав на задние лапы, деликатно уткнулась мордой в её бок.
    День был в самом разгаре. Лёгкие облака спешили с одного края неба на другой - там, в равнодушной ко всему дали. Входная дверь была на замке. Маринка сняла с плеча сумку, присела на краешек крылечка, провожая грустными глазами облака...
   Время шло, а его всё не было. Неужели и в эту субботу его вызвали на внеплановое дежурство? А, может, он до сих пор в этой чёртовой травмотологии? Она представила его в белом халате, высоком накрахмаленном колпаке. Торопливыми руками он вправлял вывихи, бинтовал головы, пробитые пьяницами в потасовках, зашивал раны... Однообразный круговорот... Каждый день одно и то же. Свою усталость он нёс домой, где она становилась причиной, которая их разъединяла. Ночами он просыпался как от толчка, и, не умея сдерживать негодование, вспоминал всех, кто считал своим правом воспитывать его глупыми разговорами, где было слишком много домыслов и сплетен, но мало здравого смысла, на который они ссылались. Она тоже не хотела верить сплетням, которые ей с завидным упорством докладывались по телефону о неизвестной сопернице постоянной "доброжелательницей". И всё же это была боль, каждодневно грызущая мозг, а рядом тревога, терзающая и без того разболевшееся сердце - а вдруг с ним что-то случилось?
   Вот уже склонилось на закат солнце. Оно прокатилось над садом и село где-то за невидимым отсюда лесом. Потянуло прохладой. Её лёгкий, голубого шёлка сарафанчик, уже не грел. Она сжала руками колени, согнулась, пытаясь согреться и почувствовала, как больно впиваются в её незащищённые плечи комары. Она попыталась представить, как они встретятся, о чём будут говорить, но ничего не получилось. Вспоминалось одно и то же... - прошлогодняя июньская ночь. Тогда они долго сидели на этом крылечке обнявшись и она про себя считала удары его сердца. То ли от переполненного любовью его сердца, то ли от аромата цветущей сирени пьяно кружилась голова. Он бережно, как пушинку, на руках внёс Маринку в дом, потому что застыдилась она застенчиво мигающих звёзд и откровенно смотрящей на них яркой луны. В память о той ночи она хранила два засушенных листочка-сердечка с той самой сирени. Она постоянно носила их с собой в записной книжке, где отмечала время, проведённое с любимым до точности минут. И ещё то, как они впервые остались одни в его холостяцкой квартире. Тогда она очертя голову бежала в февральский морозный вечер к этому домику, проехав, замечтавшись, остановку, на которой он ждал. Как же он винил себя за то, что не заскочил в автобус! А потом они варили пельмени и вместе резали сало, случайно просыпав соль Тогда она с грустью сказала:
 - Мы будем ссориться, - это плохая примета.
 - А я не верю в приметы, - ответил он.
Тогда было так тепло от натопленной печки...
А сейчас хотелось плакать, но она только крепче сжимала озябшие пальцы рук, сдерживая изо всех сил навернувшиеся на глаза слёзы. От этого легче не становилось. Со стороны железнодорожного дома культуры доносились громкие, не задавленные расстоянием, звуки молодёжной дискотеки. Сплошная синева быстро залила всю округу. Беспокойство нарастало... Она всё чаще подходила к калитке, прислушиваясь к тишине. Надеялась услышать его шаги. Она ждала... И ночь, застывшая над садом, тоже ждала.
   На тёмно-синем покрывале неба веером высыпали звёзды. Перед Маринкой распахнулась бездна небесной жизни, заглянув в которую она не успевала восхищаться. Вдруг с самого центра звёздного веера сорвалась одна, быстро погаснув, оставив на небе яркую серебристую полоску света. Затаив дыхание, она ждала новой сорвавшейся звезды и торопилась успеть загадать новое желание. Сколько же их было много, этих желаний:
"Только бы с ним ничего не случилось!",
""Вернись поскорее!", "Пусть всё у него будет хорошо!", "Я хочу, чтобы он был безмерно счастлив!"...
   Постепенно погасли все звёзды, удалилась свидетельница - Луна, и темнота всё больше наливалась густым туманом. Казалось, он не рассеивался, а плотнел, плохо пропуская первые солнечные лучи. В этой предрассветной тьме Маринка различала шныряющих в траве жучков и, о - ужас! - мышей. Она с детства боялась мышей. Тело сводило от страха и холода. Прокручивая в голове мысли, что скоро уйдёт, она достала из сумочки влажные салфетки, опустилась на колени в сырую от росы траву, отыскивая твёрдые былинки. Она их протирала и складывала на Люськину  будку. Затем на крылечке выложила из них слова: "Я по тебе скучаю". На старой черёмухе тихо зачирикал воробышек. Листья сирени заблестели, радуясь пробившимся сквозь высокий забор солнечным лучам. Лучи заиграли в листьях виноградника, остановились на ранете, отчего плоды стали яркими. Глаза Маринки слипались, сон заволакивал сознание. Сквозь сон она услышала гул отходившего от станции состава, который разбудил Линду и та, зевая, стала греметь цепью. Маринка открыла глаза. Перед ней на корточках стоял Леонид. Почти не шевеля холодными губами, она попросила:
 - Дай мне, пожалуйста, аспирин. Я очень замёрзла.
 - Маринка моя, милая Маринка, да я и без аспирина тебя согрею!
Поставив пакет, в котором была бутылка молока, он смахнул, не заметив, выложенные на крылечке слова и стал рассказывать, как на рассвете пешком добирался от мамы до станции, чтобы уехать домой. Это было правдой. Потом он поил её горячим чаем с мёдом и закутывал в своё тёплое одеяло. Думая, что она уже уснула, тихо вышел на подворье, где ждали дела. Повернувшись лицом к стене, она почувствовала, как по щекам потоком льются горячие слёзы. Они были какие-то облегчающие и она уже не сдерживала их. Незаметно она уснула спокойным сладким сном. И хотя день разгорался, ярче и ярче светило солнце, ей снилась прошедшая ночь. Она стояла под звёздным куполом неба, подставив под звездопад ладони и была несказанно счастлива.