Великому Гоголю. Степь вечерняя!

   Вечером вся степь совершенно переменялась и бледнела.
Всё пёстрое пространство её охватывалось последним ярким отблеском Солнца и постепенно темнело,
так что видно было, как тень перебегала по нему,
и она становилась тёмно-зелёною и в синеву.
   Испарения подымались гуще, каждый цветок, каждая травка испускала амбру и к началу ночи
вся степь курилась благовонием – чудо степи в ночи.
По небу, изголуба-тёмному иногда,
как будто исполинскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота;
изредка белели клоками лёгкие и прозрачные облака и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок
едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрагивался до щёк.
    Вся музыка, звучавшая днём, утихала и сменялась другою, принадлежавшею степным артистам:
пёстрые суслики выползали из нор своих, становились на задние лапки и оглашали степь свистом;
трещание кузнечиков становилось слышнее и звучало непрерывным оркестром в ухе;
иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе.
–––– 

Н.В. Гоголь. Тарас Бульба. (Отрывок).
Вечером вся степь совершенно переменялась. Все пестрое пространство ее охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нем, и она становилась темнозеленою; испарения подымались гуще, каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, изголуба-темному, как будто исполинскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота; изредка белели клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрогивался до щек. Вся музыка, звучавшая днем, утихала и сменялась другою. Пестрые суслики выпалзывали из нор своих, становились на задние лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становилось слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе.